Она налила себе полную чашку чая и держала ее в ладонях, наслаждаясь теплом. Из кухни она могла видеть спину Пьетро Дзини, который говорил по телефону у входа, но слов разобрать не получалось.

Сандре удалось убедить Шалбера подождать ее в интерполовской гостинице: будет разумнее, если она одна пойдет на встречу со старым полицейским. Как ни крути, это коллега, он не попадет в ловушку, подобно Федерико Нони. Он станет задавать вопросы, массу вопросов, догадываясь, что речь не идет об официальном расследовании. И потом, полицейские не любили сотрудников Интерпола. Заявившись к нему в дом, Сандра попросту сказала, что в Милане занимается делом, подобным делу Фигаро. Старый полицейский ей поверил.

Дожидаясь конца телефонного разговора, Сандра просматривала папку, которую ей вручил Дзини. Там лежали копии всех официальных документов, касающихся Николы Косты. Она не спрашивала, откуда эта папка взялась у отставного полицейского, но Дзини сам объяснил, что, будучи на службе, имел привычку копировать все относящееся к расследованию.

– Как знать, когда тебе в голову придет мысль, которая поможет распутать дело, – добавил Дзини, словно оправдываясь. – Вот почему нужно всегда иметь под рукой все материалы.

Переворачивая страницы, Сандра поняла, что Дзини работал тщательно. Много примечаний, приписок – но последние протоколы были составлены как будто наспех. Дзини торопился, зная, что слепота настигает его. В некоторых скользких местах, в частности в том, что касалось признания Косты, записи оказались несколько нечеткими. Очные ставки не дали результата, и, не будь признания вины, вся доказательная база рассыпалась бы словно карточный домик.

Оставив протоколы допросов, Сандра перешла непосредственно к результатам судебной экспертизы. В деле находились фотографии всех сцен преступления. Сначала – нападения, которые предшествовали убийству. Все три жертвы были застигнуты врасплох в собственных домах, когда оставались там одни. Это всегда происходило ранним вечером. Маньяк колол женщин ножницами. Раны не были достаточно глубокими, чтобы привести к смерти, и располагались в области груди, на ногах и лобке.

Согласно заключению психиатров, за подобной агрессией скрывалась тяга к сексуальному насилию. Но цель маньяка состояла не в том, чтобы достичь оргазма, как у иных садистов, которые способны испытать удовлетворение, только принуждая жертву. Намерение Фигаро было другим: воспрепятствовать тому, чтобы эти женщины были впредь желанны для других мужчин.

Если я не могу вас иметь, пусть вас не имеет никто.

Вот такое послание передавали повреждения на телах жертв. И такое поведение как нельзя лучше соответствовало личности Косты. Представительницы противоположного пола отвергали его из-за заячьей губы. Поэтому он не вступал с жертвами в сексуальный контакт: подвергая женщин насилию, он так или иначе почувствовал бы их отвращение, то есть для него повторился бы обычный опыт отказа. Зато ножницы представляли собой оптимальное замещение. Орудуя ими, он получал удовольствие и в то же время оставался на безопасном расстоянии от женщин, которых боялся всю свою жизнь. Нормальный мужской оргазм заменялся упоением, которое маньяк получал, видя, как его жертвы страдают.

Но если, как утверждал Шалбер, Никола Коста не был Фигаро, следовало полностью пересмотреть психологический профиль преступника.

Сандра перешла к фотографиям, освещавшим убийство Джорджии Нони. Раны, зафиксированные на трупе, были, без всякого сомнения, такими же, какие маньяк оставил на теле прежних своих жертв. Но на этот раз он наносил смертельные удары.

Убийца проник в дом так же, как прежде. Единственное отличие: в доме присутствовало третье лицо, Федерико. Согласно его показаниям, преступник скрылся через задний ход, едва услышав полицейские сирены.

Следы бежавшего Фигаро отпечатались на влажной земле в саду.

Панорамная фотосъемка запечатлела крупным планом отпечатки подошв. Сама не зная почему, Сандра вспомнила, как Давид гнался по пляжу за незнакомкой, которая бегала трусцой.

Совпадения, подумала она.

Повинуясь наитию, муж пошел по следам на песке, чтобы обнаружить того, кто их оставил. Это действие вдруг обрело для Сандры смысл, хотя она и не могла пока уловить, какой именно. Пока она раздумывала над этим, Дзини закончил разговор и вернулся на кухню.

