Глава пятая
На следующий день я проснулся почти в полдень. Лил дождь. Дяди Эма не было. Во рту ощущался неприятный привкус. Я выпил немного воды из термоса, и от этого стало не так противно. Дядя Эм вернулся, когда я одевался. Присев на край койки, он молча наблюдал за мной.
— Как ты себя чувствуешь, малыш? — наконец спросил он.
— Нормально, — ответил я.
— А что с другим парнем?
— С каким парнем? — удивился я.
— С тем, что дал тебе в морду. Физиономия-то немного опухла. Думаю, тебе не помешает бекон.
— Что?
— С яйцами и картофелем, для внутреннего применения. Тогда ты сразу почувствуешь себя лучше, и я смогу задать тебе надлежащую трепку. Ну как, готов?
Мы пошли в жральню, и после еды мне стало намного лучше. Я откинулся на спинку стула и ждал, когда дядя Эм начнет задавать вопросы. Но он молчал, и я заговорил первый:
— Откуда ты узнал? От Хоуги или Кэри?
— Я с ними не виделся. Но когда я вчера вернулся, в палатке стоял дух как на перегонном заводе. Однако выглядишь ты нормально, Эд. Физиономия с одной стороны немного опухла, но почти не заметно. Кто тебя напоил?
— Я сам виноват, — сказал я. — Хоуги угостил меня выпивкой, потом — Кэри, не зная, что я уже слегка набрался. А затем парень по имени Эд Хантер дал мне последние несколько порций. — Я подождал, не станет ли дядя ругать меня, но он промолчал, поэтому я спросил: — Есть какие-нибудь новости?
— Например?
— Ну… какие угодно.
— К этому многое можно отнести, — ответил дядя Эм. — Мы переезжаем сегодня, а не завтра.
— В субботу вечером? Но мы ведь не успеем обустроиться в Саут-Бенде, чтобы открыться в воскресенье?
— Здесь мы все равно ничего больше не соберем. Судя по прогнозу погоды, дождь будет лить как минимум три дня. Так что уезжаем на день раньше, ничего не потеряв. В Саут-Бенде сухо. А если сегодня вечером все еще будет сильный дождь, мы отправимся в путь пораньше и подготовим все в Саут-Бенде к полудню.
— А как же убийство? Полиция позволит нам уехать раньше?
— А что им даст один день? Они же не могут задержать весь цирк. Кстати, сегодня утром я видел твоего приятеля, копа Вайсса. Они с Мори обсуждали переезд. Вайсс говорит, у них ничего нового, личность пока не установили. Но тебя он хвалил, сказал, ты хорошо играешь на тромбоне. Как я понял, ты Вайссам очень понравился.
— Он хороший, — произнес я. — Хоть и коп.
— Вот еще что. Мардж говорит, Рита уехала в Индианаполис.
Видимо, у меня на лице ничего не отразилось.
— Вчера вечером, перед самым закрытием, она получила телеграмму, — продолжил дядя Эм. — Ее отца сбил грузовик. Состояние у него тяжелое, он хочет ее видеть.
— Ясно.
Перед самым закрытием… Вот что было у нее на уме, когда она позировала на сцене и заметила, как я пялюсь на нее. Значит, Рита не ходила на свидание с банкиром. Разумеется, ей пришлось отменить его. Не знаю, почему я этому радовался. Я-то уж точно все себе только испортил. В моих рассуждениях не было никакой логики: как можно радоваться чему-то, что не является для тебя хорошей новостью? Тем не менее почувствовал некое воодушевление.
Дождь лил не переставая. В субботу больше ничего особенного не произошло. Ближе к вечеру начался настоящий ливень, посетителей в цирке не было, никто не пришел, даже чтобы посмотреть, где нашли труп, и взглянуть на нож, который послужил орудием убийства. Мы свернули шатры и собрали вещи.
До Саут-Бенда путь не близкий, так что мы решили не трястись на грузовиках. Дядя Эм взял нам билеты в спальный вагон на ночной поезд. До полуночи мы смотрели кино, потом выпили пива, чтобы убить оставшееся время, а вскоре сели на поезд.
Я ворочался на полке и никак не мог заснуть. Думал о Рите и по-прежнему радовался, что ей пришлось пропустить свидание. Глупо, конечно. В том смысле, что если она охотится за деньгами, у нее будет еще предостаточно шансов, так какое имеет значение, что она упустила именно этот. А если она его не упустила? Вдруг рассказала историю про телеграмму для того, чтобы задержаться? Может, она проводит с банкиром выходные? Кто-нибудь вообще видел эту телеграмму?
