Не забыты
Испытывая неловкость, Нир низко опустил голову, когда входил в Аметистовый зал Железных Чертогов. Он не понимал, почему небесные змеи приняли решение перенести выживших карликов именно сюда. Они должны были оправиться от пережитых в Ничто ужасов и атаки девантаров. Тем не менее настроение у входившего в город войска было подавленным. Да, небесные змеи одолели девантаров, и Хорнбори считался величайшим героем Альвенмарка, единственным, кому удалось убить девантара, но никто здесь не чувствовал себя победителем.
Многие карлики могли идти, лишь опираясь на товарищей. Некоторым падение в Ничто стоило рассудка. Время от времени они начинали то хихикать, то кричать, словно их проткнули копьем.
Нир шел рядом с Галаром. Кузнец лежал на большом эльфийском щите, служившем им носилками. Щит уложили на три копья, которые несли карлики. Дела у его друга были плохи. Встать на пути у девантара было самой глупой идеей из всех, которые когда-либо приходили ему в голову. Впрочем, в его жизни не было недостатка в неразумных решениях.
Краем глаза Нир смотрел на карликов, вышедших их поприветствовать. Ему казалось, что на него смотрят. И что он словно бы не со всеми. Они были похожи на диких животных, которых выставили напоказ. Карлик снова опустил голову. Нельзя идти на бесполезный риск! Именно поэтому он наполовину укрыл лицо Галара одеялом, которое должно было согревать его. Эйкин, Старец в Глубине, приговорил их обоих к смертной казни. Не публично. Казнь должна была состояться тайно, и семь лет назад они едва сумели избежать ее. Тем не менее Нир был уверен, что Эйкин не забыл о них. Никто из его доверенных лиц не должен обратить на них внимания!
Впереди в зале, на трибуне, стоял какой-то сановник и зачитывал речь. Нир понимал лишь отдельные слова. Обычная чушь о героизме, славных победах, которую несут те, кто никогда в жизни не сражался в первом ряду. Нир гордился своими победами в прошлые годы, это понятно. Но говорить о них вот так не стал бы никогда. Особенно о том, что именно он убил женщину с волосами-змеями. Убить девантара! Пусть эта слава достанется Хорнбори. Его блестящий товарищ извлечет из этого героического поступка намного больше пользы, чем это мог бы сделать он. В конечном счете это будет на благо им всем.
Нир перевел взгляд на стены просторного зала, полностью покрытые аметистами. Свет факелов и жаровен преломлялся в лиловых кристаллах, но был там и иной свет. Тот, что будто бы жил внутри драгоценных камней. Он перебегал волнами по стенам, и было в нем что-то такое, от чего у Нира кружилась голова.
Внезапно раздались крики «Ура!». По рядам карликов пробежало одобрительное бормотание, когда речь наконец закончилась.
— Взял бы я этого умника в путешествие на «Диком кабане», — проворчал Улур. — Три дня на коленвале — и он заговорил бы о героях совсем по-другому. Надеюсь, скоро они дадут жратву и выпивку. Словами я на сегодня уже сыт.
Улур был разочарован. Тем временем на сцену вышел следующий оратор, а рядом с ним встал Хорнбори. Да оно и понятно, что их герой и мастер слова ни за что не упустит такую возможность. На подобных праздниках Хорнбори оказывался в своей стихии. Однако сначала заговорил карлик, стоявший рядом с Хорнбори. Старик, из-за хриплого голоса которого слов было не разобрать.
Ряды карликов зашевелились. Между вернувшимися домой стали протискиваться стражники в блестящих кольчугах. Насколько же велика разница между нарядными показушниками и настоящими воинами! Жестами они предлагали раненым выбираться из зала.
— Мы можем забрать у вас ношу? — спросил молодой карлик со светло-русой бородой и розовыми щеками, указывая на Галара. Его сопровождали еще пятеро других стражей.
— Эй, ты что себе возомнил, напудренная рожа! — накинулся на стражника Улур. — Здесь лежит герой. Как ты смеешь называть его ношей?
— Да ладно, ладно тебе, — попытался успокоить товарища Нир. Последнее, что нужно было сейчас Галару, это излишнее внимание.
— Простите за неудачно подобранные слова, — тут же попросил прощения молодой карлик. — Я здесь для того, чтобы проследить за тем, как наших героев перенесут в больничные палаты. Думаю, им нужны хорошие постели и умелая помощь целителей, которые смогут облегчить их боль лучше сладких слов.
