Глава 9

Никер встретил меня у входа в донжон. Мой друг явно беспокоился за исход предприятия.

– Как всё прошло? – кратко спросил он.

– Могло быть и хуже, но я получил образцы. Скоро их испытаем. Как Антуан?

Мы прошли в зал, где меня уже давно дожидался завтрак. В положении барона есть много приятных сторон. Ты можешь не концентрироваться на бытовых мелочах – они разрешаются сами собой, если правильно наладить процесс.

– Антуану уже лучше, – Никер садиться за стол не стал, а просто ходил вдоль стены, иногда заглядывая в высокие и узкие окна. – О ссоре он толком ничего не может рассказать, все были пьяны, но дело выглядит так, что Праст в своем праве. Наш десятник прикончил его брата без видимых причин. Праст может мстить. Тут или дуэль, или война. Он выбрал войну, зная твою прыть на дуэлях. Никто из соседей его не осудит, ибо все правильно, по Кодексу. Граф уже знает о конфликте, но вмешиваться не будет. Он ведь не любит ни нас, ни Праста. Почему ты не хочешь наладить отношения с графом, Арт?

– В соседстве с Вигнолийским лесом есть и положительное, Никер, – я налил в кубок виноградный сок и взял с блюда булочку. – Статус всех местных баронств не определен из-за того, что никто не хочет помогать нам в борьбе с лесом. То ли мы подчиняемся графу, то ли нет… непонятно. Если я налажу с ним отношения, как ты говоришь, то он потребует с меня вассальную клятву. Этого хотелось бы избежать. Что делает Эмилия?

– Рисует, – скривился Никер. – Работает над сценой своего пленения. Она изобразила себя в виде квадратной лягушки, а нас с тобой – как овальных журавлей, пытающихся съесть лягушку. Предлагаю избавиться от нее как можно скорее.

– Еще есть новости? – я разрезал булочку надвое и положил внутрь кусок мяса так, что получился бутерброд.

– Да. Розалинда прислала план замка Праста и примерный распорядок его дня. Видимо, она совсем утратила надежду вернуть расположение своего бывшего любовника. План так себе, создает лишь общее представление. Но Роза требует большую награду за свои труды.

– Какую именно?

– Большую. Она не уточнила размер. Думаю, что она хочет, чтобы мы ее удачно выдали замуж, если совладаем с Прастом, – Никер с удивлением смотрел на мой бутерброд. – Скажи-ка, Арт, а почему дядюшка Вилли так ненавидит деймолитов?

Бутерброд получился на удивление хороший, его вкус напомнил мне о доме. Хотя я уже скучал не так сильно, как в первые дни моего пребывания в Вигнолийском замке.

– Деймолиты хотят убить нашего дядюшку.

– Но почему, Арт?

Я положил бутерброд на стол. Этот вопрос уже не раз возникал у поэта, который даже не видел дядюшку Вилли вживую. Я всегда уклонялся от прямых ответов.

– А ты как сам думаешь, Никер? Какие у тебя соображения на этот счет?

Поэт перестал ходить вперед-назад, а остановился у стола и красноречиво развел руками.

– Почти не из чего выбирать. Варианты ограничены. Почему дядюшка Вилли помогает нам? Очевидно, у него какие-то разногласия с деймолитами. Возможно, он бунтовщик или ренегат. Будем рассуждать. Деймолиты вторглись к нам много лет назад. Сначала они распространились везде, а потом почему-то ушли в горы.

Мне всегда нравилось в Никере то, что он прислушивался к голосу разума и старался быть последовательным.

– Ты на правильном пути. Но почему они ушли в горы, Никер? – улыбнулся я. – Как ты считаешь?

Поэт пожал плечами.

– Может, люди-маги перехватили инициативу. Ведь деймолиты принесли с собой хилу. Среди нас, людей, сразу появились те, кто способен ее использовать. А может быть, в стане деймолитов наметился раскол. Знаешь, словно бунт против короля и сложившегося порядка. Кто-то всегда хочет больше, чем имеет. Возможно, бунтовщики заключили с людьми союз. Тогда они тайно живут среди нас, как дядюшка Вилли, и поддерживают наших магов. Остальные деймолиты засели в горах, потому что чуют, что проиграют на открытой местности. Но, конечно, они все еще очень сильны. И, разумеется, хотят уничтожить всех бунтовщиков.

