Бах!

Даже Катька на экране ай-винджа вздрагивает, меняется в лице. Только что она сидела у трюмо в воздушном пеньюаре, закинув ногу на ногу и ничуть не смущаясь меня, а тут испуганно закрылась халатиком, сжалась в комок, глаза по пять копеек.

– Что это было?

Мне кажется или её татуажные губки побледнели?

Мнительная она. Ох, брошу я её…

– Сейчас, – встаю с кресла, движением пальца отправляю окно с Катькой на оконное стекло.

– Подожди минутку, – прошу Катьку, а сам выхожу на балкон как раз в тот момент, когда бабушка Софья старательно разравнивает гибкий планшет о колено. На столике мокрое пятно с лапками и крылышками.

– Бабуль…

– А шо такое, Юрык? – Она невинно пожимает плечами. – В доме мух нам не надо. Ани тусуются чорти де. Может, даже по помойкам, а потом юзают моё пирожноё. Ну, скажи мне, старухе: тебе нравится, шо грязная скотина юзает твоё пирожноё?

– Не бить же её планшетом, – спорить бесполезно, но замечание сделать надо, показать своё недовольство. – Я с человеком разговариваю. Очень важный разговор, и тут – БАХ!

– Ой!

– Я тоже говорю: ой!

– Ой, какой там важный человек! Юрык, я с тебя ору: Катька – важный человек? Да она тебе уже достала, как осенняя муха.

Хочу возмутиться ещё больше, возразить, разозлиться, в конце концов. Вот откуда баба Софья всё знает? Взламывает почту? Подключается к лику – личному каналу? Ну не взломала же она Клаву – наш домашний пеком?

Пока я собирался силами, баба Софья прикусила длинный мундштук трубки, пыхнула дымом, раскуривая её.

– Не заморачивайся так сильно, Юрык.

– Чёрт! Бабуля!..

– Га?

Невыносимо! Возвращаюсь в комнату, тупо смотрю на закрытое окно на оконном стекле, в котором минуту назад кокетничала Катька. Зелёным: «АБОНЕНТ ОТКЛЮЧИЛСЯ». Машинально поднимаю руку, чтобы вызвать её, но возникает надпись красным: «АБОНЕНТ НЕДОСТУПЕН».

Слышала? Слышала, конечно. Будет теперь дуться или делать вид, что дуется. Я должен был вступиться за неё, но не вступился… Я такой… Я сякой… Всякая ерунда. Хороший повод разбежаться на все коннекты. Даже почувствовал себя свободней, как-то на душе легче стало.

– Юрык! Юрасик!

Вот когда «Юрык» – ещё ладно. Но когда «Юрасик»… Этого не надо!

С суровым видом возвращаюсь на балкон, сажусь в кресло напротив и скрещиваю руки на груди.

Молчим. В небе урчат роторники – кто моет окна на высоте, кто курьером носится с бандеролями; проносятся автоптеры – люди спешат по своим делам; высоко в небе проплывает белая пухлая «тарелка» термоплана. На тополе щеглы радостно суетятся, ставят на крыло потомство. А я такой суровый-суровый и бабуле не улыбаюсь.

– Катьки-шматьки, – серые глаза внимательно изучают моё каменное – надеюсь – лицо. – Ты сегодня занимался, олух Царя Небесного? Одыный экзамен какому лузеру сдавать?

– Что вы слова коверкаете, бабуля? – пыхчу я. – Единый экзамен. Единый! – уже молчу про лузера.

– Я давно стара и пакоцана в красивых когда-то местах – мне можна, – она пыхнула дымком. – От мать придёт – я ей стукну.

– И отцу стукните…

– И отцу.

– Ага! И дяде Лёше!

– Ага. И с Лёшкой побазарю… А чё это ты меня корчишь, сопля? – Она не кричит, щурится сквозь дым. – Кто за тебя разруливает? Гарна чикса Катька?

– Да далась вам эта Катька!

– Цыц, шельмец! Ты меня базаром не бери – надорвёшьсси.

Она кряхтит, поправляя на коленях плед, что-то тихонько бурчит, то ли жалуясь на жизнь, то ли на меня.

А вот не подойду! А вот не помогу!

Вот опять: смотрит так, словно мои мысли услышала. Она, конечно, стара, моя любимая баба Софья, но персональный комп – пеком – надо проверить на предмет чужого вторжения.

– Клава! Клавочка! – кричит бабуля в комнату. – Завтрак можна накрывать!

– Ба, – я морщусь, – я вас умоляю, зачем так орать.

