В первый же день работы в отделе судебной экспертизы тебе внушили, что на месте преступления совпадений не бывает. Потом повторяли при каждом удобном случае, если вдруг, в недобрый час, ты об этом позабудешь. Тебе объясняли, что совпадения не только сбивают с толку, но могут оказаться вредными, дающими обратный эффект. И приводили в пример самые вопиющие случаи, когда это непоправимо губило расследование.

Имея такой склад ума, Сандра не очень верила в совпадения. Но в обыденной жизни все-таки признавала, что случайные связи между событиями иногда бывают полезны, по крайней мере заставляют обратить внимание на вещи, которых мы иначе не заметили бы.

Она пришла к выводу, что некоторые из таких связей нас не касаются. Мы, в самом деле, отмахиваемся от них, называем «простыми совпадениями». Но другим как будто предназначено наложить на нашу жизнь свой отпечаток, силой изменить ее. И тогда мы присваиваем им иное имя. Мы называем их «знаками». Они часто заставляют верить, будто именно нам адресовано единственное в своем роде, избранное послание, словно бы космос или высшее существо обращается исключительно к нам. Иными словами, заставляют нас чувствовать себя особенными.

Сандра помнила, что именно совпадения последнего типа Карл Густав Юнг определял как синхроничность, приписывая им три основные характеристики. Они должны быть абсолютно непричинными, то есть не имеющими никакого отношения к причинно-следственной связи. Должны совпадать с глубинным эмоциональным опытом. И наконец, обладать мощным символическим потенциалом.

Юнг полагал, что некоторые люди ищут глубинный смысл в каждом неожиданном событии, какое с ними случается, и этим живут.

Она так не поступала. Но была вынуждена пересмотреть свои взгляды. Этому способствовал рассказ Давида о необычайной цепи событий, которая предопределила их встречу.

За два дня до летнего отпуска Давид оказался в Берлине. Он должен был встретиться с друзьями на Миконосе, они собирались вместе пуститься в плавание под парусом по греческим островам. Но тем утром не прозвонил будильник, он проспал, хотя все-таки приехал в аэропорт как раз к концу регистрации. Еще, помнится, подумал: вот повезло – не зная, что его ждет впереди.

Чтобы долететь до острова, нужно было сделать пересадку в Риме. Но не успел Давид сесть в самолет, как ему сообщили, что где-то в Берлине по чьей-то небрежности его багаж затерялся.

Не имея ни малейшего желания отказываться от поездки, он прямо в аэропорту быстро купил новый чемодан и новую одежду и поспешил на регистрацию прямого рейса в Афины. И обнаружил, что, поскольку начался сезон отпусков, он попал под перебронирование.

В одиннадцать вечера Давид должен был уже сидеть на корме трехмачтовой яхты и смаковать узо со льдом рядом с манекенщицей-индианкой, с которой познакомился в Милане две недели тому назад. Вместо этого он торчал в зале отправления, битком набитом туристами, и заполнял бланки, чтобы выручить свой багаж.

Он мог подождать до утра и улететь первым рейсом, но почувствовал, что не продержится столько. Тогда он взял напрокат машину, намереваясь доехать до порта Бриндизи, а оттуда поплыть в Грецию на пароме.

За ночь он проехал километров пятьсот и увидел, как солнце всходит над побережьем Апулии. Судя по дорожным указателям, ему оставалось еще немного, но тут с машиной начало происходить что-то странное. Мотор работал все слабее и слабее и наконец совсем заглох.

Оставленный несчастливой судьбой на обочине шоссе, Давид вылез из машины и, вместо того чтобы сетовать на невезение, обратил взгляд на открывшийся перед ним пейзаж. Справа прилепился к скале белый городок. С другой стороны, в нескольких сотнях метров, – море.

Он вышел на пляж, в этот утренний час пустынный. У полосы прибоя закурил свою анисовую сигариллу и этим отпраздновал восход солнца.

