14:12
В месяцы после смерти Давида она пребывала в одиночестве, как в скорлупе. То было не состояние, а место. Пространство, в котором можно по-прежнему говорить с ним, не чувствуя себя жалкой сумасшедшей. Сандра затворилась в этой невидимой сфере печали, от которой отскакивало все, с чем приходилось ей сталкиваться. Ничто не могло затронуть ее, пока она оставалась там, ни один человек не в силах был пробить эту оболочку. Парадоксальным образом сама боль являлась мощной защитой.
Так было до стрельбы в капелле Святого Раймондо из Пеньяфорта этим утром.
Она испугалась смерти. С того момента прозрачная сфера исчезла. Сандра хотела жить. И это порождало чувство вины перед Давидом. Пять месяцев она пребывала в подвешенном состоянии. Время шло, а она оставалась неподвижной. Но теперь задавалась вопросом: до какой черты жена должна быть заодно с мужем? Права ли она, если хочет жить, в то время как ее муж умер? Можно ли это считать своего рода предательством? Мысль, конечно, глупая. Но Сандра в первый раз отдалилась от Давида.
– Очень интересно.
Голос Шалбера нарушил очарованное молчание, в котором она укрылась со своими мыслями. Они находились в гостиничном номере Сандры, и сотрудник Интерпола сидел на кровати, вертя в руках фотографии, сделанные «лейкой». Он много раз уже смотрел на снимки, постоянно к ним возвращаясь.
– Их всего четыре? Больше не было?
Сандра испугалась, что он раскусил ее маленькую ложь: она решила не показывать интерполовцу снимок, запечатлевший священника с шрамом на виске. Все-таки Шалбер – полицейский, а ей ли не знать, какая у полицейских реакция. Они никогда ни в чем не сомневаются, никому не предоставляют шанса.
«Может, тебе это и кажется добрым делом, но то, чем занимаются пенитенциарии, незаконно. Для них не существует ни границ, ни правил», – заявил Шалбер после того, как объяснил ей, кто такие пенитенциарии. Поэтому для Шалбера этот человек виновен, его действия противозаконны. Ничто не заставит его отказаться от такого образа мыслей.
В академии ей внушали, что виновны все, если не доказано обратное, а не наоборот. То есть верить нельзя никому. Например, во время допроса хороший сыщик должен стараться опровергнуть каждое заявление, от кого бы оно ни исходило. Однажды ей довелось вот так прессовать одного экскурсанта, который нашел труп женщины во рву. Было очевидно, что этот человек ни при чем, он просто забил тревогу. Но Сандра забросала его ничего не значащими вопросами. Заставляла повторять ответы, прикидываясь, будто не поняла, стараясь сбить с толку. Бедняга был подвергнут допросу с пристрастием, наивно полагая, будто может пролить свет на убийство, не догадываясь, что при первом же нечетком ответе окажется за решеткой.
Я знаю, что у тебя на уме, Шалбер. И постараюсь тебе помешать. Во всяком случае, до тех пор, пока не пойму, что тебе можно всецело довериться.
– Всего четыре фотографии, – подтвердила Сандра.
Интерполовец долго не сводил с нее глаз, взвешивая ответ или надеясь, что она себя чем-нибудь выдаст. Ей удалось выдержать этот взгляд с совершенно непринужденным видом. И Шалбер снова сосредоточился на снимках. Сандра думала, что прошла проверку, но ошибалась.
– Ты говорила, что вчера вечером встретилась с одним из них. Интересно, как ты его узнала, если никогда не видела.
Сандра поняла, какой совершила промах. Корила себя за то, что разоткровенничалась перед Шалбером в гостинице Интерпола, но это получилось спонтанно.
– Я пошла в Сан-Луиджи деи Франчези, чтобы посмотреть картину Караваджо, фрагмент которой оказался на снимке Давида.
– Это я уже слышал.
– Тот человек стоял передо мной, кто он такой, я не знала. Это он взглянул на меня и пустился бежать, – соврала она. – Я погналась за ним с пистолетом и держала на мушке, пока странный тип не признался, что он священник.
