Испытание стали. Марш-бросок
Мы получили приказ на испытательный марш своим ходом до Подмосковья. В путь смогли выйти только сорок шесть машин – четыре «Единорога» № 001–004 стояли в цехе на полной переборке, они были убиты полностью в процессе учёбы. А «Единорог» с номером 0000 встал на бетонную площадку в аллее перед цехом на вечную консервацию как первый. Тем более что его ресурс был также убит, а с корпусом из обычной стали на фронте делать нечего.
Провожать нас вывалила многотысячная толпа народа. С развёрнутыми красными флагами на каждой машине, под музыку заводского оркестра, мы парадным порядком прошли мимо провожающих, и колонна пошла по тракту на Москву.
Кроме БМП с нами шли двенадцать Т-70М и автоколонна автобусов и грузовиков с запчастями, маслами, топливом, автореммастерские, «козлики».
Каждые пятьдесят километров делали часовую остановку для отдыха – оправиться и провести регламентные работы с техникой.
Я исполнял обязанности командира дивизиона артсамоходов, Мельник – «Кирасиров», Кадет – «Егерей», Брасень – тылами, а именно «Коровой», БЗМ и грузовиками. Прохор спал в автобусе с красным крестом на боках. Кот на днях куда-то запропастился по заданию Кельша. Майор-пограничник остался в расположении, пробегом руководил Гинзбург.
Первый день пробег протекал гладко, что не могло не радовать. Всё-таки ставка на освоенные в производстве автомобилей комплектующие и технологии оказалась верной. Поэтому у меня оказалось не так уж много забот. Успел пообщаться с Мельником и Кадетом, что меня сильно порадовало, познакомился с теми экипажами «Единорогов», кого ещё не знал.
С Кадетом разговор получился непростым. Он оповестил меня, что его жена, Ангел Настя, готовилась стать матерью. Именно так, не он готовился стать отцом, а она – матерью. Посчитал в уме. Это что ж получается, мой двойник успел ей насильно ребёнка сделать? Бывает же так! С одного раза.
Достал фотографию моих жены и сына, положил перед Кадетом, накрыв ладонью изображение моей любимой:
– Посмотри. Таким будет твой сын. Да, именно твой сын. Потому что отец не тот, кто зачал, а кто вырастил. И они не виноваты. Ни она, ни ребёнок. А злодей уже расплатился за грех свой.
– Это его семья? Зачем ты хранишь эту фотографию?
Пришлось рассказать. Думал, это займёт много времени, оказалось – нет. Оказалось, рассказывать-то особо нечего. Но Миша был в шоке.
– Как видишь, даже один и тот же человек в разных жизненных обстоятельствах бывает разным. А ребёнок тут вообще ни при чём. Пересмотри своё отношение к этой проблеме. Настя твоя – замечательный человек. Ты хочешь, чтобы она возненавидела собственного ребёнка? Это отравит вашу жизнь. Зло как яд. Во что превратится Ангел Настя с подобным ядом в крови? Тебе мало примера этого сломанного человека? А как Настя сломается? Подумай.
Кадет ушёл задумчивый. А позже подошёл ко мне, показал треугольник письма:
– Написал ей, что люблю её и чтобы нашего сына назвала Виктором. И фамилия его будет Перунов.
– Вот это правильно. Благородно. Рад за тебя. Поздравляю с отцовством.
И себя «поздравляю» с отцовством. Он-то ушёл, а меня накрыла рефлексия. Что это было? Сны о Голуме. Там слишком многое не совпадало. То, что я слышал от Голума, то, что он написал и теперь тщательно изучается специалистами, и то, что я говорил, находясь в его шкуре, что писал – сильно отличается. Его мир и мир снов Голума – разные. Он не знал, что такое компьютеры, Интернет, навигаторы, про космос – вообще тишина. А в моих сновидениях мир был привычным мне, не вызывал отторжения.
Я не мог ничего понять. И посоветоваться не с кем. Кому расскажешь? Кому можно рассказать? Только Кельшу. Но мне стыдно. Как он потом будет смотреть на меня? Ведь Голум – это я. Я разом и теперешний такой весь крутой, круче только горы, от собственной крутизны и улётности у самого голова кружится, и то мерзкое существо. Я хорошо помнил весь путь в пропасть. Не хочу, но помню. Помню, как грабил людей, помню, как пытал невиновного парня, помню, как изнасиловал Настю. Даже помню, что думал тогда. Ага, «все бабы – клади». Премудрости. А девчонкой руководило простое детское любопытство. Как она может быть гулящей, у которой «чешется», если до той ночи о взаимоотношениях полов она даже не думала! Для неё это было далёким будущим. Послесвадебным. И никак иначе.
Как же может деградировать человек! Конечно, каждый по себе судит, но я – капитан, командир Красной Армии, сужу так, а я – мерзость Голум – сужу иначе. Что это? Шизофрения? Ведь там был и правда я. Вообще голова кругом идёт.