Стук колес мешал мне спать. Я попытался убедить себя, что мне безразлично, сидит Рита возле умирающего отца или спит с тем проклятым банкиром. Даже если раньше я и мог на что-то надеяться, то теперь она меня ненавидит. Никакие логические умозаключения не помогли мне заснуть. Если в них вообще была какая-то логика.
Однако в конце концов я все-таки заснул, потому что меня разбудила тишина, наступившая, когда поезд остановился. Я посмотрел на светящийся циферблат наручных часов — было пять утра. До Саут-Бенда ехать еще пару часов. Мне стало интересно, где мы, я выглянул в окно и увидел большую станцию, скорее всего город.
Внезапно меня осенило, где мы остановились. Индианаполис. Я совсем забыл, что из Эвансвилла мы поедем через Индианаполис. Саут-Бенд находится на севере штата.
Индианаполис! Мне пришла в голову дикая, безумная идея: сойти с поезда. Я бы позднее все объяснил дяде Эму. Денег при себе у меня достаточно, я мог бы по дороге догнать его, и он вряд ли бы возражал. Я схватил брюки, которые лежали в сетке для одежды, и начал их натягивать. Но в этот момент поезд, дернувшись, тронулся с места. Я сразу сообразил, насколько это была дурацкая идея.
Но она так основательно разбудила меня, что я больше не пытался снова заснуть, даже не стал ложиться. Я оделся и прошел в хвост состава. Усевшись там, долго смотрел, как пути тянутся из настоящего в прошлое. Мы удалялись от Индианаполиса. Наверное, я никогда больше не увижу Риту.
…В Саут-Бенде было пасмурно, но без дождя. До площадки мы добрались прежде, чем туда приехали грузовики, и какое-то время ждали их. На площадке было сухо, и уже было размечено, что куда ставить.
Грузовики прибыли часов в десять, мы распаковали наши вещи и начали размещаться. Пока ставили жилую палатку, к нам подошел Мори.
— Мы приехали на день раньше, но к полудню или к вечеру все равно появятся посетители, — сказал он. — Я проплатил рекламу на местном радио и заранее дал объявление в воскресную газету. Так что люди знают, что мы здесь. Только, черт возьми, тут, кажется, тоже скоро польет.
Я поинтересовался, нет ли новостей от Риты, и сразу понял, что задаю глупый вопрос. Она бы не стала так быстро писать или телеграфировать.
— Кто? — переспросил Мори. — А, шикарная блондинка. Нет пока.
Я знал, что выставляю себя идиотом, но хотел знать правду, поэтому произнес:
— Телеграмма, которую она получила… Ее доставили в цирк или… как?
Мори недоуменно посмотрел на меня, однако ответил:
— Нет, по телефону продиктовали. Девушка-курьер записала, и я отнес ее Рите.
Когда Мори ушел, дядя Эм бросил на меня внимательный взгляд и почесал в затылке, но не стал ни о чем спрашивать.
Вечером все еще было пасмурно, но мы неплохо заработали. Понедельник прошел примерно так же.
Во вторник во второй половине дня начался дождь. До этого времени мы работали, причем неплохо. Я как раз опускал переднее полотно, как вдруг кто-то сказал:
— Привет, Эд. Привет, Эм.
Это был Армин Вайсс, коп из Эвансвилла.
— Мне надо сначала кое с кем повидаться, — проговорил он. — Вы будете здесь?
— Конечно, — кивнул дядя Эм. — Мы будем у себя в палатке, за будкой.
— Значит, увидимся через пару минут. Личность лилипута установлена.
Закрыв киоск, мы с дядей ушли в палатку. Вайсс явился через полчаса. Сел на койку и смотрел, как я убираю тромбон, который только что отполировал и втер немного свежего масла в раздвижное колено.
— Лон Стаффолд, — сообщил Вайсс. — Лилипута звали Лон Стаффолд. Раньше слышали это имя?
Он посмотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого, и мы покачали головой, давая понять, что это имя нам ни о чем не говорит.
