– Она уже была совершеннолетней. И увольте меня от морализаторства! Я прекрасно понимаю, что такие отношения – красная тряпка для женщин старше сорока. – Эрик Кинго бестактно намекнул на Анетте и послал Йеппе многозначительный взгляд.

– Вам не кажется, что это важный факт, о котором следовало сообщить нам ранее? Что вы состояли в сексуальных отношениях с жертвой?

– О, хватит, с тех пор прошло много лет, и ничего такого там не было. Чистой воды развлечение и полная чепуха. Если бы я трепался направо и налево обо всех женщинах, с которыми сплю…

Эта фраза вывела Анетте из равновесия.

– Женщина?! Пятнадцатилетняя дочь вашего брата по ложе! А вам сколько лет? Пятьдесят пять, шестьдесят?

Взгляд из-под поднятых бровей Кинго говорил Йеппе «ну вот, а я что говорил».

– Она далеко не единственный подросток, с которым я трахался. Еще я трахал шлюх и горничных, черных, желтых, красных. И если вы спросите меня зачем, ответ будет: потому что я могу! Вот вы, очевидно, жрете слишком много пирожных с кремом, но это ваше личное дело.

Усмиряющим жестом Йеппе положил руку на плечо коллеги.

– И как Кристиан Стендер отнесся к тому, что вы спите с его дочерью?

– Черт возьми, мы же с ним не беседовали об этом за завтраком. Она просто проскальзывала ко мне в комнату, когда я ночевал у них, и можно на пальцах одной руки пересчитать, сколько раз это происходило. Он так об этом и не узнал. Или не должен был узнать! Кроме того, я был у нее не единственным, поверьте! – Кинго коротко улыбнулся, подумав о сексуальной скороспелости Юлии Стендер.

– А вы в курсе, что она тогда забеременела?

– Нет.

Он произнес это так, словно ничто не могло волновать его меньше.

– Она понимала, что отцом ребенка являетесь вы, – продолжал Йеппе, хотя, строго говоря, эти сведения он получил только от Даниэля.

Кинго покачал головой, подняв ладонь.

– Да это просто смешно. Я бы узнал об этом.

Анетте включила поворотник и снова свернула налево. Скоро они вновь окажутся у Бутылки; у Йеппе чесались руки отвезти Кинго в управление, однако он прекрасно понимал, что, сделав это, они могут огрести по полной программе.

– Как вы относитесь к Кристиану Стендеру?

– Он один из моих крокодильих сторожей. Они есть у каждого художника. Во всяком случае, успешного.

– Поясните, пожалуйста.

– Он покупает у меня произведения искусства. Помогает устанавливать связи в частном секторе. В обмен на это я озаряю его жизнь звездным отблеском, приходя к нему в гости и охотясь с ним. Это обыкновенный бартер. Выгодный для обеих сторон.

– То есть вы бы не назвали его близким приятелем?

– Что такое дружба? Мы обогащаем друг другу жизнь. О чем-то большем, наверное, просить невозможно.

– Вас бы шокировало, если бы Кристиан Стендер оказался каким-то образом причастен к смерти своей дочери?

В темноте салона трудно было разглядеть лицо Кинго. Анетте остановилась у тротуара на том же месте, где и прежде, но Кинго сидел неподвижно.

– Да, это бы меня шокировало. А почему вы спрашиваете?

– К сожалению, в данный момент я не могу сообщить вам подробности. Но вы считаете маловероятным, что Кристиан Стендер своими руками убил свою дочь?

– Да, считаю. – Он взял свои вещи и приоткрыл дверцу. – А теперь позвольте мне уйти. Я сильно опоздал, и моя внучка уже точно спит. Само собой разумеется, я рассчитываю на то, что подробности наших с Юлией Стендер интимных отношений разглашены не будут. Если что-то вдруг будет предано огласке, спешу уверить вас, что, с одной стороны, я буду все отрицать, а с другой, использую все возможные связи, чтобы уволить вас обоих. Хорошего вечера.

