Глава 7. Америке нравятся преображения

– Какое блаженство, – простонала Пайпер.

Чарли, не поднимая головы, улыбнулась.

– Так ты не обижаешься на меня из-за того, что я пропускаю вечеринку в честь твоей помолвки? – спросила Чарли. Она чуть не вскрикнула от удовольствия, когда массажистка начала разминать ее бицепс.

– Моя обида тает с каждой минутой массажа. Если хочешь остаться моей подругой, купи мне абонемент, – пошутила Пайпер.

Девушки лежали на соседних столах в спа-салоне отеля «Времена года» в Санта-Барбаре. За распахнутыми окнами мягко шумели волны, и хотя воздух был пока прохладным, их согревало утреннее февральское солнце. Горячие парафиновые компрессы на руках и ногах добавляли ощущения уюта.

– Приму к сведению, – рассмеялась Чарли.

– А ты можешь потом пойти со мной по магазинам? Мне нужна обувь. Я все-таки сдалась и решила купить эти модные кроссовки на платформе.

– Я бы с удовольствием, но меня ждет Тодд и деловой обед в «Айви». У нас «стратегическое совещание». В три часа показательный матч, а после него – двухчасовая тренировка. Мне сегодня и в туалет не разрешат отойти, не то что по магазинам.

– Не странно возвращаться? Ну, в качестве профессионала? Я как представлю, что надо выйти на корт, – у меня сразу паническая атака.

– Ты провела на кортах гораздо больше времени, чем я, – сказала Чарли и сразу же пожалела о своих словах. – Прости, я не так выразилась.

– Нет, ты права. Четыре долгих года. Самое странное, я ни капли не скучаю о тех временах.

– Что тут странного? Тебе не нравилось играть.

– По крайней мере, благодаря теннисной школе я уехала из дома. И если бы я не играла, мы бы с тобой не встретились. Так что не все так плохо.

Парадокс: Чарли, которая никогда не училась в престижных теннисных академиях – довольно большая редкость среди игроков ее уровня, – стала профессионалом, а Пайпер, которая провела в одной из них все свое детство и отрочество, была совершенно равнодушна к теннису. Когда Пайпер впервые рассказала Чарли о том, как родители в девять лет отправили ее в академию Боллетьери во Флориде, Чарли с трудом могла в это поверить.

– Наверное, ты была очень талантлива, – сказала Чарли, вытаращив глаза, когда Пайпер поведала ей об этом во время их первого совместного ланча в столовой для первокурсников в UCLA.

– Талантлива в чем? В теннисе? – Пайпер горько хохотнула. – Да я ракетку в руках держала только пару раз в жутко дорогом лагере, куда меня отправили предыдущим летом! Родители сообщили всем своим друзьям, что посылают меня в академию «развивать талант», потому что когда отправляешь девятилетнего отпрыска в престижную теннисную академию, а не в обычный интернат, это звучит гораздо эффектнее. Но это было именно отправление в интернат, по крайней мере, для меня.

Пайпер объяснила, как супербогатые родители отправляют своих отпрысков в престижные теннисные академии, рассматривая их в качестве своего рода высококлассных круглогодичных центров присмотра за детьми. За шестизначную сумму в год семьям арабских шейхов, европейских финансистов, техасских нефтяных магнатов и южноамериканских предпринимателей гарантировали, что их дети выучат английский язык, полностью освоят школьную программу, пройдут обучение у лучших теннисных тренеров и будут бывать дома не чаще чем неделю на Рождество и пару недель за лето. Плюс звучит хорошо, когда рассказываешь друзьям, что твои дети «учатся в Боллетьери» – бок о бок с детьми, которые были направлены в американскую академию потому, что им уже требовались тренеры самого высокого уровня, каких не оказалось в их родных странах. И, разумеется, никто не ожидал, что среди богатых детей, отправленных туда ради круглогодичного присмотра, найдутся достойные игроки.

Первые три года в UCLA Пайпер играла парные матчи, последний год – одиночные игры, но ее рейтинг в команде не поднимался выше, чем номер четыре. Чарли была первой с того дня, как прибыла в кампус, и пока не бросила учебу год спустя, чтобы стать профессионалом. Между ней и Пайпер никогда не было соперничества. Может быть, потому, что Пайпер мало интересовал теннис. Она приходила на необходимые тренировки и, казалось, даже не без удовольствия, но она не посещала факультативные занятия физкультурой рано утром или дополнительные тренировки на корте по выходным, как остальные. Пайпер допоздна гуляла, встречалась с парнями и уезжала на выходные со своими нетеннисными друзьями. У Чарли друзей вне тенниса даже никогда не было. Несколько раз они это обсуждали, и Пайпер выражалась немного туманно.

