Глава 9
В отличие от унтер-офицера Нотбека подчиненные майора Кочергина по возвращении домой физически чувствовали себя хорошо и морально находились в полном душевном равновесии.
Добравшись в сопровождении Кобелева к месту дислокации родного батальона, разведчики тепло простились с капитаном, а сами разделились. Старшина Ермишин с красноармейцами отправились отдыхать. Кочергин же с Буренковым, быстро переодевшись в советскую форму, на трофейном мотоцикле повезли оберста Мейснера в штаб дивизии. По дороге двигатель начал чихать и вскоре заглох — кончился бензин. Хорошо, что в это время они как раз проезжали мимо дома, где квартировал майор. Позвав на помощь дежурившего возле крыльца часового, они втроем перетащили уже пришедшего в сознание, но все еще не протрезвевшего Мейснера в «Бантам» Кочергина и устроили немца на заднем сиденье автомобиля. После чего Артем, здраво рассудив, что пленный никуда не денется, развязал ему ноги и вытащил изо рта кляп.
Можно было ехать дальше, но тут произошла непредвиденная заминка. Кочергин уже собирался сесть за руль, как вдруг сзади послышался громкий собачий лай. Неизвестно откуда примчавшаяся Герта со скоростью кометы подбежала к майору и принялась на задних лапах в самом прямом смысле танцевать возле хозяина, радостно скуля и носом пытаясь дотянуться до его лица.
— Все, все, Гертруда Артемовна, успокойся! — опустившись на корточки и выставив перед собой руки, засмеялся Кочергин.
Собака, не переставая скулить, положила лапы ему на плечи и теплым мягким языком стала облизывать небритые щеки Артема. Он не сопротивлялся, а только гладил Герту по спине.
— Теперь можете год не умываться, товарищ майор! — присевший рядом улыбающийся Буренков ласково потрепал дворнягу по голове и не удержался, чтобы не подколоть командира. — Гертруда Артемовна очищает кожу лучше любого хозяйственного мыла!
Умная собака оценила похвалу, стремительно развернулась и несколько раз лизнула Сергея в ухо. Буренков, явно не ожидавший такого проявления чувств, с громким криком отпрянул назад, потерял равновесие и повалился на спину. Герта сразу же подскочила к лейтенанту и начала активно обнюхивать его, всем видом показывая, что очень переживает! Сергей, безостановочно смеясь, пытался отодвинуться от влажного собачьего носа, старавшегося проникнуть повсюду, и подняться с земли, но смог это сделать, только когда Кочергин обхватил свою любимицу руками за живот и понес к машине, что-то тихо шепча ей на ухо.
Приблизившись к автомобилю, Кочергин посадил собаку рядом с Мейснером и повернулся к отряхивавшемуся от пыли Буренкову.
— Поторопитесь, граф, нас ждут великие дела!
— Иду, Артем Тимофеевич! — откликнулся лейтенант, на ходу поправляя гимнастерку.
Наконец все расселись по местам, и «Бантам» тронулся в путь. Буренков посмотрел назад, где Герта, важно устроившись на сиденье и сосредоточенно вдыхая носом воздух, внимательно наблюдала за пленным гитлеровским офицером, и, обращаясь к Артему, произнес:
— У вас настоящий сторожевой пес, товарищ майор! Вон, фриц как вжался в спинку, боится, наверное!
— Насчет сторожевого пса не знаю, но, пока мы доберемся до штаба, это уже будет настоящая сильно пьяная собака!
— Не понял? — удивился Буренков.
— Сережа, где твоя знаменитая логика? — усмехнулся Кочергин. — От оберста такой перегарище идет, что целый взвод может опохмелиться! А тут всего лишь одна маленькая дворняга! Как бы она сознание не потеряла, сидя рядом с этим немецким алкашом! Кстати, ведь именно ты и раздобыл для него шнапс, не забыл?
— Так по вашему же приказу! — весело парировал Сергей, мгновенно уловив самоиронию в последних словах Кочергина. — А вот кто заливал в немца весь этот алкоголь? Не помните, товарищ майор?..
