Глава 81
Когда я приехал в больницу, она была уже там.
Фрида сидела рядом с автоматом с напитками в пустой приемной перед хирургическим отделением реанимации и маленькими глотками пила из коричневого пластикового стаканчика горячую – судя по поднимающемуся пару – жидкость, которая пахла кофе.
Увидев меня, она встала. В первое время после нашего спасения мы виделись чаще, хотя бы из-за множества интервью, которые давали вместе. И конечно, из-за свидетельских показаний, которые растянулись на несколько дней и благодаря которым смогли арестовать не только Эдвардса и других заправил, стоящих за программой Иешуа, но и разоблачить тайных покровителей и покровительниц клуба Фиша. Их бункер, служивший главным офисом, к прибытию полиции был давно зачищен, но расследование деятельности анонимной банды хакеров, которая нелегальными способами боролась с Иешуа, шло полным ходом.
Все это было три недели назад. После последней дачи показаний мы с Фридой пожали друг другу руки. Я извинился за все, что причинил ей, и она приняла мои извинения. Сказала, не сердится за то, что я насильно втянул ее во все это безумие, и я поблагодарил ее за эту ложь. Затем мы пообещали друг другу, что больше никогда не увидимся.
М-да. Человек предполагает. А Бог располагает.
– Ну наконец-то, – сказала она и откинула челку с глаз.
Не зная, как лучше поприветствовать друг друга, несколько мгновений мы исполняли танец смущения, неуверенно переступая с ноги на ногу, – пока я не притянул ее к себе и не заключил в объятия.
– Мне так жаль, – сказала она сквозь слезы. При этом выронила стаканчик. Тот с треском упал на линолеум, коричневая жидкость выплеснулась на пол и наши штанины, но нам было все равно.
– Я его нашла, – всхлипнула она.
– Знаю, – ответил я.
Санитары скорой помощи, которые отвезли меня и Йолу в больницу имени Мартина Лютера, были в курсе и объяснили мне, хотя и весьма расплывчато.
Космо якобы снял квартиру на Кёнигсалле прямо напротив нас, по какой бы то ни было причине. Фрида нашла его в спальне, с поясом на шее – он повесился на дверной ручке.
– Но как ты…
Она высвободилась из моих рук, высморкалась в носовой платок, который, похоже, давно сжимала в кулаке, и спросила:
– Тебя интересует, откуда я знала, где он?
Я кивнул.
Мы искали моего брата повсюду. Тоффи и я. После того как он не вернулся в закрытую клинику, его даже официально объявили в розыск.
– Вот.
Фрида сунула руку во внутренний карман кожаной куртки и вытащила листок бумаги. Распечатанное электронное письмо. Мне пришлось взять его левой рукой. Опухшие пальцы на правой выглядели, как после пятнадцати раундов профессионального бокса.
– Полагаю, от волнения он неправильно настроил автоматическую рассылку, его письмо не должно было уйти так рано.
Она вытерла рукавом лицо. И подводка превратилась в боевой раскрас.
– Ты тоже должен был получить это письмо. Космо отправил его нам обоим. С адресом, где его найти, и примечанием, что он оставит дверь открытой.
Фрида ткнула пальцем в строчку «получатель», где действительно стоял адрес моего электронного ящика на портале AOL.
Отголосок прошлого. Я очень нерегулярно проверял этот ящик. Кто знает, когда бы я прочитал прощальное письмо брата?
– Макс Роде?
Не успев прочитать и первое предложение, я вздрогнул от неожиданности. Фрида тоже не слышала приближения врача: в своих белых ортопедических ботинках он бесшумно подошел к нам из отделения реанимации.
– Да?
Он сочувственно покачал головой, и я был готов к тому, что этот ничем не примечательный врач – обычный рост, обычная лысина, обычный усталый взгляд – подтвердит худшее, но медик, похоже, не знал, какое производит впечатление, когда, качая головой, подходит к людям, сидящим в приемной перед отделением реанимации и переживающим за жизнь близких.
