Воюю вслепую. Про истощение ресурса
Надо успокоить людей, что-то придумать. А мне как-то совсем хреново стало. В глазах бордовые всполохи, боль накатывает тошнотворными волнами, в ушах набат колокольный. Как всё неудачно складывается! Прохор! Где этот подросток-экстрасенс?!
Как по волшебству, он и появился. Как горный, свежий и холодный, воздух сдул всю эту муть, в глазах (глазе, левом) прояснилось.
– Сделай что-нибудь, брат! Подними меня на ноги! Хоть на день! Отобьем немца, а там и помереть можно, – прохрипел я.
Надо мной склонились четыре головы. Холодные стволы глаз Чекиста, огромные от ужаса глаза докторши, красно-чёрное ухо Громозеки, две дорожки слёз из-под крепко зажмуренных глаз Прохора. Я чувствовал горячие утюги его ладоней на своей груди. С каждой секундой мне становилось легче.
Стволы глаз Чекиста сместились с моего лица на лицо докторши.
– Сердце не выдержало, – прочёл я по губам.
Тут Прохор дёрнулся всем телом, вытянулся, рухнул на меня. Его быстро сняли.
– Как он? – спросил я.
– Как ты? – спросил Чекист, проигнорировав мой вопрос.
– Лучше помогите подняться. И Прохору помогите. Блин, как бы я был без него?
Меня подняли. Оказалось, я терял сознание. Я не помнил, как меня вытаскивали из «Единорога».
– Связь на общей волне! – приказал я, хватая Чекиста за руку и выворачивая её, чтобы взглянуть на часы. Мои-то в очередной раз накрылись вчера.
– Слушаем все Медведя! – сказал я в трубку. – Вот и пришёл час нашего последнего и решительного боя. Я верю в вас, братья! Верю, что руки ваши тверды, сердца крепки. Мы не сдадимся! Мы не побежим! Бейте фашиста крепко и смело! Стоять насмерть не нужно. Как почуете, что надо отходить – отползите. На запасную позицию, правее, левее. Не стойте на месте! Маневрируйте! Будьте везде и нигде! Пусть у немца земля под ногами загорится. Не лезьте в лоб. Бейте в борт. Ещё раз повторю: огонь и манёвр! Удачной охоты, братья!
И вдруг на общей волне вклинился незнакомый звонкий девичий голос:
– Товарищи! Не бойтесь! Сражайтесь! Сталин с нами!
Голос был настолько силён, а слова так точно попали в цель, что дрожь побежала по спине.
– Что это было?
– Кто это? Как? На нашей волне? – сыпались вопросы со всех сторон.
– Не важно! – закричал я. – Работаем! По машинам!
Радист протянул мне трубку. Это был мой начштаба. Оказалось, пробомбили мой ремзавод, Гинзбург ранен.
– Что ж так хреново-то всё! – взвыл я. Если потеряю полк, по голове не погладят, а за генерала-конструктора просто голову открутят, как перегоревшую лампочку. Да не в этом дело! Человек-то неплохой. И нужный. Что делать?
– Что случилось? – спросил меня голос жены. Меня аж затрясло. Зачем ты говоришь её голосом?
– Ты! Точно ты! В тыл! Спаси его, слышишь? Бери Прохора и спаси его! – я схватил её за плечи, затряс так, что голова стала болтаться, пилотка упала.
– Кого?
– Генерала! Еврея! Конструктора! Это тот, что придумал наши самоходки. Спаси его!
– Я за твою жизнь отвечаю.
– Пох, слышь, пох на мою жизнь! Генерала спаси! Нам нужна его голова! Нам нужны его изобретения!
– Нет, у меня другой приказ!
– Нет, у тебя теперь этот приказ! Я твой командир! Садись в «Единорога»!
– Нет!
– Гля! Я щас застрелюсь, нах! И не станет твоего приказа, сука! Делай, что сказал, пока в табло не дал!
Она в ужасе отшатнулась, заревела.
Чекист осуждающе смотрел на меня.
– Что вылупился? Сопроводишь! Я вас, сук! Бери этот самоход, Прохора, врачиху и дуй на ремзавод! Она до Прохора отработает. А сам потом паникёров наших разворачивай.
Взгляд Чекиста изменился.
– Думаешь, побегут?
– Ты чё время тянешь? Каждая секунда дорога! Да, сам! Этот щегол сможет остановить панику? Нет? Не её же мне посылать?
«Единорог» резво развернулся и умчался в тыл. Радисты погрузили на свои хребты ящики радиостанций, и мы перебежками, кланяясь каждому разрыву, побежали в другой капонир – это место уже было засвечено. Того и гляди накроют.
На новом месте развернули рации, морячок стал диктовать целеуказания, я – ценные указания по управлению боем. Только бой становился неуправляемым. Место действия скрыл дым и пыль, огонь, взрывы. Экипажи машин маневрировали в этом сплошном море смерти, стреляли по немцам, только на каждый наш выстрел в ответку прилетало шесть – десять.
