Глава 26
Я все-таки притащил Фис к дядюшке Вилли. Сфинкс перевозился в большом ящике на колесах, в том самом, который использовался для тайной переправки самого Вилли из Вигнолийского замка в Лиго.
Я присутствовал при встрече двух бывших союзников и узнал много интересного, несмотря на то что дядюшка и Фис иногда переходили на арамейский. Сфинкс относилась к дядюшке с уважением и скрытым страхом, признавала его главенство. Из их разговора я понял, что в давние времена многие бунтовщики против деймолитов отдавали Вилли должное, но одновременно опасались его, не доверяли ему полностью. Мне подумалось, что зря. Со мной дядюшка был откровенен и всегда подробно объяснял свои планы, а если по какой-то причине не хотел отвечать, то прямо говорил: «Не могу сказать сейчас». Он никогда не врал. Наверное, вообще не умел врать.
После общения с дядюшкой Фис заверила нас в своей поддержке и удалилась в Вигнолийский лес. Сфинкс обещала, что до поры до времени воздержится от нападений на путников. Это «до поры до времени» мне не понравилось, и стало ясно, что от Фис придется избавляться так или иначе. Я ведь не могу допустить, чтобы на моей территории какой-то древний монстр держал в страхе население и приезжих. Я ненавидел всякий бедлам, в зоне моей ответственности все должно быть спокойно, чинно и законно.
Вместе с Фис в Лиго приехала Эмилия. Девушка тоже узнала о планах графа и теперь пыталась понять, как долго Таглиат останется под ее управлением. Эмилия сразу заметила приготовления к большой войне: кузнецы и плотники ускоренными темпами создавали оружие, уделяя особое внимание арбалетам и небольшим метательным машинам.
Пользуясь тем, что мои главные соратники собрались в Лиго, Никер созвал небольшой военный совет у его кровати. Никто не отклонил приглашение. Эмилия и Виолетта расположились в разных концах комнаты и бросали друг на друга недобрые взгляды. Туссеан пришел с какой-то кашей в глиняной миске и непрерывно эту кашу помешивал, пояснив, что работает над мазью против радикулита. Я же уселся у изголовья моего друга и приготовился слушать, что скажет Никер. Он ведь просто так не стал бы созывать нас.
– Я два дня думал о том, как нам защититься от графа. Взял пример с вас, Эмилия. Вы ведь любите подолгу думать, – Никер улыбнулся свежеподстриженными усиками. – И кое-что все-таки придумал. Послушайте, нам нужно переходить в наступление на графа и его земли.
Эмилия слегка сдвинула брови, будто пытаясь понять, шутит Никер или нет. Туссеан как мешал свою кашу, так и продолжал мешать. Виолетта вопросительно посмотрела на меня, а я сказал:
– Никер, ты решил нас повеселить с утра? С чем это мы будем наступать? Точнее, с кем? Наше наступление продлится до первого же замка графского вассала. А потом нас раскатают, как блин.
– «Раскатают, как блин», – повторил поэт, причмокнув. – У тебя иногда проскальзывают такие красочные сравнения, Арт! Но ты сначала послушай мою мысль. Думаю, что и ты пришел бы к ней, если бы лучше знал местные порядки…
Никер сделал многозначительную паузу, намекая, что я – выходец из технологического мира и до сих пор не прочувствовал до конца всех штучек феодализма.
– Арт, как ты думаешь, на что рассчитывают младшие сыновья баронов, оставшиеся без наследства, и маги, у которых нет денег на покупку хилы?
– Рассчитывают где-то получить свой куш. Если не у родственников, то где-то еще, – ответил я.
– Вот! – Никер поднял вверх палец с таким видом, будто это был скипетр. – Но разве наш граф сейчас может предложить куш таким людям? Жоффруа просто хочет вернуть замки тем, у кого ты их забрал. Восстановить статус-кво. Видишь, к чему я клоню?
И в эту секунду я понял мысль моего друга. Если граф хочет просто вернуть замки предыдущим владельцам, то что случится, если объявить о начале грандиозного похода, который будет иметь целью перераспределение собственности? Допустим, я просто объявлю, что самые доблестные дворяне и маги, присоединившиеся ко мне, получат замки, которые мы отобьем у графских вассалов. Это в теории, конечно, но я сомневался, что такой шаг сработает на практике.