– Отличные рассуждения! Поздравляю! Они очень близки к правде! – я продолжал одобрительно улыбаться.

– Да? Я угадал? – радостно переспросил Никер.

– Ты все изложил очень логично, – я быстро закончил с первым бутербродом и принялся сооружать второй.

После завтрака я отправил двух вестовых: к Прасту, по поводу его невесты, и к моему недругу Понци. С последним мне приходилось сталкиваться несколько раз. Тщедушный завистливый человечек, он не производил впечатление великого бойца или полководца, однако был скуп и богат. Понци враждовал с Прастом много лет, и я подумал, что такая стойкая вражда к моему врагу окажется сильнее неприязни ко мне. Короче говоря, я предлагал Понци временный союз и указывал на явную экономическую выгоду: тот мог спокойно грабить земли Листа, пока виконт сидит в замке у Праста и вынашивает планы по уничтожению моей персоны.

Как-то Никер поинтересовался, почему мы поддерживаем хорошие отношения только с одним из соседей. Мой ответ был прост: без земли добряка Карла я кое-как могу обойтись, а остальные баронства – потенциальная цель. Я не собирался дружить с будущими врагами, чтобы потом неожиданно ударить в спину. Такая тактика хороша для крупных феодалов и монархов, которые не заботятся о репутации. Я же выращивал репутацию прямолинейного парня, на слово которого можно положиться и который не предаст. Вперед меня вела мечта, требующая для своей реализации обширные территории, войска, магов, деньги, а также имидж определенного рода. Впрочем, на мои планы влияла не только мечта, но и договор с Вилли, который хранился в шкатулке. Сразу после моего прибытия в Вигнолийский замок дядюшка предложил мне два варианта на выбор. Или я двадцать лет нахожусь в статусе «мальчика принеси-подай», или беру инициативу в свои руки и действую. Второй вариант пришелся мне больше по душе.

Вечером я спустился в подвал, чтобы проверить, так ли уж прочна та кожа, которую я, рискуя жизнью, раздобыл во Втором Северном. Дядюшка Вилли удивился, узнав, что по фабрике разгуливает дефектный страж, и предположил, что бункеру уже недолго осталось. По его словам, еще каких-то лет пятьсот и фабрики начнут выходить из строя одна за другой. Может быть, Вилли и рассчитывал прожить столько, но я сомневался в своих силах и полтысячи лет ждать никак не мог.

У меня с первого раза не получилось создать прочную кожу. Я пошел по стандартному пути тестирования, принятому у магов, и изготовил «полуживую» шаровидную болванку, обтянутую кожей, которую собирался проверить. Люди создали и описали бесчисленное множество болванок на самые разные случаи. Например, если требовалось разработать сустав или челюсть, достаточно изготовить лишь часть тела, чтобы посмотреть, как образец будет работать на практике. Такой подход экономит хилу.

Кожу я проверял очень просто: стрелял из плохого арбалета. Если хила никак не хотела построить тот образец, который жил в моих мыслях после того, как я изучил добытый в бункере экземпляр и ознакомился с инструкциями, то это говорило лишь об одном: мысленный образ прочной кожи был несовершенным.

Вообще же, искусство изготовления големов в этом мире выглядело очень продвинутым. Люди организовали школы, академии, университеты, где изучалась магия – творение живого из неживого с помощью хилы. Эти заведения изредка выпускали довольно сильных магов, но в целом человеческие маги были серединка на половинку. Мое преимущество перед ними заключалось в том, что, во-первых, я мыслил иначе, а во-вторых, меня учил тот, кто сам мог создавать хилу.

Вторая попытка тоже оказалась провальной, как и третья. Я стал разбираться, в чем причины неудачи, и пришел к выводу, что дело может быть в форме чешуек или в их сочленении. Мне пришлось еще раз тщательно осмотреть найденный экземпляр, но он был настолько сухой, а чешуйки настолько тесно расположенными, что никак не получалось представить, как это точно должно выглядеть на нормальном живом теле. Все закончилось тем, что я принес в подвал увеличительное стекло и несколько книг, описывающих как големов, так и обычных животных. На эти книги в свое время я потратил кучу денег, чтобы сформировать более-менее приличную библиотеку. В связи с развитием знаний в области создания големов, местные ученые очень большое внимание уделяли строению тел животных, но совершенно игнорировали всякие технические вещи.

