Глава пятая
СССР; Казахстан;
Байконур — Московская область.
Орбита Земли — открытый космос.
18 марта 1965 года.
В госпитале над Леоновым и его будущими коллегами проводили многочисленные, зачастую изнурительные и неприятные исследования. Много позже Алексей Архипович вспоминал: «С точки зрения здравомыслящего человека, в ходе обследования допускалось множество глупостей. Среди врачей встречались люди, занимавшиеся научной работой и относившиеся к космонавтам как к материалу для своих диссертаций. Из-за всякой ерунды, которую спустя несколько лет отменили, наш отряд лишился многих талантливых ребят. Если к современным космонавтам применили бы старые медицинские требования, то, вероятно, ни один человек не прошел бы. После того как я стал руководителем, многое с этими же докторами пересмотрел и ослабил требования…»
В шестидесятом году Леонова — уже летчика-испытателя — зачислили в первый отряд космонавтов. Потянулись месяцы кропотливых теоретических занятий и упорных тренировок, в процессе которых будущие космонавты подвергались различным медицинским экспериментам в НИИ-7 ВВС (ныне Институт авиационной и космической медицины). Некоторые из них были неоправданно жестоки. К примеру, вращение на центрифуге сопровождалось колоссальными перегрузками, достигавшими четырнадцати «G». На спинах испытуемых после таких тренировок появлялись следы кровоизлияния. В другом случае Алексея на пятнадцать суток поместили в сурдобарокамеру. При этом на тело при помощи какой-то непонятной пасты прикрепили датчики. На десятый день пара датчиков отвалилась вместе с кусками кожи, открылось кровотечение. На этом несчастья не закончились: на тринадцатые сутки у горе-экспериментаторов закончился кислород, и Леонова в срочном порядке извлекли из камеры.
А немногим позже в такой же сурдобарокамере трагически погиб от вспыхнувшего пожара молодой Валентин Бондаренко.
* * *
В последний вечер накануне полета «Восхода-2» Сергей Павлович Королев нашел время для того, чтобы поговорить с теми, кого он отправлял с ответственным заданием в космос.
Зайдя к Павлу и Алексею в домик на космодроме, он неторопливо снял пальто, присел на стул, вздохнул…
Космонавты смотрели на него и понимали, что он сильно устал от напряжения предстартовых дней. В глазах его отражались невысказанные забота, тревога и вместе с тем уверенность в предстоящем полете.
— Как настроение, орёлики? — задал он свой неизменный вопрос.
Павел скупо, по-военному ответил:
— Нормальное, Сергей Павлович.
Кивнув на коробку цветных карандашей, Алексей пошутил:
— Да вот запасаюсь — хочу стать художником-косминистом.
Королев посмеялся, но тут же стер с лица улыбку.
— Подготовка к старту идет нормально. Были мелкие неполадки, но они устранены, — сказал он. — Полет и сам эксперимент по выходу очень сложны. От вас требуется четкое выполнение намеченной программы. В полете может случиться так, что вам придется самостоятельно учитывать обстоятельства и принимать разумные решения. Всего на Земле, как вы догадываетесь, предусмотреть невозможно. Повторяю: надо действовать по обстоятельствам. Земля на все время полета останется вашим надежным помощником и советчиком, но на корабле жизнь и судьба эксперимента будут в ваших руках. Если заметите неполадки — на рожон не лезьте. Вы меня поняли?..
Космонавты кивнули.
— Нам нужны не рекорды, нам нужен серьезный научный эксперимент. То, что нам предстоит сделать завтра, — откроет целое направление в космических исследованиях…
Беседа с космонавтами была недолгой. Потом Королев пожелал поговорить с каждым по отдельности.
Сначала он оставил в комнате Алексея и задал ему несколько общих вопросов. Выслушав ответы, попросил выйти и пригласить Беляева.
Разговор с командиром затянулся на добрых полчаса. Затем Сергей Павлович позвал Леонова и стал прощаться.
— Ложитесь спать, орёлики, завтра у вас сложная работа, — сказал он.
Взгляд его при этом потеплел.
После ухода Главного космонавты улеглись на кровати, но долго не могли заснуть. Алексей честно поведал Павлу, о чем говорил с ним Королев.
— А с тобой он о чем так долго беседовал? — поинтересовался Леонов, закончив рассказ.
Но товарищ не ответил. Отвернувшись к стенке, он, должно быть, спал…
* * *
Ранним мартовским утром специальный автобус медленно ехал к стартовому комплексу.
Погода в день старта не задалась: небо заволокло десятибалльной облачностью, иногда моросил мелкий дождь.
