Глава 9

Русы выехали всемером: сам Илья, Маттах, Рулав, Малига с Возгарем, Загрёба и отрок Миловид.

Горацек выделил им сопровождающего, тощего усатого мужа, звавшегося Яцеком и служившего гонцом-посылом у князя Мешко, а потому знавшего все здешние тропки и сверх того постоялые дворы, что тоже было весьма полезно. В седле Яцек держался не хуже степняка – и отлить мог, и подремать.

Первым делом он решил проверить русов на крепость. Как сел в седло, так и порысил, не оглядываясь. От восхода до заката, то шагом, то бодрой рысью, без остановок, лишь через положенное время, тоже на ходу, перемещаясь с одной лошадки на другую.

Конечно, его лошадкам было попроще, чем скакунам русов. Илья, к примеру, весил вдвое больше тщедушного лехита. А если прибавить бронь, оружие, припас обычный и воинский, то набегало еще пуда два с половиной. Однако и кони у русов были – лучшие. И помимо заводной – каждому, Илья взял на отцовом подворье еще семерых вьючных.

Так что когда проводник, наконец, свернул к воротам постоялого двора и оглянулся, то обнаружил позади всех русов, бодрых и веселых.

Тем не менее, когда коней расседлали, напоили и поставили к яслям, Илья взял проводника за жилистое плечико и сказал очень душевно:

– Ты больше так не делай, Яцек. У тебя-то лошади княжьи, а у нас – родные. И морить мы их больше не будем. Погони за нами нет, так что поспешим как положено, с подкормкой и роздыхом.

Вот насчет погони Илья, как выяснилось, фатально ошибся.

Поужинали – и спать. Взяли одну комнату на всех. В тесноте, да не в обиде. Да и поспокойнее. Хоть Яцек и заверил, что место это абсолютно безопасное. Мол, сам он останавливался здесь десятки раз, и всё было отлично. Илья хоть и полагал, что им ничего не грозит, но всё-таки решил держать караул. Хуже не будет. Опыт есть. И чужой, и свой собственный. И если враг не совсем дурень, то наверняка понимает разницу между гриднем вооруженным, изготовившимся к бою, и гриднем спящим, пусть даже с мечом у изголовья. Слабее такого гридня только гридень пьяный и взгромоздившийся на бабу. Как говорит батя: береженого Бог бережет, а не береженого воронье стережет – ждет, когда волки насытятся.

Так что решили поберечься.

И нельзя сказать, что Илья очень удивился, когда, ближе к утру, его не в черед разбудил Возгарь:

– Старший, люди оружные приехали. Много.

Узкие, в две пяди шириной, снабженные ставнями окна их общей комнаты выходили на задний двор. Но когда кто-то ломится в запертые ворота и грозно орёт, слышно даже сквозь ставни. Возгарь, услыхав шум, подождал немного, а в общий зал выглянул, как раз когда прибывшие ввалились туда в клубах пара (за ночь подморозило) и взяли в оборот хозяина.

– Много – это сколько? – спросил Илья.

– Я видел десятка два, – сообщил Возгарь. – У половины под одежкой брони и мечи. И шлемы у всех, только сверху прикрыты.

Занятно. Брони и мечи. Серьезные бойцы. Если воин прячет шлем летом, это понятно. Чтоб солнцем не нагревало. А если зимой, значит, не хочет, чтобы приметно было. Если в засаде сидит или купчиной прикидывается. Нет, охрана купеческая тоже может шлемы носить. Но если все в шлемах – это точно воинский отряд.

– Будем считать, что это за нами, – сказал Илья. – Буди всех.

В таких делах надо к худшему готовиться. Ну, хоть в теплых постелях их не застали.

Облачились быстро – Илья бы и до ста досчитать не успел. Накинули тетивы на луки. Спокойные все, готовые. Одно слово – гридь.

Только проводник не вписывался в свиток: дрожал, глаза пучил. Как понял, что происходит, тут же пискнул:

– Это не я!