Так, подначивая друг друга, они четверть часа спустя без каких-либо происшествий подъехали к массивному белому зданию, где до войны заседало правление колхоза, а сейчас располагался штаб дивизии. Передав Хенрика Мейснера выбежавшим на улицу красноармейцам, Кочергин с Буренковым поставили автомобиль в тенечке и не спеша двинулись следом. Правда, лейтенант к большому начальству идти не хотел, заявив, что лучше подождет командира в машине, но Артем настоял. Что касается Герты, то она осталась в машине, закрыв глаза и блаженно вытянувшись на сиденье во всю свою длину…
* * *
Допрос Мейснера, на котором присутствовали командующий дивизией генерал-майор Доренский, начальник штаба полковник Гутонин и несколько командиров полков и батальонов, продолжался около двух часов. Правда, скорее это можно было назвать монологом, потому что, как только оберсту задали первый вопрос, то его словесный поток стало невозможно остановить! И Кочергин, сейчас исполнявший по совместительству еще и обязанности переводчика, за разговорившимся фашистом едва поспевал.
Вначале пленный сообщил очень ценные сведения. По его словам, в последнюю неделю мая гитлеровцы планировали начать широкомасштабное наступление с привлечением крупных сил.
Мейснер назвал номера частей и подразделений, показал на карте места их дислокации, а также обозначил направления главного и отвлекающих ударов.
Оберст так разошелся в своем красноречии, что скоро охрип и попросил смочить горло. По крайней мере, так по-немецки прозвучала фраза, которую Артем дословно и перевел. Возникла некоторая пауза, ею немедленно воспользовался скучавший в углу лейтенант Буренков. Он о чем-то негромко переговорил с начальником штаба дивизии, потом бочком протиснулся к двери и незаметно даже для Кочергина исчез.
Тем временем появился ординарец комдива с наполненной до половины большой металлической кружкой в руках. По комнате разнесся отчетливый запах спирта. Мейснер, которому естественно еще в начале допроса развязали руки, взял кружку, несколькими глотками опорожнил ее и лишь слегка поморщился!
— Ничего себе, — удивленно прошептал незнакомый Кочергину майор, — грамм двести с ходу заглотил, паршивец, и хоть бы что, даже рукавом не занюхал!
— Он сегодня целый день пьет, привык уже! — произнес Артем, вызвав своими словами понимающие улыбки окружающих.
Между тем Мейснер откашлялся и принялся вещать снова, будто находился на трибуне. Его никто не перебивал, и говорил он долго и нудно. Однако из всей этой новой информации ценным являлось только то, что перед немецким наступлением на данный участок фронта с территории оккупированной Польши будут дополнительно переброшены одна танковая и две пехотные дивизии вермахта, а также несколько эскадрилий люфтваффе. В остальном Мейснер начал повторяться и, как говорится, пошел по второму кругу. Постепенно его речь замедлилась, а дикция ухудшилась. Явно сказывалось воздействие ударной дозы алкоголя. Закончилось все тем, что оберст на середине фразы неожиданно замолк, кулем повалился на пол и захрапел!
Присутствующие, не ожидавшие такого финала, уставились на мертвецки пьяного Мейснера. И только Артем Кочергин, которому надоело переводить за оберстом, с облегчением отвернулся к окну и стал наблюдать за перемещениями одинокой мухи, ползающей по стеклу.
В комнате воцарилось недолгое молчание, которое прервал генерал-майор Доренский.
— Оберста унести, пусть проспится! — приказал он ординарцу. — И кроме воды, больше фрицу ничего не наливать!
А затем, обращаясь уже к остальным, добавил:
— Товарищи командиры, пять минут перекур, потом продолжим! Надо обсудить, как подготовиться к отражению возможного гитлеровского наступления и какие действия для этого нам следует предпринять!
Все, кроме комдива, начштаба и Кочергина, оживленно разговаривая, потянулись к двери. В опустевшей комнате сразу стало просторно и даже немного уютно.
Доренский повернулся к Артему, продолжавшему стоять возле окна, и сказал:
— Вы свободны, товарищ майор! Возвращайтесь в расположение батальона, отдохните и от моего имени передайте своим разведчикам благодарность за блестяще проведенную операцию! Кстати, вас это касается в первую очередь!
— Спасибо, товарищ генерал-майор, обязательно передам! Разрешите высказать некоторые соображения по поводу информации, полученной от оберста Мейснера?
— Конечно, говорите! — заинтересованным тоном произнес Доренский, жестом приглашая Артема подойти. — Сегодня вечером мы ожидаем прибытия начальника оперативного отдела штаба фронта, и ваше мнение с учетом свежих разведданных, безусловно, может быть очень ценным для принятия решения.