С ай-винджа сбрасываю утреннее меню на стеклянную столешницу. Бабуля косится – тату на моей руке в стиле дизельпанка: тонкий графеновый нанорисунок с включением одноатомного олова, индикаторные вкрапления в виде причудливого набора шестерён и щупалец – её одновременно восхищает и раздражает. Софье нравится, как она выражается – «девайс», но раздражает его «хипперский» вид.

Едва меню касается стола, место гибели мухи вспыхивает красной кляксой – сантревога. Я вздрагиваю от отвращения – брызги и с моего края стола.

– Видите, какая гадость! – возмущаюсь я. – А вы, небось, планшет рукой вытерли.

Бабуля морщится:

– Пока ты эту гадость не разукрасил, никто ничё не видел, – она тщательно вытирает руки о плед. – А вытираю я всё трапочкой.

– Фу-фу-фу, бабуля!

– И шо такое! Трапочка у меня почти неюзаная, – она извлекает из-под пледа смятый носовой платок, – стираная.

Такие гадости она стирает сама водой и мылом. Кусковым мылом! Вместо того чтобы на пять минут бросить платок в ионную стирку, она полчаса – полчаса! – возится в ванной, натирая «трапочку» куском мыла.

– Вот придёт мама, я ей стукну, – предупреждаю я и едва не прикусываю язык.

Теперь овальный экранчик ай-винджа вспыхивает красным.

– Штраф – пять баллов! – сообщает приятный женский голос. – Слово «стукну» употреблено в блатном контексте.

– Я машинально, – вряд ли оправдания помогут.

– Учтено состояние возбуждения: длительный спор. А также учтено влияние старшего индивида, часто использующего жаргонизмы. Всё вышесказанное не освобождает от ответственности. Штраф: пять баллов.

То есть могло быть и хуже.

– Следите за чистотой своего языка. Счастливого дня!

Баба Софья щурится на меня сквозь дым. Она в таких случаях говорит: лохонулся, лузер!

Сегодня пришла мама, и о моём утреннем промахе она уже знала. Иначе быть не могло.

Мама. Мамочка. Она прошла по комнатам, и список необходимых дел летел за ней следом от окна к окну. Даже голос Клавы звучал веселее. Мама сменила привычный деловой костюм на платье, превратившись едва ли не в юную деву с копной русых волос, собранных в причудливую причёску. И этот аромат – майский ландыш – вплёлся в запахи дома тонким оттенком.

– Привет, лузер!

Её пальцы взлохматили мои волосы – я отстранился. У нас такое «здравствуй». Удивительно было заметить в уголках её глаз новые морщинки.

– Хай, мам! – к бабуле. – Как мелкий хипстер? Вёл себя хорошо?

А программа «Чистая речь» ставит штрафные баллы мне! О, взрослая несправедливость!

– С утра на измене сидит, – ворчит бабуля. – Не знает, как сказать Катьке, шо она стрёмная.

– Это Катя-то некрасивая? – Мама приподняла бровь, глядя на моё пунцовое лицо.

Да, чёрт побери, я краснею, как обычный здоровый парень! Терпеть не могу девчоноподобных чахоточных мальчиков с бледной кожей. Они мне напоминают девочек-истеричек. Как же бабушка их называет? Амурчики? Лямур… Ага! Гламурчики! Типа розовых котят с цветными бантиками на шейках, сидящих в корзинке. Пожалейте нас, девочки. Сю-сю-сю. У нас есть писюльки, и мы вас полюбим. Тю-тю-тю!

Фу-фу-фу! Гаддость с двумя «д»!

Но моё здоровое эго страдает от румянца стыда.

– Нет, мам. Понимаешь… Тут дело…

– Та, Марусь, при чём тут красота-шмарсота! Я говорю, шо девка нашего лошка застремала, – пустилась в объяснение баба Софья. – Короче, надоела она ему.

– Не лезьте в мои дела! – это я ору. – Не лезьте в… – даже слова поперепутались.

Виданное ли дело! Как такое терпеть!

Ухожу в свою комнату, затеняюсь и даже отключаю ай-виндж. Минут пять уходит на обиду. Чего-то глаза режет. Плакать? Ну, уж нет! Обычно ай-виндж оценивает моё эмосостояние и повторяет отцовские слова: «Чего сопли размазал? Кончай нюни! Ты – мужик!» Потом на плечо словно ложится отцовская рука – горячая с жёсткими мозолями.

Или напоминает: «Состояние гнева: слабость в конечностях в дальнейшем приводит к артриту. Понижение активности в области груди…» И дальше нечто подобное. Короче, человек имеет право только на счастье, когда почти всё тело – согласно эмоспектру – активно, кровяные потоки в норме и прочее.

Нет, ну чего они все достали? Двое на одного… Эх, бабы! Языками только бы почесать попусту – тоже отцовские слова.