– Хочешь сказать, он знал, кто ты такая?
– Непонятно как, но складывалось такое впечатление. Поэтому – да, думаю, он меня узнал.
Шалбер кивнул:
– Понятно.
Сандра готова была поспорить, что он не купился. Но в данный момент решил не подавать виду. В любом случае это хорошо: так ему придется держать ее в курсе расследования. Сандра попыталась сменить тему:
– Что, по-твоему, означает темный кадр?
Шалбер на мгновение отвлекся, но быстро поймал нить:
– Не знаю. Пока это ни о чем мне не говорит.
Сандра поднялась с кровати:
– Ну ладно, а сейчас чем займемся?
Шалбер вернул ей фотографии.
– Фигаро, – коротко бросил он. – Его поймали. Но если дело заинтересовало пенитенциариев, на это определенно есть причина.
– Что ты собираешься делать?
– Преступник от нападений перешел к убийству: последняя жертва умерла.
– Ты хочешь начать с нее?
– С ее брата: он присутствовал при убийстве.
– Врачи были уверены, что скоро я опять смогу ходить.
Федерико Нони сидел, опершись о бедра, потупив взгляд. Он давно не брился, да и волосы отросли. Под зеленой футболкой все еще можно было различить мускулатуру бывшего спортсмена. Зато ноги, спрятанные под штанинами комбинезона, поднятые на подставку инвалидной коляски, были высохшими, неподвижными. Бросались в глаза и кроссовки «найк» с абсолютно чистыми подошвами.
Наблюдая за ним, Сандра раскладывала детали по полочкам. Но в этих кроссовках запечатлелась вся его драма. Новехонькие на первый взгляд, но кто знает, как долго парень их носил.
Они с Шалбером подошли к дверям особнячка в квартале Нуово-Саларио несколько минут назад. Позвонили в колокольчик, потом еще раз и еще, пока им наконец не открыли. Федерико Нони жил затворником и никого не хотел видеть. Чтобы убедить его отворить дверь, Шалбер позаимствовал у Сандры значок итальянской полиции и показал через видеодомофон. Назвался инспектором. Сандра, без особого рвения, выдумку поддержала. Ей претили методы интерполовца, его наглость, его манера использовать людей в своих целях.
В доме молодого человека царил беспорядок. Воздух спертый, жалюзи бог знает сколько времени не поднимались. Мебель была расставлена так, чтобы расчистить пространство для передвижения на инвалидной коляске. На полу виднелись борозды, оставленные колесиками.
Сандра и Шалбер уселись на диван. Федерико устроился напротив. За его спиной просматривалась лестница, ведущая на верхний этаж. Джорджию Нони убили наверху. Но ее брат, разумеется, там больше не бывал. Ему поставили койку в гостиной.
– Операция прошла успешно. Немного физиотерапии – и я опять встану на ноги, заверяли меня. Процесс болезненный, но я бы справился. Я привык к физическим нагрузкам, это меня не пугало. Но вот…
Федерико пытался ответить на некорректный вопрос Шалбера относительно причин, которые привели к параличу. Сотрудник Интерпола намеренно начал с самой болезненной темы. Сандре были знакомы такие приемы, иные коллеги применяли их, выслушивая жалобы потерпевших. Сочувствие часто приводило к тому, что люди замыкались в себе, и, чтобы получить полезную информацию, приходилось демонстрировать равнодушие.
– Вы попали в аварию, превысив скорость на мотоцикле?
– Вовсе нет. Нелепое, смешное падение. Помню, вначале, несмотря на переломы, я мог шевелить ногами. Через несколько часов уже не чувствовал их.
На комоде стояла фотография Федерико Нони, в костюме мотогонщика, рядом с огненно-красным «дукати». Прижимая к себе шлем-интеграл, он улыбался в объектив. Красивый парень, молодой, счастливый, с чистым лицом. От таких женщины теряют голову, подумала Сандра.
– Значит, вы занимались спортом. Каким конкретно?
– Прыжки в длину.
– И успешно?
Федерико ограничился тем, что указал на витрину с кубками, которые он выиграл:
– Судите сами.