Ясно, что не он. Стал бы он тогда скакать, как олень в гон.

– Ты не трясись, – сказал ему Малига. – Залезь, вон, под лавку, чтоб случайно не пришибли. Тебе нас еще к Владимиру вести.

– Светильник прикройте, – попросил Илья и осторожно приоткрыл двери.

Точно. Полон зал. И по скамьями рассаживаться не спешат. Двое подступили к хозяину. Расспрашивают. Один, высокий, в красном плаще, со сдвинутым на затылок шлемом, Илье показался знаком. Повадкой, наверное, потому что лица не видно, спиной стоял.

Не важно. Важнее, что остальные, а их не меньше двух дюжин, посбрасывали на столы верхнюю одежду и чего-то ждут. И почти половина в кольчугах и при мечах.

Не зря Возгаря Совиным Глазом зовут, пусть он и не любит это прозвище. Всё разглядел гридень. Полумрак для него, как для другого человека ясный день.

Половина в броне и при мечах, а у остальных доспех и оружие пусть и попроще, но тоже воинское: копья да топоры. И луки. С накинутыми тетивами.

Илья прикрыл дверь, оглянулся. Соратники в боевой готовности. Эх, жаль, окна маловаты, не протиснуться. А то ударили бы в спину. Стрелами. Ночные гости хоть тоже с луками и если и могут потягаться с русами в строю, то в стрельбе один только Маттах десять таких уложит. А если не в щиты, а в спины бить, так и двадцать.

Илья пересек комнату, открыл ставни… Внутрь потек холодный воздух и серебристый лунный свет. Да, Илья в такую щель разве что голову просунет. А вот брат-хузарин пусть попробует. Он хоть и сильный, но мелкий – в отца. Авось протиснется.

– Маттах, – позвал Илья. – Сумеешь в окно пролезть?

Хузарин глянул в проем:

– Без брони – наверняка. А с броней – если подпихнете.

– Старший, я тоже смогу! – подал голос Загрёба. – Вот только бронь на время снять придется. А чего хочешь-то? За подмогой бежать?

– Загрё-ёба! – укоризненно протянул Рулав. – Бежать! Ты гридень или смерд босоногий?

– Я ж просто спросил, – смутился Загрёба. – Зачем вылезать-то, княжич? Здесь, вроде, надежней обороняться.

Он, Загрёба, не был трусом. Трусливых гридней не бывает. Но жизнь свою берег. Род у него маленький. Не род даже, просто семья: мать да четыре сестры. Отца убили печенеги, брата – угры. Жена родами умерла, детей не осталось. Нельзя Загрёбе умирать. Никак нельзя. И он об этом помнил.

Рулаву, молодому, сильному, природному варягу, Загрёбины трудности непонятны, да и безразличны. И правда за ним, Рулавом. Они – гридь. Братья-воины. Об этом надо думать. Прав Рулав. Это смерды думают, как уцелеть. Воин же – о том, как убить врага. Но убьют Загрёбу, что тогда с матерью и сестрами станется? Кто защитит? Страшно умирать Загрёбе.

Илье страх его понятен. И временами этот страх полезен. Когда нужно выживать, а не убивать.

Но не этой ночью.

– Двое лучше, чем один, – сказал Илья. – Маттах, Загрёба, выберетесь наружу, а когда они на нас насядут, бейте им в спины. Но сначала проверьте, не остался ли кто во дворе. Чтоб вас самих со спины не взяли. Загрёба, ты понял? Это на тебе.

Гридень кивнул, снял шлем и принялся стягивать только что надетую кольчугу.

Маттах ухмыльнулся. Вот уж кто просто не верит, что его могут убить. Два десятка врагов для него – это два десятка выпущенных стрел.

Хузарин в окошко пролез запросто. Только пояс снять пришлось. Сунулся ногами вперед, выдохнул и проскользнул даже без помощи.