– Мне нравится теннис, – со смехом говорила она. – А еще мне нравятся вечеринки, путешествия, новые знакомства, сон, чтение и шопинг. И, уж конечно, я не намерена ради спорта отказываться от жизни.

Теперь Пайпер играла раз в неделю с группой приятелей из колледжа, которые били по мячу лучше, чем девяносто девять процентов любителей, однако рассматривали теннис как хобби, которое можно иногда втиснуть между работой и общением. Хорошая разминка, и немножко веселья. Чарли даже не могла представить себе подобную точку зрения.

Массажистка попросила Чарли перевернуться на спину и положила ей на глаза пахнущий лавандой компресс.

– Расскажи мне о Ронине, – попросила Чарли. – Почему он?

– Почему он? – Пайпер засмеялась. – Потому что он меня берет.

– Ох, Пайпс, я тебя умоляю. Тебя взяла бы половина Лос-Анджелеса. Черт, половина из Лос-Анджелеса тебя и…

– Полегче. По крайней мере, среди моих любовников не было зна…

– Пайпер!

К счастью, подруга сама поняла, что не стоит заканчивать это предложение. Вряд ли, конечно, массажистки знали, кто такая Чарли, но она не хотела допускать возможности сплетен о ней и Марко – особенно сплетен, включающих слово «любовник».

– Итак, Ронин. Расскажи о нем все.

– Все? Что ж, посмотрим. Вырос в Сент-Луисе, хотя его семья много переезжала, когда он был ребенком.

– Откуда он? – спросила Чарли.

– Я только что сказала. Из Сент-Луиса.

– Нет, я имела в виду, откуда его родители?

– То есть ты спрашиваешь потому, что он азиат? Он может быть азиатом из Сент-Луиса, знаешь ли.

– Ох, перестань, пожалуйста. Я спрашиваю, потому что у него есть акцент. Или скажешь, ты никогда не замечала?

– Его родители приехали из Японии. Он там родился и провел большую часть детства. Но он американец.

– Ясно. Американец с обидчивой невестой. Намотала на ус. Что еще?

Пайпер рассмеялась.

– Прости. Просто моя мать такая оголтелая расистка. Она с ума сходит из-за того, что он азиатского происхождения. Только об этом и говорит.

– Твоя мать сходила бы с ума, приведи ты домой и католика. Или брюнета. Это твой крест, как дочери либерально настроенных богатых баспов.

– Точно. Ну, в общем… ты знаешь, что он врач на «Скорой»…

– Врач, помешанный на серфинге, если я правильно помню?

– В нашем гараже сейчас стоит столько серфбордов – я даже не могу сосчитать. Интересно, в каком возрасте серфинг уже надоедает?

– Очевидно, не в двадцать девять. Он, наверное, в восторге от дома твоих родителей на Мауи…

Пайпер рассмеялась.

– В полном. Если бы он мог придумать, как бывать там без моих родителей… Теперь, когда отец на пенсии, они туда ездят все чаще и чаще. Последний раз, когда мы там были все вместе, мама невзначай заметила, что «люди восточного происхождения» любят серфинг. Это было так мило, можешь себе представить.

Теперь настала очередь Чарли смеяться.

– Дайте ей побольше полуазиатских внуков, и она привыкнет.

– Смешно. Я пыталась объяснить ей, что мать Ронина тоже была не в восторге от наших отношений. Бедная женщина всю свою жизнь мечтала о скромной буддистской невестке, умеющей готовить лапшу удон, а ей досталась атеистка, в семье которой больше случаев алкоголизма, чем в целой клинике Бетти Форд, – но она не жалуется. Нет, она приняла меня и даже научила, как собрать более-менее приличную коробку бэнто. Моей матери такого не понять.