Над комплексом возвышалась готовая к запуску ракета, и на ее фоне автобус казался игрушечным. Белые облака пара, неизменно образующегося при дренаже жидкого кислорода, успели рассеяться.
При выезде автобуса из городка навстречу попалась женщина. Кажется, это была директриса студии «Центрнаучфильм», приехавшая снимать старт ракеты. «Не к добру», — посмотрел на Алексея Павел. Космонавты трижды сплюнули через левое плечо и мысленно приготовились к тому, что полет пройдет не совсем гладко.
На полпути автобус остановился. Дверца открылась, и из салона вышли Леонов с Беляевым с опущенными по пояс скафандрами. Подойдя к заднему колесу, космонавты по традиции справили малую нужду…
Неподалеку от стартового комплекса была сооружена временная трибуна. Вокруг нее собралась толпа народа: инженеры, техники, военные… Ближе к трибуне стояли Королев, Каманин и их ближайшие помощники. Все ждали прибытия автобуса.
И все же сегодня народу здесь было несравнимо меньше, чем вчера — во время многолюдного митинга, посвященного сегодняшнему старту.
Наконец автобус подъехал и плавно остановился в десятке метров от собравшихся людей. Первым на бетон спустился Беляев. За ним на короткой лесенке появился Алексей; на мгновение задержавшись на последней ступеньке, он окинул восхищенным взглядом громадную ракету, на которой вскоре предстояло совершить первый полет…
Люди взволнованно смотрели на шедших к ним космонавтов. Растроганный теплыми проводами, Павел кивал, отвечая на приветствия, и пожимал протянутые руки. Леонов широко улыбался и был готов обнять каждого.
Подойдя к трибуне, Беляев, как и положено, доложил:
— Товарищ председатель Государственной комиссии! Экипаж космического корабля «Восход-2» к полету готов! Командир экипажа — подполковник Беляев.
Королев наклонился к нему, что-то прошептал на ухо и постучал по шлему. Это тоже была своеобразная традиция.
Затем пожал руку Леонову и тихо сказал:
— Ты вот что, Алексей… Ты там особо на рожон не лезь. Просто выйди из корабля, помаши нам рукой и назад. И мы поймем, может ли человек работать в открытом космосе. Понял меня?
— Так точно, Сергей Павлович.
— И еще… После выхода в открытый космос проговаривай все свои действия по радио. Даже когда шевельнешь мизинцем или почешешься носом о стекло шлема.
— Зачем? — не понял тот.
— Чтоб знать, когда оборвется песня.
— Понял, — кивнул Алексей, оценив юмор Главного.
— Попутного тебе солнечного ветра!
Космонавты направились к лестнице, ведущей к лифту. Оставшиеся внизу люди продолжали махать вслед…
Подъем в открытой лифтовой кабине занял полминуты. На верхней площадке, находящейся на уровне обитаемого отсека «Восхода-2», их встретили специалисты, которые помогли занять места внутри корабля и пристегнуться к ложементам.
— До встречи! — крикнул им Беляев.
Крышка мягко опустилась на проем люка, щелкнул запорный механизм.
Оставшись наедине в тесном замкнутом пространстве, космонавты переглянулись. И, не сговариваясь, одновременно выдохнули.
— Ну что, Леша, готов? — спросил Беляев, опуская прозрачное забрало шлема.
— Давно готов, — повторил он действия командира.
Окинув сигнальные табло на пульте управления, Павел нажал кнопку «радио»:
— Заря, Алмазы к старту готовы…
* * *
На командном пункте все было подготовлено к старту, ждали Королева.
Появившись вместе с Каманиным, тот быстрым шагом проследовал до своего кресла. Черток, Раушенбах, Карпов сидели на рабочих местах; Феоктистов дежурил за пультом.
— Товарищ генерал, к старту готовы, — отрапортовал Каманину Комарь — молодой офицер из космодромного расчета.
— Ясно. Доложите товарищам Брежневу и Косыгину о готовности к старту космического корабля «Восход-2», — приказал тот.
Комарь кинулся исполнять ответственный приказ.
Тем временем заработали все телекамеры, направленные на устремленный в небо силуэт ракеты. Возле экранов с транслируемыми картинками дежурили два офицера с рациями.
— Внимание! Сброс ШО! — объявил в микрофон Шаталов.
Спустя несколько секунд штепсельный разъем оторвался от обтекателя корабля, а заправочно-дренажная мачта отошла в сторону.
— Есть отрыв ШО. Минутная готовность!
По истечении объявленной минуты старший офицер командного расчета скомандовал:
— Ключ на старт!