— Он жил в Цинциннати, — продолжил Вайсс. — Ему было тридцать шесть лет. Жил в меблированных комнатах на Уайн-стрит и держал газетный киоск в центре города. По утрам продавал «Инкуайерер», а днем — «Таймс-стар» и «Пост». Когда-то работал в цирке, но это было давно. Лет шесть-восемь назад, в основном на Западном побережье. В водевиле тоже выступал. Насколько мне удалось выяснить, он никогда не ездил с цирком на Восток или Средний запад.
— Кто заявил о его исчезновении? — спросил дядя Эм.
— Квартирная хозяйка. В прошлом она сама работала в цирке, выступала в бурлеске. Короче, она читает «Билборд», там-то и узнала об убийстве. Если в регулярных газетах что-то и было об этом, то она не заметила. Вот почему мы не сразу получили ответ, а только после того, как вышел «Билборд». Она дала полиции Цинциннати описание. Подходит.
— А она не знает, кто мог его убить и почему?
Вайсс пожал плечами:
— Если и знает, то местной полиции не сообщила. Я еду в Цинциннати, чтобы поговорить с ней. Конечно, пришлось сделать крюк по пути из Эвансвилла, но я хотел посмотреть, не отреагирует ли тут кто-нибудь на имя Лон Стаффолд, чтобы ехать не с пустыми руками. Пока ничего.
Он поднялся с койки, повернулся и посмотрел на меня:
— Ну, что-нибудь выяснил, Эд?
Я покачал головой.
— Интересно получается, — сказал он. — Стаффолд покинул Цинциннати дней десять назад. Объявился на вашей ярмарочной площадке в Эвансвилле в виде трупа в ночь с четверга на пятницу, пять дней назад. Где он находился предыдущие пять дней между этими двумя событиями? Если бы мы это знали, было бы, за что ухватиться.
— Выпьете стаканчик? — предложил дядя Эм.
— Что ж… один не повредит. До Цинциннати точно выветрится. Отсюда чертовски далеко ехать.
Дядя Эм достал алюминиевые чашки от термоса, которые использовал в игре с мячами, и бутылку. Налил в три чашки, мне, как обычно, поменьше. Когда мы выпили, Вайсс сказал:
— Он продал газетный киоск, выручил за него двести баксов. Значит, по возвращении не собирался снова торговать газетами. Но ведь можно было просто сдать его в аренду. Он явно намеревался вернуться в город. Комнату оставил за собой и заплатил за две недели вперед. Рассчитывал, что за это время вернется в город. Намекнул, что может вернуться с большей суммой денег, чем у него когда-либо было. Откуда они появятся, объяснять не стал.
— Копы в Цинциннати неплохо для вас поработали, — заметил дядя Эм.
— Не от них я получил эти сведения. Прошлой ночью я говорил с квартирной хозяйкой по телефону. Ее зовут миссис Червински, вдова. По телефону у нее очень приятный голос.
Дядя Эм улыбнулся. Тогда я не понял, почему.
— Еще по глоточку? — спросил он.
— Нет, мне пора. Слушай, Эд, я на машине, а вы все равно не сможете работать под дождем. Хочешь поехать со мной?
Я покачал головой.
— Нет, спасибо. У меня кое-какие дела.
— Ладно, Эд. Держись подальше от неприятностей. И слушай внимательно.
— Хорошо, — кивнул я.
Когда он ушел, я с удивлением подумал: с чего вдруг я отказался с ним ехать?
Вечером в столовке я увидел Чарли Уилера, зазывалу стрип-шоу. Я сел рядом с ним и небрежным тоном спросил:
— От Риты есть известия?
Он покачал головой.
— А с какой радости? — Он откусил кусок сэндвича и пробурчал с набитым ртом: — Черт возьми, она не вернется.
— Откуда ты знаешь?
— Так мне кажется. Но я почти уверен. Слушай, Эд…
— Что?
— Для твоего же блага, забудь ты эту дурную блондинку. Ты хочешь с ней закрутить, но почти все остальные в цирке хотят того же. А ее интересует только «капуста». Никто из здешних не имеет таких денег, которые удовлетворят ее. Могу подкинуть тебе одну идею, Эд. В следующем городе к сайд-шоу присоединится татуированная дама. Это что-то! Оставишь свет включенным, и если не спится, можно лежать и рассматривать картинки.
— Конечно, — кивнул я. — Непременно подумаю об этом, Чарли.
На следующий день, в среду, дождь продолжался. Дядя Эм отправил меня в город, где я посмотрел три фильма. Днем в четверг слегка прояснилось, но дел у нас было мало. В четверг вечером опять заморосило. Мы не стали даже открываться, хотя некоторые киоски работали за бесценок. Я попробовал поупражняться на тромбоне, но никак не мог сосредоточиться.
