Глава 31
Русь. Пограничные земли
Надежды Духарева на пополнение запасов и теплый ночлег оказались так же напрасны, как и надежды на хорошую погоду. Путь их лежал по землям, по которым прошла орда. Печенеги двигались широким фронтом и, как пожар, уничтожали всё на своем пути. Что нельзя было разграбить, уничтожали. Снег прикрывал следы пожарищ и мертвые тела, но и только. Два попавшихся по дороге острога тоже были сожжены и разграблены. Маленьким крепостям не устоять против большой орды. Искать здесь съестное или фураж было делом безнадежным. Витмид пытался, но лишь тратил время впустую. Лишь однажды им попались мерзлые останки провалившегося в подпол поросенка. Зверья тоже не было. Непогода и печенеги разогнали всё живое. Обжитые земли превратились в пустыню.
Хорошо хоть неприхотливые степные лошадки умели добывать из-под снега прошлогоднюю траву. Но это требовало времени, потому что снег был уже довольно глубок. В результате скорость их движения сильно замедлилась. В самый удачный день они проходили не больше двадцати километров.
Так же и с ночлегом. После прохода орды деревьев почти не осталось, а ночевать на снегу без огня Духареву было тяжко. Так что останавливались они обычно в сожженных селениях, собирали все, чем можно было подкормить костер. Если бы не соболий плащ и теплые меховые сапоги, Сергей Иванович давно бы уже превратился в сосульку. Однако он всё равно чувствовал, что силы вытекают из него, как вода из дырявого кувшина.
Витмид старался как мог. Искал топливо для костра, обихаживал лошадей. Если была возможность, устраивал для Сергея Ивановича некое подобие шалаша из тех же обгорелых деревяшек. Но холод, сырость и ветер подтачивали силы Духарева. Ныли старые раны, слезились глаза. А тут еще и кашель привязался, сухой, противный, изматывающий.
Однако Духарев держался. Еще день, и еще, и еще… Он уже потерял им счет. Время тоже потерялось в метели и бескрайней степи.
Закончилось всё ожидаемо. Духарев утратил жалкие остатки сознания, которые удерживал могучим усилием воли, и свалился с коня.
Очнулся на руках Витмида. Лицо сотника виделось смутно.
– Батько, батько, ты что?
– Худо мне что-то, сотник, – пробормотал Сергей Иванович. Зубы его выбивали мелкую дробь, в глазах плыла снежная пелена, тело сотрясал озноб.
– У тебя жар, батько. Огнем горишь! Скажи, батько, что я могу сделать?
– Оставь меня и езжай в Киев, – прошептал Духарев. – Не то оба погибнем.
– Не бывать этому! – решительно заявил Витмид. – Я тебя довезу, батько! Сдохну, а довезу! Как же мы без тебя?
– Сотник… Ты… Что, опять метель?
– Что ты! Улегся ветер. Даже потеплело немного. Батько, батько, что ж ты так?
Духарев смутно чувствовал, как его ворочают, поднимают… Потом – мохнатая лошадиная шкура у лица. Теплая.
В короткую минуту просветления Сергей Иванович понял, что привязан к коню и тот бежит тряской рысцой, а впереди, как и прежде, маячит Витмид, ведет его лошадь на поводу.
Увидел и опять провалился в ничто.
И снова очнулся с четкой мыслью: не хочу умирать! Нельзя!
Это взбодрило его настолько, что он даже попытался выпрямиться в седле. Но не смог – ремни не позволили.
И снова боль, озноб, боль и спасительное беспамятство.
Впору взмолиться о смерти, но Сергей Иванович не таков. Он не сдастся! Он будет держаться по эту сторону Кромки. Хрен тебе, Смерть, а не Серега Духарев! Обломишься!
Очнулся он от того, что Витмид тряс его за плечо.
– Батько, – произнес он ровным, каким-то мертвым голосом, распуская ремни, удерживающие Духарева в седле. – Всадники впереди.
«А он ведь совсем измотан, мой верный сотник», – подумал Духарев. И почти запредельным усилием толкнувшись от лошадиной шеи, выпрямился. Вгляделся в даль…
Но ничего не смог разобрать. Мир плыл и троился. А вот холодно не было. Совсем.
– Сколько их?
– Пятеро, батько.
Много. Одному сотнику не управиться.
– Нас видят?