— Есть ключ на старт, — отозвался Шаталов.
— Протяжка — один!
— Есть протяжка — один! — Дежуривший у самописца офицер протянул бумажную ленту, на которой фиксировались параметры бортовых систем ракеты-носителя.
— Продувка!
— Есть — продувка!
По топливным коммуникациям с низким гулом пошел азот для противопожарного освобождения ракетных двигателей от паров горючего и окислителя.
— Протяжка — два!
— Есть протяжка — два! — Офицер перешел к другому самописцу, фиксировавшему на бумажной ленте информацию о стартовом комплексе.
— Ключ на дренаж!
— Есть ключ на дренаж.
Посланная с командного пункта команда перекрыла дренажные клапаны, и белые облачка, окутывающие тело ракеты, исчезли.
— Земля-борт!
— Есть земля-борт.
От ракеты послушно отвалила кабель-мачта.
— Пуск!
— Есть пуск.
Началась подача топливных компонентов в двигательные установки.
— Зажигание!
— Есть зажигание, — нажал Шаталов соответствующую клавишу, и рядом на пульте загорелась лампа «Зажигание».
Топливная смесь воспламенилась. Струи раскаленных газов обрели ровную форму.
— Предварительная… Промежуточная… Главная… — диктовал офицер управления величину возраставшей тяги. Когда ее значение доросло до максимального, раздалась главная команда: — Подъем!
— Есть подъем.
«Тюльпан» из ферм раскрылся. Датчики зафиксировали отрыв ракеты от стартового стола.
— Есть контакт подъема! — доложил Шаталов.
— Удачи вам, орёлики, — прошептал Королев.
Ракета нехотя пошла вверх. С каждой последующей секундой она отдалялась от «стола» и набирала скорость. Рев вырывавшихся из сопел газов усиливался.
В командном пункте то и дело звучали доклады офицеров и специалистов:
— Десять секунд — полет нормальный.
— Двигатели первой ступени работают устойчиво.
— Двадцать секунд — полет нормальный.
— Параметры систем управления ракеты-носителя в норме. Стабилизация изделия — устойчивая.
— Тридцать секунд — полет нормальный.
— Давление в камерах сгорания — в норме.
— Сорок секунд — полет нормальный.
— Тангаж, рысканье, вращение — в норме.
— Пятьдесят секунд — полет нормальный.
— Работа систем корабля — стабильная.
— Одна минута — полет нормальный…
* * *
— Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва! — торжественно звучал из динамиков голос Левитана. — Работают все радиостанции и Центральное телевидение Советского Союза…
В студии на своем рабочем месте находился известный на всю страну диктор. За стеклом снаружи замерли от волнения люди. Перед Юрием Борисовичем лежал листок с только что составленным текстом срочного сообщения.
— …Сегодня, восемнадцатого марта 1965 года, в десять часов утра по московскому времени на орбиту планеты Земля выведен искусственный космический корабль-спутник «Восход-2»…
Настроение у людей было праздничным, глаза горели восторгом и гордостью за свою страну.
— …С бортом корабля непрерывно поддерживается радиосвязь, — четко проговаривал каждую фразу Левитан. — Товарищи Беляев и Леонов проводят работу в полном соответствии с заранее подготовленной программой…
* * *
18 марта 1965 года ровно в десять утра по московскому времени ракета оторвалась от Земли и ушла со стартовой позиции.
Когда корабль прорвался сквозь слой облачности, Беляев через иллюминатор впервые так близко увидел космическое небо. Иссиня-черное, усеянное яркими немигающими звездами.
— Как небо? — послышался в наушниках вопрос.
Космонавты узнали голос Юрия Гагарина.
— Очень красивое, — коротко ответил Павел.
И склонил голову к другому иллюминатору, где во всей красе уплывала вниз Земля. В просветы между облачностью он увидел коричневые горы, зеленоватые лесные массивы и покрытые снегом равнины.
— Машина работает отлично, — снова подбодрил Гагарин. — Траектория полета — расчетная.
«Это хорошо, — подумал Павел. — Теперь все зависит от нас с Алексеем, от наших знаний и навыков».
И снова послышался голос с Земли. На этот раз говорил Королев:
— Я Двадцатый! Счастливого пути!
— Спасибо! — ответил командир.
Первые полторы-две минуты полета Беляев с Леоновым не решались пошевелиться, разве что слегка крутили головами. Во-первых, большая перегрузка буквально вдавила их тела в кресла. Во-вторых, внимание было полностью поглощено процессом взлета и контролем бортовых приборов. Наконец, в-третьих, оба испытывали колоссальное волнение.
