Полководец и воительница
Энак вбежал в зал чужаков, во взгляде его читалась паника.
— Он идет, госпожа! Совершенно без предупреждения. Прямо сюда! Даже не стал слушать Хатту. Просто прошел мимо наставника…
Шайя, стоявшая на коленях у ложа, поднялась и подала знак Сахаму поменять повязку, которую она только что сняла с больного. Она была очень довольна проведенными ампутациями. Никто из больных не умер после того, как она отрезала их обмороженные конечности. Ни у кого не началась лихорадка. Они поправлялись, но Шайя прекрасно осознавала, что души исцеляются медленнее, чем раны. Некоторые мужчины переживали, что за возможность жить дальше им пришлось заплатить рукой или ногой.
— Что за важная птица идет к нам, Энак?
Молодой целитель поднял руки:
— Боги всемогущие, разве вы не поняли, госпожа? Ларис Трурии, Аркуменна, наш князь и повелитель!
Шайя вытерла руки о повязанный поверх платья передник. Выйти из дворца для больных, чтобы купить новую одежду, она не могла. На ней по-прежнему было то самое красное платье, в котором она прибыла неделю назад. Устало смахнув со лба непокорные пряди, Шайя вздохнула. Ну вот и все, сейчас решится, позволят ли ей остаться здесь или исполнится желание Хатту унизить ее перед лицом всего города.
В соседнем коридоре раздались шаги. Она услышала голос Хатту, который взволнованно говорил что-то своему правителю. Шайе доводилось слышать об Аркуменне. Он был самым успешным из полководцев бессмертного Ансура, ему удалось захватить отдельные части Друсны, прежде чем империи заключили мирное соглашение.
Правитель и его свита вошли в зал через высокие створки дверей. Шайя удивилась. Она ожидала увидеть совсем другого человека. Аркуменна был невысокого роста, худощав, со лба на затылок наступала лысина. Строгость лицу придавал резко очерченный орлиный нос. Удивительным образом противоречили всему облику полные чувственные губы. Несмотря на то что на нем были простые белые одежды и латаные сандалии, со шнурков которых свисали талисманы, было явно видно, что он — правитель. Этого человека окружала аура власти и самоуверенности. Шедший рядом с ним одноглазый воин, в полированной бронзовой кирасе и шлеме с роскошным плюмажем под мышкой, был, вне всякого сомнения, опытным ветераном, которому на поле боя подчинялись сотни воинов, но и он мерк рядом с просто одетым мужчиной, пристально рассматривавшим Шайю.
— Значит, ты и есть та самая шлюха, что выдает себя за целительницу. — На полных губах заиграла коварная ухмылка. — Это не мои слова. Ты наверняка догадываешься, кого я цитирую. Что ты можешь противопоставить упрекам Хатту?
— Слова ничего не стоят, господин. Пусть за меня говорят поступки. — И она широким жестом обвела зал, где лежали больные. — Ни один из отданных на мое попечение людей не умер. Я победила лихорадку, отрезав гниющие части тел.
Аркуменна кивнул:
— Я слышал об этом. Ты устроила здесь настоящую резню, достойную поля боя средних масштабов. — Он огляделся по сторонам и громко крикнул: — Кто-нибудь из вас говорит на моем языке?
— Я.
Шайя закрыла глаза. И почему это должен был быть обязательно Вибий! Она отняла у него ногу и два пальца против его воли. И теперь он ненавидел ее.
Аркуменна подошел к ложу больного. Вибий справился с лихорадкой, но все еще был истощен и слаб.
— Она искалечила меня… — По его голосу было хорошо слышно, сколько сил ему стоило произнести эти слова. — Я не хотел этого. Уж лучше умереть…
— Почему? — спросил Аркуменна.
Шайя внимательно посмотрела на князя. К чему этот вопрос?
Вибий, по всей видимости, тоже растерялся:
— Я… я больше ничего не стóю.
— Твоя нога и два пальца — это и был весь ты? Ты так низко оцениваешь себя? Все, что осталось, не стóит ничего?
— Я калека! — возмутился Вибий. — Меня больше не наймут ни на один поднебесный корабль. Я стану нищим и подохну в канаве, не пройдет и года.
Аркуменна положил руку ему на плечо:
— Ты оказался в Асугаре. Здесь нет нищих. Там, где я правлю, каждому находится место. Ты из какой части Валесии?
— Цисра.
— Этот город славится своими виноградниками. Там делают отличное красное вино, верно?