Разумеется, они заметили витрину, как только вошли. Но Шалбер, затронув эту тему, тянул время. Он явно дразнил парня. У него был какой-то план, но Сандра пока не понимала, чего он надеется добиться.
– Джорджия, наверное, гордилась вами.
Услышав имя сестры, Федерико застыл:
– Она была всем, что у меня оставалось.
– А ваши родители?
Парню определенно не хотелось распространяться об этом, он отвечал четко и сжато:
– Мать ушла из дома, когда мы еще были маленькими. Нас вырастил отец. Но он не выдержал, он слишком любил ее. Он умер, когда мне было пятнадцать лет.
– Каким человеком была ваша сестра?
– Самым веселым на свете: ничто не могло ее огорчить, ее юмор бывал заразительным. После аварии она взяла на себя заботу обо мне. Я понимал, что с годами стану для нее тяжким бременем и она не должна это взваливать на себя, так нечестно, – но Джорджия настояла. Отреклась от всего ради меня.
– Она работала ветеринаром…
– Да, и у нее был жених. Он бросил сестру, когда узнал, какую ответственность она на себя приняла. Вам это покажется банальным, кто знает, сколько раз вы это слышали, но Джорджия не заслужила смерти.
Сандра задалась вопросом, что за божественное провидение может стоять за цепью трагических событий, которые разрушили жизнь двух славных молодых людей. Брошенные матерью, потерявшие отца; он прикован к инвалидному креслу, она зверски убита. Неизвестно почему, ей на ум пришло сравнение с девушкой на пляже, которую догонял Давид. Та встреча, несмотря на целый ряд неприятностей – пропавший чемодан, перебронирование, взятая напрокат машина, которая сломалась в нескольких километрах от пункта назначения, – могла закончиться по-другому. Если бы незнакомка, бегавшая трусцой, хоть немного заинтересовалась бы Давидом, если бы он оказался в ее вкусе, они двое никогда бы не встретились. И может быть, та, другая, сейчас оплакивала бы его. Иногда можно признать, что если судьба особенно неблагоприятствует кому-то – это имеет свой смысл. Но в случае Федерико и Джорджии Нони этот смысл от Сандры ускользал.
Молодой человек попытался увести разговор в сторону от воспоминаний, которые чересчур его ранили:
– Я не совсем понимаю, зачем вы пришли.
– Убийце вашей сестры могут существенно смягчить наказание.
– Я думал, он сознался. – Казалось, эта новость взволновала Федерико.
– Да, но теперь Никола Коста намерен сослаться на душевную болезнь, – выдал Шалбер очередную ложь. – Поэтому нам требуется доказать, что он всегда действовал в здравом уме и твердой памяти. Во время трех нападений, а главное – во время убийства.
Парень склонил голову, сжал кулаки. Сандре стало его жаль, ее возмущало то, как хладнокровно они морочат бедняге голову. Сама она не проронила ни слова, но одним своим присутствием поддерживала все измышления Шалбера, поэтому чувствовала себя сообщницей.
Федерико поднял на них яростный взгляд:
– Чем я могу вам помочь?
– Расскажите, как все было.
– Опять? Прошло время, воспоминания стерлись.
– Мы это имеем в виду. Но у нас нет выбора, синьор Нони. Проклятый ублюдок Коста попытается исказить факты, нельзя ему это позволить. Ведь именно вы его приперли к стенке.
– На нем была лыжная маска, я узнал его только по голосу.
– Что и делает вас единственным свидетелем, какой у нас есть. Вы отдаете себе в этом отчет? – Шалбер вынул блокнот и карандаш, делая вид, будто собирается записывать каждое слово.
Федерико провел рукой по лицу, взъерошив колючую щетину. Пару раз глубоко вздохнул. Грудь его вздымалась и опускалась, словно он старался запастись кислородом. Наконец приступил к рассказу.
– Было семь часов вечера, Джорджия всегда возвращалась домой в это время. Она ходила в магазин, купить все, что нужно для торта. Я люблю сладкое, – добавил он виновато, как будто эта его слабость послужила причиной дальнейшего. – Я слушал музыку через наушники. Не обращал внимания на сестру. Она сказала, что я – настоящий бука и что она подождет еще немного, а потом вырвет меня из летаргии, по-хорошему или по-плохому… На самом деле я отказывался делать физиотерапию, потерял надежду встать на ноги, – оправдывался молодой человек.