На исходе второй минуты от корабля отделились двигатели первой ступени — вначале космонавты почувствовали это по легкой тряске, а мгновением позже сработала световая и звуковая сигнализация.
Тут же оба заметили всплывший откуда-то снизу карандаш.
«Невесомость», — догадался Алексей и, подняв руку, подтолкнул его. Оставаясь на месте, карандаш закрутился вокруг своей оси.
Переглянувшись, космонавты заулыбались.
— Заря, я — Алмаз. Есть небольшие вибрации, но все приборы и системы работают в штатном режиме, — доложил Беляев. — Самочувствие отличное.
— Поняли вас, Алмаз.
В первом полете «Восхода» над головой Владимира Комарова имелся только один щиток — основной пульт управления кораблем. На «Восходе-2» над головой командира Павла Беляева появился второй — пульт управления шлюзовой камерой. И разместили его конструкторы таким образом, чтобы при случае оба члена экипажа без труда могли дотянуться до его кнопок и тумблеров.
Для того чтобы один из космонавтом успешно вышел в открытое космическое пространство и выяснил возможности работы человека вне кабины корабля, экипажу требовалось произвести около двухсот пятидесяти манипуляций с органами управления.
Павел скользнул взглядом по надписям на втором пульте. «Люк ШК», «Клапан ШК», «ШК»… И мысленно представил, как переключает один тумблер, второй, третий… Как внутри шлюзовой камеры загорается матовое дежурное освещение, как плавно открывается входной люк шлюзовой камеры, как его товарищ входит в ограниченное пространство, и перед ним остается последняя «дверь», за которой пребывает холодный мрак и полная неизвестность…
Внутри герметичной кабины на космонавтов «смотрели» теле— и кинокамера. Земля наблюдала все, что происходило на борту корабля: как вели себя космонавты, что делали. В любую минуту с Командного пункта мог поступить вопрос, приказ или совет по дальнейшим действиям.
— Как идет привыкание к невесомости? — послышался голос Германа Титова.
— Привыкаем, — кивнул Беляев.
Он понимал подоплеку данного вопроса. После дебютного полета Юрия Гагарина всем последующим экипажам на «привыкание» к невесомости отводилось по одному витку вокруг Земли. Программа полета Беляева и Леонова отличалась от всех предыдущих: выход в космос Алексей должен был осуществить на стыке первого и второго витков. Это означало, что времени в их распоряжении имелось значительно меньше, и Герман своим вопросом намекал на скорый старт подготовки к выходу.
Павел освободился от привязных ремней и, чуть приблизившись к приборной доске, глянул на показания давления, состава дыхательной смеси, температуры, влажности…
Показания держались в пределах нормы. Записав их в бортовой журнал, он заметил, что товарищ также отстегнулся от кресла и плавает по тесному пространству кабины…
Корабль к этому моменту уже находился над Камчаткой.
— Ну и как ощущения? — справился Беляев.
— Все в порядке, командир! — с улыбкой ответил неунывающий Алексей.
В кабине было тихо. Лишь слабый шум работающих вентиляторов да монотонное тиканье бортовых часов слегка нарушали полную тишину.
Отразив гладким бортом последние лучи солнца, «Восход-2» вошел в густую тень Земли.
Павел включил освещение. В кабине стало светло и уютно.
— Ну что ж, Леша, пора?
Тот с готовностью кивнул:
— Начнем…
* * *
Напряжение первых и самых ответственных минут полета спало, но на командном пункте по-прежнему царила рабочая обстановка. Офицеры и специалисты через равные промежутки времени докладывали со своих рабочих мест:
— Двенадцать минут — полет нормальный.
— Параметры систем управления кораблем — в норме.
— Корабль достиг заданной орбиты. Скорость полета — расчетная. Высота… — докладывавший специалист на пару секунд замешкался.
— Что там с высотой? — спросил Королев.
— Немного выше расчетной.
— Назовите конкретную цифру!
— Четыреста девяносто пять километров.
— Это может помешать выполнению задания? — заволновался Каманин.
Точного ответа на этот вопрос пока никто не знал.
Уточнив новую орбиту, Шаталов переключился на внешнюю связь:
— Алмазы, я — Заря. Вы на орбите. Доложите о готовности к работе.
— Заря, я — Алмаз. Готовы приступить к выполнению задания.
Шаталов обернулся и встретился взглядом с Королевым. Тот кивнул.
— Алмазы, приступайте к выполнению.
— Вас понял, Заря. Начинаем выпуск шлюза.
Беляев дотянулся до пульта и щелкнул тумблером.