И вообще, почему я оказывался «там» в моменты, когда меня «тут» не было? Сны ли это были? Или я возвращался в будущее, терял там любимых и близких, умирал, возвращался, исправлял, чтобы стало ещё хуже, и уже я попал в сорок первый, а Некромант – не я, а я-два. Этакое зеркало. Параллельное. С переносом сознания сквозь время?
Что это, Боже, что это было? И что это есть? Что я делаю тут? В чем Твой урок мне? Зачем я здесь? Где искать мне ответ, с кем посоветоваться?
Но душевные муки – это, конечно, важно, а долг – важнее. К делу! За работой лишнее в голову не лезет и не мешает. Все-таки тут я – командир Красной Армии, вся страна на меня смотрит, я могу собой гордиться. И не могу её, Родину, подвести. И их, людей. Поэтому – вперед! На Берлин!
В целом пробег у меня оставил приятные впечатления. Я научился водить самоходку, поработал заряжающим, наводчиком, внимательно вникал в советы бывалых пушкарей, что попали в полк из батарей противотанковой артиллерии после госпиталей. Старался максимально загрузить голову, ни секунды рефлексии не оставить.
Моя командирская машина имела номер 013. А мне – начхать. Брасень принёс краски, я привёл заводского художника, и после очередного привала на боку самохода поверх номера тринадцать появилась оскаленная морда медведя с когтями. Этот рисунок в моём времени часто можно увидеть на нашем триколоре в компании с надписью: «Россия, вперёд!»
На следующем привале регламентные работы были сорваны, так как каждый посчитал необходимым своими глазами увидеть медвежью морду и встать в очередь к художнику. Но художник был занят. На бортах САУ уже были оттрафаречены единороги, на ЗСУ – фениксы, на БРЭМах теперь он рисовал шлем русского витязя, на «Сталкере» – знак радиационной опасности, на заправщиках – бурёнок, на БЗМ – обойму с патронами мосинки.
На третий день стали включать в марш элементы боевой учёбы.
Для расчётов САУ – зарядка и разрядка орудия, определение дистанции до цели и максимально быстрое наведение орудия на цель, для всех машин и их экипажей – посадка и высадка. Вернее, скоростное «влетание» в машину с приведением её в боевое положение и экстренное покидание машины. Сигнал к покиданию машины придумал Кадет. Вернее, не придумал, а использовал уже имеющийся. Теперь при истошном крике: «Атас!» – люди горохом высыпали из машин. На ходу. На полной маршевой скорости. А потом бегом догоняли и запрыгивали в машину.
Города и населённые пункты мы старались обходить. Во-первых, машины новые, секретные, а во-вторых, учения максимально приближены к фронтовым условиям. И хотя нас не обстреливали, шли мы просёлками, лесами, ночевали в машинах или под открытым небом на брезенте, что служил на всех наших БМП крышами. И хотя продукты нам подвозили прямо на маршрут, еда готовилась в походных кухнях и автохлебозаводах (тоже газовского производства и тоже проходящих испытания).
Вот на одном из таких пунктов питания нас ждали ещё три дополнительных грузовика. Гинзбург вызвал меня по рации. Идти было влом, подъехал на «Единороге». Бойцы конвойных войск НКВД, что сопровождали груз зелёных ящиков на ЗиС-5, с интересом рассматривали меня, мою форму, обвес и «Единорог» с белыми трафаретами на боках.
– Что?
– Капитан Кузьмин? – спросил старлей НКВД.
– Я капитан Кузьмин.
– Распишитесь в получении.
– Сначала груз примем. Громозека, будь паинькой, погляди одним глазком, что там в ящиках.
Громозека прямо с «Единорога» перепрыгнул в кузов грузовика, руками открыл забитый гвоздями ящик.
– Тут полуфабрикаты автоматов, товарищ капитан, – сказал он, поднимая над головой узкий автомат.
– ППС! – радостно закричал я, перелетая следом за ним на грузовик. – Ты не понимаешь, Громозека! Смотри, автомат лёгкий, приклад – складной, магазин отъёмный. Для экипажей наших машин – самое то! Вот спасибо вам, ребята! А магазины где? Ага, вижу!
– Да нам-то за что? – пожал плечами старлей. Только сейчас я разглядел его медальку «За отвагу» и нашивку за тяжёлое ранение.
Автоматы быстро распределили. Грузовики с пустыми ящиками увезли и сопровождающих. Получили мы сто ППС, чего, конечно, было недостаточно даже для вооружения экипажей боевых машин, не говоря уже о мотострелках. Но я понял так, что это первая партия, и она тоже сейчас будет проходить испытание. Я испытал на первом же привале. Быстро соорудили тир и за час расстреляли ящик патронов.