Татушка на предплечье слабо щекочет – кто-то просится в личку. Мама? Её шаги за дверью, но она не станет звонить, дождётся, когда выйду. Бабуля со своего планшетника? От неё извинений не дождёшься. Наверное, «Чистая речь» мне снова штрафные баллы прислала за повышенный тон. Интересно, если послать программу матом, какие санкции она применит? Матерщина давно вошла в раздел правонарушений, но что если составить матерное выражение по правилам?

Ладно. Кто там у нас…

– Привет.

Вот это уже не по-мужски. Мне надо было первым позвонить Катерине и извиниться. Теперь она звонит мне. Впрочем, «абонент» только что открылся после утреннего… недоразумения.

– Привет.

С ней произошла странная перемена, и я пребываю в смятении, пытаясь понять, что именно изменилось в моей подруге.

– Хорошо выглядишь, – произношу машинально, пока собираюсь с мыслями.

– Правда? – Она смущается. – А ты чего в темноте сидишь?

– Да так. Размышляю о сути бытия, – изображаю из себя мыслителя. На какое колено он локоть ставил? Катя улыбается. – Мама пришла на занятия. Готовлюсь.

В принципе, не соврал. Сейчас мне точно предстоят занятия по космологии.

– Извини. Я не хотела мешать. Просто утром…

– Послушай меня, Катерина, – когда я так произношу её имя, Катька слушает с вниманием – испытанный приём. – Нам многое надо обсудить и кое в чём разобраться, – беру инициативу в свои руки, – поэтому предлагаю сегодня поужинать в «Астории».

Глаза подруги смотрят на меня в упор: каряя с золотинкой радужка, чистый с голубизной белок и глубокие зрачки. У неё чуть раскосый разрез глаз, густые изогнутые ресницы бросают тени на веки.

Она отвела взгляд, задумалась. Неужели Катька готовилась к этому звонку? Подобрала слова и прочее, но моё предложение сбило её с толку. Что-то я совсем перестал понимать окружающих.

– Хорошо. В семь.

Отключилась без привычного кокетливого «пока» пальчиками правой руки. Кажется, жизнь меняет вектор? Как умно выразился: жизнь меняет вектор. Хотя немного канцелярщина.

Выхожу из комнаты. Мама уже приготовила учебные доски – оконные стёкла в зале превращены в планшеты с диаграммами, схемами и справочным материалом.

– Как Катя?

Вот откуда знает? Бабы! Я мужик и держу себя в руках.

– Нормально, – подключаюсь через ай-виндж к семинарской программе. – Привет передавала, – и громко добавляю: – Сегодня в семь у нас свидание! Так что давай работать.

В дверном проёме балкона вижу густое облако табачного дыма – бабуля фыркнула, услышав моё восклицание.

Мужчина должен сам водить машину. Начал я со старого «мерса» отца в десять лет, когда смог достать до педалей. Да-да! Здесь не было автопилота. Я читал, что когда-то не на всех автомобилях стояли автоматические коробки передач, которые давно ушли в прошлое. Вот было время, ёлы-палы!

Катерина улыбнулась, слушая мой рассказ, и с уважением во взгляде наблюдала, как я справляюсь со штурвалом автоптера. Когда увидел её, выходящую из подъезда дома, едва не остолбенел. Цветок – первое сравнение, пришедшее на ум. Открытая длинная шейка, прелестная головка, увенчанная высокой причёской. Нет. Скорее, розовый бутон, готовый вот-вот раскрыться. Едва справился с румянцем, придержал за пальчики, пока подруга садилась в салон.

Гм! Лучшее, что я мог сделать, – рассыпаться в комплиментах и болтать всю дорогу, чтобы волнение окончательно не сковало. Тут как в боксе: пропустил первый удар и поплыл. Куда только делось её кокетство, жеманство? Почти другая девушка – сразу не разберёшься…

Мы сели посреди зала – от кого таиться? – откуда прекрасно просматривалась сцена.

– Сегодня выступает Долинина, – между делом заметил я, пока официант наполнял наши бокалы белым мускатом Красного камня.

– Ты серьёзно? – недоверчивый слегка растерянный взгляд. – У неё же всероссийское турне.

– Я её попросил.

Мне нравится Катин смех.

– Шутник!

– Ты не веришь? – Какая интрига!

Катерина выровняла спинку, удивлению нет предела.

– Даже не знаю… Но как?

С деловым видом чокаюсь своим бокалом о её бокал.

– Секрет. Нет-нет, не думай, что ты о нём не узнаешь. Просто… Оставим на потом.