– Наверняка.
– Уходи. Быстро. Сейчас!
Витмид не шевельнулся.
– Я приказываю, сотник!
– Не получится, батько. Даже если бы решился тебя бросить, – Духарев услышал невеселый смешок. – Конь еле жив. Не унесет. Я тебя, батько, с коня сниму пока, чтоб не задели, и поглядим, кто кого.
– Не надо снимать, Витмид, – сказал Духарев. Дай умереть как воину. В седле.
– Добро.
Витмид потянул лук из налуча, достал из мешочка тетиву, скинул крышку с колчана. Приготовился.
Пятеро всадников и табунок заводных.
Сотник прищурился:
– Вроде не копченые, – наконец пробормотал он. Но лука не убрал. В Дикой Степи много всякого люда.
Конь Духарева переступил с ноги на ногу, и этого хватило, чтобы Сергей Иванович потерял равновесие и рухнул лицом на конскую холку.
Витмид оглянулся на звук, но на помощь не поспешил.
Неизвестные приближались. Лук в руках держал только один. Это обнадеживало. Триста шагов, двести…
Витмид стянул зубами перчатку, потер ладонью заросший подбородок. Сколько он не брился? Седмицу? Две? Усы вообще превратились в сосульки.
А вот пальцы слушались хорошо. Витмид привычным движением подхватил из колчана пук из трех стрел, наложил одну, зацепил тетиву кольцом на большом пальце…
– Эй, варяг! Хватит нас пугать! Ты ж и в хромую овцу с пятидесяти саженей не попадешь! – раздался звонкий веселый голос. – Не бойся! Хотели б тебя убить, ты бы уже умер!
– Вы кто такие? – крикнул в ответ сотник. Но лук всё же убрал. Пятеро. Причем тот, кто кричал, – в блеснувшем тусклой позолотой хузарском шлеме. Если это белый хузарин из благородных, то он сказал правду. Хотел бы – уже убил.
Второй воин дал коню шенкеля и поравнялся с первым:
– А ты кто такой, храбрец, чтобы задавать нам вопросы? – рявкнул он так, что стая ворон, уже второй день сопровождавшая Витмида и князь-воеводу, сорвалась с облюбованного камня и с карканьем взмыла в воздух.
– Я… – начал Витмид. И осекся. Потому что узнал голос.
* * *
Сергей Иванович очнулся, когда ему в рот потекло что-то теплое. Закашлялся, мотнул головой.
– Ты пей, батя, пей!
Духарев вздрогнул, сморгнул набежавшие слёзы, прошептал:
– Илюшка! Ты как? Откуда?
– Бог привел, батя, – названый сын улыбался широко, счастливо.
– Очнулся? – Из-за плеча Ильи выглянул Маттах. – Ну, слава Господу! – Он пробормотал что-то по-своему и поцеловал оберег со звездой. – А мы уж думали – всё.
– Моего батю так просто за Кромку не утащишь! – гордо заявил Илья. – Ты пей, батя, пей!
Варево было духовитым и очень сладким. В груди сразу потеплело.
Допив, Сергей Иванович откинулся на подушки.
– Где мы?
– В поле, батя. В шатре. Тепло тебе?
– Тепло, – ответил Духарев, с удивлением осознав, что ему действительно тепло. Причем не от лихорадочного жара, а по-хорошему. И в глазах прояснилось.
– Малига жаровенку соорудил с угольками, – непривычно ласковым голосом проговорил Илья. – Ты, бать, два дня в беспамятстве был. Кричал, бредил, матушку звал. А еще Елену какую-то. Бать, ты как себя чувствуешь-то? Лихоманка ушла?
– Вроде бы, – Сергей Иванович прислушался к себе. – Только в груди что-то, и кости, и шевельнуться сил нет.
– Ничего. До Киева на руках тебя донесем, если надо будет, – заверил Илья. – Сейчас покушай. Маттах зайчонка подбил, юшкой мясной тебя попоим. А как пободрее станешь, мы тебя закутаем, в саночки положим да и домой повезем. Снега нападало – по колено. Вот же как хорошо получается… То-то матушка обрадуется. Уж она тебя быстренько на ноги…
Он говорил еще что-то, но Духарев не слушал. Он уходил в сон. Настоящий добрый сон, а не горячечный кошмар.
И еще он был очень-очень счастлив.