– Если хотите, можете забрать ее с собой. – Дзини махнул рукой в сторону папки. – Мне она больше ни к чему.

– Спасибо. Теперь я, пожалуй, пойду.

Полицейский уселся напротив, положил руки на стол:

– Посидите еще немного. Ко мне мало кто заходит, не с кем перемолвиться словом.

До телефонного звонка создавалось впечатление, будто Дзини хотел как можно скорее отделаться от нее. Теперь даже просил остаться. Непохоже, чтобы просто из вежливости: Сандра решила внять просьбе и выяснить, что у него на уме.

К черту Шалбера, подождет еще немного.

– Хорошо, посижу.

Дзини напоминал ей инспектора Де Микелиса, она чувствовала, что этому мужчине с большими узловатыми руками, похожими на ветви дерева, можно доверять.

– Вкусный чай?

– Да, вкусный.

Слепой полицейский налил себе чашку, хотя вода в чайнике уже остыла.

– Мы с женой всегда пили чай. По воскресеньям возвращались с мессы, она готовила заварку, мы садились и разговаривали. Такие у нас с ней были свидания. – Он улыбнулся. – Думаю, за двадцать лет супружества мы не пропустили ни одного.

– О чем вы говорили?

– Обо всем понемногу, не на какую-то определенную тему. Это-то и было прекрасно: знать, что можешь поделиться всем. Иногда спорили, или смеялись, или предавались воспоминаниям. Нам не выпало счастья иметь детей, мы знали, что каждый день должны давать отпор грозному врагу. Молчание умеет быть враждебным. Если не научишься держать его на расстоянии, оно заползает в малейшие трещинки в отношениях, заполняет и расширяет их. Со временем наступает отчуждение, а ты и не заметил как.

– Не так давно я потеряла мужа, – произнесла Сандра невольно, не задумываясь. – Мы были женаты всего три года.

– Я вам сочувствую: знаю, как это бывает тяжело. Несмотря ни на что, я себя считаю счастливым. Сузи ушла, как хотела, внезапно.

– Я все еще ясно помню, как ко мне пришли и сказали, что Давид мертв. – Сандра не хотела об этом думать. – А вы как узнали?

– Однажды утром попытался ее разбудить. – Дзини не стал продолжать, сказанного было довольно. – Может, это эгоизм, но болезнь – преимущество для тех, кто остается. Она тебя готовит к худшему. А так…

Сандра понимала, что он имел в виду. Внезапная пустота, невозможность вернуться вспять, неудовлетворенная потребность поговорить, даже поспорить, прежде чем все станет окончательным, необратимым. Безумное искушение сделать вид, будто ничего не случилось.

– Дзини, вы верите в Бога?

– О чем вы на самом деле меня спрашиваете?

– О чем слышали, – повторила Сандра. – Вы ходили к мессе, значит вы католик. Вы не в обиде на Бога за то, что случилось?

– Веря в Бога, вовсе не обязательно любить Его.

– Не понимаю вас.

– Наши с Ним отношения строятся только на надежде, будто существует что-либо после смерти. Но если вечной жизни нет, будешь ли ты по-прежнему любить Бога, который тебя создал? Если нет воздаяния, которое тебе обещали, будешь ли способен преклонить колени и славить Господа?

– А вы способны?

– Я верю, что существует Создатель, но не верю, будто есть что-то помимо этой жизни. Поэтому я чувствую, что имею право ненавидеть Его. – Дзини разразился смехом, раскатистым и в то же время горьким. – Этот город полон церквей. В них воплощены попытки людей бороться с неизбежным и в то же время полный их крах. Но каждая церковь хранит какую-то тайну, легенду. Моя излюбленная относится к церкви Сакро-Куоре дель Суффраджио. Мало кто знает, что там находится музей душ чистилища. – Дзини понизил голос, нагнулся к ней, словно желая поведать что-то важное. – В тысяча восемьсот девяносто седьмом году, через несколько лет после того, как церковь была построена, там вспыхнул пожар. Когда огонь потушили, прихожане обнаружили, что на алтарной стене появился обозначенный копотью контур человеческого лица. Мигом разлетелся слух, будто это – изображение души чистилища. Необъяснимый феномен поразил воображение отца Виктора Жуэ и подвиг его на поиски других следов, оставленных усопшими, чьи страждущие души блуждают в этом мире, отчаянно пытаясь вознестись в рай. Все, что он собрал, находится в том музее. Вы как судебный фотограф должны посетить его, вас это касается напрямую. Знаете, что открыл отец Жуэ?