— Вот так-то лучше! — Улур смерил молодого воина презрительным взглядом. — Надеюсь все же, что у ваших целителей есть парочка хорошеньких помощниц. Улыбка и пара красивых глаз творят чудеса получше каких-то там мазей и вонючих соков.
— В Железных Чертогах к услугам героев всегда самое лучшее, — поспешил заверить его молодой карлик. — Кстати, благородный Эйкин не хотел бы, чтобы вы пропустили пир, стараясь доставить своих раненых в больничные палаты.
Улур нерешительно посмотрел на Нира.
«Не привлекать внимания», — подумал стрелок. Если сейчас он откажется от столь разумного предложения, то вызовет подозрения.
— Отлично. Идите на пир, я один позабочусь о Галаре, — сказал он, заставив себя улыбнуться. — А может, и о красивых помощницах целителей позабочусь тоже.
Улур рассмеялся.
— Что ж, так и сделай. Меня красавицы находят достаточно милым только после того, как выпьют пару кружек грибного.
Стражи взяли импровизированные носилки, на которых лежал Галар. Кузнец был без сознания. На лбу у него выступил холодный пот.
За ним поспешно последовали остальные носильщики и раненые, и их процессия заполнила длинные пустые туннели. По всей видимости, все, кто мог стоять на ногах, собрались в Аметистовом зале, чтобы поздравить вернувшихся домой, несмотря на то что здесь присутствовал один из небесных змеев. Золотой сопровождал их в облике эльфийского воина. Нир считал это плохой идеей. Драконы, какими бы они ни были, пользовались среди карликов не очень большой популярностью. Многие отнесутся к этому визиту как к провокации. Ему нечего делать на празднике карликов. Если только он не решил испортить им настроение.
Постепенно процессия раненых перед ними рассосалась. Большинство носильщиков свернули в боковые туннели. Теперь они лишь время от времени перегоняли хромых карликов, очень медленно продвигавшихся вперед. Нир думал о Фраре. Интересно, как сейчас выглядит мальчик? Должно быть, стал уже совсем большой. Хорошо ли приглядывала за ним Амаласвинта? Увидеться с Фраром по прошествии более чем семи лет было единственным утешением, которое примиряло его с визитом в Железные Чертоги.
Он часто вспоминал малыша. Как он поил его драконьей кровью, потому что ничего другого у них не было. Как малыш отправился вместе с ними в изгнание в башню Гламира. Нир, конечно, не сомневался в том, что был для мальчика паршивой заменой умершей матери. Но Фрар всегда встречал его улыбкой, и по этой улыбке он тосковал. Она была чистой, искренней, без задних мыслей.
Когда Нир, бредший с опущенной головой за остальными, вдруг очнулся от размышлений, он увидел, что русобородый подал своим воинам знак, после чего они свернули в необычайно узкий боковой туннель. Те немногие, кто еще остался в колонне, не обратили на это внимания и пошли дальше по коридору.
— Куда ты нас ведешь? — нервно поинтересовался Нир.
— В совершенно особое место. Мы почти пришли.
Перед ними открылась тяжелая, обитая железными лентами дубовая дверь. Прежде чем Нир успел отреагировать, носилки с Галаром уже оказались внутри. Светловолосый карлик стоял прямо у него за спиной, в руках он сжимал короткий меч.
— Не будешь ли ты так добр, чтобы позволить мне применить силу?
— К чему это? Этот карлик — герой…
Русобородый поднес острие меча к пластинчатому доспеху и слегка надавил.
— Ну давай, не молчи! Я знаю, кто этот карлик. Это кузнец Галар, и он замышлял убийство моего деда. Думаешь, Эйкин не следил за тем, кто входит в его крепость? Неужели вы, два идиота, действительно думали, что сможете пробраться сюда, чтобы попытаться еще раз?
— Разве по Галару не видно, что он не сможет сражаться?
Вместо ответа русобородый отдал резкий приказ своим воинам:
— На пол!
Щит, на котором лежал Галар, тут же ударился об пол. Воины просто уронили его.
— О вас с другом не забыли, Нир. Возможно, вы были в бегах более семи лет, но приговор, вынесенный моим дедом вам, государственным изменникам, никто не отменял. Только на этот раз вам не придется долго ждать казни. — И он смерил Галара презрительным взглядом. — В конце концов, когда его голова ляжет на плаху, он должен быть еще жив.