Вибий поглядел в глаза князю:
— Вы знаете Цисру?
— Я много путешествовал. Ты хоть немного разбираешься в виноделии?
— У моего отца было полсклона. Мы выращивали собственный сорт и отжимали сок. Хорошее получалось вино.
— А почему ты ушел оттуда?
Вибий засопел.
— Я в семье третий сын. Поместье слишком маленькое, чтобы делить его. Я оказался лишним. Старший сын наследует, средний служит наследнику, а третий — лишний.
— Неподалеку отсюда у реки есть холмы. Там еще предстоит выкорчевать деревья, но я уже заказал лозу из Трурии. Вот только мне не хватает виноградарей. Как думаешь, можно стать виноградарем с одной ногой, а, парень?
Вибий даже засиял изнутри:
— Можно, повелитель. Вот увидите! Я буду взбираться по винограднику на чертовой одной ноге, буду день и ночь стеречь его, свой виноградник.
Аркуменна улыбнулся:
— Верю. А теперь смотри мне, поправляйся и не разлеживайся долго в постели. Тебя ждет серьезная задача. — Князь поднялся и посмотрел по сторонам. — Кажется, остальные ребята из Лувии и Арама. А вон тот, что в дальнем углу, и вовсе из Ишкуцы, как мне кажется. Ты говоришь на их языке, парень?
— Немного на ломаном лувийском, господин, — смущенно произнес Вибий.
— Я говорю на этих языках, господин, — вмешалась Шайя.
Аркуменна бросил на нее холодный взгляд. Только что он был так приветлив по отношению к Вибию, но у него была своя цель, и он использовал все средства для ее достижения.
— Кажется, ты обладаешь многими талантами, целительница. А имя у тебя есть?
— Шайя, — не колеблясь ответила она. Ей надоело прятаться. Никто не узнает в ней дочь бессмертного Мадьяса — слишком сильно изменили ее лицо.
— Что ж, Шайя. Тогда скажи своим ребятам, что я не могу отказаться ни от одного человека из тех, кто готов строить это княжество вместе со мной. Одноногий для меня тоже мужчина. И только лентяи мне здесь не нужны. Каждый из них получит работу, приличную еду и место, где сможет ночевать. Кто будет стараться, обретет свое счастье и сможет вернуться на родину богатым человеком.
— Я скажу им, повелитель.
Аркуменна снова обвел зал взглядом.
— Ты можешь сказать мне, что заставило тебя, целительницу, носить красное платье?
— На красной ткани не так видны пятна крови.
Ларис резко обернулся к ней. Между бровями у него залегла глубокая морщина. Вдруг он улыбнулся.
— Я не верю ни единому твоему слову, хотя ответ был, бесспорно, хорош. Итак, я спрошу еще раз: зачем это платье?
— Мужчинам нравится. Они любят провожать меня взглядом, а счастливые больные поправляются быстрее.
Князь негромко рассмеялся.
— Ты напоминаешь мне женщину, которая мне очень нравилась. Она была такой же дерзкой, как ты. А теперь ради разнообразия скажи правду.
Шайя тоже улыбнулась.
— Это платье — компромисс между содержимым моего кошелька и тем выбором, который был в лавке.
— Остальные ответы нравились мне больше. Пришлю тебе завтра портниху. Поговори с ней насчет того, что тебе нужно. Ты получишь в подарок от меня несколько платьев.
Шайя заметила, что Хатту слушал их разговор со все возрастающим беспокойством и ужасом на лице.
— Но, повелитель, ведь она нарушила кодекс этого дома. Мы никому не отрезаем части тела, не уродуем создания богов.
— То есть ты хочешь сказать, что я только что пошел против воли богов? — В голосе князя зазвучало ледяное презрение.
— Я… нет… я хотел…
— Ты больше никогда не станешь возражать мне при свидетелях, Хатту. Ты хороший целитель. Ты будешь и дальше заведовать этим домом, но в этом зале твое слово не имеет веса. Он принадлежит Шайе. Она будет делать то, что считает нужным, и если ты умен, Хатту, то будешь сотрудничать с ней и не станешь пытаться усложнять ей жизнь. У нас сейчас война с демонами. Каждый день мужчины получают увечья, каждый день кто-то насмехается над творением богов. Мне нужна целительница, обладающая даром оставлять в живых хороших ребят. Я полководец, и пройдет совсем немного времени, прежде чем бессмертный Ансур снова позовет меня командовать войском. И тогда я заберу Шайю с собой. А до тех пор я хочу, чтобы она оставалась здесь и чтобы с ней обращались как полагается. Мы друг друга поняли, Хатту?