— Ради всего святого, Эд! — воскликнул дядя Эм.
— Да. Сам знаю, что паршиво. Сейчас я его уберу.
— Да я не о тромбоне, а о тебе! Что, черт возьми, с тобой творится? Или ты не хочешь о ней говорить?
— Не хочу.
Он прекрасно знал, что́ меня грызет. Врать ему было бесполезно, но я слишком запутался, чтобы сказать правду.
— Малыш, не люблю смотреть, как скотина страдает, — промолвил дядя. — Послушай, кошелек у нас полон. Почему бы тебе не надеть свой костюм, в котором ты похож на чертову кинозвезду, взять у меня двадцатку, пойти надраться, упасть в грязь и испортить костюм?
— В прошлый раз я не падал в грязь.
— Слишком мало выпил.
— Я не хочу напиваться. Какая мне от этого польза?
Он вздохнул:
— Этого я и боялся. Думал, сумею отделаться двадцаткой. Ладно, вот тебе стольник. Хватит?
Дядя Эм не шутил. Он достал деньги и принялся отсчитывать купюры, складывая их в кучу у меня на койке. Десятки, пятерки и пара двадцаток — пока не дошло до сотни.
— Ну как, хватит?
— На что?
— Сам знаешь, на что, — буркнул дядя. — Выясни, что да как, и наконец разберись с данным делом. Главное, приведи себя в порядок. Поздно вечером отходит поезд, на который ты еще успеешь.
— Думаешь, мне стоит поехать в Индианаполис?
Он усмехнулся:
— Нет, черт подери, на Марс! На ракету пересядешь в Патагонии.
Дядя встал и вышел, оставив деньги на койке возле меня.
Я смотрел на них, затем взял и спрятал их к себе в бумажник. Вместе с теми, что у меня оставались, получилось сто двадцать два доллара. Никогда в жизни у меня не было столько денег наличными. Я почувствовал себя богачом. Я стал медленно одеваться, а потом заторопился, поняв, что не знаю, во сколько точно отходит вечерний поезд. Вдруг я его пропущу! А еще я подумал, что не известно, как долго меня не будет и во что я ввязываюсь, и потому положил в чемодан пару лишних рубашек и носков.
Дядя Эм отправился в шатер для игр. Ему не понравится, если я приду туда прощаться, поэтому я написал записку: «Большое спасибо. Буду держать тебя в курсе» и приколол ее к его подушке.
Я вышел с площадки, ни с кем не заговорив. Я так торопился, что остановил проезжавшее мимо ворот такси и поехал на нем на вокзал. Когда я туда прибыл, выяснилось, что до отхода поезда в Индианаполис еще два часа.
В поезде я все обдумал. К делу можно подступиться с трех сторон: проверить больницы, газеты или обратиться в полицию. Если в прошлую пятницу действительно произошел несчастный случай, при котором пострадал человек по имени Вайман, я мог узнать об этом из одного из этих трех источников. И полиция значилась в моем списке на последнем месте — слишком многое придется там объяснять.
Когда я сошел с поезда, было почти два часа ночи. Газетный киоск на вокзале еще работал, но все местные газеты оказались распроданы. Я разменял доллар на пятицентовики и направился к телефонной будке. В справочнике не оказалось никакого Говарда Ваймана. В общем, я и не рассчитывал найти его там. Если, как рассказывал Хоуги, Вайман вдовец и пьянчуга, возможно, у него нет собственного дома и зарегистрированного на его имя номера телефона. Скорее всего, он делит с кем-то квартиру или обретается в отеле.
В городе было удручающе много больниц, но прежде чем устроиться на ночлег, мне хотелось хоть что-то предпринять, и я начал с того, что позвонил в больницу «Скорой помощи». Это был самый вероятный вариант.
— У нас никто не зарегистрирован под фамилией Вайман, — сообщила сотрудница.
— Может, уже выписался? — предположил я. — Он должен был поступить в прошлую пятницу после автомобильной аварии. Если вам не трудно…
— Секундочку, пожалуйста.
Я ждал, пока вновь не услышал ее голос.
— Да, — сказала она. — Говард Вайман поступил в пятницу вечером. В воскресенье его перевели в частную больницу, называется «Сосновая поляна».