– Ты меня сразу понял, – удовлетворенно сказал Никер, наблюдая за моим лицом. – Я уверен, что многие недоделанные барончики, нищие рыцари и отчаявшиеся маги пристально следят за тобой и за графом. С точки зрения любого местного жителя, если у тебя пять замков, то это значит, что ты – серьезный человек. Кинь клич о начале похода, который потрясет это графство. Объяви о своих претензиях на графскую корону! Что нам терять, Арт?
– А ведь это… хорошая мысль, – отозвалась Эмилия, покручивая белый локон.
– Графская корона? Мне нравится графская корона, – губы Виолетты сложились в милую улыбку, от которой любой, знающий эту девушку, поежился бы и наверняка захотел бы надеть кольчугу.
Даже Туссеан на миг перестал мешать кашу, но тут же принялся за дело с удвоенной скоростью.
– А на основании чего я предъявлю претензии на графство? – скептически поинтересовался я.
– Это неважно, – Никер отмахнулся от моего вопроса пальцем, потому что рукой махать было еще больно. – На основании силы… Ты ведь сам говорил, что у нас «все против всех и каждый за себя». Хотя, конечно, какой-нибудь предлог не помешал бы. Вот если бы твои предки давным-давно владели графскими землями, было бы просто отлично. Но можно и без этого.
Мои предки владели конурой в многоэтажном доме, а не графскими землями. Впрочем, я об этом решил не упоминать.
– Я составлю воззвание к дворянам и магам, – сказал Никер. – Оно распространится очень быстро, уж поверьте мне.
Я не очень поверил, но не спорил. Если Никер хочет попробовать – пусть, терять уже действительно нечего. Вдруг и в самом деле ко мне присоединится десяток-другой жадных болванов. Им тоже можно найти какое-то применение.
Когда собрание закончилось, мне захотелось прогуляться, утрясти мысли. Вне зависимости от успеха предприятия Никера, кровавой войны, похоже, не избежать. Я в юности не собирался стать графом или бароном. Мои детские мечты вращались вокруг профессий военного, дипломата и политика. Профессия «феодал» мной не рассматривалась. К тому же меня одолевали опасные сомнения. Я понимал, что для победы над деймолитами нужно объединить все доступные силы. Но сколько погибнет людей ради этого объединения! Я знал, что будут большие жертвы, но не предполагал, что это случится так скоро. Переживания грызли мое сердце. Наверное, такой период проходит каждый военачальник, только у кого-то переживания сильнее, а у кого-то слабее.
Я надел скафандр и зашагал прочь от Лиго. Ветер шевелил травой, но я его не чувствовал за сверхпрочной шкурой. Ноги вели меня в сторону Вигнолийского леса. Там безлюдно, спокойно и мало шансов натолкнуться на какой-нибудь разъезд, который захочет поохотиться на беспризорного автономного голема.
Около кромки леса стих и ветер. Я шел полуразъезженной дорогой, сильно заросшей кустами и колючками, как вдруг увидел впереди одиноко стоящую телегу. Рядом с ней лежал свежий труп серой лошади. Кто-то оторвал голову у бедного животного, и цепочка кровавых капель тянулась в лес.
Обычно големы, которых штампуют бункеры-фабрики, не выходили за пределы своих владений, но, конечно, всякое бывало. Однако я почему-то сразу подумал на Фис. Едва мы выпустили сфинкса на свободу, как вдруг откуда-то взялся труп лошади! Это очень красноречивое совпадение. Фис обещала, что не будет убивать путников, но насчет лошадей ничего не говорила. Вероятно, она выскочила из леса, оторвала голову замученной крестьянской лошадке и насмерть напугала самого крестьянина, который сбежал и бросил телегу. Фис, наверное, где-то здесь, судя по свежести капель крови.
Я взвесил в руке дубинку с железным набалдашником и шагнул в лес.
– Фис! – мой голос был явно глуховат. – Фис! Выходи, есть разговор!
Я думал, что сфинкс узнает меня и не станет нападать. Но даже если не узнает, то мне была уже знакома тактика сфинкса: первый удар всегда по голове или по шее. Этого я не боялся, ведь моя голова пряталась в груди «Халка», а сверхпрочная кожа не позволила бы так просто повредить голову скафандру.