– У него серьезные повреждения, – просветил он нас. Да ладно. – Вы успели в последнюю минуту, если можно так сказать, – похвалил он Фриду, потом снова повернулся ко мне: – Но кислород не поступал в мозг около девяноста секунд, что, с точки зрения неврологии, довольно долго. К тому же он проглотил много обезболивающего, что только ухудшило его общее состояние. Да и то обстоятельство, что недавно его прооперировали после огнестрельного ранения, не делает положение легче. Короче говоря…
– Он выживет? – перебила Фрида.
– Этого я вам пока не могу сказать. Доктор Зальм сейчас на другой срочной операции, как только он освободится, подойдет к вам. Это главный врач.
– А вы? – спросил я немного грубовато. – Зачем вы вышли к нам, если не можете ничего точно сказать?
Если я и рассердил мужчину, он ничем этого не выдал. Нервные родственники в отделении реанимации – видимо, обычное явление.
– Я надеялся, что вы сможете объяснить происхождение шрамов у него на груди, господин Роде. Ожоги старые, но мы не хотим ничего упустить во время лечения. Вы знаете, откуда они?
Да, подумал я, боясь пошевелиться, чтобы не рухнуть в бездну воспоминаний, которая разверзлась позади меня.
Я это слишком хорошо знаю. К сожалению. Я заставил себя забыть все это, но потом снова вспомнил, когда вытаскивал Космо из болота и порвал его рубашку.
Много лет я обманывал себя, что сумел отбиться и убежать. Там, на острове, когда отец хотел выяснить, кто украл деньги из банки из-под варенья. Он привязал Космо к столбу, облил бензином и приказал мне поджечь его, если я ничего не брал. Потому что тогда это мог быть только Космо. Черт, я правда думал, что не сделал этого. Что остался сильным. Но это неправда. Я был слабым.
Я плакал, шмыгал носом, упрашивал и умолял. Но прежде чем длинная спичка догорела, прежде чем пламя опалило мне подушечки пальцев, я решился на предательство. Я слишком боялся побоев. Боялся наказания отца. Потому что, черт возьми, если бы я не бросил спичку, то это бы означало признание собственной вины. Что это я украл деньги. И я пошел на это.
Бросил спичку и поджег собственного брата.
До сих пор в ночных кошмарах я слышу смех отца. Он сбил одеялом языки пламени, которые быстро распространились и уже лизали Космо.
Сегодня я слышу смех и крики. Крики Космо.
С того дня все изменилось. Моему брату пришлось полгода носить повязку, а когда он ее наконец снял, то вместе с бинтами разорвал и духовную связь, которая была между нами.
Не то чтобы братская любовь, которая до этого момента существовала между нами и делала нас неразлучными, совсем угасла. Огонь еще горел, но за закоптившимся стеклом. И становился все слабее. Даже потом, когда мы вместе учились у Калле боксировать – умение, которое должно было сдерживать не столько наши кошмары, сколько нашего отца, – огонь уже не разгорелся.
С той ночи на острове мы начали отдаляться. Медленно, но неумолимо.
Если бы я мог обвинить в этом одного только отца – подонка, который слишком безболезненно заснул навсегда в доме престарелых, – но так дешево мне не отделаться.
Огонь опалил сначала кожу Космо, потом его душу. Притупил его чувства и, возможно, сделал таким, какой он сегодня. Я сумел выбраться, но по сей день чувствую себя виноватым, когда наслаждаюсь жизнью. Потому что в тот вечер на острове, в возрасте тринадцати лет, я не только бросил спичку. Я сжег правду. Деньги из банки ведь я украл. И отец всегда это знал. Я был вором. Бросив спичку, я дважды предал Космо.
Я спрашивал себя, чтó из этого рассказать незнакомому врачу, когда понял, что смотрю в его растерянное лицо. Глаза Фриды, наполненные слезами, тоже были широко раскрыты, она в ужасе прижимала руку ко рту. Очевидно, мне больше не нужно размышлять на предмет того, что ответить.
Я только что произнес все свои мысли вслух.
– Извините, – сказал я, хотя не знал за что.
Без сил я опустился на жесткий пластиковый стул, и спустя немного времени, когда врач со смущенным выражением удалился в свое медицинское царство за молочными стеклами, начал читать письмо Космо.