Глядя на себя в зеркало в ванной комнате интерполовской гостиницы, Сандра размышляла над тем, что произошло после встречи с пенитенциарием.

Она чуть ли не целый час блуждала по улицам Рима, во власти ветра и раздумий. Забыв об опасности, которая могла подстерегать ее после утреннего покушения. Среди людей она ничего не боялась. Нагулявшись вволю, вернулась к Шалберу. Перед тем как постучать, помедлила на площадке, оттягивая, насколько возможно, момент встречи: можно представить себе реакцию интерполовца, его упреки, жалобы – как посмела она так надолго исчезнуть. Но когда Шалбер открыл дверь, Сандра прочла на его лице облегчение. Ее это поразило, она никак не ожидала такой заботы.

– Хвала Всевышнему, с тобой ничего не случилось, – только и сказал он.

Сандра смешалась. Она ожидала тысячи вопросов, но Шалбера удовлетворил сжатый рассказ о визите к Пьетро Дзини. Сандра отдала ему папку с делом Фигаро, полученную от старого полицейского, и интерполовец начал просматривать бумаги в поисках информации, которая могла бы привести к пенитенциариям.

Но так и не спросил, почему она настолько задержалась.

Сказал, чтобы помыла руки: скоро будет готов ужин. Потом вернулся на кухню, чтобы откупорить вино.

Сандра включила воду над раковиной, не отводя взгляда от своего отражения. Под глазами залегли темные тени, губы потрескались из-за привычки закусывать их в минуты напряжения. Сандра провела пальцами по растрепанным волосам, поискала в шкафчике расческу. Нашла щетку, в которой запутались женские волосы, очень длинные, каштановые. Вспомнила лифчик на спинке кресла в спальне, который она заметила утром. Шалбер сказал в свое оправдание, что квартира – проходной двор, но от нее не укрылось его замешательство. Она была уверена, что Шалберу прекрасно известно, откуда взялось это женское белье. Сандру, конечно, ничуть не задевало, что в постели, где она проснулась, лежала другая особа, может быть, всего несколько часов назад. Раздражало то, что Шалбер пустился в оправдания, как будто ее хоть сколько-нибудь интересовали такие вещи.

И тут она почувствовала себя полной дурой.

Она завидовала, другого объяснения нет. Ей была несносна сама мысль о том, что мир продолжает заниматься сексом. Произнести это слово, хотя бы втайне, мысленно, было облегчением. Секс, повторила она. Может быть, все потому, что такая возможность для нее закрыта. Не было никаких особых препятствий, но какая-то часть ее существа знала, что путь отрезан. Она будто слышала опять голос матери: «Милая моя, кому захочется лечь в постель с вдовою?» В самом деле, похоже на извращение, в некотором роде.

Сандра снова обозвала себя дурой: столько времени потратила зря на пустые мысли. Нужно думать о деле. Она слишком долго торчит в ванной, Шалбер может что-то заподозрить, следует поторопиться.

Сандра дала священнику обещание и намеревалась его сдержать. Если он поможет найти убийцу Давида, она уничтожит все следы, ведущие к пенитенциариям.

Так или иначе, сейчас будет лучше хранить подсказки в надежном месте.

Она повернулась к сумке, которую принесла в ванную и поставила на крышку унитаза. Взяла сотовый, проверила, достаточно ли в памяти места для фотографий. Там оставались снимки, которые она сделала в капелле Святого Раймондо из Пеньяфорта. Сандра собралась было стереть их, но передумала.

В том месте кто-то хотел ее убить. Изображения, возможно, помогут обнаружить, кто это был.

Потом она вытащила из сумки фотографии с «лейки», включая ту, где был запечатлен священник со шрамом на виске, которую Шалбер не видел. Выложила их в ряд на тумбочке, потом сняла одну за другой на сотовый: лучше иметь копии, на всякий случай. Потом взяла прозрачный пластиковый конверт с герметичной застежкой и положила туда все пять снимков. Сняла керамическую крышку бачка и сунула конверт в воду.