— Спасибо. Это значит… что кто-то устроил для него частную госпитализацию?
— Видимо. Мы занимаемся пациентами в критическом состоянии и нуждающимися. Как только пациента можно перевозить, мы рекомендуем перевод в другую больницу, если возможно.
— Перевозку организовала его дочь? — спросил я.
Девушка помедлила. Я быстро добавил:
— Я ее друг из другого города. Не знаю, как с ней связаться, кроме как через отца.
Она решила, что я безобиден, и сказала:
— Согласно карточке, все устроила Рита Вайман. Степень родства не указана. Ее адрес тоже не указан. Она могла оставить его в больнице «Сосновая поляна».
— Спасибо, — произнес я. — Большое спасибо.
У меня оставалось еще девятнадцать пятицентовиков. Я сократил их количество до восемнадцати, позвонив в больницу «Сосновая поляна». Мне сообщили, что Говард Вайман находится в стабильном состоянии. Больше я ничего от них не добился, кроме того, что навестить больного можно от двух до четырех пополудни. Если у них и был адрес Риты, они предпочли сохранить его в тайне.
Что ж, в результате двух звонков, сделанных в два часа ночи, мне удалось выяснить больше, чем я рассчитывал. Я решил, что продолжу поиски днем. В крайнем случае застану Риту завтра в больнице во время посещения. Если она приехала сюда исключительно за этим, то, конечно же, навещает отца каждый день.
Я поселился в клоповнике через дорогу от станции и лег спать, попросив разбудить меня в десять утра. Позавтракав, сходил в редакцию утренней газеты и достал воскресный выпуск. Я тщательно изучал его, пока не нашел то, что требовалось: один абзац на странице местных новостей.
«СТОЛКНОВЕНИЕ С ГРУЗОВИКОМ
Говард Вайман, 53, У.-Эмори-ст., 430, получил серьезные увечья в пятницу вечером около восьми часов, когда на пересечении Эмори и Блейн-стрит его сбил грузовик. Пострадавший доставлен в больницу “Скорой помощи”. Водитель грузовика задержан не был».
Я взял такси и поехал к дому 430 по Уэст-Эмори-стрит. Это оказалось трехэтажное кирпичное здание с меблированными комнатами в дешевом районе. В окне гостиной на первом этаже висело объявление: «Свободных номеров нет». Дверь в холл не была заперта, и я прошел по коридору и постучался в комнату, в которой висело объявление. Мне открыла женщина, я снял шляпу и произнес:
— Я слышал, мистер Вайман в больнице. Не могли бы вы сообщить мне, как он?
— Весь в синяках, наверное, — ответила она. — Поначалу было не ясно, что с ним, но, думаю, выживет. Скажите им, он вернется, но никто точно не знает когда.
— Кому сказать?
— Строительной компании. Вы же оттуда? Он там работает.
— Нет, я просто его друг.
Женщина не поверила. В глазах у нее мелькнуло подозрение.
— Что-то не похоже, — заявила она.
— Вообще-то, — улыбнулся я, — я друг Риты. Его дочери.
Она кивнула.
— Она заходила сюда. По-моему, это было в воскресенье. Заплатила за комнату, чтобы та осталась за ним. Хорошая девчонка, эта Рита. — Я почувствовал себя практически членом семьи. Женщина открыла дверь шире и отошла в сторону. — Прошу.
Я шагнул в неопрятную комнату, в которой увидел незастеленную кровать, плиту, раковину, полную оставшейся с завтрака немытой посуды, и стол, накрытый клеенкой. Женщина проковыляла по комнате и села за стол. Я присел на стул возле двери, хотел бросить шляпу на кровать, но не стал. Не на эту кровать. Положил шляпу себе на колени и спросил:
— Не могли бы вы сказать мне, где остановилась Рита?
Женщина снова посмотрела на меня с подозрением:
— Я думала, вы ее друг.
— Так и есть. Я из цирка. Она вам говорила, что выступала в цирке шапито?
— Да.
— Рита уехала в спешке, получив сообщение об отце, и не знала, где остановится. Я… мне нужно было в Индианаполис по делам, вот я и решил, что разыщу ее через адрес отца.
— Ясно. Извините, но она не говорила, где остановилась, только упомянула отель, значит, живет в каком-то из них. Но я думаю, вы можете связаться с Ритой через больницу «Сосновая поляна». Туда перевезли ее старика.
— Большое вам спасибо.