Чарли сразу же попыталась представить себе, каково бы это было – представить свою мать будущему жениху. Ее мама ничего не застала: ни выпускного вечера Чарли, ни первой комнаты в общежитии колледжа, ни первого соревнования Большого шлема. Родители Чарли сбежали из дома и поженились в конце восьмидесятых, когда мама узнала, что беременна Джейком; у них не было официального обручения или надлежащей свадьбы. Может, поэтому Чарли все чаще испытывает неловкость, когда подруги объявляют о своих помолвках?

Мелодичный звон вернул Чарли в реальность.

– Я закончила. Пожалуйста, не спешите, одевайтесь, – прошептала ее массажистка. – Мы подождем снаружи.

– Было здорово, – сказала Пайпер, потирая глаза. Даже с вмятинами от подушки на ее щеке и припухшими веками она выглядела как супермодель. Чарли заставила себя отвести взгляд, когда Пайпер встала и накинула халат.

Словно отвечая на ее мысли, Пайпер окинула взглядом Чарли.

– Ты отлично выглядишь.

Чарли закатила глаза.

– Ага. Поэтому Тодд постоянно твердит о лишних двух килограммах. – Чарли похлопала себя по бедрам. – Не хочешь поменяться?

Они вышли и направились к раздевалке.

– Думаешь, Марко Вальехо из жалости на тебя кидается при каждой возможности? Серьезно, Чарли, пора избавиться от комплекса гадкого утенка. Может, у тебя и были лишние килограммы несколько лет назад, но сейчас ты настоящая красотка. Кстати, я хочу услышать, как ты справляешься с ситуацией секса без обязательств. Потому что Чарли, которую я знаю, не совсем такая девушка.

– Ну, всегда что-то происходит впервые.

– Насколько я понимаю, он тебе не подходит. Его даже нельзя считать другом. Чтобы такие отношения работали, ты должна быть к нему равнодушна. Ты к нему равнодушна?

– Конечно.

– Врушка!

– Таковы условия игры.

Они взяли подносы и сели в патио перед небольшим камином с настоящим огнем.

– Любви я не испытываю, – тихо сказала Чарли, впервые осознав правду. – Мне просто нравится думать, что у меня кто-то есть.

– Он намного лучше, чем «кто-то», – заметила Пайпер, делая глоток чая.

– Ты поняла, о чем я.

– Поняла. Да, когда так часто переезжаешь с места на место, становится одиноко. Все время вдали от дома, нет ничего даже похожего на нормальную жизнь. Но по характеру ты сторонник моногамии. Поверь, я много об этом думала. Мы с Ронином обсуждали, как нелегко тебе живется.

Чарли подняла голову.

– Серьезно? Это твое утешение? «Мы с женихом обсуждали, как нелегко тебе живется»?

Пайпер похлопала ее по руке.

– Перестань, ты знаешь, это не то, что я имею в виду. Просто я за тебя беспокоюсь.

– Чудно. Теперь я чувствую себя намного лучше.

– Да, беспокоюсь! Может, вам с Марко надо попробовать сходить вместе в кино или в ресторан, как нормальные люди. Поговорите. Расскажи ему о себе. Спроси о нем. Должны же у него быть какие-нибудь интересы за пределами тенниса.

– Можешь представить себе, какая буря поднимется в прессе? Если мы пойдем на реальное свидание как нормальные люди?

– Ой, да ладно, кому какое дело? Двое взрослых людей начали встречаться по обоюдному согласию. Оба – теннисисты. Ну и что? Неужели скандал?

Чарли задумалась. Когда Пайпер так говорит, то все кажется не таким уж безумием. Во время их тайных свиданий ей даже не приходило в голову, что, возможно, нет нужды соблюдать секретность. Что плохого могло случиться? Они станут парой, а потом расстанутся? И что? Горстка репортеров задаст по этому поводу несколько неприятных вопросов, пара-тройка говорящих голов заявит: «Я предрекал», как они делают всякий раз, когда отношения между профессиональными спортсменами – или актерами, или музыкантами, или любыми другими публичными людьми – не задались. И кого это волнует? Почему они с Марко так решительно настроены никому о себе не говорить? В чем преимущество тайных отношений?

– Ты права, – кивнула Чарли.

– Да неужели? – Пайпер изобразила удивление.

– Что такого страшного случится, если мы на самом деле станем ходить на свидания? Как ты верно заметила, он один из немногих, кто понимает, чем я живу.

– Кроме того, он великолепен.