Он вылез, захлопнув за собой дверь. Они наблюдали, как он идет по обезлюдившему спальному району. Его походка выглядела отнюдь не такой надменной, как всего полчаса назад.

Наконец Йеппе мог проверить свой телефон. Сообщение от Йоханнеса. «Спасибо за вчерашний вечер, бла-бла-бла…» Разочарование было грандиозным.

– Ты знаешь, кто такой крокодилий сторож? – Анетте опустила стекло и глубоко вдыхала летний воздух.

– Птичка, которая питается отходами пищи в пасти крокодила. Птичка получает еду, крокодил получает чистку зубов, поэтому не трогает птичку. Все довольны.

– Хм, мерзость.

– Это точно.

Следователь Сайдани уже завела мотор и включила первую передачу, когда в стекло автомобиля постучали. Она испытала настоящий шок и надеялась, что Ларсен этого не заметил. Рядом с машиной, наклонившись к окну, стояла заведующая приютом. Сайдани опустила стекло.

– Я тут кое-что вспомнила. Я на самом деле не знаю, почему вы оказались именно здесь, вообще-то основной адрес у нас другой. Мы получили большой грант, сейчас делаем ремонт и перестраиваем корпуса; переехали около года назад, когда началась стройка. Наше главное здание находится чуть дальше по Страндвайен, номер дома 332, меньше чем в пяти минутах езды отсюда. – Она колебалась. – Да, только это я и хотела сказать. Не знаю, имеет ли это какое-то значение. Еще раз пока! – Она помахала рукой и, мелькая своими гольфами, побежала обратно к входной двери.

Дом 332 по Страндвайен представлял собой совершенно иную постройку, нежели современный коттедж, который они только что покинули. Большой белый особняк с крышей, покрытой глазурованной черепицей, располагался в глубине участка и выходил окнами на море. По незнанию можно было бы предположить, что это жилище какого-нибудь богача. Припарковав машину, они вошли в калитку, к большому их удивлению, оказавшуюся незапертой. Дом тонул в темноте, даже лампы по обе стороны въездной дорожки, – судя по всему, с сенсорными датчиками, – не реагировали на проходящих мимо них следователей. Они осторожно ступали по гравию и прислушивались. Подойдя поближе к строению, они увидели, что дом убран в строительные леса, которые придавали зданию совсем неприветливый вид. Зимняя берлога посреди позднего лета. Для начала они осмотрели двери главного здания, чтобы проверить, все ли в порядке с замками. При свете карманного фонарика получить исчерпывающее представление об этом оказалось сложновато, но явных проблем обнаружено не было.

Сзади раздался страшный треск, они вздрогнули и затаили дыхание, потом обнаружили лоскут брезента, свисающий со строительных лесов и хлопающий при каждом порыве ветра. Они застенчиво улыбнулись друг другу. Сайдани вытащила табельный пистолет из кобуры и сняла его с предохранителя. Они пошли дальше по территории, выключив фонарик, чтобы конус света не выдал прежде, чем они обнаружат чье-либо присутствие.

В темноте им приходилось продвигаться очень осторожно. Отблески на морской глади, к счастью, позволяли им более или менее без потерь обходить скамейки и деревья. Песочница с крышкой – Сайдани остановилась и знаком попросила Ларсена открыть ящик, тем временем стоя настороже. Нащупав край крышки, он с трудом приподнял ее. Внутри не оказалось ничего, даже песка. Крышка упала с негромким щелчком. Они немного подождали, однако не услышали никаких звуков, кроме шума моря да периодического хлопанья брезента. Они продолжили пробираться сквозь заросли, зигзагами прочесали территорию два раза, после чего Ларсен остановился.

– На пляже что-то лежит, – шепнул он.

– Ты уверен? Это не водоросли?

Ларсен побежал к морю, Сайдани устремилась за ним.