В темно-зеленых зарослях впереди раздался шорох, и оттуда высунулась желтая голова голема, напоминающего леопарда. С его пасти стекала кровь. Я мгновенно перехватил дубинку так, чтобы набалдашник был обращен кзади, а впереди блестело металлическое острие, надетое прямо на прочную деревянную рукоять. Этот голем – быстр и ловок, его трудно поразить.
Однако «леопард» лишь взглянул на меня темными продолговатыми глазами и снова скрылся в кустах. Я не вызвал никакого интереса у этого голема! После того как приступ удивления схлынул, мне стало любопытно, почему так получилось. Впрочем, эта загадка недолго мучила меня. Скорее всего, дело в скафандре. «Леопард» воспринял меня не как человека или животное, а как голема, как «своего». Если я не стану на него нападать, то и он воздержится от боя.
Эта мысль меня сильно обнадежила. Получается, что благодаря скафандру я способен гулять по Вигнолийскому лесу! Новые горизонты открылись передо мной. Я теперь могу ходить здесь свободно, с высоко поднятой головой, цепляясь за ветки и производя немыслимый шум. Мне не нужна ненадежная обманка, которую к тому же Вилли давал только на время.
Я уже хотел было вернуться в Лиго, чтобы рассказать Никеру о новых свойствах скафандра, но не смог противиться искушению, заглянуть во Второй Северный бункер. Ведь коды мне были известны, единственная проблема заключалась в том, что я не смог бы толком выговорить пароль. Но вдруг и охрана бункера воспримет меня как своего? Это стоило проверить. Меня уже давно мучило любопытство по поводу ядра бункера, хотелось узнать, что оно собой представляет, что это за голем, который производит хилу и других големов. Дядюшка Вилли наотрез отказывался говорить об этом.
Второй Северный находился совсем близко: если идти вдоль кромки леса, а потом продираться через чащу, то на все про все потратишь полчаса. По пути я встречал и других големов: парочку «белых змей» и гориллоподобное существо. Они не обратили на меня внимания.
Листья еще не успели закрыть кодовый замок, который я расчистил во время своего прошлого визита. Я неловко понажимал на белые камни с вырезанными на них треугольными знаками, и автоматическая дверь открылась.
Мне пришлось туго, когда я спускался по белой лестнице, все-таки толстые ноги скафандра не были приспособлены для таких упражнений. Зато в коридоре дело пошло на лад: я перехватил дубинку как копье и сделал несколько пробных выпадов. Сила и скорость движений скафандра значительно превосходили мои собственные, и удары выходили удачными: резкими и могучими.
Я знал, как пройти к ядру: нужно всегда держаться левой стороны коридора и потихоньку спускаться вниз, словно по круговой лестнице. Однако мне не удалось пройти и двухсот метров, как на моем пути возник один из стражей. Он покачивал правой «рукой», на которой красовались серые бугристые утолщения, предназначенные для таранообразных ударов в узких коридорах бункера. Резиноподобные губы стража шевельнулись, издав резкий скрипящий звук.
Что ж, голем все-таки потребовал пароль. Я половчее перехватил свое оружие, готовясь провести сокрушающий выпад. Но перед тем как начать бой, все-таки попытал счастья и произнес нечто, отдаленно напоминающее отзыв. Я как мог старался подражать скрежещущим интонациям языка деймолитов, которые с таким блеском демонстрировал мне дядюшка Вилли, но скафандр придал моим «словам» совсем уж приглушенную и зловещую окраску. Я готов был поклясться, что на маленьком уродливом лице стража появилось недоумение. Он качнулся вперед и назад, словно решая, как половчее меня атаковать, но так ни к чему и не пришел. Покачавшись и потоптавшись еще немного, страж развернулся и скрылся в ближайшем коридоре. Неужели он все-таки разобрал в моей яркой речи что-то, имеющее смысл?
В дальнейшем, по мере продвижения к ядру бункера, я сталкивался и с другими стражами, но они ничего не спрашивали и мирно проходили мимо. Может, они могли как-то оповещать друг друга.
Наконец коридор окончился, и я достиг белой двери, на которой чернели три треугольника. Это был единственный рисунок, встретившийся на моем пути. Я толкнул дверь и оказался в большом глубоком зале, вокруг которого обвивалась винтовая лестница, бегущая вниз. Десятки, если не сотни плоских светильников создавали равномерный белый свет. В центре зала на решетчатом полу стоял большой четырехрукий и желтокожий голем. Его рост легко достигал трех метров. Но помимо роста и четырех рук, в нем имелась еще одна странность. Его голова выглядела непропорционально маленькой и очень сильно напоминала человеческую.