Вот уже десять минут она сидела на маленькой кухоньке перед накрытым столом, а Шалбер, закатав до локтя рукава рубашки, хлопотал у конфорок, в переднике и с тряпкой через плечо. Он насвистывал. Обернулся, вывел ее из задумчивости.

– Ризотто с бальзамическим маслом, султанка в фольге, салат из цикория с зелеными яблоками, – объявил он. – Надеюсь, тебе понравится.

– Еще бы, – кивнула она, смущенная. Утром он приготовил завтрак, но взбить омлет еще не значит уметь готовить. А такое меню выдавало пристрастие к изысканной кухне. Достойное восхищения.

– Переночуешь здесь, – заявил он тоном, не терпящим возражений. – Возвращаться в гостиницу небезопасно.

– Не думаю, чтобы со мной что-то случилось. И все мои вещи там.

– Завтра заедем и заберем их. В другой комнате есть очень удобный диван, – улыбнулся Шалбер. – Естественно, я принесу себя в жертву.

Вскоре Шалбер разложил ризотто по тарелкам, они ели, почти не разговаривая. Сандра и рыбе отдала должное, да и вино помогло расслабиться. Не так, как после гибели Давида, когда она вечерами заползала в свою берлогу и глушила красное бокал за бокалом, пока не проваливалась в сон. Сейчас все было иначе. Она и не думала, что все еще способна достойно разделить с кем-то трапезу.

– Кто научил тебя готовить?

Шалбер проглотил кусок, запил вином.

– Можешь научиться многому, если живешь один.

– Ты никогда не задумывался о женитьбе? Когда мы в первый раз говорили по телефону, ты сказал, что пару раз был к этому близок…

Шалбер покачал головой:

– Брак не для меня. Это вопрос перспективы.

– Что ты имеешь в виду?

– У всех у нас складывается некое представление о жизни, проецированное в будущее. Знаешь, из чего оно состоит? Оно как картина: одни фигуры помещены на передний план, другие сливаются с фоном. Последние столь же необходимы, сколь и первые, иначе не сложится перспектива и картина предстанет перед нами плоская, то есть нежизненная. Так вот, женщины в моей жизни стоят где-то у кулис. Они необходимы, но не настолько, чтобы помещать их в первый ряд.

– И кто же в первом ряду? Кроме тебя, разумеется, – насмешливо проговорила Сандра, стараясь его задеть.

– Моя дочь.

Такого ответа она не ожидала. Шалбер наслаждался ее ошеломленным молчанием.

– Хочешь взглянуть на нее? – Он вытащил бумажник, порылся в его отделениях.

– Только не говори, что ты из тех папочек, которые всюду таскают в карманах фотографии дочурок! Черт побери, Шалбер, ты просто хочешь меня растрогать, – проговорила Сандра с иронией. На самом деле это ее умилило.

Шалбер показал потрепанную фотографию девочки с пепельными волосами, точно такими, как у него. Она унаследовала также и зеленые глаза.

– Сколько ей лет?

– Восемь. Она великолепна, правда? Ее зовут Мария. Она обожает балет, ходит в школу классического танца. На каждое Рождество, на каждый день рождения просит щенка. Может быть, в этом году получит.

– Тебе часто удается с ней видеться?

Шалбер помрачнел:

– Она живет в Вене. Мы с ее матерью не очень ладим, она в обиде за то, что я на ней не женился. – Шалбер рассмеялся. – Но когда у меня есть немного времени, я забираю Марию, и мы ездим верхом. Я ее учу, как мой отец учил меня в свое время.

– Это с твоей стороны просто замечательно.