– Скажите, прошу вас.

– Если душа хочет вступить с нами в контакт, она прибегает не к звуку, но к свету.

Вздрогнув, Сандра вспомнила фотографии, снятые на «лейку», которые оставил ей Давид.

Не дождавшись с ее стороны никакого отклика, Дзини извинился:

– Я не хотел напугать вас, простите.

– Ничего страшного. Мне пора идти, вы правы.

Полицейский вдруг заговорил неожиданно серьезным тоном:

– Тогда вам лучше поторопиться. Музей открывают на один час, по окончании вечерни.

Это не просто совет, поняла Сандра.

Вода изливалась из дренажных труб, будто бы чрево города не могло уже ее удерживать в себе. Ливни, не прекращавшиеся целых три дня, подвергли городскую систему водосбора суровому испытанию. Но теперь все кончилось.

Задул ветер.

Он поднялся внезапно, сметая мусор с центральных улиц. Могучий, ревущий, он заполонил весь Рим, все его переулки и площади.

Сандра пробивалась сквозь невидимую толпу, словно целая армия призраков двигалась ей навстречу. Ветер сдувал ее в сторону, но она упорно продолжала идти вперед. В сумке, которую она прижимала к боку, завибрировал сотовый. Сандра запустила руку в сумку, стала отчаянно шарить в ней. Тем временем думала, что сказать Шалберу в свое оправдание: она была уверена, что звонит настырный интерполовец. Убедить его остаться в гостинице явилось само по себе подвигом, можно было представить, как он взорвется, едва услышав, что она не возвратится сразу же после разговора с Дзини и не поведает о результатах встречи. Но она уже приготовила предлог.

Наконец Сандра извлекла сотовый, нащупав его среди вещей, болтавшихся в сумке, и взглянула на дисплей. Она ошиблась, звонил Де Микелис.

– Вега, что это за вой?

– Погоди секунду. – Спасаясь от ветра, Сандра зашла в подворотню, снова приложила к уху трубку. – Теперь слышно?

– Лучше, спасибо. Как у тебя дела?

– События развиваются, произошло много интересного. – Сандра опустила тот факт, что сегодня утром в нее стреляли. – Сейчас я не могу тебе все рассказать, но мозаика складывается. Давид обнаружил здесь, в Риме, что-то очень серьезное.

– Ладно, не томи. Когда ты вернешься в Милан?

– Мне нужно еще дня два, может, больше.

– Я продлю тебе отпуск.

– Спасибо, инспектор, ты настоящий друг. А у тебя есть новости?

– Томас Шалбер.

– Значит, ты навел справки.

– Разумеется. Поговорил со старым знакомым, который работал в Интерполе, а теперь вышел в отставку. Знаешь, они немного ерепенятся, когда их расспрашиваешь о коллегах. Я не мог действовать напрямую, пришлось пригласить его на обед, чтобы он не понял, к чему я клоню. Одним словом, долгая история.

У Де Микелиса была дурная привычка погрязать в деталях. Сандра поторопила его:

– И что ты узнал?

– Мой друг с ним лично незнаком, но, когда он работал на Интерпол, слышал, что Шалбер – крутой. У него мало друзей, он из тех, кто работает в одиночку, что не нравится начальству. Но этот следак добивается результатов. Строптивый, со скверным характером, но, по общему мнению, честный. Ото всех сторонится: два года назад проводил внутреннее расследование по нескольким эпизодам коррупции. Излишне говорить, как это испортило ему репутацию, но все-таки он прищучил группу своих, которые кормились за счет наркоторговцев. Просто рыцарь без страха и упрека!

Ироническая, намеренно преувеличенная хвала Де Микелиса заставила ее задуматься. Что подтолкнуло такого следователя заниматься пенитенциариями? Действительно, если судить по послужному списку, Шалбера больше должны были интересовать такие случаи, в которых несправедливость бросалась в глаза. Зачем со всей яростью преследовать священников, которые делают полезное дело и в конечном итоге никому не вредят?