А вот Загрёбе пришлось – головой вперед и с помощью Ильи и Рулава. Но пропихнули и его. Следом отправили бронь и оружие. Успели. Ночные гости всё еще толклись в общем зале.

– Может, поговорим сначала? – предложил Малига. – Вдруг они не про нас?

– Может, – согласился Илья, наблюдая в щелку за ночными гостями. – Но вряд ли.

Высокий воин в красном плаще, тот самый, который показался Илье знакомым, как раз закончил разговор с хозяином постоялого двора. Решительно закончил. Ударом кинжала в грудь. И махнул своим людям. Те мгновенно построились в клин и неторопливо двинулись через зал.

А куда торопиться? Тут недалеко.

Что интересно, сам предводитель с отрядом не пошел, хотя по всем воинским понятиям должен был занять место впереди.

Илья отступил от дверей.

– Стена? – спросил Рулав.

Княжич мотнул головой. Из тех, кто остался, в строю по-настоящему крепки только Рулав и Малига. Десятерых втроем им всё равно не удержать. Будь с ними сейчас Гудмунд и Нагнидуб, тогда другое дело. С этой парочкой Илья бы двери наглухо перекрыл. Но их нет, значит, стену из щитов строить нет резона.

– Стрелами бьём. Впустим с полдюжины, а потом – по ногам. Дальше как получится.

И, подавая пример, присел у дальней стены, прижавшись левым плечом к обтесанным бревнам.

Остальные тоже рассредоточились, приготовились.

– Миловид, светильник гаси, быстро, – распорядился Илья.

Отрок ухватил масляную лампу за ручку и выкинул в открытое окно.

Ну да, так быстрее.

Совсем темно в комнате не стало – луна светила ярко.

Илья слышал, как приближается противник. Никаких сомнений, это за ними. На всех прочих гостей, ночевавших здесь, хватило бы и трех-четырех воинов. А уж боевой строй собирать…

Дверь отворилась, но не резко. Видать, слегка копьем толкнули. Только-только чтоб открылась. И в комнату сразу полетели зажженные факелы.

Мысль правильная. Спят себе люди… А тут огонь! И стрелы. Кто вскочил, того на копья.

Но это если бы русы спали. И вообще, если бы это были не русы…

Илья выстрелил вмиг. Будто птицу влет бил. Остальные поступили так же.

Сбили, понятно, не все факелы. Один упал на пол, второй – на постель, солома на которой тут же занялась.

А вот остальные факелы полетели в обратную сторону. Прямо в атакующих. В тех, кто в задних рядах. Они «нападение» отбили, видно сразу, люди опытные. Но кого-то все же зацепило – заорал. Тоже понятно. Не у всех щиты. Позади вои с луками. Прикрывать, когда передовые ворвутся и освободят проем.

И передовые ворвались. Вся голова «кабана»: шестеро бронных, со щитами. Ворвались и вмиг рассредоточились, разбившись на тройки. Да так четко, что сразу стало понятно: не какие-то там разбойники в гости пожаловали. Слаженная опытная дружина.

Присели щит к щиту. Щиты большие, под всадника. Из таких и стену собирать не надо, целиком прикроют.

Наверное, они удивились, что по ним никто не стреляет.

Но русы команду Ильи выполнили четко. Первых – пропустить…

Следом за первой должна была войти вторая полудюжина и тоже разойтись, чтобы открыть цели лучникам. А цели ну прям как на ладошке. Порознь по стенам, да еще щиты за спинами, потому что руки заняты. Луками.

Сдвоенный залп – и в дверях куча-мала. С пяти шагов стрела из степного лука прошивает любую бронь и ломает берцовую кость не хуже удара топором. Кому-то в голень угодило, кому-то в колено. Ох и ор поднялся. Больно же!

– Нап!.. – заорал один из тех, кто удачно проскочил внутрь.

Но осекся, потому что третью стрелу Илья отправил именно в него.

Пылающая постель оказалась очень кстати. Светло, как в летний полдень. Стрела вошла точно в узкую щелку между кожаным ободом щита и краем шлема.

