Путь к стоянке был проделан молча. Анетте казалась задумчивой, если не сказать обозленной. Она никогда не проявляла свою женскую суть полнее, чем в минуты злости, с которой сама не желала мириться. Стратегия поведения Йеппе в отношении женщины, раздираемой противоречиями, совершенствовалась на протяжении его всей взрослой жизни, поэтому он предпочел заткнуться. Он слегка расстегнул ветровку, чтобы молния не впивалась в шею, и уселся на пассажирское сиденье. Они проехали пару минут, когда Анетте раздраженно закашлялась. Он расценил это как приглашение к диалогу.

– Ты дозвонилась до матери Каролины?

Анетте мгновение колебалась, после чего решила отказаться от Плана «Брюзга». По крайней мере на данный момент.

– Ага. У нас произошел любопытный разговор, пока ты поднимался к старушке Лауренти. Ютта в курсе романа Юлии с учителем и была рада поделиться своими знаниями. Семья Боутруп раньше близко дружила со Стендерами, однако эта симпатия, кажется, ослабла. – Анетте с таким энтузиазмом принялась рассказывать эту историю, что почти позабыла о своей обиде.

– Кристиан Стендер порядочно обесцветил эту связь, когда рассказывал о ней тебе. В крошечном Сёрваде разразился настоящий скандал. Школьный учитель совращает невинную дочку магната. Нелишне будет заметить, того же самого магната, который женился на своей секретарше сразу после похорон первой супруги. На протяжении десятка лет эта семейка поставляла большую часть тем для разговоров в местной парикмахерской.

Они свернули на бульвар Г. К. Андерсена, и Йеппе попытался вспомнить, когда он в последний раз видел Ратушную площадь без дорожных работ. Повествуя, Анетте барабанила по рычагу переключения передач розовыми ногтями.

– Учителя зовут Йальти – а не Йальте – Патурссон, он родом с Фарерских островов. Учился в семинарии в Копенгагене, переехал в Орхус, встретив женщину, на которой потом женился. Отношения разладились, и Йальти очутился в государственной школе Сёрвада, где, по выражению Ютты, по уши влюбился в пятнадцатилетнюю Юлию Стендер. Она, судя по всему, тоже им увлеклась. Ему было около сорока, но он не мог скрыть свои чувства к девочке. Ютта рассказала о неловкой встрече в театральном клубе, когда он в открытую уставился на Юлию влюбленными глазами. Старался дотронуться до нее, раздавая распечатки для занятий, и так далее. Пошли разговоры, и Кристиан Стендер добился его увольнения.

– Но звучит довольно-таки невинно, нет?

– Да все было отнюдь не невинно! Ютта кое-что знает от Каролины, он ведь спал с Юлией, старый козел! У них возникла полноценная любовная связь, прежде чем отец обо всем узнал и вышвырнул его из города.

– Уф! Не хотел бы я перейти дорогу Кристиану Стендеру на его территории.

– Вот-вот! По словам Ютты Боутруп, Йальти Патурссон покинул город и даже страну.

– Ладно, допустим. Скандал – девушка, старый козел, разгневанный отец и так далее. Но прошло уже много лет. Это может иметь какое-то отношение к убийству? Бывший парень Юлии с Фарер мог решиться на месть?

– Ты еще не слышал главного.

Йеппе посмотрел на напарницу за рулем. Она встретила его взгляд, подняв бровь. За Анетте мелькала дуга Биспеэнгбуэн.

– О нет, ты же не хочешь сказать, что…

Анетте кивнула, удовлетворенно надув губы.

– Да-да, верно. Юлия Стендер, пятнадцати лет от роду, забеременела от школьного учителя и втайне сделала аборт в больнице Орхуса. Официально она в течение долгого периода отсутствовала в школе по причине жуткой депрессии, но позже она во всем призналась Каролине. Это уже на что-то похоже, правда?

– Да, но на что? Нам бы позвонить в Торсхавн и поговорить с Йальти Патурссоном.

Внешний Нёрребро превратился в странное, никем не занятое пространство, занимающее область между Брёнсхой и Ванлёсе; бездушное гетто для среднего класса из многоэтажек с простыми окнами и сплошные дискаунтеры. У Слотсгерренсвай, 113 они свернули к большому двухэтажному комплексу из красного кирпича и припарковались. Здание уже наполнилось ожиданием вечернего отдыха после трудового дня, на парковке народ перебрасывался репликами через крыши машин. Все расходились по домам к тапкам, холодному пиву и спорам о том, какой соус подать к ужину. Прошлой весной Йеппе разорился на газовый гриль, по размеру сопоставимый с лимузином, с шампурами на вертеле и разными температурными зонами. В этом году он ни разу не вытащил его из сарая.

Криминалист Клаусен стоял на верхней ступеньке и разговаривал по телефону, когда они пришли. Он махнул им, приглашая войти, и начал спускаться им навстречу по длинной галерее с белыми стенами без окон, по-прежнему погруженный в телефонную беседу. Клаусен был небольшого роста, узкоплечий и щуплый, с тонкими волосами какого-то мышино-коричневого оттенка и обветренной, обезвоженной кожей. В общем, не претендент на обложку «Euroman». Но когда он говорил, его лицо сияло целой сетью оживших морщинок, а маленькое тело заполняло все окружающее пространство жестикуляцией. Клаусен состоял в четвертом браке с божественно красивой (так говорили) скрипачкой из Королевского оркестра, и, стоило увидеть его в деле, становилось понятно, как так вышло.

Клаусен остановился у большого деревянного стола, обтянутого линолеумом, и завершил телефонную беседу какими-то жужжащими звуками и поспешным прощанием.

– Хорошо, что вы пришли. Мы сегодня обнаружили несколько любопытных вещей. Вы уже кого-то подозреваете?

– Нет.

– Да.

Эти незамысловатые ответы обнажили растущую трещину в сотрудничестве Йеппе и Анетте. Йеппе поспешил объясниться.

– Мы работаем в нескольких направлениях. Вот появилось новое – несколько недель назад соседка сверху подробно описала случившееся в доме убийство.