– Что это? Подожди меня! Включи фонарь!

Ларсен зажег фонарик и посветил туда, где явно лежал человек. Трудно было разглядеть на лице кровь, но короткие окрашенные хной волосы и миниатюрное тело, облаченное в промокшую одежду пастельных цветов, не оставляли никаких сомнений.

– Это она! Звони в «скорую», я проверю, жива ли она. И смотри в оба! Мы не знаем, может быть, он прячется где-нибудь в темноте.

Спустя полчаса «скорая помощь», выехавшая по срочному вызову, уже спустилась по рампе травматологического отделения Королевского госпиталя к подвалу на Юлиане Мариес Вай и остановилась у входа. Сопровождавшая ее патрульная машина припарковалась рядом, а санитары тем временем выдвинули колеса носилок и покатили носилки внутрь. Сайдани привезли в патрульной машине, и ее встретил Экко Лима, дежурный из отдела расследований. Травматологи в зеленых брюках и белых рубашках надевали полиэтиленовые фартуки и бахилы, а Сайдани кратко делилась имеющимися у нее сведениями, пока ее не оставили в одиночестве в коридоре травмпункта. Через стеклянную перегородку она видела, как врачи разрезали и удалили одежду, разложили ее по пластиковым конвертам, которые передали полицейским для обследования. Затем приготовили свинцовые фартуки для рентгена. Сайдани немного прошлась по коридору, чтобы позвонить матери и попросить ее остаться ночевать с девочками. Ведь ей придется задержаться на работе на ночь. Когда она возвращалась к стеклянным дверям, в помещение вбежали Анетте Вернер и Йеппе Кернер.

Йеппе отдышался первым.

– Она жива?

Сайдани пожала плечами.

– Мы пока ничего не знаем. Они только что начали работу.

– А преступник?

– Пока никаких следов не обнаружено. Ларсен с береговым патрулем ведет поиски в округе.

Вдруг кровь отхлынула от головы Йеппе, и ему пришлось наклониться и положить голову себе на колени. Он потерпел поражение. Линия, где желтые стены встречались с линолеумным полом, качались, как на корабле.

Где-то у него над головой Анетте обсуждала ситуацию с коллегами, но их голоса постепенно отдалялись от него. Он обещал позаботиться о ней, и вот теперь она лежит там, а он сидит здесь. А преступник до сих пор разгуливает на свободе. Он сел на пол и уперся лбом в колени, пытаясь дать понять, что он в порядке, даже не зная, обращает кто-то на него внимание или нет.

Тошнота проникала к нему в кишки, в мозг, в легкие. Он закрыл глаза и вдруг очутился на американских горках с пятью мертвыми петлями, куда однажды его затащил Йоханнес во время Октоберфеста в Мюнхене. Поражение, вот что он сейчас ощущал. Необратимое, непростительное поражение. Он почувствовал руку на своем плече, услышал свое имя. Затем все закружилось вокруг оси, находившейся где-то за глазами, и он потерял сознание.

Трубы. Стальные трубы, пластиковые трубы, трубы ярких цветов, узкие трубочки и широченные водосточные трубы, трубы с трещинами и трубы люминесцентных ламп, трубы, уходящие в толщу стен и потолка, стоило только начать прослеживать их взглядом. Йеппе заморгал, пытаясь понять, где он. Грубая хлопковая простыня, яркий свет, он, должно быть, в больнице. Комната с кушеткой, дверь открылась, он не спит! Над ним склонилась Анетте. Она принесла с собой аромат жевательной резинки.

– Йеппе, блин, ты меня пугаешь своими дерьмовыми выходками. Тебе нужно сходить к врачу!

– Я прекрасно себя чувствую, просто чуток, ха-ха, понизился сахар и…

Он пришел в себя, вспомнил, где находится, и приподнял голову.

– Она мертва? – Сердце вновь заколотилось.