Тогда-то, опустив взгляд, он и заметил на мокром песке маленькие следы, изящные, симметрично расположенные. Сердце у него забилось, он почему-то подумал, что их оставила женщина, которая бегает трусцой по пляжу. Прибрежная полоса в том направлении прихотливо изгибалась, и бегуньи не было видно. Но вряд ли прошло много времени, иначе прибой уже разгладил бы песок.

Рассказывая свою историю, Давид на этом месте испытывал затруднение: ему никак не удавалось описать, что ему ударило в голову в тот момент. Его вдруг охватило непреодолимое желание догнать бегущую. И он припустил вслед за ней.

В этом месте Сандра всегда спрашивала, как он узнал, что бежала женщина.

– Я и не знал точно, только надеялся. Вообрази: вдруг бы я догнал мальчонку или малорослого мужика?

Такое объяснение ее не устраивало. Полицейская выучка подвигала к тому, чтобы и дальше задавать вопросы.

– С чего ты вообще взял, что там кто-то бегает трусцой?

Но у Давида был готов ответ:

– В тех следах пальцы отпечатались глубже, чем пятки: человек бежал.

– Да, это вероятно.

И Давид продолжал рассказ с того места, на котором его прервали. Он пробежал метров сто, скатился с дюны и различил женскую фигуру. На девушке были шорты, облегающая майка и спортивные тапочки. Светлые волосы убраны в хвост. Он не мог видеть лица, но все равно испытывал неодолимое желание ее окликнуть. Глупо, конечно: ведь он не знал, как ее зовут.

Тут он прибавил шагу.

Что он скажет ей, когда догонит? По мере приближения все больше осознавал: надо придумать что-то, чтобы не выглядеть полным идиотом. Но в голову ничего не приходило.

С большим трудом он все-таки настиг ее. Девушка была красавицей. При этих его словах Сандра обычно улыбалась. Давид же, нагнав девушку, извинился и попросил остановиться на минутку. Незнакомка нехотя исполнила просьбу, оглядывая с ног до головы ненормального, который никак не мог перевести дух. Он сутки не раздевался, провел бессонную ночь, вспотел от бега и пах явно не розами.

– Привет, я Давид, – сказал он, протягивая руку. Девушка поглядела на нее с отвращением, будто ей предложили тухлую рыбу. А Давид добавил: – Знаешь, что Карл Густав Юнг говорит о совпадениях? – И принялся рассказывать ей, без всякой видимой причины, обо всем, что приключилось с ним с тех пор, как он вылетел из Берлина сутки назад. Она стояла и слушала, не говоря ни слова, наверное, пыталась понять, к чему клонятся все эти речи.

Она дослушала до конца, потом заметила, что все это не назовешь совпадением. Ведь несмотря на то, что цепь событий, не зависящих от его воли, привела его на пляж, он сам решил бежать по следам. Поэтому теорию «синхроничности» никак нельзя приложить к их встрече.

– Кто это сказал?

– Юнг.

Возражение показалось Давиду резонным, и он умолк. Не зная, что еще добавить, он распрощался и уныло побрел назад. Брел и думал, как было бы здорово, если бы эта девушка в самом деле оказалась особенной, даже, может быть, стала женщиной его жизни. Было бы замечательно вот так влюбиться и рассказывать эту историю все последующие годы. Как ряд мелких неприятностей превратился в великую поэму любви.

И все из-за пропавшего багажа.

Девушка не побежала за ним, не сказала, что передумала. И он так и не узнал, как ее зовут. Прождав целый месяц и так и не получив свой багаж от авиакомпании, Давид отправился в квестуру Милана, чтобы заявить о краже. Там, у кофейного автомата, впервые встретил Сандру, они обменялись парой слов, понравились друг другу и через несколько недель стали жить вместе.

Теперь, едва проснувшись, лежа в постели в номере римской гостиницы, с тяжким грузом на душе, только что обнаружив, что Давида убили, и вбив себе в голову, что она должна найти убийцу, Сандра невольно улыбнулась при этом воспоминании.