Я остался доволен. Бой достаточно точный, задержек не было, оружие лёгкое и ухватистое, магазин меняется легко, быстро. Автомат легко разбирался для чистки и ухода. Это оружие – гений технической мысли: деталей так мало и они такие простые, что ломаться тут просто нечему. Ещё патрон бы помощнее. Но «калаш» ещё должен вызреть. И так замечательно!
Хотя бойцы восприняли новое оружие скептически. Вид неказист, груб до примитивности, а малый размер и вес не внушали доверия. Поэтому мотострелки и не расстроились, что им не досталось ППС. А экипажи машин восприняли его с радостью: основное оружие пушкарей – их боевые машины. А личное оружие чем легче и меньше, тем лучше. Карабины и ППШ переехали из боевых отделений в десантные. А мехводы вообще не понимали, зачем им автоматы. Пистолет на боку и то лишний – мешает.
Я свою СВТ оставил при себе. За спиной, по-биатлонному, в чехле-рюкзаке или в этом же чехле на держалке над командирским креслом в «Единороге». А ППС теперь болтался под правой рукой.
Как в сказках сказывается, долго ли, коротко ли, но мы добрались до полигона. Тут уже крутились новые танки. Мы с любопытством разглядывали их, танкисты – нас.
Гинзбург укатил к командованию, нам определили место расположения. Был уже вечер, но ещё светло, поэтому сразу же занялись регламентом машин. Я тоже возился вместе с экипажем, хотя они и отнекивались упорно.
– Ребята, мы – экипаж. У нас всё поровну. Тяготы, радости, победы и смерть. Я вам не часто смогу так помогать, так что не ерепеньтесь.
Астров провёл перекличку машин по рации, чтобы не бегать ногами. Позывной моей машины не отличался оригинальностью – Пух-13. А мой личный позывной – Медведь. Я доложил Астрову, что в помощи квалифицированных ремонтников не нуждаемся.
После техобслуживания машины загнали под деревья и замаскировали. Это было обязательным условием всех учебных программ нашего полка. Мое условие. Самая большая угроза бронетехнике не пушки и не танки, а самолёты и вертолёты. Здесь – только самолёты. А лучшая броня – маскировочная сеть.
Только после этого я с Громозекой (куда я без него), Мельник и Кадет поехали на газике к танкистам смотреть новые танки. Мне было очень любопытно – за всё мое пребывание в этом мире я с танками противника встречался чаще, чем с нашими.
Я об этих танках много слышал, но одно дело по телеку их видеть в чёрно-белой хронике, а другое – своими руками познать. Средние танки были представлены Т-34 с новой башней, новой коробкой передач и множеством мелких нововведений, не изменивших облика машины, но повышающих её технологичность в разы. Хорошая машина. Боевая. Труженик войны, вытянувший на себе её всю.
Тяжёлые танки представлял новый КВ. С ним также хорошо поработали. Новая, более удачная башня (плохо, что с тем же орудием), изменены формы, обводы корпуса, и, как нам поведали гордые танкисты, множество внутренних изменений – опять коробка, фрикционы, фильтры. Так что удельная мощность, скорость, проходимость и надёжность существенно возросли. Поэтому танк теперь назывался КВ-1С. Скоростной, значит. У танкистов в машине тоже был ППС вместо ППШ, на эту тему побеседовали порядком.
А вот самоходок не было вообще. А ведь я писал докладные не раз. И очень подробные. Жаль.
Вернулся в расположение Гинзбург, вызвал меня. Я собрал своих «экскурсантов» и припылил в нашу рощу. Гинзбург был сильно подавлен. Сказалось сильное предубеждение танкового лобби, сразу ополчившегося на нас. Понятно его состояние – против нас такие чиновники в генеральских мундирах! Чтобы отвлечь его, стал расспрашивать на сопутствующие, но не главные темы.
Оказалось, что мы участвуем в большом смотре ГАУ с приглашёнными представителями ГКО и Ставки. Руководил смотром как раз генерал-лейтенант из ГАУ. Он же определил и порядок показов образцов вооружений.
– А нас на самый конец очереди отодвинули! – огорчённо закончил он.
– Не время отчаиваться, дорогой друг! Это же хорошо, что мы крайние. Последнее впечатление даже сильнее первого. И у нас будет время подготовиться.
– К чему? – Гинзбург удивился.
– А как проходят обычные показы?
– Стрельбы, прогон, и представитель КБ разработчика показывает машины.
– Ага! Стрельбы будут! Уже хорошо.
– Но танки! Они же выставили наши машины как гробителей лёгких танков, – но глаза его тут прищурились. – Ты что-то затеял?
– Ага. Ты слышал такой термин – «презентация»? Слышал. Вот и проведём презентацию. Покажем машины с наилучшей стороны. Так, я тут идейку погоняю по голове, а ты отдохни. Вся тяжесть согласований с организаторами ляжет на тебя.
