Денек выдался пасмурным и ветреным, но на базарной площади было не продохнуть. Плутоватые торговцы обвешивали покупателей, дамы со скучающими выражениями на крашеных физиономиях перебирали товары, надушенные мужчины торговались за каждую медянку. Я играла третий час кряду, выжимала из себя всю душу, но и подавали необычно много, будто люди считали своим долгом поддержать девушку, терзающую скрипку в промозглый день.

Приспешников Кейбла – обычно они подворовывали у прохожих либо лезли к девицам-торговкам – не наблюдалось. Отлично, потому что я планировала улизнуть, а свидетели могли бы проболтаться, мол, слиняла с денежного местечка.

Сгребла монетки в кучу и убрала в кошель – тот ощутимо оттянул ремень, – спрятала скрипку. Боги, как затекла шея… Пальцы не слушались, опухли и напоминали кровяные сардельки. Я взвалила футляр за плечи и быстрым шагом покинула площадь. Слившись с толпой, пересекла центр Янга. Шагнула на арочный мостик, разделяющий районы бедных и богатых. Верхние сливали в стоячую воду помои, оттого вода была мутно-коричневая, а смердело как от мертвечины. Нижние районы стирали в той воде белье.

Затопленный город пил ее.

Чья-то рука настойчиво похлопала по плечу. Я обернулась, мысленно выругавшись так крепко, что сама застеснялась.

Все-таки заметили!

– Не рыбный денек, а? – Вертлявый Рыжий сплюнул сквозь щель в зубах.

– И не говори, – скуксилась я, надеясь, что назойливый парень отвянет. – Вообще не подают, проторчала полдня ради четырех захудалых монет.

Эти самые монеты я и выудила из кармана, предусмотрительно поправив куртку, чтобы та прикрывала надутый кошель.

– На сегодня хватит? – допытывался Рыжий, ступая шаг в шаг.

– Ну да, а чего штаны протирать. – Я, тряхнув монетки в кулачке, спрятала обратно.

Рыжий пнул камешек. Рожа его выражала исключительное понимание. Вот прям лучший друг, товарищ и брат. Ну-ну.

– Врешь ты все, – сказал он и гаденько прыснул. – Я своими глазами видел, как к тебе подходят богачи один за другим. Рассказывай, куда путь держишь, а то Кейблу нажалуюсь, что денежки от него утаиваешь. Выручкой, видать, с нашим братом делиться не планируешь, а? Слишком умная стала после своих похождений?

Мысли закружились пчелиным роем. Я беспомощно огляделась, но толковый ответ на дороге не валялся. Неудивительно.

– Да ла-адно, – протянул Рыжий, улыбаясь открыто и радостно, – за небольшую денежку я тоже буду молчать. Тебе ведь не жалко денежки?

Денег мне было не жалко, но я всю жизнь провела в Затопленном городе, а потому понимала: шантажист не успокоится, получив плату за молчание. Завтра он придет вновь, но требуя в два раза больше. А послезавтра, когда платить станет нечем, все равно проболтается Кейблу – чисто из вредности.

С другой стороны, терять нечего. Если задуманное осуществится – я разобьюсь в лепешку, но сбегу из Затопленного города. Если нет – тоже сбегу. Камнем с обрыва да в густую темноту.

– Сколько надо? – Я изобразила разочарование. – Отдать выручку?

– Э не! Толку мне с твоих медянок? Больше давай! Золотой хочу, у тебя точно должен заваляться жирненький золотой.

Его блеклые глаза засверкали от предвкушения, а загребущие ручонки потянулись к поясу моих брюк. Но я ударила по ладони, усыпанной веснушками.

– Откуда у меня золотой? – осадила Рыжего. – Ну, в заначке, допустим, отыщется. Завтра отдам, пойдет?

Глаза его бегали туда-сюда. Искали подвох. Действительно, уж больно просто согласилась обычно несговорчивая, кусачая девчонка. Но мне было не до споров. Пусть Рыжий думает, что удача повернулась к его морде симпатичным личиком.

– Клянусь матушкой: завтра деньга будет греть твой карман. – И посмотрела честно и проникновенно, как умеет смотреть любая врущая женщина.