Каждый раз, когда Давид рассказывал эту историю какому-то новому другу, тот все время думал, что девушка на пляже – Сандра. Однако самое чудесное во всех перипетиях было то, что жизнь воспользовалась банальнейшим рядом событий, чтобы открыть величайшие возможности. Так что сердцу мужчины ли, женщины вовсе не требуется распознавать «знаки».

Иногда достаточно найти друг друга среди миллиардов людей.

Если бы перед тем кофейным автоматом Сандра не вытащила из кошелька банкноту в пять евро, а у Давида не нашлось бы мелочи, чтобы ее разменять, у них, наверное, не случилось бы повода заговорить. И, постояв рядом в ожидании напитка, они разошлись бы в разные стороны, остались чужими, не подозревая о том, что могли бы подарить друг другу любовь и, что уж вовсе невероятно, не испытывать из-за этой любви страданий.

Сколько раз за день с нами происходит то же самое без нашего ведома? Сколько людей встречаются случайно, а потом расстаются как ни в чем не бывало, не подозревая, что подходят друг другу, составляют совершенную пару?

Поэтому, хотя Давид и погиб, Сандра считала, что ей в жизни повезло.

«А вчера вечером, что это было?» – спросила она себя. Встретив человека со шрамом на виске, она испытала потрясение, с которым не могла справиться. Думая, что перед ней убийца, обнаружила, что это священник. В том, что он говорил искренне, Сандра не сомневалась. Он мог бы убежать, как только погас свет, но остался, чтобы сказать, кто он такой. Перед лицом столь неожиданного откровения Сандра не решилась спустить курок. Она так и слышала голос матери, которая увещевает ее: «Сандра, милая, нельзя стрелять в священника. Так не делают». Смех, да и только.

Совпадения.

Но нет никакого способа обнаружить связь между Давидом и тем мужчиной. Сандра встала с постели и пошла взглянуть на его фотографию, одну из снятых старой «лейкой», которые она проявила. Как священник затесался в расследование? Его изображение ничего не проясняло, только еще больше запутывало.

В животе у нее заурчало, кроме того, она чувствовала какую-то слабость. Сандра уже давно ничего не ела, может быть, ее лихорадило. Ночью она вернулась в отель, промокнув под дождем до нитки.

Но в ризнице Сан-Луиджи деи Франчези она осознала, что ищет не только справедливости. Возникла некая темная потребность, которую нужно утолить. Страдание приводит к странным последствиям. Ослабляет, делает более ранимой. Но одновременно придает силу желаниям, которые, казалось, ты могла обуздывать. Заставляет причинять другим такую же боль. Как будто месть – единственное средство справиться со своей.

Сандра поняла, что следует считаться с темной стороной, о наличии которой в себе она не подозревала. Я не хочу становиться такой, сказала она себе. Но со страхом ощущала: что-то в ней должно неизбежно измениться.

Она отложила фотографию священника со шрамом на виске и сосредоточилась на последних двух, которые предстояло расшифровать.

Одна темная. На другой – Давид перед зеркалом грустно машет рукой.

Сандра поднесла обе к глазам, пытаясь уловить между ними связь. Но в голову ничего не приходило. Опустив руки, она замерла, не в силах оторвать взгляд от пола.

Под дверью лежала открытка.

Несколько секунд Сандра смотрела на нее, не двигаясь с места. Потом решилась подобрать, быстро, словно чего-то опасаясь. Кто-то просунул эту бумажку ночью, в течение тех немногих часов, пока она спала. Сандра рассмотрела открытку. На ней был изображен доминиканский монах.

Имя было отпечатано на обратной стороне, там же – молитва на латыни, которую следовало прочесть, прося заступничества святого. Некоторые фразы нельзя было разобрать, их покрыла надпись, сделанная красными чернилами, увидев которую Сандра содрогнулась. Одно слово. Подпись.

Фред.