– А что потом?
– Потом – помню только, как ударился о пол и потерял сознание. Ублюдок напал на меня сзади, опрокинул коляску.
– Вы не заметили, как кто-то вошел в дом?
– Нет, – только и произнес Федерико. Наступил критический момент. Дальше рассказывать становилось все труднее.
– Прошу вас, продолжайте.
– Когда я очнулся, все было как в тумане. Было трудно держать глаза открытыми, болела спина. Я не сразу понял, что происходит, но потом услышал крики с верхнего этажа… – Слеза, пробившись сквозь броню ярости, скользнула по щеке и исчезла в густой щетине. – Я лежал на полу, коляска валялась в паре метров от меня, сломанная. Я попытался добраться до телефона, но он стоял на комоде, слишком для меня высоко. – Федерико бросил взгляд на свои неподвижные ноги. – В таком состоянии самые простые вещи становятся недостижимыми.
Но Шалбера это ничуть не растрогало.
– А сотовый?
– Я не знал, где он лежит, я был в панике. – Федерико развернулся, посмотрел на лестницу. – Джорджия кричала, кричала, кричала… Звала на помощь, молила о милосердии, как будто ублюдку было ведомо это слово.
– И что сделали вы?
– Я подполз к ступенькам, попытался подняться, опираясь на руки. Мне не хватило сил.
– Неужели? – На губах Шалбера заиграла надменная улыбка. – Вы были спортсменом, к тому же тренированным. Мне трудно поверить, что взобраться по лестнице оказалось выше ваших сил.
Сандра бросила на него испепеляющий взгляд, но Шалбера было ничем не пронять.
– Вы же не знаете, в каком я был состоянии после того, как ударился головой, – произнес Федерико Нони с ожесточением.
– В самом деле, простите меня. – Шалбер сказал это без особой убежденности, намеренно давая почувствовать весь свой скепсис. Он склонился над блокнотом, стал что-то писать, но на самом деле ждал, когда молодой человек попадется в расставленные им сети.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего, продолжайте. – Шалбер с раздражающей небрежностью махнул рукой.
– Убийца сбежал через черный ход, когда услышал полицейские сирены.
– Вы узнали Николу Косту по голосу, верно?
– Да.
– Вы заявили, что у убийцы была невнятная речь, и это прекрасно согласуется с дефектом нёба, который у него имеется.
– И что?
– Вначале, однако, вы приняли эту невнятность речи за славянский акцент.
– Вы, полицейские, все неверно записали, я-то здесь при чем? – Федерико Нони уже перешел в оборону.
– Ну хорошо, до свидания. – Обескуражив всех, Шалбер протянул молодому человеку руку и повернулся к двери.
– Погодите минуту.
– Синьор Нони, я не могу напрасно терять время. Нет смысла продолжать разговор, если вы не говорите правду.
– Какую правду?
Сандра видела, насколько парень потрясен. Она не знала, что за партию собирается разыграть сотрудник Интерпола, но опасалась, что и сама попадет в неприятную историю.
– Может, нам и впрямь лучше уйти.
Шалбер опять не обратил на нее никакого внимания, встал перед Нони и ткнул в него пальцем:
– Правда в том, что вы слышали только крики Джорджии, но не голос убийцы. Ни славянского акцента, ни дефекта произношения.
– Это не так.
– Правда в том, что, придя в себя, вы могли попытаться спасти сестру, вскарабкавшись по лестнице: вы спортсмен, у вас бы получилось.
– Это не так.
– Правда в том, что вы, наоборот, валялись здесь, внизу, пока монстр развлекался в свое удовольствие.
– Это не так! – вскричал Федерико Нони и разразился слезами.
Сандра вскочила, схватила Шалбера за руку, потащила к двери:
– Хватит уже, оставь его в покое.