– Если мы осознаем, что на первом месте для нас обоих спорт, я не вижу, что могло бы помешать нашим отношениям.

– Не говоря уже о том, что он красавчик.

– У меня не было ничего похожего на серьезные отношения с… боже мой… с самого колледжа. Брайан был последним.

Чарли уставилась в небо, припоминая.

– А мы обсуждали его потрясные волосы?

– Ну, еще пару месяцев с теннисным журналистом… Не самые яркие впечатления. Хотя парень, по крайней мере, приятный.

– У него даже имя сексуальное.

– Да, и горнолыжник, с которым я познакомилась, когда летела в Монако. Трудности несовпадающих графиков.

– А какой у него пресс!..

– Господи, Пайпер, я жалкая! Ты понимаешь, что у меня никогда не было постоянных отношений? Мне двадцать пять лет. И я практически девственница.

Пайпер улыбнулась.

– Давай не увлекаться. У тебя были мужчины. Ты просто… как бы выразиться… плохо выбираешь. Плюс твой безумный график… Это не значит, что все надежды потеряны.

– Спасибо. – Чарли посмотрела на телефон. – Ох, мне пора бежать. Я должна успеть вернуться в Лос-Анджелес за полтора часа. Если попаду в пробку, то опоздаю.

– Люблю тебя, Чарли. Спасибо за прекрасный день. Я теперь только наполовину обижена, что ты пропустишь мою вечеринку.

Чарли поцеловала ее в щеку.

– Видишь? Дружбу можно купить за деньги. Важный урок.

– Мантра моей матери, слышала с пеленок. – Пайпер накинула на плечи кашемировый шарф, и в тысячный раз Чарли задалась вопросом, как ее подруге удается выглядеть шикарной без видимых усилий. – Не забудь купить себе что-нибудь приятное на День святого Валентина. Я бы предложила шоколад, но поскольку ты на голодной диете, может быть, что-нибудь в ювелирном? Никакого теннисного дерьма!

Подруги помахали друг другу на прощание, и Чарли вручила парковщику свой талон. Она снова ощутила укол сожаления, что не может остаться здесь на ночь, пойти на вечеринку Пайпер и встретиться с бывшими однокурсниками. К четырем нужно вернуться в Лос-Анджелес. Она вывела арендованный кабриолет «Ауди» на шоссе и включила музыку. Идеальный зимний день для калифорнийцев: пятнадцать градусов тепла, ласковое солнце, прохладный ветерок. Именно для таких дней изобрели автомобили с откидным верхом. Возле Малибу Чарли посчитала, что успевает, и свернула на трассу, которая шла вдоль побережья: дорога займет больше времени, но вид того стоил. Чарли включила радио и пела вместе с Рейчел Платтен, Тейлор Свифт и Эд Ширан, пока не заболело горло и от ветра не начали слезиться глаза. Сколько раз она ездила по этой дороге в первый год колледжа? Они с Брайаном катались в воскресенье после обеда и спорили из-за радиопередач: Чарли всегда хотела «Топ сорок», а он всегда хотел что-нибудь другое. Даже о том, что она уезжает и бросает учебу – и его, – она сказала ему недалеко отсюда, в рыбном ресторане в Малибу.

Брайан понимал – с мудростью, редкой для девятнадцати лет, – что невозможно поддерживать длительные отношения с человеком, который триста дней в году переезжает с места на место. Расставание вышло грустным. Проведя несколько месяцев в турне, Чарли заметила, что поддерживать отношения невозможно только для женщин. Для мужчин мир был совершенно иным: сопровождающие их подружки, одетые в дизайнерские джинсы, в дорогих туфлях на высоких каблуках, всегда с ухоженными волосами и макияжем, сидели на трибунах, ожидая, когда разгоряченные потные мужчины выйдут с корта. Четыре из пяти лучших теннисистов мира были женаты. И имели детей. У Чарли перехватило дыхание, когда Марси однажды обратила на это ее внимание и назвала число теннисисток из верхней двадцатки, состоящих в браке: одна. Число теннисисток из первой двадцатки с детьми? Ноль. Мужчины не выстраиваются в очередь, чтобы ездить за подругами жизни по всему миру, от Дублина до Дубая, по ночам согревая гостиничные кровати, завтракая в шесть утра и дожидаясь, когда они смогут обнять своих потных, измученных женщин, выходящих с корта то счастливыми, то несчастными, в зависимости от теннисных успехов. Двое мужчин, которые попробовали, продержались недолго: тренеры и мужчины-теннисисты – и даже другие теннисистки – называли их подкаблучниками. Другое дело – модели, актрисы и просто безымянные красотки, которые мотались по всему миру за своими бойфрендами. Это ведь совершенно нормально – делать то, что нужно мужчинам.