Выяснилось, что только у рыб встречается пять видов чешуи. Еще три вида – у рептилий, и столько же у млекопитающих. В конце концов я решил комбинировать различные подходы и смотреть, что получится. Сами по себе чешуйки экспериментальной кожи казались изумительно прочными, но взятые вместе они плохо держали удар стрелы. Имело смысл попробовать воссоздать разные виды сочленений и протестировать их.

Я начал с малого: поднялся наверх и поручил повару доставлять мне по одному экземпляру каждого вида рыб, поступающих на кухню. Крестьянские мальчишки, дети прислуги, получили задание найти несколько разных ящериц, змей и черепах. Я думал даже о том, что было бы неплохо раздобыть крокодила в качестве образца.

Когда наступил вечер, вернулись оба гонца с положительными вестями. Праст написал письмо, в котором крыл меня отборнейшей бранью, но в конце добавил, что на обмен Эмилии согласен. Проныра Понци живо интересовался, сколько еще времени пробудет виконт в гостях у Праста, и не хочу ли я взять их замок в осаду. Я, конечно, хотел, но сил для этого не было.

Кодекс гласил, что один землевладелец может напасть на другого только при наличии достаточных оснований, причем основания перечислялись: убийство родственника не на дуэли, самовольный захват земли, нападение на чужого вассала на его территории и тому подобные ужасные проступки. Выходило, что Понци мог открыть военные действия против виконта, только объ явив себя моим союзником, других причин у него не было.

Я по привычке, заимствованной у дядюшки Вилли, подготовил договор. Там говорилось, что наш союз исключительно временный и длится до победы над Прастом и Листом, а Понци получает те земли виконта, которые сумеет захватить.

Мой гонец с текстом договора отбыл, когда уже совсем стемнело. Я вышел во внутренний дворик и проверил, как идут дела в кузнях.

Стоял ветреный вечер. Тучи неслись так стремительно, что не успевали толком закрывать луну. Горн работал лишь в кузне, принадлежащей Мику, и выбрасывал яркие искры вместе с дымом, малозаметным на фоне туч и темного неба. Мик больше не ругал своего подмастерье. По словам кузнеца, тот проявлял изрядную старательность.

Гвоздарь Юлий, копошащийся в соседней кузне, тоже ни на что не жаловался. Он делал вид, что заботливо смазывает свои машины, хотя несколько секунд назад тайком прикладывался к какой-то бутылке, которую спрятал в солому, завидев меня.

– Расскажи-ка, как ты додумался до таких чудесных устройств, – я подошел вплотную к одной из машин, чтобы полюбоваться ровными шестеренками, цепляющимися одна за другую.

– Я ж уже рассказывал, господин барон! – Юлий не мог стоять ровно, он вечно сгибался как вопросительный знак.

– А ты еще расскажи.

Юлий скосил глаза на солому, в которой таилась бутылка.

– Ну… я думал о гвоздях, когда помогал своему брату строить дом. У нас их было мало. Гвозди ведь дорогие. Некоторые доски связывали веревками. Держалось плохо, господин барон. А я, когда порезался о проволоку, вдруг подумал, что из нее можно понаделать гвоздей…

Я кивал, изучая длинное лицо Юлия. Его рассказ постепенно пополнялся новыми деталями, а некоторые прежние подробности там уже не помещались. Кузен превратился в брата, крыша поменяла форму, откуда-то взялись веревки. Я старался запоминать все версии изобретения машины по изготовлению гвоздей.

– И что, ты нигде не учился?

– Меня дядька обучил грамоте. Он писарем был.

– А счету?

– Счету тоже. Я умею считать, господин барон!

– Молодец! – я не поскупился на похвалу, хотя раз от разу все меньше верил Юлию. Скоро придется взять его в оборот, чтобы узнать правду.

Я поднялся на крепостную стену. С десятиметровой высоты открывался вид на поле перед замком, черную линию деревьев и небольшую извилистую речку. Мне нравилось смотреть отсюда. Мой замок пользовался популярностью у торговых людей, и часто днем можно было видеть, как неторопливо скользили повозки по желтым изгибающимся дорогам.