А вот Катькин секрет я разгадал. Когда-то, при первой встрече, я ей понравился сразу. Чего тут скрывать! Она мне тоже. И, скорее всего, моя подруга обратилась к программе «Знакомство» – элементарная неуверенность в собственных силах. Программа оценила наши психомодели и выдала линии соприкосновения психотипов. Проще говоря, такому мускулистому самцу, как я, нужна Катька-кокетка с обольстительными формами. И начались короткие шортики, глубокие декольте, татуаж и прочее. В чём ошиблась программа? Просто верить ей надо так же, как астрологическому прогнозу: ну, Луна в Деве, ну, Марс в Водолее – может, они в гости зашли.

Закрытое светлое платье Катерине больше к лицу. Теперь я вижу её настоящую. Эти нежные хрупкие руки с тонкими пальчиками, нежные плечи…

– Что с тобой?

Что-что… Увлёкся и покраснел.

Катя отвернулась – мой румянец, похоже, рассмешил девушку.

– Прости.

– Да ладно. Ты прости. Я… Ты выглядишь… Ну, потрясающе.

– Спасибо, – она тут же изменила тему разговора. – Можно тебя спросить о личном?

Так-так-так. Я не готов, но поздно идти на попятную. Катя мне очень нравится, и я не собираюсь…

– Как мама?

Мама? Ах, мама. Действительно очень личный вопрос и говорить о нём можно лишь с другом или…

Она оценивает замешательство по-своему:

– Извини. Я не имела…

– Тих-тих-тих, – я беру её за пальцы, пытаясь остановить лишние слова. – Всё нормально. Всё в порядке. Мне о ней… Да и об отце всё равно хочется поговорить. И лучше этим человеком будешь ты.

Она не отдёрнула руку – они так тонки, эти нежные пальчики…

– Сегодня заметил на мамином лице новые морщинки. Представляешь? Она немножко состарилась. Интересно увидеть отца и дядю Лёшу.

– Они втроём занимаются с тобой?

– Да. Каждый в свой день.

Поджав губки, она убрала руку и огладила плечи, словно почувствовала дуновение ветерка и на мгновение озябла.

– Я бы так не смогла. Наверно, разревелась бы.

– Мне нельзя. Прямой потомок, наследник родительских талантов.

Пока был мал – скрывали, а потом папа с мамой сами всё рассказали об авиакатастрофе. Плакать я себе запретил – хотя очень хотелось. Потом однажды услышал, как бабушка шепнула маме: «Маруся, он быстро взрослеет». И помню грусть в глазах моих любимых женщин.

– Добрый вечер, дорогие друзья! – На сцене возник конферансье, и его восклицание вывело меня из задумчивости.

– Вот, пожалуйте, – постарался улыбнуться возлюбленной.

А чего ходить вокруг да около: девушка, подруга. Скажи ещё – товарищ! Катерина – моя возлюбленная. Надеюсь, взаимно.

– Сегодня у нас в гостях неподражаемая…

– Неужели Долинина? Точно – Долинина! Я не верила…

– Пустяки. Главное – сдержал слово.

– Просим! Просим! – Конферансье принялся аплодировать, и зал ресторана вторил ему.

Моложавая статная женщина в сверкающем сиреневом платье вышла на сцену, поклонилась аплодирующим и послала мне воздушный поцелуй.

– Браво! – стараюсь не краснеть, не краснеть…

– Вы знакомы? – Восторгу любимой нет предела.

Интрига! О, интрига!

Тишина воцарилась мгновенно. Зал заполнился музыкой, и прекрасный голос запел:

Всегда быть рядом не могут люди.

Всегда быть вместе не могут люди…

Я украдкой взглянул на экранчик ай-винджа: 22:00; «Пульс ровный. Стадия быстрого сна». Хорошо. Очень хорошо. Эмоспектр постепенно из «печали» переходит в «счастье» и даже немного больше – «любовь». Синий цвет конечностей постепенно переходит в красный – оранжевый – жёлтый, заливающий грудь и голову.

Во сне с нами порой случается удивительное. Кто-то странствует по далёким землям, кто-то летает, кто-то поёт. В реальной жизни необязательно обладать голосом и слухом, быть успешным и красивым. Во сне ты тот, кем хочешь быть. Здесь больше имеет значение твоя фантазия, стремление. Пусть даже ты прикован к постели… Да мало ли что случается с людьми в жизни, и ай-виндж с программой «Снопевец» поможет сбыться их мечтам. Зависимости от программы никакой: человек устаёт и желает отдохнуть даже от сна. В реале. Хотя иногда случаются трудоголики.

К примеру, моя бабушка Софья. Мне приходится следить за её состоянием во сне, опекать. А иначе она может петь сутки напролёт, пылая от счастья. Софья Долинина. Ну, в девичестве.