– Разбирали, значит, ее вещи, и что, как ты думаешь, там обнаружили? – ворковала матушка, обращаясь к сестрице Рите, пучеглазой одутловатой женщине с напрочь прокуренным голосом. Тетушка свое личное счастье так и не обустроила, более того – истратила на путешествия и платья все состояние и теперь была вынуждена напроситься в дом успешной старшей сестры. Разумеется, Рита завидовала Аните Берк, муж которой был удостоен медали от самого короля, сын получил должность декана, а сама она в пятьдесят лет не растеряла былого обаяния и свежести.

Иттан вошел в гостиную, но, застав там мать с тетушкой, собирался выйти, потому как не терпел материнских сплетен, пускай всегда правдивых, но таких грязных, что после них хотелось окунуться в щелочь.

– Что? – вопросила Рита, облизывая языком желтоватые зубы. – Не удивлюсь, если эта Агния купалась в крови девственниц.

Иттан остановился у стеллажа, сделал вид, будто выбирает книгу. Теперь и ему стало интересно, что же нашли, копаясь в вещах недавно скончавшейся женщины.

– Если бы! – Матушка понизила голос, дабы добавить сказанному таинственности. – В столе лежали десятки неотправленных любовных писем от нее к разным мужчинам, женатым и свободным, старым и молодым. Слуги уже подтвердили, что ее дом ежедневно посещали любовники. Фу, как представлю – тошнит! Представляешь, каков будет позор, когда обнародуют имена?

Книга рухнула на пол, открылась на середине. Сестры повернулись к Иттану в немом вопросе.

– Извиняюсь, – сказал тот, поднимая книгу и цепляя среди строчек слово «Конец».

Действительно, конец. Плевать на список имен, Иттану не стыдно признать связь с Агнией. Но она изменяла ему с кем-то. Нет, не так: много с кем! Или даже иначе: изменила кому-то с ним. А он, кретин, мечтал о совместном быте и том, как представит ее родителям. Кольцо ей обещал…

Нет! Невозможно. Клевета! Агния не такая, она актриса, потому к ней захаживали многие: от бродяжек, которым она подавала тарелку горячего супа, до министров, очарованных талантом и красотой. А столичные сплетницы исказили реальность, чтобы опорочить образ ненавистной им женщины. Агния чиста.

Была чиста.

– А ты не слыхала, что на похоронах ее сценка приключилась? – Рита хихикнула в кулак. – В общем, ходило двое или трое мужиков и уверяло присутствующих, будто их с Агнией связывали теплые, – протянула она, – отношения.

– И что? – Матушка покачала головой.

– А ничего. Их посчитали обезумевшими от горя поклонниками. А вон оно как вышло. Ну и грязная она была, насквозь пропитанная похотью. Не зря я ее на дух не переносила.

Иттана перекосило от злобы. Ложь! Гнусная неприкрытая ложь. Бред, рожденный чьим-то воспаленным мозгом. К чему Агнии делить постель со многими? Ради какой выгоды?

Невозможно. Глупо. Омерзительно!

Он почти высказал матери, что нельзя верить всему сказанному, но вовремя прикусил язык. Толку спорить с ней, да еще при Рите, которая потом будет ахать и охать, мол, совсем твой сынок распоясался, мать не уважает, в словах твоих ищет обман.

Впрочем, если имя Иттана всплывет в общем списке, опозорив тем самым род Берков, Рита знатно поглумится над сестрой.

Да существует ли тот список?

Наскоро одевшись, Иттан поехал на кладбище, где среди мраморных статуй, в тени кленов, покоился прах знати Янга. В городе мертвых всегда царила особая тишина, словно призраки замолкали, завидев на своей территории чужака. И статуи существ – людей, рынди, ави, – застывшие навеки точно в танце, провожали Иттана внимательными взглядами. На могиле Агнии имелось только надгробие. Года жизни, фамилия, имя, но без эпитафии. Ее статуя уже была заказана. Иттан слышал от матери, что скульптор обещал изготовить ту не раньше первого осеннего месяца. Зато цветов было столько, что надгробие терялось за пестротой лепестков.