Одна из телевизионных камер была закреплена на краю шлюза. Как только внутрь прочной прорезиненной ткани стал подаваться воздух, камера зафиксировала движение — шлюз распрямлялся и медленно обретал заданную форму.
Передаваемую с камеры картинку наблюдали и на командном пункте. Сидящий перед монитором офицер управления доложил:
— Шлюз распрямлен.
Шаталов вновь посмотрел на Королева, но на сей раз одобрения не получил. Главный ждал доклада из космоса.
И тот вскоре поступил.
На приборной консоли перед космонавтами загорелось зеленое табло «Шлюз готов». Беляев немедленно доложил:
— Заря, шлюз распрямлен. Начинаем выравнивать давление в шлюзе.
Офицер у самописца сделал пометку на бумажной ленте о раскрытии шлюза. Сидевший неподалеку Черток пристально следил за ростом давления.
Тем временем Леонов переключил тумблер в положение «Наддув ШК». Манометр зафиксировал рост давления в шлюзовой камере.
— Заря, я — Алмаз, начали выравнивать давление. Разрешите начать подготовку к выходу в шлюз.
Сергей Павлович кивнул:
— Приступайте.
Часть сотрудников Командного пункта переместилась к мониторам, транслировавшим картинки с установленных на корабле телекамер.
* * *
Освободившись от привязных ремней, Леонов покинул кресло. Слева в нише, образованной благодаря отсутствию третьего кресла, находились два ранца; взяв один, он подал его Павлу и повернулся к нему спиной. Товарищ расправил лямки и помог Алексею приспособить его на спине. Затем подсоединил к тройнику шланг подачи из ранца кислорода и переключил клапан из режима «вентиляция» в режим «кислород».
Оба космонавта опустили на шлемах прозрачные «забрала». Беляев вторично проконтролировал давление в шлюзе. Оно было в норме — стрелка манометра показывала триста миллиметров ртутного столба.
— Заря, я — Алмаз. Давление в шлюзе выровнено, — доложил Беляев. — Перехожу на подачу кислорода из ранца.
Леонов включил подачу кислорода и проверил давление в скафандре. Оно полностью соответствовало давлению в шлюзе.
С этого момента пошел отсчет времени дыхания Алексея чистым кислородом…
— Заря, скафандры герметичны. Открываю внутренний люк шлюзовой камеры, — полетел на Землю следующий доклад.
По расчетам командира экипажа корабль должен был подлетать к юго-западному побережью Африки. Дабы убедиться в этом, он внимательно посмотрел в иллюминатор.
Под кораблем проплывал сине-бирюзовый океан, чуть дальше пролегала желтая песчаная полоса, за которой темнела зеленая масса джунглей.
«Самое время», — опустив «забрало» гермошлема, Павел надел перчатки и загерметизировал скафандр.
То же самое проделал Леонов.
Беляев дотянулся до приборной консоли и переключил тумблер «СА» в положение «открыт». Через секунду рядом загорелось красное табло «Люк СА открыт».
Сбоку от Алексея плавно открылась крышка люка.
— Я скоро! — сказал тот и развернул тело головой к люку. — Паш, подтолкни. Только нежно.
— Пошел, Леша, — аккуратно подтолкнул товарищ Леонова.
Втиснувшись наполовину в тесное пространство шлюза, тот остановился и протянул руку к висевшей на стенке бухте с фалом.
Фал служил не только гарантом безопасного возвращения Алексея на корабль. Одновременно он был и каналом радиотелефонной связи. Также внутри его имелись электрические кабели, по которым в кабину поступали данные о состоянии космонавта: давление, частота пульса и дыхания, температура тела и внутри скафандра.
Закрепив карабин фала на скафандре, Леонов двинулся вперед по узкой утробе.
— Я — Алмаз-2, нахожусь в шлюзе, — известил он через несколько секунд.
— Понял тебя, — отозвался Беляев. — Заря, я — Алмаз. Закрываю внутренний люк шлюза.
Он вновь потянулся к тому же тумблеру и поставил его в положение «закрыт». Загоревшееся зеленое табло сигнализировало о штатном закрытии люка.
— Заря, начинаю сброс давления в шлюзе.
Стрелка манометра медленно поползла влево по шкале.
* * *
«Восход-2» сделал полный оборот вокруг Земли. К этому моменту на командном пункте исчезло напряжение, связанное со стартом ракеты и выводом корабля на орбиту. Теперь здесь царила рабочая атмосфера, связанная с выполнением следующего этапа — с выходом Алексея Леонова в открытый космос.