– Нет. Состояние стабильное. Только сломано ребро, вывихнута челюсть, множество кровоточащих ран и, предположительно, сотрясение мозга. Ей дали что-то успокоительное, чтобы она до завтра поспала, но выглядит она неплохо. Закаленная дамочка. Йеппе, она в порядке.

Йеппе сел, держась за край кровати, пока комната не стала неподвижной. Горло сжалось, и ему пришлось пару раз сглотнуть. Облегчение обрушилось на него с новой силой. Все будет хорошо!

– Эй, Анетте!

– Да?

– Дашь жвачку?

Анетте с улыбкой протянула ему пачку.

– Как ты думаешь, почему он ее пощадил?

Йеппе бросил куриную косточку в пластиковую упаковку, вытер с пальцев соус барбекю и запил глотком «Будвайзера». Американское пиво всегда заставляло его ощущать себя статистом из рекламы «Levi’s», отнюдь не неприятное чувство. Анетте наполовину съела свой бургер с беконом, ее подбородок был перепачкан майонезом с чили.

– Хм-м, может, ему просто помешали Ларсен и Сайдани?

– Но ведь тогда они бы увидели его. – Он принялся за очередное куриное крылышко, сильный голод его не мучил, но поесть было приятно. – И кровотечение у нее к тому моменту давно прекратилось, кровь успела свернуться. Она была переохлаждена. Видимо, пролежала там довольно долго. Но вот почему ему пришлось оставить ее, не довершив начатого?

Анетте осмотрела свои пальцы, измазанные майонезом, словно их испачкал кто-то другой, и начала методично облизывать их.

– Хочешь салфетку?

– Заткнись, Йеппесен, за собой следи. Ты только что грохнулся в обморок посреди травматологического центра, неужели у тебя нет поводов для беспокойства поважнее, чем моя гигиена?

– Но все-таки дать?

– Давай.

Прожевав, Анетте вытерла руки.

– Возможно, пожилая женщина с морщинистой кожей показалась ему неэстетичной. Может, это не соответствовало его амбициям.

– Хм-м, возможно. Но она его видела. Довольно-таки рискованно с его стороны оставлять ее в живых. Как-то противоречит всем мерам предосторожности, которые он предпринял с двумя другими жертвами. Почему он стал таким неосторожным?

– Потому что он в курсе, что мы знаем, кто он такой. И потому что ему безразлично, поймают его или нет.

– Значит, он опасен. То есть еще более опасен.

Анетте кивнула, они молча пили. Йеппе размышлял, опасен ли Бовин для них. Может, стоит позвонить Терезе и попросить ее быть поосторожнее в течение ближайших дней, хотя это и казалось довольно неуместным. Попросить Нильса с особым вниманием позаботиться о его жене. Пока бумаги не были подписаны, она все еще считалась «его женой». «Бургер Пэлэс» опустел, они остались одни. Воскресным вечером вся работа кипела в секторе «на вынос». Люди ужинали перед телевизорами на диванах при свете стеариновых свечей на подоконниках, укутав ноги домочадцев пледами. Йеппе почувствовал знакомое дуновение одиночества и отхлебнул еще пива.

Поиски Эстер ди Лауренти были остановлены, начались поиски дактилоскописта Дэвида Бовина. Были задействованы шесть патрульных бригад, которые объехали Коккедаль, отправились по домашнему адресу Бовина, в Центр криминалистической экспертизы, в галерею Кинго и к нему же на квартиру, курсировали по Клостерстреде и всему Старому городу. Все полицейские силы округа Большого Копенгагена, а также подразделения хемверна по всей Зеландии были привлечены к участию в поисках, СМИ опубликовали фотографию разыскиваемого на первых страницах своих онлайн-изданий. На следующее утро назначили допрос Кристиана Стендера в присутствии адвоката. Ему трудно будет взять на себя вину за нападение на Эстер ди Лауренти накануне вечером, но никогда не знаешь, как все обернется в итоге.