– Не принесешь ровно в полдень – донесу Кейблу, – пригрозил Рыжий и сбежал с главной дороги на неприметную улочку.

Я проводила его задумчивым взглядом, изогнув бровь и стараясь не расхохотаться. Завтра в полдень меня уже не будет: либо в городе, либо вообще.

Туман поднимался из жилищ подводников и плыл по низинам. Одни нелюди знали, что творится там, где темнота переплелась со смрадом.

В носу щипало, и жгло глаза. Зато по душе, словно отогретой солнцем, растекалось тепло. Я упрямо шла к этому. День за днем. Неделями пялилась в книгу, выпрашивая у страниц, услуги каких информаторов покупать, а к кому не соваться. Давно уже делила выручку на две части: Кейблу и себе. Подворовывала у зазевавшихся горожан. Но платила за сведения. И потихоньку подбиралась к Иттану.

Он не погиб – книга не соврала. На вопрос «Жив?» ответила однозначно. Поселился у местного знахаря, в самых глубинах Затопленного города – ниже только бездна. Лечил раны и не высовывался.

Как он там?..

Скучал?

Ждал?

Или забыл?

Я поудобнее перехватила футляр. Тряхнула кудрями.

Редкие существа, сгорбленные, блеклые, попадающиеся навстречу, исчезали в отворотах и малоприметных нишах.

Вот и жилище знахаря. В землю вколочена табличка с намалеванным углем крестом. И воздух вокруг пахнет травами и скорой смертью. Ход в нору прикрывала деревяшка. Я, постучавшись, отодвинула «дверь» и забралась внутрь.

Потолки были низки, потому пришлось согнуться, а футляр со скрипкой уложить на пол. В первой комнатенке беспорядочно валялось окровавленное тряпье и соломенные лежанки, куда укладывали раненых.

– Вам чего? – не слишком-то дружелюбно вопросила явившаяся из прохода меж комнат худосочная женщина с нездоровым припухшим лицом.

За ее спиной показался сухощавый дед – очевидно, тот самый знахарь – с реденькой бородкой, которую он ощипывал, рассматривая меня.

– Мужчина… Иттан… – Голос сорвался. – Здесь?

Почему-то съежилась под любопытством двух пар глаз.

– Сразу видно, выздоровел парень. – Дед одобрительно хмыкнул. – Девки к нему пачками зачастили. Вторая за полчаса!

Женщина глянула хмуро и указала подбородком на проход. Я, не совсем еще понимая, в чем дело, прошла мимо хозяев, а те вышли за порог, о чем-то переговариваясь. Проем в третью комнату прикрывало полотнище бурого цвета. Я почти отдернула его, но мне помешал голос:

– Давай уедем вдвоем, скроемся от всех и заживем вместе, как всегда того хотели?

Голос был сахарный и обволакивающий. И почему-то – почему бы? – он вызывал нервный ком в горле, будто в его теплых интонациях таилась опасность лично для меня.

Я заглянула за тряпицу.

Женщина с волосами медными, как закат солнца, схваченными в конский хвост, стояла вполоборота, но даже так, в сиянии магического зеленого огонька, она была прекрасна. Тонкий профиль и пухлые губы. Осанка, грация, легкий шаг и округлые бедра.

Я все видела. Видела, как эта красивая женщина приближается к Иттану, а тот не улыбается, но уголки губ его подрагивают. И как она притягивает его к себе. Как проводит пальчиками, не знающими тяжкого труда, по заросшей щеке. Как вжимается губами в губы, а Иттан и не сопротивляется. Как его руки смыкаются на ее талии.

На фразе «Я так счастлив, что ты жива, Агния» я, красная до корней волос, поспешила сбежать из дома.

Дура, возомнившая невесть что. Хранящая память о поцелуях. Помнящая вздутые вены на руках. Надеющаяся. Ищущая.

Иттан не врал, когда уверял, будто я нужна ему. Тогда, в гарнизоне, была нужна. А после… ну, не пригодилась. С игрушками такое случается. Их обменивают на что-то ценное, например, на любимую женщину с огненными волосами.

Всегда хотелось научиться летать.

Я раскинула руки точно крылья и сделала последний шажок перед грандиозным полетом.

Нога ступила в пустоту.