– Ты сам, инспектор, что думаешь об этом Шалбере?

– Если верить услышанному, создается впечатление, что это упрямый осел. Но я бы сказал, что на него можно положиться.

Слова Де Микелиса успокоили Сандру.

– Спасибо, буду иметь в виду.

– Если я тебе еще понадоблюсь, звони.

Сандра нажала кнопку сброса и, приободренная, снова ринулась наперерез ветру, этой невидимой реке.

Пьетро Дзини дал ей на прощание загадочное напутствие. Тем не менее посещение музея душ чистилища нельзя было отложить. Сандра не знала, что ее там ждет, но была уверена, что правильно поняла слова незрячего полицейского.

Там что-то было, и ей следовало это увидеть. Немедленно.

Через несколько минут она очутилась перед входом в церковь Сакро-Куоре дель Суффраджио. Неоготический стиль сразу же напомнил ей о Миланском соборе, хотя здание и было построено в конце девятнадцатого века. В церкви заканчивалась вечерня, проводился обряд крещения с возжиганием свечей. Народу было немного. Ветер грохотал створками дверей, задувал в щели, свистел в приделах.

Сандра разглядела стрелку, указывающую путь к музею душ чистилища, и направилась туда.

Она сразу обнаружила, что речь идет о собрании странных реликвий, числом около десятка: все они поместились в единственной витрине, расположенной в коридоре, который вел в ризницу. Ничего более. Предметы, хранившие следы огня. Между ними – старинный молитвенник, открытый на странице, где отпечаталась тень пятерни, которая, как гласила табличка, принадлежала покойнику. Знаки, которые в 1864 году оставила на наволочке страдающая душа умершей монахини. Следы, запечатлевшиеся на облачении матери аббатисы, которую в 1731 году посетил дух священника.

Ощутив чью-то руку у себя на плече, Сандра не испугалась. Наоборот, поняла, зачем Пьетро Дзини направил ее сюда. Обернулась и увидела его.

– Почему ты меня ищешь? – спросил человек со шрамом на виске.

– Я работаю в полиции, – быстро ответила Сандра.

– Не только поэтому. Никакого официального расследования не проводится, ты действуешь по личной инициативе. Я это понял во время нашей встречи в Сан-Луиджи деи Франчези. Вчера вечером ты хотела не арестовать меня, а застрелить.

Сандра промолчала, было очевидно, что он прав.

– Ты в самом деле священник, – кивнула она.

– Да, священник, – подтвердил тот.

– Моего мужа звали Давид Леони, тебе что-нибудь говорит это имя?

Он призадумался:

– Нет.

– Он был фоторепортером. Несколько месяцев назад погиб, упал с верхнего этажа. Его сбросили.

– При чем здесь я?

– Он напал на след пенитенциариев и сфотографировал тебя на месте преступления.

При упоминании пенитенциариев священник вздрогнул:

– И только из-за этого его убили?

– Не знаю. – Сандра помолчала. – Ты недавно говорил с Дзини по телефону. Почему ты захотел снова встретиться со мной?

– Чтобы попросить тебя отступиться.

– Я не могу. Сперва я должна выяснить, почему погиб Давид, и найти его убийцу. Ты мне поможешь?

Священник отвел от нее грустные голубые глаза и устремил взгляд в витрину, на дощечку со знаком креста.

– Хорошо. Но ты должна уничтожить мою фотографию. И вообще все материалы, какие собрал твой муж относительно пенитенциариев.

– Уничтожу, как только получу ответы.

– Кто-нибудь еще знает о нас?

– Никто, – солгала Сандра. У нее не хватило духу рассказать священнику о Шалбере и Интерполе. Заподозрив, что секрет его под угрозой, пенитенциарий исчезнет навсегда: вот чего она боялась.

– Как ты узнала, что я расследую дело Фигаро?

– Полиция в курсе, ваш разговор подслушали. – Оставалось надеяться, что священник удовлетворится таким уклончивым ответом. – Успокойся, они не поняли, кто вы такие.

– Но ты поняла.

– Я знала, как вас найти. Давид оставил подсказки.

Священник кивнул:

– Кажется, мы обо всем договорились.

– Как мне связаться с тобой?

– Я сам на тебя выйду.