Клаусен вытянул шею, словно приближение уха на сантиметр к губам Йеппе могло облегчить понимание.

– Это новое обстоятельство, мы с ним еще не очень продвинулись. Общее мнение по-прежнему состоит в том, что Кристофер Гравгорд – наш основной подозреваемый, – продолжал Йеппе.

– Но ты, как я вижу, так не считаешь. Почему? – вклинился Клаусен.

– Потому что в данных временных рамках это представляется маловероятным. И еще потому, что он никак не ассоциируется у меня с типом, способным на предумышленное убийство. Но давайте посмотрим. Я рассчитываю поумнеть за час в твоем обществе.

Клаусен кивнул, довольный назначенной ему ролью оракула, и вытащил из коричневого конверта стопку глянцевых фотографий. Выложив в ряд двенадцать снимков интерьера квартиры, он указал ручкой на отмеченные пятна крови.

– Как вы знаете, мы обнаружили пятна крови в гостиной, на кухне и в коридоре, ведущем на кухню, где она была найдена. Множество кровавых пятен! Мы собрали более восьмидесяти образцов с ковра, стен и мебели. Сложно сказать, где все началось, но, судя по многочисленным эллипсообразным брызгам внизу на стене и на диване в гостиной, я полагаю, что первые раны были нанесены здесь. По форме кровавых пятен мы можем установить, что кровь брызнула на стену сверху, а длина их говорит о том, что брызги летели в стену с большой скоростью. Видимо, девушка упала на диван, так как в обивке диванной спинки есть два глубоких пореза ножом, там, где он ее пырнул. Мы нашли отчетливый отпечаток левой руки Юлии в луже крови под диваном. Также три отпечатка руки были оставлены на полу по дороге в кухню. Это отлично согласуется с ранами, обнаруженными Нюбо у нее на спине. То есть, убийца наносил удары ножом, когда она пыталась уползти от него.

– Почему она ползла туда, а не к выходу?

– С дивана видно кухонную дверь, и она ближе. Так что логично было выбрать этот путь. Взгляните вот на этот снимок кухонной стенки под столиком в углу, здесь пятна крови круглые. Значит, они попали на стену под прямым углом. Следовательно, она лежала, когда он пырял ее. Возможно, хотела спрятаться под этим столиком.

– Насколько я помню, этот кухонный стол площадью не больше половины квадратного метра. Разве не странно заползать под него, когда тебя преследует безумец с ножом?

– А ты что думаешь?

– Не знаю. Может, там на столе лежало что-то, чем она могла бы попробовать защититься? Что-то тяжелое? Что было на столе, когда вы его видели?

Клаусен пролистал стопку фотографий, вытащил одну и изучил ее очень внимательно. – Какие-то бумаги, все чистые, несколько ручек, пепельница и кофейная чашка.

– Пепельница?

Клаусен покачал головой и взял фотографию.

– Вот такая треугольная пепельница типа тех, что бывают в кафе, из желтого пластика. Не такая тяжелая, чтобы ей можно было нанести сколь бы то ни было серьезный удар. Ну и мы, естественно, стерли с нее пыль. На ней не нашли ничего, кроме пары отпечатков пальцев девушки. Говорю тебе, в этой квартире нет ни одного не осмотренного предмета, который можно было бы поднять и который бы весил больше двухсот граммов.

– Но Йеппе прав – она, вероятно, пыталась защищаться. – Говоря, Анетте кусала заусенец у корня розового ногтя на большом пальце. – Это происходит инстинктивно, когда тебе угрожают. А можно предположить, что она пыталась ударить его чем-то тяжелым, а он отобрал у нее этот предмет, убил ее им и, уходя, унес из квартиры? – Анетте выплюнула на пол микроскопический кусочек кожи.

– Мы нашли в квартире множество кровавых следов, но каждая капля крови принадлежала жертве. По крайней мере, пока судебно-генетическая экспертиза этого не опровергла. По словам Нюбо, под ее ногтями не нашлось никакого генетического материала преступника, как можно было бы ожидать. Вполне возможно, что она ударила в ответ и поранила его, но мы не видим никаких признаков этого.

Клаусен извлек из бумажного конверта что-то мягкое.

– Вот эту флисовую кофту мы нашли на кухне рядом с телом. – Клаусен продемонстрировал очередную фотографию. – Она была вся в крови, как мы предположили, опять-таки жертвы. Судмедэксперты подтвердили наши догадки. И это хорошо согласуется с гипотезой о том, что убийца чем-то прикрыл голову жертвы, прежде чем нанести удар. Кофта могла пропитаться кровью из всех ран на теле девушки.

– Я знаю, ты думаешь, что убийца скорее всего был в перчатках, – перебил Йеппе. – Но если в луже крови есть следы ее ног, то там могут быть и ее следы? Он же никак не мог заставить свои ноги не следить?

– Мы нашли множество отличных отпечатков подошв преступника и в пыли, и в крови, даже проверили их по базе данных и нашли совпадение. К сожалению, следы, оставляемые обувью, совсем не уникальны, в отличие от отпечатков пальцев, а потому единственное, что нам удалось узнать, – это марка и размер ботинок.

Клаусен пригласил их следовать за ним в большой офис открытого типа с рядами мониторов вдоль стены. Воздух там был теплым и застоявшимся. Йеппе расстегнул воротник и вытер ладони о брюки. Множество озаренных белым светом лиц подняли взгляды от виртуальных миров и кивками поприветствовали их. Один из криминалистов оторвался от работы и повернулся к ним. У него было добродушное, дружелюбное лицо с густой бородой и задорными глазами. Его колени нервно дергались под письменным столом, видимо, эта привычка настолько вошла в его образ жизни, что он и сам перестал ее замечать. Он протянул руку и представился.

– Привет. Сёренсен.

– Мы так понимаем, у вас есть соответствие?

Сёренсен широко улыбнулся, обнажив, во-первых, немаленькую щербинку между передними зубами и, во-вторых, остатки томатного соуса после обеда на щетине у уголков рта.

– Ага, подфартило. Старый знакомый.