Сидя на излюбленном месте позади других сотрудников Командного пункта, Королев наблюдал всю картину работы целиком и оценивал действия каждого в отдельности. Он прекрасно слышал радиообмен с Беляевым и представлял последовательность действий членов экипажа.
Любая фраза, любое движение космонавтов фиксировались и заносились в журналы. Ассистент периодически менял бумажные рулоны в самописцах; специалист по планированию расшифровывал данные; операторы, глядя в мониторы, отслеживали место корабля.
Кто-то тихо покашливал, прочищая горло; кто-то вытирал платком вспотевшие ладони…
Тем временем корабль пошел на второй виток вокруг планеты. Оператор, в чью обязанность входило слежение за его местом, нанес на карту очередную отметку. Судя по ней, находящийся над Атлантикой «Восход» только что пересек экватор. Это означало, что теперь за ним будут следить НИПы, расположенные на западе СССР…
* * *
Леонов находился в замкнутом пространстве шлюза и, закрыв глаза, ждал команды. В абсолютной тишине он слышал биение своего сердца и учащенное дыхание, от которого на внутренней поверхности шлема появилась испарина.
— Алмаз-2, у тебя повышенный расход кислорода, — предупредил Беляев, наблюдая за товарищем по показаниям приборов. — Леш, дыши ровнее.
— Я и так почти не дышу, — проворчал тот.
Наконец стрелка манометра опустилась до нужного значения.
— Внимание, приготовиться к выходу! Заря, давление в шлюзе — ноль. Открываю внешний люк шлюзовой камеры, — сказал в микрофон Павел и переключил тумблер «Люк ШК» в положение «открыт».
Тотчас загорелось красное табло, сообщавшее о разгерметизации шлюза. Крышка внешнего люка начала плавно открываться, выпуская из шлюзовой камеры остатки воздуха и впуская в ее темное нутро лучи солнца.
Света с каждой секундой становилось все больше и больше…
— Алмаз-2, доложите обстановку, — прорвался в эфире голос Шаталова.
Леонов с изумлением и восторгом смотрел в круглый проем почти полностью открытого люка. Ему был виден кусочек Земли, обрамленный ярко-синей полоской атмосферы. Отраженный от Земли свет так сильно слепил и обжигал глаза, что Алексею пришлось опустить на шлеме светофильтр.
— Леша, доклад, — требовательно напомнил командир. — Как у тебя дела?
— Я — Алмаз-2. Докладываю… — передал тот. — Все в норме. Нахожусь на обрезе люка. К выходу в открытый космос готов.
* * *
После доклада Леонова о готовности на Командном пункте внезапно стало тихо. Умолкли голоса; казалось, будто приборы контроля и слежения заработали вполсилы.
Это был момент истины. Момент, к которому тысячи людей, занятых в подготовке ответственного полета, шли долгие годы.
Королев медлил. Оторвав взгляд от приборов, он посмотрел на таблетку, лежащую на раскрытой ладони. Секунду подумав, запихал ее обратно в раскрытую баночку.
Черток с Каманиным обернулись в его сторону и ждали.
Сергей Павлович взял микрофон рации.
— Алмаз, как меня слышно?
— Хорошо слышно, — ответил Беляев.
— Приступить к выходу в открытый космос.
— Есть приступить к выходу.
Офицер у самописца смахнул со лба каплю пота, поставил на бумажной ленте отметку и запустил секундомер…
* * *
— Алмаз-2, начинаем выход в космос, — продублировал Беляев разрешение с Земли.
— Понял. Приступаю к выходу, — осторожно подвинулся Леонов к выходу.
Выбравшись наполовину из шлюза, он остановился и осмотрелся вокруг. Затем поднял светофильтр, чтобы ничего не мешало насладиться открывшейся его взору неописуемой красотой.
Душа восторженно пела. Внизу проплывала Земля, сбоку и сверху мерцали мириады звезд. Он был наедине со Вселенной.
И тишина. Его потрясла глубочайшая тишина. Только звук собственного дыхания и учащенный стук сердца.
— Заря, я — Алмаз-2, нахожусь на обрезе шлюза. Состояние отличное. Под собой наблюдаю облачность, море… Вижу Черноморское побережье! В Сочи хорошая погода!
— Без тебя знаем! Выполняй задание, — напомнили из Командного пункта.
Земля медленно вращалась под парившим Алексеем как гигантский и необыкновенно красивый глобус. Новороссийск, Цемесская бухта… Так же медленно проплыли и ушли к горизонту черные поля Кубани, серебряная лента Волги…
— Понял-понял, — отреагировал на команду Леонов. — Только что прошли Кавказский хребет! Вижу небо, вижу Землю! Волга! Прямо подо мной Волга! Нормальные условия работы…
Из-за восторженности голоса доклад Алексея получился нестройным, сбивчивым. Но в ту минуту никто на это не обращал внимания: ни те, кто был в космосе, ни те, кто руководил полетом.