Обычно головы големов сделаны довольно грубо. Нос или, допустим, рот лишены мелких деталей: морщин, складок или каких-то выпуклостей. Лицо голема кажется работой небрежного начинающего скульптора.
Однако я увидел голову старика и все, что прилагалось к ней: плешь, морщины, остатки седых волос и даже мутный взгляд светло-серых выцвевших глаз. Кожа головы была белой, что резко контрастировало с желтизной тела.
К своему ужасу, я понял, что человеческая голова смотрит на меня с того самого мгновения, как дверь с черными треугольниками открылась. Губы незнакомца раздвинулись, и сухой старческий голос произнес:
– Я наблюдал за тобой, пришелец, но не думал, что ты доберешься до меня. Как твое имя? Отвечай! Я знаю, что ты умеешь говорить.
Звук голоса застал меня врасплох. Мне не нравились разумные говорящие големы. В случае чего от таких убереться сложнее, чем от глупых автономных. У разумных големов своя логика, особенный образ мыслей.
Я подавил желание развернуться и убраться подобру-поздорову, хотя такого рода малодушные поступки мне вообще не свойственны.
– Называй меня… Халк, – помедлив, ответил я. – А ты кто такой?
Человек изогнул левую часть рта.
– Каллистрат. Я – маг Каллистрат. Слышал обо мне? Хотя нет… ты не слышал. Много лет прошло…
У меня возникло такое чувство, будто в моей голове завертелись колесики, лихорадочно решающие головоломку. Голем называет себя магом! Он что, думает, что он – человек?!
– Я слышал о Каллистрате из Афин, – ответил я. – Он был политиком, автором мира между Афинами и Спартой.
Странная односторонняя улыбка голема стала шире.
– Я маг, а не политик. Одно время я был более знаменит, чем тот, о котором ты говоришь. Кто создал тебя, Халк? Деймолит? Не похоже…
Я на миг задумался. Каллистрат, кем бы он ни был, принимал меня за искусно сделанного голема.
– Я не знаю, кто меня создал, – осторожно ответил я.
Белые кустистые брови Каллистрата гневно шевельнулись, будто он почуял ложь.
– Кто тебя послал сюда? Кто руководит тобой? Отвечай, Халк! Говори мне, как есть! Я целиком владею этим местом, стражи выполнят все мои приказы!
Только в этот момент я заметил главное. В нишах на стенах стояли приземистые големы с бугристыми утолщениями на правой руке и левой ноге. Стражей было не очень много, может, двадцать-тридцать, но мне совсем не хотелось связываться с ними. Один на один – да, я считал, что вышел бы победителем, но схватиться даже с двумя-тремя – слишком большой риск.
По своей привычке я начал увиливать от прямого ответа, стараясь понять, с кем, собственно, имею дело. Однако это лишь разозлило собеседника. Каллистрат был явно настроен получить простую и ясную информацию.
Тогда я подумал, что не будет большой беды, если я назову имя Вилли. Этот бункер ведь создан врагами деймолитов, дядюшку здесь должны держать за своего.
– Я сотрудничаю с существом по имени Вилли. У нас с ним договор.
Гневный огонь, который прогнал всю старческую расслабленность из глаз Каллистрата, вмиг погас.
– Я знаю его, Халк. Он долгое время жил неподалеку, но ни разу не зашел сюда. Зачем он тебя послал? Что ему нужно?
То, что гнев исчез, было добрым знаком, и я снова ответил правду.
– Он меня не посылал. Он даже не в курсе, что я здесь. Просто мне стало любопытно посмотреть на ядро бункера.
Вместо гневного огня в выцветших глазах вспыхнул интерес.
– Кто ты, Халк? Зачем тебя создали? Это сделал не Вилли, ты не выглядишь как его творение.
Я опять столкнулся с нелегкой задачей. Что отвечать? Врать не хотелось, кто его знает, этого Каллистрата, вдруг он чувствует ложь? Вон как рассвирепел, когда я заявил, что не знаю, кто меня создал. А ведь была это безобидная, замаскированная ложь. Но что ответить на вопрос? Меня создали мама и папа, наверное, для того, чтобы я приносил им счастье. А мой скафандр я сам кое-как соорудил для собственной безопасности.