Он вывел на монитор описание дела. Высветилось черно-белое изображение резиновой подошвы.

– Взгляните, один из лучших образцов, что я когда-либо видел. Прямо посередине листа А4, который, видимо, валялся на полу. Идентичный трем другим следам, найденным в луже крови. Прямо-таки кажется, что он их специально отпечатал. – Сёренсен воодушевленно указал на сияющую на экране подошву. – Посмотрите на маленькие крестики посередине стопы и на квадратики по бокам. И на характерную пятку, разделенную на четыре части. Кроссовок «Найк Фри Трейнер», версия 5.0. Самые обыкновенные кроссовки, продаются повсюду. Размер 44, или 10, если по американским размерам.

– Очень чистый и аккуратный след. – Теперь Анетте наклонилась вперед и присмотрелась к изображению.

– Именно! – Сёренсен одобрительно закивал. – Прямо-таки необыкновенно чистый и аккуратный, и я скажу вам почему. Кроссовок новый.

– Новый?

– Ни единого признака износа. Ни малейшего. Ни единого камешка не застряло в подошве, грязи не прилипло – к тому моменту, когда он вошел в квартиру. Этот ботинок никогда не ступал по улице.

– То есть у него была с собой сменная обувь?

– У него была не только сменная обувь. – Клаусен снова взял инициативу на себя. – Как я уже говорил, он переоделся в какой-то защитный костюм с перчатками. Он бы привлек слишком много внимания, если бы вышел в окровавленной одежде на улицу после убийства. К тому же на лестнице не было кровавых следов. Значит, он, наверное, снял костюм и ботинки на выходе, перед тем как покинул квартиру, и переоделся во что-то.

– Крайне предусмотрительно.

– Смею вас заверить, так и было. Предусмотрительно и продумано – человеком, который совершенно не желал оставлять следов.

Анетте покачала головой.

– Юлия никогда не открыла бы дверь мужчине, облаченному в защитный костюм, да еще в перчатках.

– Я этого не знаю. Может, он переоделся в туалете? Много времени это бы не заняло, – предположил Клаусен.

Анетте неуверенно пожала плечами.

– Может, более вероятно, что на свою обычную одежду он надел тренировочный костюм – в качестве защитного? Такой спортивный костюм, типа бегового, так, кажется, он называется? В нем он запросто мог позвонить в дверь, не вызывая подозрений, а потом, совершив убийство, снять его и положить в сумку.

– Да, правдоподобно. И сменные ботинки он мог надеть перед тем, как позвонить в звонок. Откуда я знаю, может, он и перчатки сразу натянул. Такие вот латексные перчатки она могла заметить лишь тогда, когда он уже был внутри. Получается, в квартире ему оставалось только нож вытащить.

Йеппе опирался ладонями на край стола. У него начиналась головная боль.

– Мы уверены, что преступник принес с собой нож? Он не принадлежал девушке?

– Каролина Боутруп утверждает, что раньше этого ножа не видела. Видимо, он его принес, применил и оставил.

– Итак, преступник убил Юлию, изуродовал тело и затем, убрав защитный костюм, обувь и орудие убийства в сумку, вышел с этой сумкой на улицу. С какого перепугу он оставил нож? Это бессмысленно. – Йеппе чувствовал, как начинает замедляться темп его речи. – Скажите, нельзя ли окно открыть? Тут просто парилка. – Он совсем не хотел показаться капризным, но духота приводила его в полуобморочное состояние.

Двое криминалистов переглянулись, после чего Клаусен открыл окно, выходящее на парковку. Йеппе кивнул ему в знак признательности и попытался сохранить нормальный внешний вид.

– Мы изготовили силиконовые слепки ребра, поврежденного ножом, и лезвия ножа, найденного в квартире. – Сёренсен почесал в районе сгустков томатного соуса. – Исследование ножа дало положительный результат на остатки крови, хотя он и был тщательно вытерт. Теперь судебно-медицинская экспертиза установит, чья это кровь, Юлии или вдруг чья-нибудь еще. – Сёренсен вывел на поделенный на сектора экран два размытых изображения и показал на узкие бороздки в шероховатой белой массе.

– Как вы видите, характер повреждения реберного хряща подтверждает, что удар нанесли лезвием именно такой формы.

– Ну это же отлично! Тогда мы можем пробить его по базе и посмотреть, встречались мы с ним уже или нет. – Анетте пыталась сохранить оптимизм.

– Мы это уже сделали. Лезвие принадлежит обыкновенному охотничьему ножу, который можно купить в каком-нибудь интернет-магазине крон за сто пятьдесят. Как минимум в дюжине датских онлайн-магазинов, плюс международные. Конечно, неплохо было бы проверить хотя бы датские на предмет продаж за последние пару месяцев, но шансов мало. И еще – нож новый. Совсем новый. На лезвии нет ни единого дефекта, ни царапинки.

– Новая обувь, новый нож, защитный костюм. Прямо не за что зацепиться, – печально заметил Йеппе.

Никто ему не ответил. По помещению расползалась тишина – если не считать стука, с которым трясущееся колено Сёренсена ударяло в дверцу шкафчика. Йеппе засунул руку во внутренний карман ветровки в поисках таблетницы, но вспомнил, что оставил ее в машине. Может, стоит попросить стакан воды. К стуку по дверце шкафа добавились шаги. Дэвид Бовин, дактилоскопист, подошел к ним с бумагой в руке. Его верхняя губа вспотела от вечерней жары. В паре метров от стола он начал говорить, на каждой третьей фразе непроизвольно подолгу моргая и не замечая этого.

– Возможно, я кое-что нашел! В квартире долгое время не убирали, поэтому она переполнена всевозможными отпечатками, которые для нас бесполезны, пока мы не определим подозреваемого, с чьими отпечатками их можно будет сопоставить. Свои находки я уже провел через Автоматизированную дактилоскопическую идентификационную систему, но никаких соответствий пока что не обнаружил.

Бовин имел в виду национальную полицейскую идентификационную систему отпечатков пальцев.