Однако и без команды вороги поняли, что надо делать.

Метнули копья и разом бросились на русов. На Илью двое. А проворные! Один почти добежал. Даже замахнуться успел, когда Илья вбил ему стрелу в раззявленный рот. Легонько метнул, торопливо, вполнатяга. Ну так нёбо пробить и всё, что на пядь повыше, особой силы не требуется.

А потом стало сложновато. Потому что враги не растерялись. Поперли в комнату прямо по трупам. И много! Илья думал, их десятка два, а оказалось – почти четыре. И разом навалились на русов. А те даже строя общего собрать не успели. Успели только сменить луки на мечи. Удачней всего встали Малига, Возгарь и Миловид. Заняли угол, плечом к плечу, и ушли в успешную оборону, поскольку подступиться к ним было непросто.

А вот Рулав и Илья оказались поодиночке против полудесятка. Хотя почему поодиночке? Варяг с парой мечей – это уже трое.

Илья перемахнул через горящую постель и оказался аккурат перед парочкой воев. Те грамотно разошлись, намереваясь взять противника в клещи… И вдруг обнаружили, что рус пропал. Ну не то чтобы совсем пропал, просто присел низко, а присев, крутнулся на месте, хлестнув клинками понизу. И тут же выпрямился, ударив по щиту ворога, махнувшего сквозь пламя следом за ним. В воздух взметнулся целый рой искр – прыгун приземлился прямо в огонь. И тут же завыл – больно. Илья перепрыгнул через противника, которого укоротил на ступню и щиколотку, ударил другого ногой в щит снизу, приложив верхним краем по челюсти. Затем рубанул поплывшего ворога по локтю, отшвырнул толчком и всадил оба клинка в две удачно подвернувшиеся спины, проткнув и брони, и то, что под ними. Воткнул, провернул, выдернул.

Тем временем подоспела еще парочка. Эти почему-то решили, что сейчас самое время сунуть железо Илье в затылок. Княжич махнул двумя мечами, с поворота, со всей богатырской силой. Один клинок развалил щит и швырнул ворога на напарника, чье копье очень удачно разминулось с шеей Ильи. Второй клинок глубоко вскрыл бедро нападавшего, скрежетнув по кости. В комнате было шумновато, потому скрежет услышал только сам лехит. Будучи воином опытным, он сообразил, что жизнь его завершилась. И осознав это, взвыл диким зверем, оттолкнулся от соратника, упал на Илью, обхватил ручищами, будто любимую женщину, и попытался вцепиться в щеку. Княжич еле увернулся – ждал атаки железом, а не зубами, – ударил рукоятью в скулу, раз, еще раз… Умирающий висел как клещ, не отпускал. Хорошо хоть больше укусить не пытался. Зато его приятель выхватил топорик и, хекнув, рубанул Илью по правой руке.

Княжич успел принять древко топора предплечьем и даже заехать локтем топорнику пониже уха, но тут его с недетской силой долбанули в спину.

Спасительная кольчуга выдержала и это, однако дыхание сбилось. И на ногах устоять не удалось, потому что кусачий всё еще висел на шее и тянул книзу. А вес у него был изрядный. Пудов шесть, не меньше. Он же, впрочем, и смягчил падение, после чего наконец-то сомлел, и Илье удалось вырваться из его предсмертных объятий…

Чтобы тут же прикрыться его тушей от целящего в живот копейным железком.

Копье увязло в трупе, Илья вывернулся из-под мертвеца, кольнул снизу, под кольчужную юбку, провернул клинок. Под дикий вопль раненого Илья вскочил на ноги, разворачиваясь и тут же уклоняясь от свистнувшей сабли. И поспешно убрал ногу, которую чуть не раздробил сходящийся в острие и окованный медью нижний край вражьего щита. Плечистый ворог бросил вверх тяжелый всадничий щит, перехватывая меч Ильи, махнул саблей… И отшатнулся, когда в его ощеренный рот врезался налитый свинцом кистень.