Спасало одно: «Единороги» – довольно низенькие машины, а воронежская земля хотя и считается степной, но сильно пересеченная – изобилует небольшими перепадами, обильно растёт трава, кусты и деревья, особенно клён, этот канадский сорняк. Потому пока удавалось сдерживать противника, наносить ему существенный урон. Как ни говори, ЗиС-3 – довольно мощное орудие, простое в использовании, с высокой скорострельностью и приемлемой кучностью. Мощности орудия хватало для поражения почти всех целей на поле боя. Попадания 76-мм бронебойного снаряда выдерживали только последние модификации Pz-III и Pz-IV да «Штуги» – штурмовые орудия врага, но только лобовой проекцией. Остальная бронетехника врага была лакомой печенькой. А мощи осколочно-фугасного снаряда хватало для подавления пехоты и небронированных целей (в том числе пулемётных и артпозиций). Опять же повторюсь, скорострельность и кучность была такая, что выбрав цель, экипаж добивался её уничтожения за полминуты, то есть за три – шесть выстрелов.
Поэтому поле боле боя ещё было за нами, несмотря на превосходство врага по всем пунктам. Горели, чадили танки, бронемашины, залегла пехота врага.
Но «Единорог» всё-таки не танк – в открытом и продолжительном противостоянии обречён: слабое бронирование, открытая рубка, бензиновый двигатель, баки и боеукладка не имели допзащиты. И мы несли потери. Довольно существенные. Ребята увлекались, забывали про необходимость частой смены позиций, под сосредоточенным огнем самоходы редко выживали. Но как не увлечься, когда видишь сладкий борт или корму танка? Как не всадить туда пару снарядов? Я их понимал. Начинали отход только после попадания под огонь. А «Единорог» от миномётов совершенно беззащитен.
Одна за другой машины, отстрелив последние дымовые шашки, отходили в тыл. Расстреляли весь боезапас. Приказал им не возвращаться, а, пополнившись, готовиться встречать врага восточнее.
Вот это и было главное испытание. Можно стоять насмерть на месте, можно – маневрируя, но выйдя из боя, двигаясь на восток, смогут ли остановиться, развернуться лицом к смерти, на запад, и опять биться не на жизнь, а на смерть?
– Командир, ты смотри, что происходит! – крикнул Громозека, лёжа на спине и показывая в небо.
– Что? Я не вижу!
– «Илы» таранят немцев!
А произошло следующее. Немцы, отчаявшись бодаться с нами, вызвали авиационную поддержку. И на помощь им пришли бомбардировщики. Тут данные расходятся (сам-то я не видел) – то ли двадцать четыре, то ли тридцать шесть бомберов под прикрытием двенадцати или пятнадцати истребителей прилетели нас перепахивать. А наше командование прислало нам в помощь двенадцать Ил-2 и девять «ястребков». И встретились они у нас над головой.
Оценив ситуацию, командир авиаполка Герой Советского Союза полковник Березов Владимир Ильич скомандовал:
– Лобовая!
Всё он верно рассудил: бомбардировщики немцев Ю-88 имел довольно посредственное курсовое вооружение, а вот Ил-2 – феноменальное – пушки, пулемёты, ракеты.
«Илы» разгрузились куда придётся, прямо в скопление сцепившихся насмерть пехоты и бронетехники. От их бомб равно пострадали и немцы, и мы. Но разом полегчавшие «Илы» пошли в атаку на строй «юнкерсов». Истребители немцев было пытались их перехватить, но были связаны боем нашими «ястребками».
Как жаль, что я не видел этого! Говорят, немцы лопались, как лампочки! Множество взрывов самолетов от подрыва бомб в бомболюках. Большое-большое море огня на месте строя «юнкерсов». Уцелевшие стервятники торопливо сбрасывали свой смертоносный груз – прямо по тылам наступавших немцев.
Видя такое безобразие, истребители немцев бросили оставшихся наших истребителей и кинулись на спасение своих бомберов, но не тут-то было! «Илы» успели развернуться и встретили врага строем и в лоб. А спереди от «Ила» лучше не летать! Истребители немцев прыснули кто куда, преследуемые нашими истребителями.
К великому сожалению, комполка Герой Березов погиб первым. Он шёл в строе впереди, успел своими ракетами, пушками и крупнокалиберными пулемётами развалить три самолёта врага, но вот от третьего его и настигла смерть – рванули бомбы в бомболюках. Самолёт Березова и ещё четыре немецких бомбера разнесло на запчасти. Планер комполка лишился хвоста и одного крыла и в неуправляемом падении столкнулся с землёй прямо перед позициями наших противотанкистов-«сорокапяточников» и загорелся. Наши бойцы тут же поднялись в атаку и захватили горящие обломки самолёта, но пилот был мертв.
Когда мне доложили, я спросил про бортстрелка и не угадал – в это время «Илы» были ещё одноместными. Или конкретно этот Ил-2 был одноместным.