Резким движением он вытер верхнюю губу рукавом светло-голубой рубашки и продолжил:

– Но вот что может нам пригодиться. На косяке кухонной двери есть довольно четкий отпечаток правой ладони и большого пальца. Как будто кто-то оперся о косяк. – Бовин сделал вид, что опирается на воображаемую дверную раму.

– Так делают, чтобы сохранить равновесие, обуваясь или разуваясь? – уточнил Йеппе. Горло у него пересохло, язык как будто перестал помещаться во рту. Бовин улыбнулся и несколько раз моргнул.

– Но ведь это самое обыкновенное движение? Наверное, кто угодно мог оставить таким образом свои отпечатки? – продолжал Йеппе. – Это ведь не обязательно должно быть как-то связано с убийством?

Бовин размахивал своей бумажкой.

– В отпечатке обнаружены следы кукурузного крахмала. Собственно говоря, густой слой частиц обнаруживается во всех папиллярных линиях, поэтому корректнее было бы сказать, что отпечаток прямо-таки сдобрен этим веществом.

– И откуда же они могли там взяться? Эти частицы на ладони?

– В принципе, существует множество повседневных средств, всяких кремов и косметики, содержащих кукурузную муку. Но в небольших количествах. Намного меньших, чем в этом отпечатке. Еще он содержится в смазке для латексных перчаток. Могу с уверенностью заявить, что человек, оставивший отпечаток на дверном косяке, надевал латексные перчатки перед тем, как опереться и оставить этот отпечаток.

– То есть наш преступник снял в дверях окровавленные перчатки, потерял равновесие, переобуваясь, и схватился за дверную раму? – Йеппе чувствовал, как его сердце стучит высоко в области грудины. Капля пота покатилась по позвоночнику.

– Кажется, все говорит об этом, – ответил Бовин. – В первую очередь я попробую сверить его с отпечатками, взятыми у членов семьи, у друзей Юлии Стендер и у жителей дома. Если это ничего не даст, то прибегну к помощи АДИС, придется узнавать у них.

Йеппе закрыл глаза. Горло перехватило; когда он дышал, оттуда доносилось какое-то шипение. Словно он бежал марафон, дыша через трубку. В считаные секунды его охватил страх. Края ямы с грязью, в которой он стоял, были гладкими и скользкими, и ему оставалось лишь пытаться дышать; мир вращался вокруг него. Последним, что увидел Йеппе, прежде чем его голова ударилась об пол, был моргавший Бовин.

– Он ни черта не ест, болван.

Голос Анетте был первым вторгшимся в его сознание звуком. К его губам поднесли чашку с теплой водой, он отпил немного. И это помогло.

– Посиди спокойно, Йеппе! Ты только что упал в обморок, черт возьми!

– Я в порядке, это от духоты. Всегда не переносил духоту. Нет, перестаньте. Мне уже хорошо, обычное недомогание.

Лица, склонившиеся к нему, скептические, слишком близко. Он поднялся. Причем довольно удачно. Он облокотился на стол, чтобы мир выровнялся.

– Так что у нас в итоге есть?

– Йеппе, тебе не кажется..?

– Анетте, спасибо за заботу, остальных тоже благодарю, я чувствую себя отлично. Правда! Так мы можем продолжать?

Йеппе потупил взгляд, остальные присутствующие переглядывались. Клаусен поднял брови и шумно выдохнул через нос; волоски, избежавшие триммера, весело заколыхались от мощного потока воздуха. Затем он описал левой рукой дугу, засучил рукав и посмотрел на часы.

– Видимо, сегодня мы вряд ли успеем продвинуться, господа. И дамы, конечно. Будем надеяться, что Бовин найдет соответствие, а так – подождем, посмотрим, что нам скажет судебно-генетическая экспертиза по поводу образцов крови и тканей. С новым ПЦР-методом в арсенале они могут составить ДНК-профиль практически из ничего. Правда, к сожалению, на это уйдет неделя. Как минимум. И прошу прощения, но у меня на столе лежит целая куча других образцов, с которыми надо было бы разобраться сегодня, если не сказать вчера. Но вы сами справитесь, правда? И берегись духоты, Йеппе!

Клаусен браво поклонился и вышел из помещения. Поскольку Сёренсен давно вернулся к своему монитору, а Бовин куда-то исчез, совещание, похоже, окончилось. В Управлении считалось, что все криминалисты – личности странноватые. Идя к лестнице, Анетте выразила согласие с этой теорией, закатив глаза.

Мягкий вечерний воздух на парковке казался прохладным после парилки в Центре криминалистической экспертизы. Йеппе распахнул двери машины, выпустив из салона волну синтетического тепла. Они не торопились залезать внутрь, примостились у раскаленного капота. Стайка черных птичек порхала по площади между кронами деревьев в хаотическом танце, им самим казавшимся весьма слаженным.

Телефон Анетте зазвонил, она тяжко вздохнула, поднося трубку к уху. Йеппе закрыл глаза от низкого солнца и слушал ее реплики. В основном они состояли из ругательств, но невозможно было понять, хорошие или плохие новости она получила.

Закончив разговор, Анетте покачала головой и убрала телефон в карман.

– Вот еще дерьмо! Это Фальк. Он разговаривал с Фарерами. Йальти Патурссон прошлым летом покончил с собой. Во время прогулки прыгнул с обрыва в местечке под названием Сумба. Прошло несколько дней, прежде чем его нашли. Он оставил в надежном месте свой рюкзак и снял ботинки, но не было никакой предсмертной записки или типа того.

– Да уж. Ну, по крайней мере Юлию убил не он.

– А почему вообще он должен был это делать? У нее-то было побольше причин его пристукнуть. Но это, конечно, не может быть совпадением?

Анетте казалась искренне разочарованной.

– О чем ты? О том, что парень, с которым у Юлии был роман, совершил самоубийство почти за год до того, как убили ее? Как это может быть связано?

– Через Кристиана Стендера.

– Каким образом?

– Блин, еще не знаю! – Анетте пнула дверцу машины, та захлопнулась. Гидравлика позаботилась о том, чтобы это получилось как можно мягче.