Недолго подумав, я отбросил сомнения и сказал, как есть:
– Меня создали для того, чтобы я приносил счастье и обеспечивал безопасность.
Каллистрат нахмурился, точь в точь как это сделал бы обыкновенный старик.
– Какое счастье, Халк?
– Обычное. То, которое приносят удачные создания своим создателям.
И Каллистрат разразился громким дребезжащим смехом. Он смеялся так, что мне даже почудилось, что от такого оглушительного смеха рухнет купол бункера и похоронит всех нас под собой.
– Ты не похож ни на одного голема из всех, что я встречал, – закончив смеяться, сообщил мне Каллистрат. – Ты знаешь, как устроен бункер?
Я сказал, что нет, но очень этим интересуюсь. То ли Каллистрату надоело безмолствовать в одиночестве, то ли я ему понравился, но он принялся беседовать со мной на разные темы, включая и устройство бункера. Оказывается, в давние времена, когда боги собрались выступить против своих создателей деймолитов, они решили построить базу или цитадель, чтобы собрать там основные силы перед атакой. После обсуждений было выбрано место – Вигнолийский лес. База должна была представлять собой несколько бункеров, которые постоянно производят боевых големов, чтобы противник увяз в лесных сражениях еще на подступах к бункерам и тем предупредил об опасности. И тогда возник вопрос: что за сила будет создавать этих големов и откуда возьмется хила на это дело?
Один из Вавилонских богов предложил использовать человеческих магов как создателей боевых големов и детенышей деймолитов в качестве источника хилы. По его плану, нужно было все обустроить так, чтобы бункеры простояли хотя бы сто-двести лет. Но маги ведь столько не живут. Впрочем, выход был найден с помощью бога Набу. Он посулил магам долгую жизнь в обмен на службу. Несколько людей из числа помощников богов согласились, и тогда из них сделали то, что я видел перед собой. Гибрида человека и голема. Голову мага приставили к искусственно созданному телу и получившееся существо поместили в бункер.
Когда я услышал эту историю, то не знал, что и думать. Прежде всего меня поразило то, как люди вообще пошли на это, а уж потом я задался вопросом, кто и как сумел провернуть такую сложную процедуру. Разве может человек добровольно согласиться на утрату человеческого облика и на заключение в бункере ради какого-то долголетия? Я бы никогда так не поступил. Впрочем, Каллистрат объяснил мне, что дело не совсем в долголетии, а, скорее, в верности своим богам. Он, Каллистрат, был приближенным одного из греческих богов, и не смог отвергнуть предложение стать Хранителем бункера. Сами операции по пересадке головы проводились покровителями медицины, которых Каллистрат описал как существ, способных на все, что касалось человеческих тел.
Хранители бункеров могли видеть многое глазами своих големов и представляли себе, что происходит в Вигнолийском лесу и рядом с ним. Когда Хранители узнали о разгроме богов, то принялись ждать изменения ситуации: либо люди захватят лес, либо деймолиты. Но ничего не происходило, люди с лесом не хотели связываться, а деймолиты не чувствовали себя в силах наступать. На первых порах Хранители ожидали, что с ними заключит союз дядюшка Вилли, он ведь был одним из немногих или даже единственным спасшимся. Но Вилли почему-то не приходил, хотя долгое время скрывался совсем рядом, в Вигнолийском замке.
Каллистрат обо всем этом говорил без возмущения, вероятно, время сгладило его эмоции. Маг даже поделился со мной секретом, как он умудрился прожить столько времени в бункере и не сойти с ума. Оказывается, Каллистрат научился почти все время спать, пробуждаясь лишь для того, чтобы понаделать големов. Под конец нашего разговора маг поведал свои философские размышления.
– Понимаешь, Халк, – сказал мне Каллистрат, – я думаю, что хила – полуразумное вещество. Все ее частицы связаны друг с другом в единое целое. Хила запоминает, что и как делают создатели големов, и помогает им. Она обучается! Поэтому с ней легко работать, достаточно лишь поставить правильную задачу, а остальное хила сделает сама. Думаю, что ее цель – распространиться по всей Вселенной. И это плохо, ведь хила создает другую жизнь, отличную от жизни животных или людей. Хила – это мерзость перед природой, а деймолиты – ее рабы.