– Каждый раз, возвращаясь к ней, я боюсь, что все будет не так, как раньше. Что за время моего отсутствия наша любовь охладеет. Сейчас Мария еще маленькая, но что будет потом, когда она захочет общаться только со своими друзьями? Я бы не хотел, чтобы она мной тяготилась.

– Не думаю, что так случится, – утешила его Сандра. – Такое отношение дочери обычно приберегают для матерей. Мы с сестрой безумно любили отца, хотя он из-за работы редко бывал с нами. Может быть, именно поэтому мы видели в нем то, чего и не было никогда. Каждый раз перед его возвращением в доме веяло каким-то необычайным счастьем.

Шалбер благодарно кивнул. Сандра встала, собрала тарелки и направилась к раковине. Шалбер остановил ее:

– Почему бы тебе не пойти в постель? Я все здесь приберу.

– Мы вдвоем справимся быстрее.

– Говорю тебе, оставь.

Сандра замерла. Такая предупредительность пугала ее. Вот и опять кто-то берет на себя заботу о ней. А она от этого отвыкла.

– После того как ты мне позвонил, я тебя сразу возненавидела. Даже представить себе не могла, что через два дня мы будем вместе ужинать, и ужин к тому же приготовишь ты.

– Это означает, что ненависти больше нет?

Сандра вспыхнула от смущения. Шалбер расхохотался.

– Не надо со мной шутить, Шалбер, – пригрозила она.

Он поднял руки в знак того, что сдается:

– Я не хотел, прости.

В этот момент он выглядел совершенно искренним. Совершенно не похожим на того противного типа, которого она себе вообразила.

– Почему ты так ополчился на пенитенциариев?

Шалбер посуровел:

– Не совершай и ты ту же ошибку.

– Что значит «и ты»?

Казалось, он пожалел, что проговорился, и попытался поправиться:

– Я тебе уже объяснял: то, что они делают, противоречит закону.

– Не думай, что я куплюсь на старую песенку о незаконной деятельности. Тут есть что-то еще. Какова подоплека всего этого?

Шалбер явно тянул время. Осторожничал, тем самым подтверждая: все, что он рассказывал утром о пенитенциариях, – всего лишь часть истории.

– Ну хорошо… Не то чтобы это было великим откровением, но думаю, что мой рассказ поможет прояснить причину, по которой погиб твой муж.

Сандра напряглась:

– Продолжай.

– На самом деле пенитенциарии больше не должны существовать… После Второго Ватиканского собора орден был распущен. В шестидесятые годы Paenitentiaria Apostolica была реорганизована по новым правилам, с другим подчинением. Архив грехов был засекречен. Священники-криминологи прекратили свою деятельность. Иные вернулись в монашество, иные воспротивились и были отстранены a divinis; самых непреклонных отлучили от церкви.

– Как же тогда получилось, что…

– Погоди, дай мне закончить, – перебил ее Шалбер. – Когда о них вроде бы уже все позабыли, пенитенциарии объявились вновь. Это произошло несколько лет назад, и кое-кто в Ватикане заподозрил, что в действительности многие из них лишь сделали вид, будто подчинились предписаниям папы, с тем чтобы тайно продолжать свое дело. Так оно и было. Во главе этой группы избранных встал простой хорватский священник Лука Девок. Это он посвящал новых пенитенциариев и наставлял их. Может, и он в свою очередь подчинялся кому-то из высшего клира, кто решил восстановить организацию. Так или иначе, он являлся единственным хранителем целого ряда секретов. В частности, только Девок знал имена всех пенитенциариев. Каждый отчитывался только перед ним и вообще не знал, что существуют другие.

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

– Потому что Лука Девок погиб. Это случилось с год назад, его застрелили в Праге, в гостиничном номере. Тогда-то правда и выплыла наружу. Ватикан поспешил сгладить инцидент, сам по себе неприятный и сулящий угрозу.

– Это меня не удивляет: церковь всегда готова замять любой скандал, совершенно для нее типично.