– Не хочешь «Киткат» или еще что-нибудь?

– Угу, спасибо. Даже если ты вдруг поинтересуешься, нет ли у меня сейчас месячных, я не удивлюсь. Только это ты, а не я, барахтался сейчас на полу НКЦ, как полный придурок.

Йеппе не смог удержаться от улыбки.

– Итак, наши действия?

– Фальк пытается связаться с матерью Йальти Патурссона, которая, по-видимому, еще жива. Нам надо будет начать с того, знает ли она, почему он совершил самоубийство, и рассказывал ли он ей о Юлии и беременности.

– Ты правда думаешь, что Кристиан Стендер мог убить свою дочь? Вероятно ли, что он в этом замешан?

– Я скажу так: в любом случае хочется выяснить, не сорок четвертый ли у него размер!

Анетте забралась в машину и захлопнула дверцу с грохотом, возвестившем о том, что человек выиграл борьбу с гидравлическим механизмом. Йеппе обошел автомобиль, сел в него и пристегнулся. Роли вновь распределились по-старому: она сама вспыльчивость, а он тихоня. Так им обоим было комфортнее.

Анетте вопросительно посмотрела на него, он кивком показал, что можно трогаться. Мотор зарычал, она задним ходом выехала с парковки и направилась к Слотсгерренсвай.

Анетте припарковалась у Управления, и Йеппе по обыкновению взял у нее ключи, чтобы вернуть их на пост охраны. Трава между плитками в круглом дворе полицейского управления блестела под вечерним солнцем и смягчала суровый облик здания. Тут уже давным-давно пора было поработать газонокосилкой, неужто Копенгагенская коммуна не может найти средств на уход за газоном?

Коллеги все еще были на своих местах, прикованные к компьютерам и телефонам, хотя в обычный рабочий день они бы уже давно разъехались по домам. Следователь Сайдани разговаривала по телефону, Йеппе пальцем дал ей знак, что хочет потом с ней побеседовать. Она рассеянно махнула ему в ответ, продолжая разговор.

Йеппе спешил к себе в кабинет, когда увидел следователя Ларсена, приближавшегося широкими спортивными шагами. Он был похож на человека, который только что принял ванну и причесался. Йеппе почувствовал запах своего тела и с раздражением убрал из уголка глаза присохшую корочку.

– У криминалистов что-нибудь есть?

Йеппе покачал головой.

– След ноги. Но это нам ничего не дает, кроме того, что преступник в состоянии втиснуться в сорок четвертый размер. Еще отпечаток ладони, который представляется перспективным.

– Тогда давай вызовем Кристофера. Мы же знаем, что это он. Эти парни прикрывают друг друга, пользуясь тем, что народ в Доме студента был пьян и не слишком следил за временем. Если бы только я мог заполучить его в камеру на одну ночь, мы с Фальком наверняка выбили бы из него признание.

– Ларсен, говорю же, подождем.

– А я говорю, что двигаемся, Кернер!

Внезапное желание разбить идеальный римский рубильник Ларсена охватило Йеппе. В висках стучало, жилы на шее натянулись. Он подавил это желание, но не смог сдержать гнева в голосе.

– Так, Ларсен, слушай. Пока я руководитель группы, ты будешь выполнять мои приказы. Если я услышу, что ты двигаешься без моего разрешения, можешь готовиться к переводу на Лангеланн. Ясно?

Ларсен прищурился и зашагал прочь в облаке ярости и дорогого одеколона. Йеппе, в компетенцию которого не входил перевод коллеги куда бы то ни было и который мог огрести серьезные проблемы, если бы о его угрозах в адрес сотрудников узнали, отправился в свой кабинет с потными ладонями и легкой улыбкой. Потеря контроля над своим темпераментом время от времени дарила удивительно приятные ощущения.

Ранним вечером отдел убийств погрузился в покой. Следователи тихонько беседовали, поделившись на небольшие группы, разговаривали по телефонам и сосредоточенно работали на компьютерах. Свидетельские показания Грегерса Германсена, Каролины Боутруп и членов семьи убитой сопоставлялись на предмет нестыковок еще раз связались с барменом из Дома студента, чтобы сверить показания сотрудников насчет времени. Маршрут по городу Даниэля Фуссинга и членов группы был досконально разобран трижды. Высокая башня коробок с пиццей на столе в комнате для отдыха потихоньку таяла, а по офису распространялся аромат пепперони. Следователь Сайдани сидела, склонившись над ноутбуком Эстер ди Лауренти, и пыталась хронологически выстроить написанный ею фрагмент и последовательность его загрузок в Сеть для членов творческой группы. Анетте ушла в зал для совещаний, чтобы дозвониться до Кристиана Стендера и попытаться получить от него более развернутый комментарий на тему романа Юлии с Йальти Патурссоном, беременности и аборта.

Йеппе вызвал к себе Фалька и, откопав в ящике стола пакетик леденцов «Конген э Дэнмарк», бросил его на стол в качестве компенсации за работу нон-стоп с восьми часов утра предыдущего дня.

– Ну что, Фальк, как дела с допросом Эстер?

Фальк, как всегда, не торопился с ответом; сперва он разложил перед собой бумаги на несколько стопок, взял леденец и только потом заговорил.

– Хм, да, вынужден все-таки признать, что она не похожа на очевидного подозреваемого. И отнюдь не потому, что она такая уж немощная, просто она совершенно не произвела на меня впечатление человека, склонного к насилию при каких бы то ни было обстоятельствах. Она типичный ученый: любые конфликты могут и должны решаться путем переговоров. К тому же мне сложно обнаружить тут потенциальный мотив.

– Ну хорошо…

– Однако из этого вовсе не следует, что мы должны упускать ее из виду!

– Судя по всему, нам не стоит опасаться потерять ее из поля зрения в связи с нашим делом. И кажется, в этом преступлении она – краеугольный камень. Точнее, ее рукопись. Ты успел ознакомиться с текстом?

– Да. Рукопись представляет собой, я бы сказал, подробный эскиз к преступлению, в том числе к самому моменту убийства, объемом около сорока страниц.