Он повернулся, чтобы уйти, но Сандра остановила его:

– Откуда мне знать, что ты меня не обманешь? Как я могу доверять тебе, если не знаю, кто ты такой и чем занимаешься?

– Ты спрашиваешь из чистого любопытства. А любопытные совершают грех гордыни.

– Я просто пытаюсь понять, – произнесла Сандра, оправдываясь.

Священник склонился над витриной, где лежали сомнительные реликвии:

– Эти предметы являют собой суеверие. Попытку людей заглянуть в измерение, которое им не принадлежит. Каждый хочет знать, что с ним случится, когда его время истечет. Никто не отдает себе отчета в том, что любой полученный ответ чреват новым сомнением. Поэтому, даже если бы я объяснил тебе, чем занимаюсь, тебе бы этого было мало.

– Скажи, по крайней мере, зачем ты занимаешься этим…

Пенитенциарий несколько секунд помолчал.

– Есть место, в котором мир света встречается с миром сумерек. Там-то и происходит главное: в краю теней, где все разрежено, смутно, нечетко. Мы – стражи, призванные охранять эту границу. Но время от времени что-то прорывается в наш мир. – Он обернулся, посмотрел на Сандру. – Я должен изловить это и отправить обратно во мрак.

– Может быть, я могу тебе помочь с Фигаро, – выпалила Сандра, повинуясь наитию. И увидела, что священник застыл в ожидании. Тогда она достала из сумки папку с делом, которую отдал ей Дзини, и вручила ему. – Не знаю, насколько это окажется полезным, но я вроде бы кое-что обнаружила относительно убийства Джорджии Нони.

– Расскажи мне, будь добра.

Вежливость пенитенциария поразила ее.

– Федерико Нони – единственный свидетель того, что произошло. Согласно его показаниям, убийца продолжал наносить его сестре удары до тех пор, пока не услышал полицейскую сирену. Только потом скрылся. – Сандра открыла папку, показала фотографию. – Вот следы, которые оставил Фигаро, когда убегал из дома: они отпечатались на влажной земле в саду, куда он попал через черный ход.

Священник подался вперед, разглядывая фотографию, изображавшую следы на клумбе:

– Что тут странного?

– Федерико Нони и его сестру Джорджию буквально преследовали трагические события, одно за другим. Их бросила мать, отец оставил сиротами, брат попал в аварию, врачи уверяли, что он сможет ходить, но этого не случилось, и, наконец, сестра была убита. Слишком много несчастий.

– При чем тут отпечатки следов?

– Давид любил рассказывать одну историю. Его завораживали совпадения, или «синхроничности», как их называл Юнг. Он так в них верил, что однажды, после целого ряда невероятных невезений, которые привели его на берег моря, пошел по следам, оставленным на песке девушкой, что бегала по пляжу трусцой. Он был убежден, что смысл всех неприятностей, случившихся с ним, можно постичь, только догнав эту девушку, которая непременно станет любовью всей его жизни.

– Как романтично.

Он говорил серьезно, без сарказма. Сандра поняла это по его взгляду, поэтому продолжила рассказ:

– Давид ошибся только насчет последнего. Остальное было верно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что если бы я не вспомнила эту историю, то, наверное, не смогла бы дать тебе ключ к загадке, которая так тебя занимает… Как все полицейские, я отношусь к совпадениям скептически. Поэтому, когда Давид рассказывал свою историю, я всячески старалась ее расшатать, задавая типичные для следователя вопросы: «Почему ты был так уверен, что следы оставила девушка?» Или: «Откуда ты знал, что она бегает трусцой?» А он мне отвечал, что следы были слишком маленькие для мужских – он, во всяком случае, надеялся, что они не мужские, – и что пальцы отпечатались глубже, чем пятки, потому что она бежала.

Последнее умозаключение навело священника на мысль, как Сандра и надеялась. Он снова взглянул на фотографию, сделанную в саду.

Пятки отпечатались глубже.

– Убийца не бежал… Шел обычным шагом.

Он догадался тоже. Теперь Сандра была уверена, что не ошиблась.

– Возможностей две. Или Федерико Нони солгал, сказав, что убийца сбежал, когда подъехала полиция…

– …или кто-то после убийства имел уйму времени, чтобы подготовить для полицейских сцену преступления.

– Отпечатки были оставлены намеренно, и это означает только одно…

– …Фигаро не выходил из того дома.