Целитель униженно поклонился:
— Ваша мудрость просветила меня, мой князь. Все будет так, как вы пожелаете.
— Значит, этот вопрос мы прояснили, — произнес Аркуменна и, взяв правую руку Шайи, запечатлел на ней поцелуй. — Рад был познакомиться с тобой.
Шайя внутренне сжалась. Что теперь будет? Приглашение в княжеский дворец, поужинать с ним? Или он окажется тактичнее, не станет говорить это при всех, а пришлет к ней гонца?
Аркуменна отвернулся от нее.
— Мне рассказывали, что ты лечишь мужчину, который считает себя птицей, Хатту. Это правда?
— Да, повелитель. Он в зале запутавшихся. Нам пришлось приковать его к стене, поскольку иначе…
Князь и его свита вышли из зала. Шайя удивленно глядела им вслед. Аркуменна не обернулся, чтобы посмотреть на нее. Возможно ли, что он просто проявил вежливость, без всякой задней мысли?
Сахам негромко хлопнул в ладоши. Не считая больных, в зале остался только он. Энак присоединился к княжеской свите.
— Какая дуэль! Полководец против воительницы. Готов спорить, что скоро у вас будет надежное место в свите нашего князя.
Шайя заставила себя улыбнуться.
— Я не воительница.
— Я узнаю бойца, когда встречаю его. Вы были неподражаемы, госпожа.
— Я сражаюсь с болезнями и смертью, — ответила женщина, постаравшись, чтобы голос ее прозвучал раздраженно. — И иногда — с дурными манерами.
Сахам покачал головой:
— Большинство мужчин в этом городе не осмелились бы говорить так с князем. Вы воительница, что бы там ни болтали. Вы можете командовать в сражении, в этом я уверен.
— Что ж, в таком случае займемся битвой за жизнь наших больных. Мне нужна свежая вода, чтобы помыть лежачих. Иди и принеси мне два полных ведра.
Старик ударил себя кулаком по груди, как иногда поступали воины, приветствуя своего князя.
— Как скажете, повелительница! — Посмеиваясь, он вышел из зала молодцеватым шагом.
И тут Шайя почувствовала, как больные смотрят на нее. Большинство из них не поняли, о чем она говорила с ларисом.
Внезапно Вибий тоже ударил себя рукой в грудь, приветствуя ее, словно полководца. Один за другим мужчины стали повторять за ним. Те, кто был слишком слаб, лишь намекнули на приветствие. Действие поддержали даже те, кто с криками сопротивлялся ампутации.
Шайя судорожно сглотнула. Она была тронута и не знала, что сказать. Смущенно улыбнувшись, женщина вышла на террасу. Пока что там было еще пусто, но вечером сюда выносили кровати с ранеными. Сахам и Энак ругались из-за этой дополнительной работы, но целительница считала, что успех стоит того. Шайя устало обвела взглядом море, широко раскинувшееся вокруг острова. Солнце почти полностью утонуло в нем.
В последнее время она взяла себе за правило выходить сюда на закате, чтобы насладиться игрой красок и хоть немного побыть наедине. Примерно в миле от нее на небольшом утесе посреди моря возвышалась одинокая сторожевая башня. Как и каждый вечер, на ее платформе зажгли сигнальный огонь, указывая кораблям путь в Асугар. Шайя любила эти мирные закаты и была рада, что смогла отвоевать здесь место для себя, хотя ценой за это стала перспектива отправиться на войну. Белый волк, девантар ее народа, наверное, очень забавляется, глядя на нее. Мира ей не видать.
Сахам был прав. Она — воительница, и жизнь ее неотделима от полей сражений. Глубоко вздохнув, она стала наслаждаться легким солоноватым привкусом на губах. К расположившейся в гроте городской гавани приближалась большая черная тень. Боевая галера. Длинные весла вспенивали темное море. Войско уже в городе. Говорили, что внизу, в гавани, стоят на якоре пятьдесят боевых кораблей. Хоть бы судьба не повела ее в море. Она ведь даже не умеет плавать.
— Госпожа?
Вернулся Сахам, неся ведра с водой, и Шайя обрадовалась возможности заняться своими обязанностями, вместо того чтобы и дальше предаваться бесплодным размышлениям.