У Анетте зазвонил телефон, она улыбнулась при взгляде на дисплей и быстро ответила на звонок. Лицо ее просияло, а голос зазвучал тихо и влюбленно. Милый то, милый се. Значит, Свен. Наблюдая за своей влюбленной напарницей, Йеппе допил пиво.

Три пьяных парня вошли и сели за соседний столик, хотя весь зал был пустой, чувство такта в отношении частной жизни окружающих давно было пропито ими напрочь. С криками и смехом они заказали еду, пряча под столом бутылку рома. О, молодежь, о, беззаботная жизнь! Анетте и Йеппе с улыбкой переглянулись сквозь опустевшие пивные бутылки.

Существует тонкая грань между понятиями «воспользоваться случаем» и «смалодушничать». Иногда нехоженая дорога менее людна лишь потому, что ведет прямиком в пропасть. Йеппе прекрасно отдавал себе отчет в том, на какой дороге он находился, когда незаконно припарковал машину под деревом на Эстер Фаримасгеде. Двигаясь к выезду из города, он решительно свернул на Вестерброгеде, пожелав Анетте спокойной ночи и направляясь домой, чтобы принять душ и получить порцию крепкого сна. Но внезапно он сменил курс, повернув направо, на Кингосгеде, и снова двинулся к центру города.

Узенькие улицы «Картофельных грядок» в летней темноте напоминали многоярусные подставки для десертов. Дома из шоколадного бисквита с глазурованными окошками, излучавшими тепло и гостеприимство, низкие изгороди, поверх которых можно было общаться, игровые домики для многочисленных детишек. Ее муж дома, чего ты хочешь? Взглянешь на нее одним глазком, чтобы крепче спать? Может быть, она заметит тебя, улизнет из дома, и вы займетесь любовью в песочнице, пока Джон чистит зубы? А вдруг тебя поразит молния с ясного неба, и рано утром, выйдя отстегнуть велосипед, она обнаружит перед своим окном истлевшую статую.

Их дом располагался посреди участка под названием «Дворовая зона», где автомобилям нужно было ездить как можно медленнее и как можно реже. Он мог бы засесть где-нибудь, скрывшись от взглядов с дороги за игровым домиком, и смотреть в гостиную семейства Харлов. А если им вдруг вздумается поглядеть в те же самые окна изнутри, то он предстанет перед ними в свете, льющемся из окон, как олень, застигнутый врасплох дальним светом фар. По всем трем этажам разлился мягкий свет, однако никакого движения не было. На втором этаже, за прозрачными занавесками, мелькали голубоватые отсветы телевизора. Наверняка они сидели там вдвоем, может, держась за руки, потягивая красное вино или чай. Йеппе отчасти утешился тем, что работал телевизор, а значит, вряд ли они были в постели. На столе у самого окна стояла свеча, пламя ее колыхалось от ветерка, проникавшего или через открытое окно, или через щель в раме. Рано или поздно кто-нибудь подойдет к окну и задует свечу. Йеппе замерз. Он едва умещался на миниатюрных перильцах детского домика. Он решил ждать, пока погаснет свет. Откинул голову на потрескавшуюся доску и попытался расслабиться.

Однажды Тереза встретила его на Эстерпорт, летним вечером бог знает сколько лет назад. Еще до того, как началось умопомешательство на почве оплодотворения, значит, по крайней мере лет пять-шесть назад. Они только что переехали в дом в Вальбю, Йоханнес и Родриго были приглашены на ужин. Они напились и носились по саду с невероятного размера водяными пистолетами, пока Родриго и Тереза не притащили ватные одеяла и не опрокинули торт. Потом они с Йоханнесом убежали с участка по дороге. Шлепанцы и засученные рукава, теплый вечер такой мягкий, что напоминает объятия. Они добежали до дикого луга, где теперь построили детский сад. Тогда там росла высокая трава и деревья с белыми цветами, так дивно благоухавшими в июне. Боярышник?