Отшатнулся, но не отступил. Сплюнул кровавое крошево и ударил снова щитом с разворота.

Илья отпихнул щит встречным толчком плеча, разворачивая противника в противоположную сторону…

Чего тот и добивался. Промельк сабли – и только чудо спасло Илью от потери ноги.

В роли чуда выступил еще один враг, метнувший в Илью копье. Оно ударило с такой силой, что тяжеленного Илью отбросило шага на два, уберегши от хлеста сабли. С копьем тоже повезло. Удар, способный пробить отменную бронь, даже не повредил колец, потому что наконечник оказался никудышным – согнулось железко.

Ворог с саблей захрипел, пачкая бороду кровью, – пониже уха вырос цветок оперенного хвостовика. И еще один «расцвел» в глазу метателя копья.

Вокруг княжича вдруг стало пусто. Выли, хрипели, ворочались на полу раненые, но никто больше не рубил и не тыкал в Илью железом.

Он оглянулся и увидел в дверях, над грудой вражеских тел Маттаха и Загрёбу. Причем Маттах уже сунул лук в налуч.

Бой закончился.

И, похоже, постоялому двору тоже приходил конец. Пламя с подожженной постели перекинулось на остальные. Занялся стол. И одна из стен. Дым драл горло.

Малига, раньше Ильи сообразивший, чем попахивает, уже распоряжался: Возгарь подхватил под мышки беспамятного Миловида и потащил его наружу. Рулав и Загрёба выкидывали в общий зал вещи. Им помогал выбравшийся из укромного угла проводник. Маттах вещами не занимался. Стоял сбоку от дверей, присматривал. Разумно. Некоторые из незваных гостей были еще живы. Вдруг кто очухается и полезет в драку?

Илья первым делом нашел свой брошенный лук и сунул в налуч, потом, оглядевшись, выбрал пару подранков в броне получше, ухватил за загривки и поволок наружу. Один тут же сомлел, второй, раненый стрелами в обе ноги, сдуру попытался достать Илью мечом.

Тот увернулся, рявкнул:

– Брошу – сгоришь, – но раненый это уже и сам понял, забормотал что-то извинительное.

В большом зале было не так дымно. Но вряд ли надолго.

В углу жались растерянные местные. Распоряжаться ими было некому – хозяин мёртв. Здесь же были и остальные постояльцы. Во время драки они отсиживались по комнатам, но когда потянуло горелым…

– Огонь гасите! – заорал Илья. – Сгорит же всё! За водой! Бего-ом!!!

Но первым выскочил Маттах. Промчался, как пришпоренный, вскидывая лук.

Илья бросился следом, отшвырнув с пути какого-то смерда…

Поздно!

Конский топот канул в ночи.

– Двоих достал точно, – сообщил Маттах. – Один на дороге валяется, другой до утра не доживет. Однако третий целым ушел, – разочарованно добавил хузарин. – Шустрый!

Илья вышел на дорогу.

Ну да, один лежит. Причем живой, ворочается. А рядом валяется плащ. Тот самый, красный, порванный стрелами.

– Он его сбросил, – подошедший Маттах подцепил плащ ногой. – Выстрел мне сбил.

Княжич подошел к раненому. Тот запыхтел, крикнул что-то. По-угорски.

– Что он говорит? – спросил Илья Маттаха.

– Ругается, – объяснил хузарин. – Сердится, что оставили его. Просит не убивать. Говорит, деньги у него есть. В Гнезно. Откупиться хочет.

– Там видно будет, – проворчал Илья. – Тащи его в дом, а я гляну, что там с Миловидом. И с пожаром. Как бы на улице ночевать не пришлось.

– Ты за ним кого-нибудь другого пошли, – возразил хузарин. – Я в конюшню. Лошадки беспокоятся. Выведу их, если что.

«Если что» – это если пожар всё же потушить не удастся.