— Алмаз-2, приготовиться к отходу от шлюза! — вернул его в реальность голос Павла.
— Да, понял, — ответил он, подаваясь вперед.
В правой руке он держал кинокамеру. Свободной вытравил наружу фал, крепко ухватился за металлическую скобу, выбрался из шлюза и повис возле корабля.
— Алмаз-2, снять крышку с объектива кинокамеры, — вновь напомнил о себе Беляев.
Отцепляться от поручня Алексей не решался. Пришлось отпустить камеру и аккуратно свинтить с объектива крышку.
— Крышку снял, — доложил он. — А-а… куда ее девать? Куда?..
Вероятно, данный вопрос застал врасплох всех, включая Королева, потому как ответ последовал не сразу.
— Да просто выброси ее, — посоветовал Главный.
— Выбрасываю…
Леонов толкнул крышку. Вращаясь вокруг собственной оси, она поплыла в сторону от космического корабля.
— Заря, я — Алмаз-2, готовлю фал…
Все так же одной рукой Алексей расправил пятиметровый фал и приготовился оттолкнуться от внешнего люка шлюза.
* * *
В квартире Леоновых у телевизора сидели жены и дети космонавтов. Все с интересом и небывалым напряжением следили за происходящим на экране. Даже самые маленькие дети вели себя на удивление спокойно и тоже не отводили глаз от экрана.
— Внимание, советское космовидение ведет свой очередной репортаж… — торжественно произносил голос диктора — из космического пространства с борта космического корабля «Восход-2»…
На экране черно-белого телевизора человек в скафандре неуклюже кувыркался на фоне проплывающей далеко внизу голубоватой планеты.
— Мама, это наш папа? — тихо спросила Вика.
— Да, доченька, это наш папа, — улыбнулась Светлана и еще крепче прижала к себе кроху.
— …Мы становимся свидетелями явления, — продолжал диктор, — о котором еще вчера можно было говорить лишь как о фантазии…
* * *
— Алмаз-2, начать отход, — скомандовал Беляев.
— Начинаю…
Алексей неуверенно разжал пальцы…
Но ничего не произошло: невесомость и отсутствие каких-либо внешних возмущений удерживали его тело на месте.
Однако спустя несколько секунд, вероятно из-за упругости фала, его все же медленно поволокло в сторону.
Он поспешно вцепился в скобу, словно это был спасательный круг.
Беляев поторопил:
— Алмаз-2, отходи.
— Да, сейчас-сейчас… Я пошел!
Сделав глубокий вдох, он оттолкнулся от люка и отплыл от корабля.
— Весна, Заря, я — Алмаз! — полетел на Командный пункт доклад Беляева. — Человек в космическом пространстве! Человек вышел в космическое пространство! Алмаз-2 находится в свободном плавании!..
* * *
Спустя несколько минут по радио передавалось срочное сообщение.
— Внимание, внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза и Центральное телевидение! — праздничным голосом вещал Юрий Левитан. — Сегодня, восемнадцатого марта 1965 года, в одиннадцать часов тридцать минут по московскому времени при полете космического корабля «Восход-2» впервые осуществлен выход человека в космическое пространство…
Миллионы советских граждан в эти счастливые мгновения прильнули к радиоприемникам. Радиолюбители слушали сообщение по самодельным устройствам, военнослужащие в казармах сгруппировались у репродукторов, владельцы автомобилей подстраивали настройки магнитол. Рабочие и инженеры заводов даже прервали на несколько минут работу, чтобы услышать важную новость.
* * *
Оттолкнувшись от люка, Леонов отплывал от корабля все дальше и дальше. Длинный фал, тянувшийся от шлюза до скафандра, понемногу расправлялся, пока не растянулся на полную длину.
Процедура выхода в открытый космос была многократно смоделирована в искусственной невесомости на борту самолета-лаборатории, поэтому все действия Алексей выполнял автоматически. Движения давались легко. Раскинув руки, словно крылья, он стал свободно парить в безвоздушном пространстве.
Картина космической бездны не переставала поражать и очаровывать Алексея своей грандиозностью и необъятностью, яркими красками, гармонией и чистотой темноты. Солнце предстало раскаленным огненным диском на фоне абсолютной черноты.
