Пайпер
В помещении пахло плесенью и дряхлостью. Открыть бы окно, но не ей здесь хозяйничать. К тому же она ненадолго. Только возьмет вещи Лу и уберется отсюда на хрен.
Слева, в кухне, что-то зашуршало. Мыши? Или бабушка Шарлотта отодвигает свой стул? Однажды Смерть постучится к тебе, ты узнаешь лицо, вы встречались.
Пайпер вздрогнула от звонка телефона и начала копаться в сумке. Песня Мадонны «Like a Prayer» звучала слишком громко в этом пустом доме.
– Привет, – тихо ответила Пайпер, как будто находилась в библиотеке.
– Нашла что-нибудь? – спросила Марго.
– Господи, нет, я только приехала.
– Извини. В какой части дома ты сейчас?
– В холле. – Пайпер украдкой оглянулась – никого нет.
Опять донесся какой-то шум с кухни. Шарканье ног?
– Пайпер?
– Да?
– Я передумала. У меня очень нехорошее предчувствие. Уезжай оттуда поскорее.
– Рада слышать, потому что именно это я и собираюсь сделать. Поднимусь наверх, побросаю в сумку вещи Лу и поеду.
– Позвони потом.
– Обязательно.
– Слушай, поспеши.
Пайпер дала отбой и бросилась вверх по лестнице, однако замерла, увидев пятна крови. Красно-коричневые отметины были повсюду – на плитке, на ковре, даже на выцветших обоях остались брызги.
Слева по коридору, в хозяйской спальне, нашли мужа Эми: его застрелили первым. Дальше по коридору располагалась ванная, а за ней еще одна спальня, которая когда-то принадлежала бабушке Шарлотте. Пайпер осторожно толкнула дверь. Стены увешаны постерами с футболистами, на комоде огромный космодром из кубиков лего. Комната Леви, восьмилетнего мальчика, который погиб вслед за отцом. Матрас убрали, от кровати остался один каркас.
У Пайпер закружилась голова, к горлу подступил ком, и она вышла из комнаты.
Отводя взгляд от очередных пятен (неужели все это кровь Эми?), Пайпер на негнущихся ногах шла дальше по коридору.
«Просто сделай, что надо, и выбирайся отсюда», – сказала она самой себе, направляясь в конец коридора – наверное, там комната Лу.
В которой раньше жила Эми.
Тогда на двери у нее висела мотельная табличка с надписью «Не беспокоить».
Пайпер взялась за ручку двери, когда-то теплую от бесконечных прикосновений Эми, а сейчас ледяную на ощупь.
«Уходи, – словно говорила она. – Тебе здесь не место».
От вида спальни – здесь мало что изменилось – у нее перехватило дыхание. Крови было не так много, как в коридоре. Раньше на полу лежал уродливый ковер, потом его сняли, а половицы покрасили в белый цвет, чтобы комната казалась больше и светлее. Лу спала на старой кровати Эми с потертым дубовым изголовьем. Поразительно: на ней до сих пор сохранились ароматные наклейки и светящиеся в темноте звездочки, которые приклеила Эми. Комод и прикроватная тумбочка тоже на прежних местах. Неужели сквозь розовый коегде проглядывает прежний цвет стен – фиолетовый?
Комната была аккуратно прибрана. Никаких вещей и игрушек на полу, никаких разбросанных книг или оберток от конфет. У кровати лежал потертый ярко-розовый коврик, на тумбочке стоял стакан воды.
А на столе – пишущая машинка.
Не может быть.
Пайпер подошла к «Роял-куайт-делюкс» и провела по ней рукой.
Рядом лежала стопка белой бумаги.
Пайпер машинально взяла листок, заправила в машинку и положила пальцы на клавиатуру. Машинку явно регулярно чистили и смазывали, лента была новой. Как легко и приятно было нажимать на круглые клавиши, которые отстукивали ритм: тук, тук, тук.
«Эми, Эми, Эми», – напечатала Пайпер. Может, машинка сойдет за доску для спиритических сеансов, и Эми напечатает ответное сообщение, как когда-то сделала Сильви?
Ты здесь, Эми?
Тишина. Что за глупость. Ей уже не двенадцать лет.
И все же Пайпер напечатала еще кое-что.
Мне жаль.
Ей и вправду было жаль. Жаль, что с Эми и ее семьей такое случилось. Жаль, что она не наладила отношения с подругой. В конце того лета Эми оттолкнула ее, и связь прервалась. Теперь Пайпер было жаль, что она переехала и постаралась забыть и Эми, и башню, и все, что произошло столько лет назад. Воспоминания обретали все более четкую форму, и Эми стала неким идеалом, с которым Пайпер всех сравнивала. И всем до нее было далеко.
После того лета, когда Эми вычеркнула ее из своей жизни, Пайпер держалась на расстоянии от людей, не веря, что новый друг или любовник останется с ней надолго. Сидя за столом в комнате Эми, она вдруг поняла, что где-то внутри нее по-прежнему живет двенадцатилетняя девочка, обиженная на лучшую подругу. Господи, сколько отношений завершилось из-за уверенности Пайпер в том, что ее вскоре покинут!
Вытащив листок из пишущей машинки, Пайпер смяла его и засунула в сумочку. В шкафу у Лу нашлась спортивная сумка в цветочек, и Пайпер быстро покидала туда белье, носки, футболки, шорты и джинсы. Одежда девочки была розово-сиреневых тонов, вся в сердечках и блестках. В сумку полетели переливающиеся серебристые кроссовки и леопардовые шлепанцы.
Из коридора донесся какой-то шорох, затем быстрые шаги.
– Кто здесь? – позвала Пайпер. Может, полицейские вернулись за забытыми уликами? Или, увидев ее машину, решили, что кто-то проник на место преступления?
– Есть тут кто?
В ответ едва слышный смех. Наверное, показалось, но отсюда явно пора уматывать.
Пайпер взяла спортивную сумку и свою дамскую, вышла в коридор, но вдруг услышала какой-то звук из комнаты Лу. Быстрые шаги. Стук ногтей (или когтей?) по белым половицам.
Она спустилась по лестнице и побежала к двери, а у выхода замерла и обернулась, ожидая увидеть позади некую жуткую фигуру. Никого. Тишина. Только ее прерывистое дыхание. Ну конечно, почудилось.
Зазвонил телефон – опять Марго. Пайпер начала копаться в сумке, и на пол упал листок бумаги из пишущей машинки. Глядя на него, Пайпер взяла трубку.
– Ты где? – с тревогой спросила Марго.
– Собирала сумку Лу, уже выхожу. Стою у двери. Заскочу в аптеку и буду минут через тридцать-сорок.
– Хорошо, – успокоившись, сказала Марго.
– Купить что-нибудь вкусненькое к обеду?
– Хоть я и ем за двоих, после сытного завтрака у меня пока нет места для обеда.
Пайпер улыбнулась.
– Тогда сделаю салат. До встречи.
Она положила телефон обратно в сумку, подняла и развернула смятый листок. Интересно, что подумал бы любопытный полицейский, обнаружив это непонятное послание погибшей женщине?
Напечатанные Пайпер слова исчезли.
Она издала приглушенный вскрик.
(А сверху эхом откликнулся еще один, насмешливый?)
Сверху донизу на листке было напечатано:
29 номеров
29 номеров
29 номеров