– Скандал скандалом, но дело совсем в другом. Одна мысль о том, что кто-то из высокопоставленных кардиналов покрывал Девока все эти годы, заставляла трепетать всех. Неподчинение приказу понтифика означает непримиримый раскол, понимаешь?

– Тогда как же им удалось снова взять ситуацию под контроль?

– Молодец, – похвалил ее Шалбер. – Вижу, ты начинаешь понимать динамику процесса. Скажем, Девока сразу же заменили другим доверенным лицом, португальцем: отцом Аугусто Клементе. Он очень молод, но достаточно опытен. Все пенитенциарии – доминиканцы, а Клементе – иезуит. Другая школа мышления, более прагматичная, менее склонная к сантиментам.

– Значит, этот священник – новый глава пенитенциариев.

– Но в его задачу входит также найти всех пенитенциариев, посвященных отцом Девоком, и вернуть их к церкви. К настоящему моменту он обнаружил только одного: человека, которого ты видела в Сан-Луиджи деи Франчези.

Но Сандра кое-чего недопонимала:

– Стало быть, конечная цель Ватикана – сделать вид, будто и не было никаких нарушений правил?

– Именно. Они всегда стараются заделать трещину. Например, то же самое происходит с лефеврианцами, которых годами уговаривают вернуться в лоно церкви. Это относится и к пенитенциариям.

– Долг доброго пастыря – не бросать заблудшую овцу, а попытаться привести ее обратно в овчарню, – пошутила Сандра. – Но откуда тебе обо всем этом известно?

– Оттуда же, откуда было известно Давиду. Но мы по-разному смотрели на вещи и поэтому ссорились. Когда я тебя просил не совершать ту же ошибку, то есть не судить о пенитенциариях слишком снисходительно, я имел в виду именно образ мыслей Давида.

– Откуда тебе знать, что ты был прав, а он – нет?

Шалбер почесал голову, глубоко вздохнул:

– Оттуда, что его убили, а я до сих пор жив.

Это не было очередным презрительным высказыванием в адрес мужа. Сандре ничего не оставалось, как только признать, что Шалбер прав. Против такой версии случившегося она ничего не могла возразить. Мало того, чувствовала себя виноватой. Этот чудесный вечер помог ей снять напряжение, и все благодаря Шалберу. Он не только открылся ей, рассказал о личном. Он ответил на ее вопросы, не требуя ничего взамен, в то время как она солгала, умолчав о второй встрече с пенитенциарием.

– Ты так и не спросил меня, почему я долго не возвращалась после встречи с Дзини.

– Я уже говорил тебе, что не люблю лгунов.

– Ты боялся, что я не скажу тебе правду?

– Вопросы служат для того, чтобы предоставить лгунам предлог. Если бы тебе было что сказать, ты бы сама это сделала. Не хочу форсировать события, предпочитаю, чтобы ты доверилась мне.

Сандра отвела взгляд. Пошла к раковине и открыла кран, чтобы плеск воды заполнил молчание. На миг она чуть не поддалась искушению все ему рассказать. Шалбер стоял в нескольких шагах позади. Моя тарелки, Сандра почувствовала, как он приближается. Отбрасывает на нее свою надежную тень. Потом он стиснул ее бедра, крепко прижался грудью к спине. Сандра не противилась. Сердце забилось сильней, захотелось закрыть глаза. Если закрою глаза, все пропало, сказала она себе. Ей было страшно, но оттолкнуть его не хватало сил. Он наклонился, отвел волосы от шеи. Сандра ощутила его дыхание. Инстинктивно запрокинула голову, принимая объятие. Руки под струей воды застыли неподвижно. Сама того не замечая, она приподнялась на цыпочки. Веки опустились, поддавшись сладкой лени. С закрытыми глазами, вся дрожа, она обернулась, ища губами губы.

Последние пять месяцев она жила воспоминаниями.

Теперь Сандра впервые забыла, что она – вдова.