Больше мне тут ничего не светило, и я поспешил убраться восвояси.
В холле гостиницы, где остановился я сам, просмотрел указанные в телефонном справочнике отели. Их было слишком много, чтобы все их обзванивать, если только у меня не останется иного выхода. К тому же уже наступил полдень, так что проще было дождаться, когда больница откроется для посещения.
Я приехал туда без четверти два. «Сосновая поляна» была симпатичной на вид больницей, но я никак не мог понять, чем объясняется ее название: поблизости не было ни одной сосны, да, впрочем, и расти им было негде: трехэтажное здание выходило прямо на улицу. Я прислонился к дереву на углу улицы наискосок от больницы и стал следить за входом. Их было два, и я мог наблюдать за обоими. Решил подождать до трех часов. Если к тому времени Рита не появится, сам навещу Ваймана, а если это ничего не даст, попробую снова получить адрес Риты в регистратуре больницы, на сей раз лично, а не по телефону.
Но мне не пришлось этим заниматься. В два часа возле входа притормозило такси, из которого вышла Рита. Я пересек улицу, пока она расплачивалась с водителем. Рита обернулась и увидела меня.
— Привет, Рита, — произнес я.
Если она и удивилась, то никак этого не выказала.
— Привет, Эд! — небрежно бросила она, словно мы заранее договаривались о встрече.
— Как твой отец?
— Так себе, Эдди. Помимо сотрясения мозга, у него еще и внутренние повреждения, которые не сразу выявили. Вчера его прооперировали. Врачам кажется, что все прошло успешно, но они не уверены. Не знаю, смогу ли сегодня повидать его. После операции прошло мало времени.
— Рита, мне так жаль…
Но она не слушала. Взяла меня за руку и промолвила:
— Пойдем, Эдди. Узнаем, что и как.
Мы поднялись по ступенькам и вошли в вестибюль. Рита приблизилась к стойке регистратуры, чтобы поговорить с медсестрой. Я ждал ее. Через минуту она вернулась и сообщила:
— Ему немного лучше. Но он сейчас спит, и доктор сказал, что до завтра его беспокоить нельзя. Так что пойдем отсюда. — Она опять взяла меня за руку.
— Хорошо, — кивнул я. — Но куда ты так торопишься?
— Такси ждет. Я сказала водителю, что не уверена, увижу ли отца, и он обещал пару минут подождать, на случай, если я сразу выйду.
Такси было на месте. В машине я обнял Риту. Она прижалась ко мне и спросила:
— Зачем ты приехал, Эдди?
— Ты знаешь, зачем.
— Лучше бы не знала. Черт бы тебя побрал, Эдди!
Я тихо засмеялся:
— Ничего более воодушевляющего ты мне до сих пор не говорила. Поругай меня еще. — Я обнял ее покрепче. — Ты меня совсем не любишь, Рита? Совсем?
— Что такое любовь?
— То, что со мной творится.
Она отстранилась и внимательно посмотрела на меня:
— Может, тебе просто хочется поразвлечься, Эдди?
— И это тоже, — признался я. — Одно другому не мешает. Полагаю, может быть либо то, либо другое, но от сочетания мне сейчас паршиво.
— Мне… тоже паршиво. Эдди, мне не нужна любовь. Мне нужны деньги, много денег. Я хочу миллион долларов, а у тебя его нет и никогда в жизни не будет. Для этого ты слишком хороший.
— Неужели хороший парень не может заработать миллион?
Рита восприняла мои слова серьезно:
— Не… не такой тип хорошего парня, как ты, Эдди. Скажи честно, ты можешь вообразить себя миллионером?
— Нет. Наверное, ты права, я не тот тип. Но если бы у тебя был миллион долларов, ты бы знала, что с ним делать?
— Еще бы! — Она тихо рассмеялась. — Большой дом, платья, драгоценности, меха…
— А мне в этом доме нашлось бы место?
— Вряд ли бы это понравилось моему мужу. Но я могла бы снять где-нибудь для тебя квартирку и платить аренду, Эдди. И два-три раза в неделю…
— Восемь раз в неделю! — перебил я. — Каждый день, а по воскресеньям дважды.
— Если муж позволит… Ты думаешь, я шучу, Эдди?
— Если нет, то лучше замолчи.
— А ты заставь меня.
Я заставил, очень хорошо заставил и почувствовал этот поцелуй аж в кончиках пальцев ног.