Потеряв представление о времени, он замер, любуясь великолепной картиной…
С борта корабля за выходом человека в космос следила пара телевизионных камер, сигнал с которых сразу передавался на Землю. И хотя разрешающая способность их объективов оставляла желать лучшего, позже специалистами из многочисленных фрагментов будет смонтирован замечательный фильм о первом выходе человека в космос.
* * *
В доме Леоновых по-прежнему работал телевизор, громкость была включена на максимум. Жена Беляева — Татьяна — сидела на диване и держала за руку Светлану. Та, наблюдая за кульбитами супруга над Землей, пребывала в полуобморочном состоянии.
— …На втором витке полета второй пилот летчик-космонавт подполковник Леонов Алексей Архипович в специальном скафандре с автономной системой жизнеобеспечения совершил выход в космическое пространство и удалился от корабля на расстояние до пяти метров… — сопровождал трансляцию голос Левитана.
Ирина и Люда — дочери Павла — сидели за столом. Дочь Алексея Вика прижалась к матери и во все глаза смотрела на экран телевизора. Она долго не могла признать в человеке, одетом в большой неуклюжий скафандр, своего отца; к тому же лицо космонавта было скрыто за темным светофильтром. Но потом детское чутье что-то подсказало.
— Мам, наш папа — настоящий космонавт! — восторженно прошептала девочка.
— Да, моя хорошая…
* * *
В последние минуты обстановка на командном пункте резко поменялась. Тишина сменилась шумом. Военные и гражданские специалисты в радостном возбуждении поздравляли друг друга, обнимались и аплодировали улыбавшемуся Королеву. Ведь то, о чем мечтали и к чему готовились сотни специалистов самых разных профилей, — свершилось.
За двенадцать минут свободного полета в безвоздушном космическом пространстве с Леоновым не произошло ничего экстраординарного, чувствовал он себя хорошо, даже мог выполнять несложные действия. Корабль за это время пролетел от Черного моря до восточных окраин Советского Союза. Это был огромный прорыв в космонавтике.
Подойдя к Главному, Каманин пожал его руку.
— Ну что, Сергей Павлович, осталось освоить стыковку, и можно формировать военно-космические войска!
— Молодцы-молодцы, — кивал тот в ответ. — Все молодцы! Но расслабляться рано — еще много работы! Очень много!..
Королев выглядел очень уставшим. Потемневшее лицо, воспаленные от бессонницы глаза, дрожащие кончики пальцев.
Отдыхать он не любил, да и не умел. Словно созданный для смертельного боя танк, оказавшийся непригодным для пахоты, Сергей Павлович чувствовал себя на отдыхе не в своей родной стихии. Он работал практически без перерывов на выходные и праздники. В отпусках бывал, но и там тяготился бездельем.
Приехав в какой-нибудь южный санаторий, он поначалу исправно ходил на все назначенные процедуры, гулял с супругой по паркам, вечерами смотрели кино, пробовал играть в бильярд и даже появлялся на танцплощадке. Однако при этом продолжал работать, подсознательно обдумывая узлы и системы будущих космических кораблей. Уже через несколько дней подобного отдыха ему начинали названивать коллеги из Москвы, звонил им и сам Королев.
Случалось, что в соседних номерах санатория отдыхали «свои» — Козлов, Бушуев, Ключарев, Ивановский… Не говорить с ними о работе он не мог. Но если даже и не говорил, то мысли все одно возвращались к делам…
* * *
Минимальный запас кислорода в ранце скафандра был рассчитан на тридцать — тридцать пять минут. Экономные движения и спокойное дыхание могли добавить к этому времени еще несколько драгоценных минуток. Максимальное время пребывания Леонова в открытом космосе согласно заданию было ограничено двенадцатью минутами.
В начале свободного полета в безвоздушном пространстве Алексей никак не мог приноровиться к безопорному положению. Отойдя на полную длину фала, он начал подтягивать себя за него. И не рассчитал усилие — долбанулся о корабль всем своим усиленным весом. Удар удалось смягчить, но после него случился рикошет — Леонов отскочил в обратную сторону, да еще с вращением.
Вращение он уже остановить не мог. Выручил фал. Точнее, его реакция на скручивание. Остановившись, космонавт понял, что надо действовать поосторожнее.
Через две-три минуты он приноровился к новым для себя условиям и замер в трех метрах от «Восхода».
Алексей с кораблем медленно вращались вдоль его продольной оси. Земля оказывалась то снизу, то сбоку, то сверху. Внизу проплывала бесконечная темно-зеленая тайга, прочерченная серебряными нитями рек…
Любуясь этой красотой, Леонов совершенно забыл о времени. Но когда корабль пролетал над Енисеем, поступила команда готовиться к последнему этапу работы перед возвращением на борт корабля.