Иттан не верил сюжетам книг или пьес, где герой приходил к могиле любимой женщины и стоял над ней в полном молчании, но сейчас он сам превратился в такого мужчину. Просто смотрел на цветы, мысленно пересчитывая бутоны. Кусал губу. Ненавидел Агнию за ложь – мигрень, конечно! – и восхищался ее стойкостью.

Болело.

Рвало.

Выворачивало наизнанку от одиночества.

Так ничего и не высказав из пережитого, не нарушив вечной тишины, он уехал с кладбища. И мертвецы провожали его шелестом листвы.

Если понадобится, он отстоит честь Агнии. Признается перед всеми, что был ее единственным любовником. Пусть перемывают косточки ему, но не ей. Агния чиста! Была и будет.

А у ворот дома обнаружилась девчонка из недавнего прошлого. Она стояла, прислонившись к кованому забору, недалеко от парадного входа – прохожие посматривали настороженно на гостью из мира нищих – и безостановочно чесалась.

Надо же, и дом его нашла без подсказки – какая сообразительная девочка.

– Здравствуй, – сказал Иттан, держась на расстоянии. – Разыскала кольцо?

На впалых щеках девицы проявились ямочки.

– Ага, – улыбнулась она, становясь вдруг милой и даже симпатичной. – Почти. – И тут же скуксилась. – Только они мне его не отдают.

– Они – это кто?

– Кто-кто. Скупщики, разумеется. – Девица глянула на дом в прорезях забора. – Какой красивый. Высокий! Везет тебе жить в таком.

– Угу, – подтвердил Иттан. – И чего скупщики хотят?

– Денег, – дернула она плечиком, и холщовая рубашка слетела с острого плеча. – У нас расценки другие, потому сумма небольшая, но мне, знаешь ли, и золотой взять неоткуда. Дай золотой? – предложила нервно. – Я сегодня же принесу кольцо, а ты прикажешь тому мужчине с бородкой отвалить от меня. Я его жуть как боюсь. – Девица шмыгнула вздернутым носом. – Он мою скрипку надвое переломал.

– И что с того? – Иттан зевнул. – Мне плевать, у кого кольцо и как ты его добудешь. Мужчина с бородкой, как ты выразилась, отвалит исключительно после того, как я получу краденое.

Иттан протиснулся меж девицей и забором, направился к воротам. Она семенила следом и недовольно пыхтела.

– Обещаешь, что он больше не придет?

– Да. – Иттан обернулся, преграждая ход во двор имения. – Клянусь своей честью.

Кажется, клятва девицу не проняла – а сама не так давно клялась невинностью, – потому она мялась. Но у самого входа, не выдержав, простонала:

– Я отдам тебе кольцо! На!

В немытой ладошке было зажато оно. Сверкающее на солнце миллионами переливов. С крупным камнем, прозрачным что слеза. Иттан тронул холодный обод, вспоминая пальцами каждую шероховатость на золоте. Улыбнулся во весь рот.

– Что, скупщики отдали? Дорого обошлось? – с сочувствием полюбопытствовал он.

Девица запунцовела так, что красноте на ее лице не помешал даже смуглый, почти черный загар.

– Извини, не нужно было… я… дура… – проблеяла она. – Теперь тот мужчина отстанет? – наивно, ну совсем по-детски, вопросила, опустив взгляд.

– Разумеется, отстанет, – согласился Иттан и повел рукой.

Жест – словно отогнал назойливую муху – завершился выбросом истинной силы, и девица неуклюже повалилась на бок, ударившись о брусчатку. Глаза ее беспомощно бегали влево-вправо, рот приоткрылся, и язык вывалился будто слизень. Чары окаменения были просты и доступны, а главное – качественны. Поразительно, что воровка боролась с ними (Иттан чувствовал магическое сопротивление, излучаемое ею), но до прибытия стражи заклинания хватило.

Пока первый розовощекий молодец, вчерашний выпускник академии стражников, погружал воровку-неудачницу в бричку с решеткой на оконце, второй выпытывал детали преступления и безостановочно строчил что-то в блокнотике карандашом.

– Как узнали о воровстве?

– Не обнаружил кольца. – Иттан, нетерпеливо постукивал ногой, посматривал в сторону дома. Войти следователю внутрь он не позволил, потому стерег ворота как цепной пес. Местные сплетницы уже не таились и не изображали бурную деятельность, а держались чуть поодаль, щебеча о «темных делишках, что творит младший граф Берк».