Автомобиль перед ней со скрежетом затормозил, и Чарли едва не въехала в массивный зад черного «Шевроле Субурбан». Она бездумно следовала за ним через Малибу и Санта-Монику, а потом через Брентвуд и покрытые листвой улицы Беверли-Хиллз до полуострова, где «Субурбан» припарковался прямо перед ней.

На телефон пришло сообщение. Тодд.

Она отправила в ответ одну букву, К, и отдала ключи работнику парковки. Два носильщика сноровисто доставали из глубин «Шевроле» чемоданы от «Гойярд», и Чарли невольно замедлила шаг в надежде увидеть, что за знаменитость выйдет из машины. Судя по виду дорогих чемоданов, это могла быть Кардашьян. Или Рианна. Или Кэти Перри. Определенно не знаменитый голливудский актер. Пассажир «Шевроле» явно упаковал в багаж весь свой дом и приехал, чтобы здесь поселиться. Чарли уже хотела сдаться и идти в ресторан, когда водитель достал с переднего пассажирского сиденья теннисную сумку «Вилсон». С сумки свисала, как брелок, огромная сова с изумрудными глазами, подведенным красной краской клювом и длинными ресницами, которые, Чарли знала, были сделаны из настоящих усиков кролика. Она узнала бы эту безвкусную сову где угодно.

– Посмотрите, кто тут у нас! – воскликнула Наталья с заднего сиденья.

Каждый мужчина, женщина и ребенок, все, кто находится вокруг, перестали читать свои сообщения в телефонах, искать ключи и спорить со своими детьми и повернулись, чтобы посмотреть, как высокая блондинка в крохотных шортиках – настолько крохотных, что каждый мог заметить под ними ярко-розовое белье – выскользнула с заднего сиденья. Чарли могла поклясться, что услышала коллективный вздох, когда сандалии Натальи благополучно коснулись тротуара.

– Какая ты лапочка, что меня дожидаешься. Вот, возьми. – Наталья сунула в руки Чарли дорожный саквояж с логотипом «Гоярд». – Спасибо, дорогая.

Потрясенная тем, что видит Наталью в Лос-Анджелесе на четыре дня раньше, чем они будут играть в Индиан-Уэллсе в Палм-Спрингс, Чарли машинально проследовала за ней в вестибюль.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Чарли, когда Наталья показала удостоверение людям на стойке ресепшена. Чарли пришло в голову, что она тоже должна показать свое удостоверение, но она не могла вспомнить, куда его сунула.

Наталья наклонилась достаточно близко, чтобы Чарли уловила приятный ванильный аромат ее духов.

– Бенджи только что играл в «Про Боул» на Гавайях. Мы сегодня здесь встречаемся, чтобы немного… развлечься. А ты, Чарли? Опять проводишь вечер со своей командой? Наверное, скучно – иметь для компании только тренера и брата.

Чарли покраснела.

– Серьезно, подумай о том, чтобы найти себе мужчину, – сказала Наталья, доставая свой телефон. – Как насчет нового мальчика в мужском турне, того, из Филадельфии? Он, наверное, переспал бы с тобой.

В голове мелькнула картинка: Бретт, или Брент, или что-то в этом роде, худой, долговязый и прыщавый. Семнадцать лет в лучшем случае. За ним сразу всплыл образ Марко в мокрой от пота футболке, облепившей фантастические мышцы, повязка на голове фиксирует густые черные волосы. Его улыбка, когда они наедине…

Наталья засмеялась.

– Ой, подожди… по-моему, у него уже есть девушка. Но не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

Обычно в таких ситуациях в ее ушах звучал голос матери, напоминающий, что всегда следует вести себя с достоинством, быть вежливой, не опускаться до конфликта. Чарли всю жизнь старалась следовать советам матери, однако сегодня в ее голове прозвучал голос Тодда: «Психологическая жесткость. Никаких больше милых девчушек. Хватит быть тряпкой. Полагаешь, Наталья задумывается хоть на мгновение о том, как бы не поранить чьи-то чувства? И ты не должна!»