Но Шалбер не унимался:
– Почему вы не расскажете нам, как в действительности обстояло дело? Почему вы не пришли на помощь Джорджии?
– Я, я…
– Что? Выкладывайте, будьте мужчиной хоть на этот раз.
– Я… – Федерико Нони что-то бормотал сквозь слезы. – Я не… Я хотел…
Шалбер нападал без всякой жалости:
– Ну же, выкладывайте все начистоту, не морочьте нам голову, как вы это делали весь вечер.
– Прошу тебя, Шалбер, – воззвала Сандра к его здравому смыслу.
– Я… я испугался.
В комнате установилась тишина, нарушаемая только рыданиями Федерико. Шалбер наконец-то прекратил мучить его. Он отвернулся, зашагал к двери. Прежде чем последовать за ним, Сандра какое-то время стояла и смотрела на Федерико Нони: весь в слезах, он опустил глаза на свои бездействующие ноги. Сандра хотела бы утешить его, но не находила слов.
– Соболезную по поводу всего, что с вами случилось, синьор Нони, – проговорил сотрудник Интерпола, переступая порог. – Доброго дня.
* * *
Шалбер заспешил к машине, но Сандра догнала его и заставила остановиться:
– Что это стукнуло тебе в голову? Совсем не обязательно было так обходиться с ним.
– Если тебя не устраивают мои методы, уходи и дай мне работать спокойно.
Шалбер и ее откровенно презирал, чего она терпеть не собиралась:
– Ты не можешь так со мной обращаться!
– Я уже говорил тебе, что занимаюсь лгунами. Ненавижу их и ничего не могу с собой поделать.
– А ты был честен в этом доме? – Сандра показала на особнячок за своей спиной. – Сколько ты успел наврать с тех пор, как мы туда пришли? Или уже и счет потерял?
– Ты никогда не слышала о том, что цель оправдывает средства? – Шалбер сунул руку в карман, вытащил пакетик жевательной резинки, положил пластинку в рот.
– И что это была за цель – унизить парализованного парня?
Шалбер развел руками:
– Послушай, мне жаль, что судьба так ополчилась на Федерико Нони, возможно, он этого не заслужил. Но несчастья случаются со всеми, это не избавляет нас от ответственности. Ты, как никто другой, должна это знать.
– Ты хочешь сказать, из-за того, что случилось с Давидом?
– Именно: ты же не используешь его смерть как алиби.
Шалбер, жуя резинку, широко открывал рот, Сандру от этого коробило.
– Откуда ты знаешь?
– Ты могла бы сидеть и плакать все это время, никто бы тебе и слова не сказал, но ты борешься. Твоего мужа убили, в тебя стреляли, но ты не отступаешь ни на пядь.
Шалбер развернулся и пошел к машине, тем более что снова стало накрапывать.
Сандра, не замечая дождя, постояла неподвижно, потом выпалила:
– Ты просто мерзок.
Шалбер застыл на ходу, обернулся:
– Своими липовыми показаниями Федерико Нони, это дерьмецо, отправил в тюрьму невиновного. Только чтобы не пришлось сознаться, что наложил в штаны. Это тебе не кажется мерзким?
– Понятно, ты сам устанавливаешь, кто виновен, а кто нет. С каких это пор, Шалбер?
Он шумно выдохнул, всплеснул руками:
– Послушай, не стоит затевать ссору посреди улицы. Я был слишком крут, это правда, но что поделаешь: я таков. Думаешь, гибель Давида не причинила мне боли? Думаешь, я не признаю, хотя бы частично, свою ответственность за то, что не предотвратил его смерть?
Сандра промолчала. Об этом она как-то не задумывалась. Может быть, она вынесла слишком поспешное суждение о Шалбере.
– Мы не были друзьями, но он мне доверял, этого достаточно, чтобы чувствовать вину, – заключил Шалбер.
Сандра сменила гнев на милость. Она заговорила в более рассудительном тоне:
– Что будем делать с парнем? Сообщим куда следует?
– Не сейчас. У нас еще много дел: в данный момент мы можем предполагать с большой долей вероятности, что пенитенциарии ищут настоящего Фигаро. Мы должны их опередить.