Ничего подобного со мной прежде не случалось. Когда мы перестали целоваться, у меня голова закружилась. Такси подъезжало ко входу в отель Риты.
Она провела меня через холл в гриль-бар. Мы сели за столик.
— Ты голоден, Эдди? — спросила Рита.
— Мне не еда нужна.
— Веди себя прилично. Вон официантка. Я голодная как волк, с утра ничего не ела.
Она заказала себе обед, а я довольствовался куском пирога и кофе.
Когда официантка ушла, Рита нахмурилась и с неодобрением — не притворным, а самым настоящим — посмотрела на меня.
— Зачем ты той ночью явился на стрип-шоу, Эдди? — спросила она.
— Я знаю, что не следовало этого делать, — ответил я. — Но… я напился и был страшно зол. Хоуги рассказал мне, что у тебя свидание с кем-то в городе, и я… просто не мог этого вынести. Мне было наплевать, кто что подумает, пока я не оказался в шатре и не увидел тебя, и… черт возьми, все так запуталось. Ну… ты меня здорово потом отделала на улице, и я получил по заслугам.
— Ладно, Эдди. Только больше никогда так не поступай, не важно, вернусь я в шоу или нет. — Она улыбнулась. — Особенно если в нем участвует эта дамочка, Эстель. Ты ей вроде как нравишься. Она к тебе уже подкатывала?
— Нет.
— Все еще впереди. Что ж…
— Ты же вернешься в цирк, Рита?
— Я пока не решила, Эдди. Не нравится мне выставлять себя напоказ.
— Мне тоже. То есть не нравится, что ты выставляешь себя напоказ. Разве ты не можешь заняться чем-нибудь другим в цирке?
— Например, танцевать в куч-шоу?
— Черт возьми, ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать!
— Да, но тебе лучше с этим смириться, Эдди. Природа создала меня шоу-герл, или танцовщицей, или кем-то подобным. Тело есть, ума нет.
— Сколько будет два плюс два?
— Пять. Вот видишь, Эдди?
— Хорошо, — усмехнулся я. — Я умываю руки.
Официантка принесла наш заказ. Я потягивал кофе и смотрел, как Рита ест. Она даже ела красиво. Я был, наверное, самым везучим парнем в мире. В данный момент немного боялся, что спугну удачу, если стану выяснять, насколько мне повезло. Я молчал, пока она не доела. Потом спросил:
— А теперь куда?
— На вокзал, Эдди. Ты едешь обратно.
— Обратно? Но я только что приехал! Я могу остаться примерно на неделю. Во всяком случае, до тех пор, пока не прояснится ситуация с твоим отцом. Он, надеюсь, к тому времени уже будет вне опасности, и мы вернемся вместе.
— Нет, Эдди. Ты должен уехать сегодня. Прямо сейчас. Я… тоже хочу, чтобы ты остался, но лучше тебе этого не делать. Папа очень плох, может быть, умирает, и если ты останешься, это будет выглядеть неприлично.
— Ну… мы могли бы… вести себя прилично.
— Но не стали бы. Это как если бы… порох и огонь оказались рядом и пытались вести себя прилично.
Я прекрасно понимал, что Рита права, однако продолжал спорить. Она наклонилась через стол и приложила палец к моим губам:
— Будь хорошим мальчиком и возвращайся, Эдди. И если ты это сделаешь, обещаю, что вернусь в цирк. Как можно скорее. И тогда… мы с тобой развлечемся, Эдди.
Я отвел палец Риты от своих губ и поцеловал ее теплую и влажную ладонь.
— Ладно, — кивнул я.
Мы отправились на вокзал. Поезд на Саут-Бенд отходил всего через несколько минут. У железных ворот перед путями я поцеловал Риту. Я целовал ее в третий раз, и это был наш лучший поцелуй. Затем, все еще обнимая меня, она слегка отклонилась назад и воскликнула:
— Черт бы тебя побрал, Эдди! Разве нужно ради тебя отказываться от миллиона баксов?
— Попробую примирить тебя с этой потерей.
— Уж постарайся. До свидания, Эдди…
Видимо, я забыл стереть след от губной помады. Я заметил это в зеркале, когда через несколько часов приводил себя в порядок в туалете, прежде чем сойти с поезда в Саут-Бенде. Помимо помады, у меня на лице застыла глупая, бессмысленная улыбка.
Неужели это было у меня на лице всю дорогу из Индианаполиса?