Двери лифта начали закрываться – и сразу раздвинулись, когда Чарли просунула между ними руку.

– Что ты делаешь? – зарычала Наталья. Вся ее притворная любезность вмиг испарилась.

– Следи за своим поганым языком, – проговорила Чарли с угрозой.

– Да как ты смеешь!

Саквояж, который Чарли до сих пор держала в руках, полетел прямо в Наталью, и та поймала его с громким «Уф!».

– Желаю хорошо провести время со своим бойфрендом, – сказала Чарли, с удовольствием наблюдая испуг на лице Натальи. – Однажды я до тебя доберусь. Может, я не разгромлю тебя на следующей неделе или в следующем месяце, но запомни: однажды это случится. И я буду наслаждаться каждой секундой.

С этими словами Чарли отступила от лифта, наблюдая за тем, как Наталья беззвучно разевает рот, пока не сомкнулись двери. Она быстро окинула взглядом вестибюль, чтобы убедиться, что никто не смотрит в ее сторону, а потом позволила себе торжествующе рубануть кулаком воздух.

Когда Чарли открыла калитку белого забора и двинулась ко входу в «Айви», она услышала щелчки камер и фотовспышек. На тротуаре внезапно возникла толпа папарацци, к которой быстро подтягивались уличные зеваки. Не понимая, что происходит, Чарли растерянно остановилась, но почти сразу же почувствовала на спине чью-то руку.

– Они здесь не ради тебя, дорогуша, – сказал Тодд. – Ничего, все очень скоро изменится.

Чарли почувствовала, что краснеет от смущения и досады.

– Я так и не думала! – фыркнула она, идя за тренером к круглому столику в патио. Она села лицом к дороге и отсюда увидела, кто вызвал переполох: Блейк Лайвли и Райан Рейнольдс везли свою маленькую дочь в одной из тех колясок, которые стоят как подержанный автомобиль.

– Смотри внимательно, Чарли, потому что именно так все будет происходить с тобой, как только Мередит приступит к работе.

– Вы уже говорите обо мне? Отлично, я люблю быть в центре внимания.

К столику подошла женщина лет тридцати пяти, ростом не выше метра шестидесяти, и то благодаря высоким каблукам. Однако внимание Чарли в первую очередь привлек яркий каскад рыжих локонов.

– У вас потрясающие волосы! – выдохнула Чарли, прежде чем вспомнила, что их еще даже не представили друг другу.

– Вы думаете? Мне в основном приходится слышать, что я похожа на сиротку Энни, – улыбнулась Мередит, оттягивая один рыжий завиток.

– А по-моему, вы больше похожи на Мериду из «Храброй сердцем».

Мередит рассмеялась.

– Я уже вас люблю. Я Мередит Тилли, а вы, очевидно, Шарлотта Сильвер.

– Очень приятно с вами познакомиться, – сказала Чарли, наконец вспомнив, что следует встать и пожать Мередит руку.

Тодд жестом пригласил всех сесть, и в эту же секунду зазвонил его телефон.

– Общайтесь пока, – бросил он, отходя к забору.

– Он очень любезен, не правда ли? – сказала Мередит, невинно хлопая ресницами.

– Да, верх галантности.

Они улыбнулись друг другу. Может быть, процесс по изменению имиджа, которым пугал ее Тодд, не будет таким уж страшным.

Они пили фруктовые смузи, которые принес официант, и Мередит рассказывала, как она пришла к тому, чем сейчас занимается. Начинала она с дизайна интерьера, затем работала в пиар-фирме, потом увлеклась антикризисным управлением и наконец открыла собственную консалтинговую компанию по имиджу. У Чарли не укладывалось в голове, как человек до тридцати лет мог сменить шесть профессий. Ей казалось, что она не осилила бы даже две.

– С кем вы работали? – спросила Чарли.

Мередит загадочно улыбнулась.

– Ну, я подписала массу контрактов о неразглашении, так что никаких подробностей. Но кое-что попробую рассказать. Среди моих клиентов была женщина, которая после десятков лет увлечения саентологией оставила это дело и наняла меня, чтобы я помогла ей избавиться от образа религиозного фанатика и приобрести имидж уважаемого писателя. Потом юная поп-звезда, которая залетела в семнадцать лет, когда сидела на метамфетамине. Теперь она – лицо «Л’Ореаль» и скоро появится в новом сезоне «Танцев со звездами».