— Я уверен, что оберст не врал, — приблизившись к столу с расстеленной на нем картой, сказал Кочергин, — слишком уж он труслив, да и алкоголь хорошо развязал ему язык! Меня беспокоит другое. Думаю, гитлеровцы наверняка осознают, что Мейснер на первом же допросе все расскажет. Поэтому могут кардинально изменить свои планы. И не только по времени!
— Кажется, я начинаю понимать! — встрепенулся до сих пор не проронивший ни слова Гутонин, но строгий взгляд Доренского заставил его замолчать.
— Так вот, — продолжил Артем, — на месте фашистов с учетом сконцентрированных ими сил я бы не стал отменять наступление, но удар бы нанес не по нашим регулярным частям, а по партизанам, которые действуют в немецком тылу! Такая у меня мысль!
— Интересный вариант, — задумчиво произнес Доренский и посмотрел на Гутонина, — а вот теперь я вас внимательно слушаю, товарищ полковник, говорите!
— Я думаю, Виталий Аркадьевич, что майор Кочергин прав, — ответил Гутонин, склонившись над картой, — ход неожиданный, но чрезвычайно эффективный! Поэтому считаю необходимым как можно скорее связаться с руководством партизанского соединения и предупредить их!
— Хорошо, так и сделаем! А вам еще раз спасибо, товарищ майор! — Доренский крепко пожал Артему руку. — Отдыхайте!
— Слушаюсь! — отдал честь Кочергин, развернулся через левое плечо и вышел в коридор.
Пропустив возвращавшихся с перекура командиров, он не спеша направился в противоположную сторону, фальшиво насвистывая только одному ему понятную мелодию…
* * *
…Покинув штаб, майор Кочергин вздохнул полной грудью. После спертого воздуха помещения здесь, на улице, совершенно по-особенному пахло весной. Артем опустился на лавочку и блаженно прищурился, подставив лицо мягкому ласковому свету теплых солнечных лучей.
«Хорошо-то как! — подумал он, медленно погружаясь в легкую обволакивающую дрему. — Будто и нет этой проклятой войны! Сидел бы так час, день, год! Просто бы сидел и все!»
Чтобы не заснуть, Артем размял папироску и закурил, но потом вновь прикрыл веки, словно отгораживаясь от суровой жестокой действительности, и предался воспоминаниям: «А ведь я уже и не помню, когда просто так смотрел на солнце! Наверное, лет двадцать назад в нашем дворе на Арбате! Там еще под окнами верстак деревянный стоял, на котором летом сосед ночевал, если тепло было. А днем он постоянно что-то чинил или дочке игрушки мастерил, если в запой не уходил. Как же его звали, соседа-то? Федор Антипович, кажется, или Антонович. Нет, точно, Антипович, жаль, фамилии не помню! — Кочергин сделал глубокую затяжку и стряхнул пепел на траву. — Хороший был мужик! Всегда куревом угощал, никому не отказывал. Он еще, когда напивался, частенько до дома дойти не мог. Ложился прямо на тротуаре и спал, а жена приходила, вставала рядом и терпеливо ждала, пока он проснется. Потом они всей семьей куда-то уехали, а верстак остался…»
Осторожное прикосновение к его руке заставило Артема вернуться к сегодняшней реальности. Он поднял взгляд и увидел рядом с собой совсем юную девушку-санинструктора с большой медицинской сумкой, перекинутой через плечо.
— Вам плохо, товарищ майор? — В голосе девушки звучали неприкрытая тревога и сочувствие.
— Почему вы так решили? — удивился Кочергин, вставая, и машинально поправил на голове фуражку.
— У вас глаза были закрыты, как у спящего человека, а кисть при этом очень странно дергалась! Я испугалась, решила, что это судороги и требуется помощь!
— Вы, наверное, на фронте недавно? — мягко спросил Кочергин и улыбнулся.
— Уже три недели! — с вызовом ответила девушка. — А какое это имеет значение? Я, между прочим, по образованию медсестра, в больнице работала!
— Ну, ну, не кипятитесь! — примирительным тоном сказал Артем и вновь улыбнулся. — Я никоим образом не хотел вас обидеть! Честное пионерское!
— Староваты вы для пионера! — по-детски хихикнула санинструктор, но тут же осеклась и покраснела, что называется, до самых кончиков ушей. — Извините, товарищ майор, я не хотела…
— Да все в порядке, дочка, не переживай! — совершенно искренне рассмеялся Кочергин, глядя на ее испуганное лицо. — Я действительно не первой молодости, но для старика чувствую себя очень даже хорошо! В общем, спасибо за заботу, но мне пора бежать!