– Как догадались, что украла именно она? – Следователь показал грифелем на бричку. В решетке виднелось побелевшее от ужаса лицо, впрочем, звуков воровка не издавала, попыток проявить норов не предпринимала. Уж не смирилась ли со своей участью?

А что, поговаривают, в темницах лучше, чем в трущобах – хотя бы кормят задарма.

Иттан припомнил первую встречу с кучерявой девицей, и следователь переписал все в мельчайших деталях, даже уточнил, как выглядела скрипка и футляр. После, пробежавшись глазами по тексту, удовлетворительно кивнул.

– Спасибо, господин Берк, за оказанную помощь. Обещаем наказать вашу преступницу по всей строгости, – пообещал, закрывая блокнотик.

– Не мою. – Иттан отвернулся от брички. – Как именно накажете?

– Вздернем, разумеется, – бесхитростно ответил следователь.

– Что?

Нет, ну не соответствовало преступление наказанию. Ну ладно, прилюдно выпороть, или на каторгу отправить, или в тюремную камеру посадить на годик-другой. Но повешение?..

– Недавним своим указом верховный судья приказал казнить воришек без суда и следствия – дабы уменьшить численность краж, совершаемых в Янге, – с радостью и даже гордостью сообщил следователь, посмеиваясь. Сейчас он особо походил на вчерашнего студента, несерьезного и не видящего разницы между теорией и практикой, оттого любая смерть ему казалась лишь строчкой в отчете.

– А если я ошибся? – Иттан встревоженно покосился на бричку. Лица в оконце не было.

– То есть кольцо взяла не она? – Следователь нахмурился.

– Она. Но если бы я ошибся? – настаивал Иттан. – Вы бы казнили невиновную?

Всего секунду юный следователь раздумывал перед ответом.

– Но вы же не ошиблись. Поверьте, господин, у особ ее племени проступков хватит на три повешения. Потому мы благодарны вам за содействие. На этом и распрощаемся. – Поклонился, не дожидаясь одобрения.

Иттан двинулся к дому, напоследок проводив покачивающуюся бричку взглядом из-под сведенных бровей. Он не видел пленницы, но помнил ее детскую мордаху и наивные, точно коровьи, глаза, такие бесхитростные, обрамленные длиннющими ресницами. Крошечную ладошку – с ее пальца, любого, даже большого, кольцо бы слетело, – и поджатые губы. Под ребрами, в боку кололо чем-то, отдаленно похожим на совесть.

Но с порога взялась причитать матушка, и о совести пришлось позабыть.

– Ох, милый! Как же так? Неужели ж взаправду наша семейная реликвия была украдена? Ох-ох-ох.

Боги! Как, когда, каким непостижимым образом она разведала про кольцо?! За те минуты, что Иттан вел разговор со следователем, никто не выходил из дома и не заходил внутрь, но матушку уже оповестили о происшествии. Неспроста говорят, что сплетник – это призвание, состояние души и даже особого рода талант.

– Не переживай. – Иттан сбросил ботинки. – Кольцо у меня.

– Как же не переживать?! А случись чего? Да у меня в сердце колет, когда я представляю, в каких немытых лапах побывало наше колечко! – Матушка всхлипнула. На ее крик тут же сбежалась обслуга и, конечно, тетушка Рита.

– Что? Что произошло? – вопрошала матушкина сестрица, пока мать ревела, утирая нос платочком.

Иттан бросил кольцо на столик, где лежали старые газеты, и быстрым шагом направился в свою спальню. Решено. От маменьки с ее неуемным норовом надо переезжать в самое ближайшее время. Куда это годится: взрослый мужик и на попечении у родителей?

Сейчас ему всю душу этим кольцом выжрут.

Он заперся на ключ и выглянул в окно. Обзор загораживала листва раскидистого клена, но за той виднелся город. Улочки и цветастые крыши одноэтажных домов. Существа всех рас, спешащие и неторопливые. И повозка, что ехала, покачиваясь на кочках. Возможно, та самая, что везла на казнь кучерявую воровку.

– Надеюсь, ей не будет больно, – пробурчал Иттан, задергивая плотные шторы.

Спальню укутал полумрак.