Они добрались до самой железной дороги, не до пригородной S-линии, но до эстакадной железной дороги чуть поодаль. Вспотевшие и развеселившиеся, им все было нипочем. При приближении товарного состава они засели в травяной чаще, чтобы их не заметили. И вдруг случилось чудо: поезд остановился прямо перед ними. Не медля ни секунды, они забрались в первый же пустой вагон и сели бок о бок. Когда поезд двинулся с места, они экзальтированно рассмеялись при мысли о том, где они могли очутиться. Берлин! Роттердам! Эльсинор! В кармане ни кроны. Ни телефонов, ни ключей, ни удостоверений личности. Достаточно пьяные, чтобы думать, что им море по колено и все по плечу, но в то же время достаточно трезвые, чтобы оценить кинематографичность ситуации. Торжественное чувство свободы возвело их на недосягаемую высоту; двое друзей несутся в ночи в товарном поезде в неизвестном направлении. Это был даже некоторый перебор.

Мелькали темные дома и ароматные кустарники, они отказались от затеи поговорить под стук колес. На Эстерпорт поезд остановился и был отправлен на ночь на запасные пути. Это принесло одновременно разочарование и облегчение. Им пришлось прокрадываться мимо железнодорожников. Он уже не помнил, как они связались с Терезой, но она приехала за ними вместе с Родриго. Родриго был в ярости. Безответственность! Ребячество! Глупо и по-дурацки! Но Тереза рассмеялась и поцеловала его, полюбив еще чуточку сильнее за эту мальчишескую отвагу.

Недостатком полного слияния с другим человеком является то, что при расставании от тебя остается в лучшем случае половина.

Свет мерцал, Йеппе уловил какое-то движение, зажглась люстра. Это была она! Мед и розмарин, теплое золото и пузыри пены для ванны. Его тело словно включилось при виде ее: так нажатием на кнопку приводится в движение механизм. На ней было что-то теплое и бесформенное, волосы были уложены. Джон шел за ней с подносом со стаканами и бутылкой. Они оживленно беседовали, пока она загружала посудомоечную машину, он так и стоял с подносом, неподвижное тело и меняющееся выражение лица. Вдруг лицо Анны расплылось в задорной улыбке, видимо, Джон сказал что-то смешное, потому что он и сам смеялся, только сдержанно, как и подобает автору шутки. Вытерев глаза, она продолжала смеяться, вдруг став похожей на маленькую девочку.

В этом смехе не было никакого притворства. Джон поставил поднос и приобнял ее за шею, потом выключил свет и вышел. Она смотрела ему вслед и улыбалась. Этот взгляд! Йеппе был знаком этот взгляд. Когда-то и на меня так смотрела женщина. Анна прошла через кухню к окну, двигаясь в направлении Йеппе и горящей свечи. Он видел, как ее лицо с вытянутыми губами осветилось на краткий миг, став похожим на лицо ангела. Задув свечу, она ушла.

Йеппе решил снова спать на диване. Он не хотел идти в спальню даже за одеялом, нашел какие-то коврики и декоративную подушку. Ты с ней всего лишь пару раз трахнулся. Считай себя везунчиком, что еще можешь! Со стороны железной дороги раздался грохот, вскоре мимо проехал поезд, весь дом задрожал. Йеппе знал, что не заснет. Он вышел почистить зубы и взглянул на свое отражение со вспененной пастой, потом открыл туалетный шкафчик и рассмотрел коллекцию болеутоляющих препаратов. Крошечные пузырьки с успокоительными, как это жалко. Выбор тоже становился жалким, его врач начал выписывать рецепты с неохотой.

Он нашел пакетик с двумя таблетками по 600 мг ибупрофена, посмотрел на название – «Ибупирак», сойдет – и проглотил их вместе с остатками зубной пасты и таблеткой зопиклона, чтобы поспать. Вероятно, наутро у него будет болеть живот, зато сейчас он сможет улечься на диван и на этот раз провести терпимую ночь.