– Есть какие-то расхождения?

– Сложновато охватить взглядом все сразу. Но в реальном убийстве было множество деталей, которые в тексте не фигурируют. У девушки из книги нет соседки, там не содержится никаких упоминаний о концерте. Но она тоже знакомится с преступником на улице и приводит его к себе в квартиру, как, видимо, произошло в действительности. Или он позвонил в ее дверь сразу после того, как она вошла в квартиру. Так или иначе, она должна была быть с ним знакома. Девушка не впустит в дом незнакомца.

– А что в плане самого момента убийства?

– Поразительное сходство! В тексте не упоминаются ни защитный костюм, ни перчатки, но в остальном все совпадает с потрясающей точностью. Убийца извлек нож через несколько минут после того, как проник в квартиру (в книге она впускает его, потому что в него влюблена, что согласуется с показаниями Каролины Боутруп и Эстер ди Лауренти), и приступил к нанесению ножевых ранений. Он удерживает ее и вырезает орнамент на ее лице, пока она еще жива. Она истекает кровью прямо у него на руках.

– Вот это он не смог претворить в жизнь.

– Не смог, хотя, кажется, пытался.

Йеппе откинулся на спинку кресла, потянулся и зевнул. Несмотря на все старания, Фальку не удалось проигнорировать заразительность такого поведения.

– А что там с развязкой? Чем заканчивается рукопись?

– Убийством. Он сидит и вытирает нож, глядя на тело. Он, э-э… пребывает в приподнятом настроении. Прочитать вслух?

Йеппе покачал головой.

– Спасибо, не надо. Похоже, я и сам дочитал до этого момента. Нет описания того, как он уходил? Или упоминаний о том, кто он такой?

– Нет. Но, если верить словам Эстер, она и сама этого не знает. Знает лишь, что он старше девушки и носит очки. Вовсе не факт, что мужчина, которого Юлия Стендер встретила на улице, – наш убийца. Прочитать текст и решить воплотить его в жизнь мог кто угодно.

– Я хотел бы уточнить. Эстер выложила свою историю в два приема: первая часть – о девушке, переехавшей в город и повстречавшей мужчину… А тремя неделями позже описание самого убийства?

– Совершенно точно.

– Получается, преступник мог вдохновить Эстер (через Юлию) на написание первой части, а затем, в свою очередь, вдохновился на убийство второй. Действительность, книга – книга, действительность. Как-то все запутано.

Йеппе вздохнул.

– Тут уж начинается прямо настоящая неразбериха. В реальном мире так никто не мыслит. Так мудрено.

Оба они знали, что это не так; что существует множество людей, способных пройти сквозь огонь и воду, лишь бы замести следы, однако его раздражало отсутствие надежных точек опоры. Это дело начинало походить на карабканье по глетчеру в оттепель. Его беспокоила боль в спине и немного – его восприятие происходящего.

– Йеппесен! – Анетте хлопнула Йеппе по плечу так, что он аж подпрыгнул на стуле. Он терпеть не мог, когда она так делала.

– Этот Стендер, чтоб ему пусто было, разошелся не на шутку. Он совершенно вышел из себя и пригрозил судом, когда я упомянула аборт Юлии. Непременно желает выяснить, кто распускает слухи. Да, черт его побери, он называет это слухами. Естественно, у него-то совершенно иной взгляд на дело. Он якобы предпринял только то, что сделал бы на его месте любой обеспокоенный отец, чтобы позаботиться о своем сокровище. Он отрицает какие-либо контакты с Йальти Патурссоном после возвращения последнего на Фареры.

– Это ведь сложно будет проверить.

– Я по-прежнему пытаюсь связаться с матерью Йальти Патурссона, которая, по свидетельству фарерской полиции, в прекрасном здравии проживает где-то там. Возможно, ей будет что добавить. Между прочим, в понедельник семейство Стендер возвращается в Сёрвад. Нюбо дал разрешение на вывоз тела, в четверг в церкви Сёрвада состоятся похороны.

Мобильный Йеппе загудел на рабочем столе. Он узнал телефон Центра криминалистической экспертизы.

– Привет, Кёрнер, это Клаус. Бовин обнаружил совпадение с отпечатком ладони на дверном косяке. Того, что с кукурузным крахмалом от латексной перчатки.

– Уже? Как быстро.

Йеппе положил перед собой блокнот и выдвинул ящик в поисках ручки.

– Да. Конечно, у него нет полномочий для принятия решений такой важности, но мы с еще одним экспертом-криминалистом просмотрели материал вместе с ним, и там все в порядке. Обнаружили четырнадцать совпадений, а, как ты знаешь, для идентификации достаточно десяти, поэтому никаких сомнений нет. Идентифицировали.

– И кто же это?

Йеппе поднял глаза и встретил внимательные взгляды Анетте и Фалька. Все затаили дыхание.

– Отпечаток на дверном косяке в квартире Юлии Стендер оставлен Кристофером Гравгордом. В этом нет никаких сомнений.

Диафрагма Йеппе скользнула на уровень коленей и вернулась обратно. Он положил трубку.

– Вот здесь муж Агнеты с семью сыновьями ждали ее возвращения. Но она так и не вернулась. – Эстер ди Лауренти указала вниз, на мутно-зеленую воду канала, где улица Вед Странден встречается с Хёйбро Пладс. – Как здорово придумано с подводной статуей, это как-то очень по-датски – прятать искусство под водой. Я каждый вечер прохожу мимо с собаками и здороваюсь с ней. Видите, один из сыновей упал на дно? Его сбило течением.

Йеппе без всякого интереса покосился на мутную воду. Солнце низко стояло над Кристиансборгом и преображало фасады вдоль Вед Странден в полотно Золотого века. Стоял один из тех летних вечеров, когда прохожие глуповато улыбаются друг другу от переполняющей их благодати. Йеппе переполняло одно лишь разочарование и ощущение пустоты в желудке. Незадолго до этого следователь Ларсен вместе с другими членами команды поспешил задержать Кристофера на его рабочем месте. Отпечаток свидетельствовал о его присутствии в квартире, а также о том, что на нем тогда были перчатки, что, естественно, было весьма подозрительно. Но решающим обстоятельством это не было. В принципе, он мог совершенно невинно помогать Юлии что-нибудь красить в какой-нибудь другой день. Для возбуждения против него дела им по-прежнему не хватало признания.