– Ничего себе! Правда? Я знаю, о ком вы говорите!

– Пожалуйста, без имен, – попросила Мередит, останавливая ее поднятой рукой. Другой рукой она задумчиво постучала по столу. – Кто мог забыть актера, который пробивался в бизнес, оказывая определенные услуги каждому продюсеру в городе, и, к сожалению, заработал репутацию проститутки мужского пола? Мы поработали с ним, и он только что засветился на обложке журнала «GQ» как воплощение человека эпохи Возрождения: говорит по-китайски, работает волонтером в женском приюте, встречается с моделью «Victoriaʼs Secret» и все такое. О! Еще почтенная мать четверых детей и весьма уважаемый политик, пожалуй, единственная женщина в истории с серьезной, прямо-таки наркоманской зависимостью от азартных игр. Потребовалось много тяжелой работы, но ее только что избрали на второй срок. Так что, как видите, разное бывает.

– Что бывает разное? – Тодд тяжело опустился на изящный стул между ними, подозвал жестом официанта и заказал мартини.

– Мои клиенты. Рассказываю Шарлотте о своей рабочей биографии.

– Она любит, чтобы ее называли Чарли, – поправил Тодд.

– Она может звать меня, как ей нравится, – сказала Чарли.

– Расслабься, – бросил Тодд, листая меню. – Не вредничай. Все в порядке.

– Честно говоря, я немного удивляюсь. У меня вроде нет проблем с азартными играми, склонности к наркомании или проституции, и, по-моему, вообще ничего такого ужасного, что потребовало бы вмешательства. – Чарли повернулась к Мередит. – Вы мне очень симпатичны, но я думаю, что эта затея – пустая трата времени.

Мередит и Тодд переглянулись. Тодд закатил глаза.

– Конечно, ты не наркоманка, – начал Тодд. – Никто ничего подобного и не говорит. Но давайте будем реалистами. Нам нужно…

– Позвольте, я объясню. Да, вероятно, для того, чего мы хотим достичь с вами, моя фирма – слишком тяжелая артиллерия. Вы прекрасны такая, какая есть – красивая девушка, хорошо воспитанная, с отличной репутацией. Ваше прошлое – девушка из небогатой семьи, рано потерявшая мать, – трогает сердца фанатов. Это все здорово, Чарли. Но если возможно сделать имидж еще ярче – а поверьте мне, это возможно, – то все изменения пойдут вам только на пользу.

Вот так, в нескольких словах, вся личность Чарли была четко разложена совершенно посторонним человеком.

Тодд, видимо, заметил, как вытянулось лицо Чарли.

– Не хнычь, детка. Твой спорт – не просто маленькое хобби, а огромная индустрия с кучей возможностей, и, прости мой французский, надо быть дурой, чтобы отказываться от своей доли.

Мередит, кашлянув, покосилась на Тодда.

– Может быть, станет понятнее, если вы подумаете о том, что каждый человек, в любой сфере деятельности имеет некий имидж в глазах других людей. Мы не намерены вмешиваться в вашу личную жизнь и не пытаемся изменить вас фундаментально как человека. Но наивно полагать, что ваш публичный имидж не может быть – или не должен быть – скорректирован, с тем чтобы получить от него максимальную выгоду.

Появился официант с корзинкой хлеба, и Тодд немедленно рявкнул:

– Убрать!

Не дрогнув и мускулом, официант сунул корзинку себе под мышку и принял заказ, не удивившись тому, что все выбрали один и тот же салат.

Чарли подождала, когда он уйдет, и сказала:

– Хорошо, допустим, мой публичный имидж нуждается в некотором пересмотре. Можете ли вы назвать более конкретные детали?

Мередит улыбнулась.

– Конечно, дорогая. В соответствии с планом Тодда сделать вас более агрессивной и уверенной на корте, мы постараемся отразить те же черты в вашем имидже вне корта. С этой целью мы хотели бы избавиться от «Чарли – милой девчушки» и превратить вас – готовы услышать? – в «принцессу-воина».

– Что? Да бросьте! – Чарли рассмеялась.