С этими словами Артем изобразил страдальческую гримасу на лице, согнулся практически пополам, прижал ладони к пояснице и, громко охая, поковылял вперед. Услышав позади звонкий девичий смех, он перестал кривляться, махнул на прощание санинструктору рукой и уже нормальной походкой направился к своему автомобилю.
Приблизившись к машине, Кочергин заглянул внутрь и едва удержался, чтобы не захохотать. И было от чего!
На заднем сиденье командирского «Бантама», забыв про все проблемы и печали, чуть ли не в обнимку безмятежно спали лейтенант разведывательного батальона Сергей Викторович Буренков и любимица того же подразделения беспородная дворняга по кличке Герта. Лейтенант устроился на краю, облокотившись о невысокую спинку, и «почивал», вытянув ноги перед собой, насколько это позволяли габариты транспортного средства. Рот молодого человека был слегка приоткрыт, периодически из него вырывался негромкий протяжный свистящий звук. Все остальную часть сиденья занимала лежащая на спине Герта, причем ее голова покоилась на бедре у Буренкова, а вытянутые задние лапы упирались в боковину кузова автомобиля. Покрытый темными родимыми пятнами и почти лишенный шерсти собачий живот равномерно вздымался в такт спокойному дыханию спящей дворняги. Гертруда подергивала лапами и изредка рычала или скулила. Очевидно, она тоже видела сны!
— Пора вставать, ребята! — постучав ладонью по кузову, сказал Артем.
Он сел за руль, завел двигатель и посмотрел на «ребят». Ни человек, ни собака даже не пошевельнулись! Только у Герты слегка приподнялось и вновь закрылось левое веко.
«Что ж, — философски подумал Кочергин, — молодым организмам свойственен крепкий и здоровый сон. Хотя собака, в отличие от Сереги, точно должна была давно проснуться. Наверное, и впрямь опьянела, надышавшись от оберста перегара! Цирк, да и только!»
Словно подтверждая его правоту, сзади послышался громкий храп. Это захрапела Гертруда!
— Ну, это уже слишком! — рассмеялся Артем, резко трогая машину с места и газуя по дорожным ухабам. — Рота, подъем!
Храп тотчас прекратился. Герта, очевидно, наконец, проснувшись и увидев Артема, с радостным визгом перепрыгнула на свободное переднее сиденье и принялась неистово облизывать лежащую на руле кисть майора.
— Что, очухалась, алкоголичка? — ласково пожурил собаку Кочергин. — Отстань и сиди спокойно, а то в дерево врежемся или съедем в кювет!
— В кювет не надо, — раздался позади сонный голос Буренкова, сопровождавшийся глубоким и сочным зевком, — а куда мы едем, товарищ майор? Вы так гоните, словно на поезд опаздываете!
— Сережа, ты до войны в пожарной охране, случайно, не работал? — не ответив лейтенанту, задал встречный вопрос Кочергин.
— Нет, Артем Тимофеевич, вы же знаете, что я шофером был на хлебозаводе! А с какой целью интересуетесь?
— Спишь крепко, любой брандмейстер позавидует! Кстати, что ты там соврал начальнику штаба перед тем, как смылся с допроса оберста Мейснера?
— Почему сразу соврал, — притворно обиженным тоном произнес Сергей, пытаясь скрыть улыбку, предательски расползавшуюся по его лицу.
— Слишком уж легко он тебя отпустил! На полковника Гутонина это не похоже! Короче, давай, колись!
— Я сказал, что у меня ужасно скрутило живот, еще немного и не успею добежать до сортира! — давясь от рвущегося наружу смеха, вымолвил Буренков.
— Ну, ты и артист, Сережа! — весело расхохотался Кочергин. — Жук аглицкий!
Лейтенант простонал что-то нечленораздельное, потому что говорить он уже не мог, — его тело судорожно тряслось в приступе безудержного смеха.
Сидящая рядом с Артемом Герта удивленно взирала на людей, переводя свой умный взгляд поочередно с одного человека на другого. В глазах животного явственно читались тревога, озабоченность и даже некоторое осуждение происходящего.
— Не переживай, Гертруда, все в порядке! — успокоил собаку Кочергин, смахнув ладонью с раскрасневшегося лица непроизвольно выступившие из глаз слезы. — Едем домой!..