Йеппе пытался забыть торжествующий взгляд Ларсена, с которым тот оповестил команду об идентификации отпечатка. Он сам передоверил ему это поручение под предлогом того, что обещал Эстер ди Лауренти лично вернуть ей ноутбук и хотел заодно задать несколько срочных вопросов. Однако все знали, что, стоя во главе расследования, он должен был лично произвести арест подозреваемого, и его отсутствие при задержании было серьезным нарушением регламента. Оно могло иметь для него большие последствия. Йеппе было все равно. Точнее, не то чтобы все равно. Он стыдился допущенной ошибки и тяжело переживал свою неудачу. Большая цена за субъективное ощущение! И все же он по-прежнему считал, что брать Кристофера таким вот образом было самой дурной идеей на свете. Он был абсолютно убежден, что этот молодой человек замкнется, как угрюмый подросток, и чем сильнее на него будут давить, тем скорее.

Он отбросил эти мысли в сторону и постарался сосредоточиться на своих вопросах к Эстер.

– Почему именно Юлия? Вы ведь не так уж хорошо успели с ней познакомиться. Чем она вас так заинтересовала, что вы решили написать о ней книгу?

Он покосился на часы, стремясь поскорее перейти к делу, чтобы потом поспешить домой и проглотить паштет и таблетку снотворного.

Эстер оттащила собак от двух говоривших по-французски девушек, которые по очереди похлопывали псин уже в течение нескольких минут, и кивнула на только что освободившуюся ближайшую скамейку. Они сели. Эстер, похоже, не очень хорошо спала последние пару ночей. Ее короткие волосы казались грязными, лицо побледнело.

– Да я вообще-то и не писала книгу о Юлии. Я писала детектив, где образ жертвы был в значительной степени вдохновлен Юлией. Это ведь не биография, правда? Ну, на то было много причин. Главная – наличие в ней такого необъяснимого «je ne sais quoi», вот оно и сформировало у меня в голове образы и возникла отправная точка для истории. Какая-то тайна, наверное. О людях, несущих в себе какую-то скорбь или в каком-то другом смысле не безмятежных, писать интереснее, чем о гармоничных во всех отношениях. О чем там писать-то, черт возьми? О том, что все прекрасно? О том, что ты по-прежнему любишь свою милую женушку и ваших замечательных деток? Интерес возникает только тогда, когда твоя милая женушка трахается на стороне, уходит вместе с детками из дома и выбивает у тебя почву из под ног. Вот о чем по-настоящему стоит писать.

Йеппе с раздражением отметил про себя, что его все еще задевает за живое упоминание измены.

– То есть, Юлия была внешне жизнерадостна, но в глубине души несчастна?

– Нет. Так упрощенно о ней не с кажешь. Юлия была сильной и отлично приспособленной к жизни. Просто она пережила некоторые суровые события, придавшие ей как литературному прототипу глубину, у многих молодых женщин напрочь отсутствующую.

– Какие суровые события? Вы намекаете на беременность?

Эстер ди Лауренти строго посмотрела на него.

– Некоторые обстоятельства своей жизни можно уносить с собой в могилу.

– Вынужден подчеркнуть: очень важно, чтобы вы рассказали нам все, что вам известно о Юлии. В данный момент нам почти не за что зацепиться, и для дальнейшего расследования все может иметь значение. Все!

К своему ужасу, Йеппе увидел, как глаза Эстер увлажняются и стекленеют. Он смущенно глядел на водную гладь и ждал, пока она вытрет глаза и нос рукавом куртки. Она пару раз кашлянула, кивнула и расправила складки на абрикосовой юбке.

– Юлия забеременела от преподавателя театральной секции, когда ей было всего пятнадцать лет. Естественно, это было некстати, и обстоятельства складывались не слишком благоприятно. Но Юлия просто приятно проводила с ним время, а он не на шутку влюбился в нее. Она бы с радостью сохранила ребенка, но понимала, что отец будет против, поэтому не рассказывала о беременности до тех пор, пока уже не могла скрывать. Пошел четвертый месяц, когда он узнал новость. Ну, то есть ее отец. Он… – Она поискала слов, глубоко вздохнула и снова откашлялась. – Он как с цепи сорвался. Угрожал убить Йальти, если она родит. Юлия рассказывала, что он разгромил гостиную, швырял предметы ей в голову, срывал книжные полки и бросал вещи из окна. Ее охватил страх. В конце концов она заперлась в своей комнате и провела там двое суток, не открывая на его стук. Она говорила, что ей приходилось пробираться в туалет по ночам, когда все спали. На третий день она открыла дверь, и они отправились в частную клинику в Орхус, где у него, очевидно, были какие-то связи. Юлия сделала аборт. Под общим наркозом. Когда она проснулась, ребенка уже извлекли, а сама она лежала под капельницей. На несколько месяцев ее забрали из школы, организовав домашнее обучение и отправив на отдых в какую-то семью в Швейцарию. Официально ее отсутствие объяснили тяжелой депрессией, что само по себе чудовищно подорвало статус их семейства. Когда Юлия вернулась в школу, Йальти уже уехал. Она больше никогда ничего от него не слышала.

Йеппе так и не придумал, что сказать. Он пытался вообразить, что произошло между пятнадцатилетней беременной Юлией и ее отцом. Вероятно, папаша был вне себя от ярости, однако это означало, что у него был мотив в первую очередь уничтожить фарерца. Вздохнув, Йеппе вновь настроился на речевой поток Эстер.