Ни Мередит, ни Тодд даже не улыбнулись.

– Это гениальная идея, Чарли. Это даст тебе твердый, как скала, образ, от которого теннисные фанаты и пресса придут в восторг. Я уверен, это именно то, что тебе нужно.

– Принцесса-воин? Вы серьезно?

Мередит продолжала, как будто не слышала Чарли:

– Первое. Мы избавимся от цветных теннисных платьев в пользу чего-то темного, сексуального, более вызывающего. Мы выкинем детскую ленточку, которую вы вплетаете в косу. Наймем лучших стилистов и визажистов, чтобы обновить ваш внешний вид – без ущерба физической форме, конечно. Я приведу стилиста, который поможет воплотить этот образ в ваших костюмах на корте и в вашем гардеробе для официальных приемов, интервью, благотворительных вечеров и любых других мероприятий, которые вы будете посещать. Вам потребуется небольшой урок у одного из медиа-тренеров, чтобы научиться лучше говорить и держаться, когда вас снимают на камеру, а за кадром мы проделаем всю работу, чтобы заставить средства массовой информации за вами гоняться. Ваш брат уже готовиться заключить новый контракт, который добавит вашему образу интереса и гламура. Но в целом, нам предстоит сделать сравнительно немного.

Глаза Чарли расширились. Немного? Мередит только что изложила план капитального изменения имиджа, огромный список дел, на выполнение которых потребуется не менее пяти человек.

Тодд сделал глоток мартини.

– Помнишь обещание, что ты забудешь о всяком сентиментальном дерьме? Мы начинаем не с нуля, Чарли. За твои пять лет в женском турне ты умудрилась не наделать серьезных ошибок, которые сейчас требовалось бы устранять. В твоей биографии нет никаких скандалов, сплошь персики да сливки. Осталось нанести только мелкие штришки.

Мередит кивнула.

– Это правда. Намного проще двигаться в другую сторону: вплести толику загадки и интриги, вместо того, чтобы ретушировать горы прежних неблаговидных поступков.

Официант принес салаты. Тодд забросил вилку салата в рот раньше, чем девушки успели взять свои приборы.

– Я сказал ей, что ты спишь с Марко, – проговорил Тодд с полным ртом.

Чарли ахнула.

– Даже мой родной брат об этом не знает!

Мередит положила свою теплую руку на руку Чарли.

– Я умею хранить секреты. Тодд сказал мне, потому что мы можем использовать это в своих интересах. У меня уже есть…

– Погодите минутку. Я не стану использовать ради имиджа мои… – Чарли не могла себя заставить произнести слово «отношения», – …мою ситуацию с Марко.

– Конечно, мы понимаем, вы с ним не ради этого, – успокаивающе пропела Мередит. – Но было бы непростительно не признать, что уже существующие отношения могут иметь для всех нас большое значение.

– Это не отношения, – нехотя поговорила Чарли. – И вообще, я не хотела бы обсуждать подобные темы.

Мередит понимающе кивнула, ее рыжие локоны качнулись в знак согласия.

– Доверьтесь мне, Чарли. Мы просто посмотрим, что произойдет дальше. Возможно, между вами все будет развиваться естественным образом, и вы будете готовы открыться. Мы пока не станем спешить.

Тодд сделал большой глоток мартини и облизнул губы.

– Ты представляешь, какая поднимется шумиха в прессе? – обратился он к Мередит, словно Чарли не сидела рядом. – Если они узнают о них? Какая пара! Оба молодые, красивые, успешные спортсмены. Боже мой, это будет ураган. В хорошем смысле. Даже когда я тренировал Адриана, а он встречался с той супермоделью…

Чарли в панике посмотрела на Мередит.

– Повторяю: не может быть и речи, чтобы впутывать Марко. Да, мы друг другу нравимся, но это не совсем… – Она понимала, что мямлит, понимала, что не обязана давать никаких объяснений по поводу своей личной жизни, однако не могла остановиться. – Все это в любой момент может закончиться. Я даже не знаю, какими словами можно определить «все это», и не собираюсь…

– Чарли. Я все поняла. Марко мы не трогаем. Что там между вами – ваше дело. Мы никак не будем развивать эту тему. Пока.

– Спасибо, – сказала Чарли, досадуя, что все видят ее смущение. Она отпила воды, стараясь не думать о том, что значит это «пока».