Но на этот раз я не успел насладиться закатом. В каком-то дюйме от моего лица в зубец стены врезалась стрела. Ее удар был настолько мощным, что на камне появилась небольшая светлая борозда. Похоже, под стеной притаился арбалетчик!

Я кинул быстрый взгляд вниз. Вроде бы никого не было видно, хотя неподалеку от замка стоял одинокий толстый дуб. Это единственное место, где мог спрятаться стрелок.

Я бросился вниз по лестнице, поднимая тревогу.

Выучка моих воинов оказалась на высоте. Тут же раздался громкий звон колокола, висящего в башне над воротами. Следом – резкий звук трубы. Двор тут же наполнился людьми. Солдаты гарнизона нахлобучивали доспехи. Ворота конюшни распахнулись.

– Вижу его! Он бежит к лесу! – заорал часовой с башни.

Я хотел вернуться на стену, чтобы посмотреть, но передумал, потому что все и так было ясно. Стрелок притаился около дерева, а лошадь спрятал в полоске леса около поля.

– Выпустить Вепря! – скомандовал я и повторил еще раз, погромче.

Солдаты, услышав приказ, попытались скрыть замешательство и подались в стороны, освобождая дорогу, ведущую от одной из больших двустворчатых дверей к воротам. Вепрь пользовался дурной славой, и, признаться, он ее заслужил.

Ворота заскрипели и открылись, а отважный Алессандро отворил двери, ведущие в загон с големами. Все прислушивались к тому, как лязгнули засовы, удерживающие Вепря внутри клетки.

Алессандро вскоре вывел во двор невысокую гибкую тварь, чья тупоносая морда напоминала свиное рыло, а тело больше подходило для гепарда. Никто не хотел оказаться на пути Вепря, специализированного автономного голема, годящегося только для того, чтобы выслеживать и догонять убегающую добычу.

– Вепрь, миля, – Алессандро произнес кодовые слова, показал рукой направление и отстегнул цепь от железного ошейника.

Голем большими прыжками начал удаляться от замка, чтобы атаковать любого в радиусе мили, кто будет убегать. Кроме меня, Никера, Туссеана и дядюшки Вилли никто не знал, что мои автономные големы не совсем автономные, а иногда совсем не автономные. Вилли, в отличие от обычного человеческого мага, мог управлять сразу многими своими творениями, причем делать это на больших расстояниях.

За Вепрем последовал конный отряд, вооруженный арбалетами и массивными щитами. Когда имеешь дело с хорошим стрелком, лучше перестраховаться. Мы сначала резво понеслись, но потом пришлось остановиться у самой кромки лесной полосы. Там голем настиг свою жертву.

Я видел работу Вепря несколько раз, но никак не мог привыкнуть к этому зрелищу. Голем обычно одним прыжком сбивал человека с ног или выбивал из седла, а потом принимался рвать зубами любые незащищенные доспехами части тела. Если панцирь защищал грудь жертвы, то Вепрь буквально вгрызался внутрь, начиная с шеи или лица. Он не пожирал плоть, а выплевывал ее. И сейчас зрелище поверженного стрелка было столь ужасно, что я отвернулся.

Алессандро отозвал голема и снова взял его на цепь. В боку у Вепря торчала стрела – знак того, что арбалетчик был мастером своего дела и сумел попасть в быстро бегущего зверя. Лишь Рупрехт осматривал труп, а остальные воины разглядывали деревья, траву или стены замка, борясь с дурнотой.

Наконец десятник оторвался от своего занятия и показал мне короткий меч, найденный у стрелка.

– Это человек Листа. Клеймо его кузнеца, – Рупрехт вытирал с рукояти меча кровь, которая была буквально повсюду.

Я кивнул, принимая сказанное к сведению.

– А как арбалет? Цел?

– Не совсем, но можно починить. Отличная вещь!

Что ж, во всем этом нашлось даже что-то положительное. Теперь у нас будет четыре хороших арбалета, а не три. Такое оружие ценится буквально на вес золота.

Однако меня обеспокоил тот факт, что виконт Лист всерьез озаботился тем, чтобы спровадить некоего барона Арта на тот свет. Следовало предпринять безотлагательные меры, чтобы этому помешать. И, похоже, налаживание отношений с магичкой будет верным шагом.