– Аборт подкосил Юлию. Депрессия действительно имела место, девушка долгое время пребывала в глубоком горе. И все же она оправилась. В юности можно преодолеть почти все. В эмоциональном отношении она полностью отдалилась от отца, но все равно жила дома, чтобы он чувствовал ее презрение. Такое ему предназначалось наказание. Быть рядом и страдать. И оно подействовало. Он бродил за ней по пятам, как обиженный щенок. Обрушивал свой гнев на супругу и подчиненных. А Юлия, в свою очередь, выплескивала свое пренебрежение на всех парней, которые проявляли к ней интерес. Она была невероятно милой, очаровательной девочкой, однако у меня нет сомнений, что она могла очень лихо манипулировать мужчинами.

– Эта двойственность вас и заинтересовала? – Йеппе попытался нащупать суть повествования. В рассказе было какое-то важное зерно, вот только где?

– Да… в этом существенная часть моего интереса. – Она выдержала длинную театральную паузу, как будто готовилась к кульминации. – Когда-то мне пришлось пройти через, скажем так, аналогичные испытания.

Он навострил слух.

– В далекой молодости и мне довелось испытать нечто в этом роде. Незапланированная беременность, принятое под давлением решение, огромное горе. Времена тогда были другие, но переживание, прибегну к этому обманчивому слову, было во многом схожим. Вот мне и показалось, что Юлия заслуживает внимания. Потому что она несла тяжкий крест и потому что я самым банальным образом узнала в ней себя. Давайте немного пройдемся?

Они встали со скамейки и сразу же слегка размяли конечности, прежде чем направиться по Гаммель Странд мимо рыбного ресторана «Крогс» и площади, пустующей после того, как скульптура рыбачки временно уступила место метрострою. Собаки беззаботно трусили перед ними по тротуару.

– Что Юлия рассказывала вам о мужчине, с которым недавно познакомилась?

– Которого я в своей книге превратила в убийцу? Не так уж много. Юлия рассказывала мне вовсе не обо всем, что происходило в ее жизни. Она бывала очень открытой, когда хотела, но не в этом случае. Наверное, боялась радоваться раньше времени. Быть может, это значило для нее больше, чем оно того стоило, по крайней мере мне так казалось. Знаете, я лучше воздержусь от смешивания реальности и выдумки. Я ведь сформировала свой собственный образ, и мне трудно сказать, что взялось от Юлии, а что я придумала сама. Хм, старше ее, «приятное» лицо (по ее словам), носит очки. Она познакомилась с ним на улице, точно как в книге. Вот тут я ничего не придумывала. Он вручил ей записку, на которой было написано «Звездочка», и это произвело на нее колоссальное впечатление. Так обычно звала ее мама. Она повесила эту записку на холодильник, я видела ее собственными глазами.

Йеппе пропустил выписывающий по тротуару восьмерки велосипед с двумя смеющимися мальчишками. Так, значит, листок, упомянутый в рукописи, действительно существовал. Где он сейчас?

– Что еще она о нем говорила? Да, называла его ботаном, что бы это могло значить? Ботан. А, да, еще сказала, что у него душа художника и что она чувствует с ним связь. Вот как-то так.

– Душа художника – что она имела в виду?

– Откуда мне знать; чувствительная, творческая, ранимая? Разве не это обычно имеют в виду, когда так говорят?

– А вы думаете, он был… художником? – Йеппе сам услышал налет скептицизма в том, как он произнес это слово.

– Вполне возможно. Юлию привлекали творческие люди, быть может, потому, что ее отец коллекционировал произведения искусства. Легко могу себе представить, что любовь к искусству и художникам она всосала с… ну да, с «молоком отца».

Одна из псин уселась по своим делам посреди тротуара, и Йеппе поспешил отойти на пару шагов вперед в надежде дистанцироваться от этой сцены. Эстер ди Лауренти покопалась в кармане и вытащила скомканный полиэтиленовый пакетик. Наклонившись и соскребая с асфальта экскременты, она вполголоса окликнула Йеппе:

– Вы считаете, это Кристофер ее убил?

Йеппе поспешил вернуться к ней и ответил, переадресовав ей этот вопрос. Мгновение она искала слова, однако он понял, что за последние сутки она не раз об этом думала.

– Нет. Думаю, что Кристофер не имеет к убийству никакого отношения. И не только потому, что я знаю его и люблю, и не потому, что он никогда не смог бы никого убить. Что, большинство из нас смогли бы? Просто-напросто я думаю, что Кристофер в принципе не настолько интересуется другими людьми, чтобы пожелать кого-то убить. Какой смысл? Вообще-то, он привязан только ко мне. Возможно, он и заинтересовался Юлией, но, насколько я его знаю, он больше поглощен своими чувствами, чем объектами, на которые они направлены. Он очень замкнутый.

Йеппе не стал упоминать о том, что в эту самую минуту полиция везет Кристофера в управление. Он проводил Эстер с собаками до угла Клостерстреде, получил листок с телефонами двух других членов писательской группы, который попросил заранее, и отправился к своей машине, припаркованной у Тиволи.

По пути он остановился у киоска и купил хот-дог и поллитровую бутылку кока-колы, как всегда, немного смущаясь стоять посреди улицы, когда лук соскальзывает по горчице вниз между пальцами. Когда уже Анетте позвонит? Он никак не мог решить, ехать ему в управление и вести себя как руководитель команды или просто отправиться домой и выпить снотворное.

Эстер ди Лауренти писала о Юлии, потому что узнала в ней себя. И что дальше? В салоне пахло сосиской и луком, он опустил стекла, впустив мягкий вечерний воздух, свернул направо на Тьетгенсгеде, поехал по Ингерслевсгеде вдоль железнодорожных путей. Йеппе стоял на светофоре у Дюббёльсбро, когда зазвонил телефон; он нажал кнопку приема на беспроводной системе связи, встроенной в «Форд», и в салоне зазвучал голос Анетте.

– Где ты?

– Еду домой. А ты?

– Мы нашли Кристофера. Приезжай-ка поскорее в театр.

– Что случилось?

– Он пришел на работу около шести вечера, но перед началом спектакля исчез. И никто из его коллег не знал, где он может быть. Мы обыскали весь театр. Это большое пространство. Обнаружили его только сейчас. Он лежит на главной люстре.

Йеппе включил сирену и на круговом движении развернул машину.