Так бывает. Совсем недавно он был деканом светлого факультета величайшей магической академии страны, а сегодня – никто, ибо в Затопленном городе безразличны статусы и регалии, а уж на нижних ярусах даже имя не имеет никакого значения. Ниже только твари, которые дышат громко, царапают стены ногтями, дерутся насмерть за кусок мяса. Они не лезут наверх. Пока.

Тут, внизу, не жили, но выживали самые отчаянные и отчаявшиеся; те, кому не нашлось места ни в голодных трущобах, ни во влажных туннелях верхних ярусов.

Умирающего Иттана – точнее, те ошметки, что от него остались, – нашли местные дети. Именно они, осмотрев «мертвеца» и ощупав его карманы, поняли, что он дышит, и побежали к единственному знахарю нижнего Затопленного города, деду Захарию. А тот сказал:

– Помогите донести. Выходим.

Иттан всего этого, конечно, не знал. Гораздо позже он проснулся в холодной нише, лишенной очага, и его то знобило, то бросало в жар. А рядом суетилась какая-то женщина, руки которой были мягки и теплы, и уговаривала проглотить хотя бы ложку похлебки. На вкус та напоминала чистый спирт. Он плевался, но пил.

И вновь забытье. Чернота, в которую прорывается пламя. Оно лижет пятки и щеки, сжигает Иттана, превращая его в головешку.

– Живи, маг. Живи, чтобы спалить белый свет, – шептало пламя.

После – холод ниши, ласковые уговоры. Вода, бесконечно сладкая и вкусная. Он захлебывался ею, но не мог оторваться ни на миг.

Когда сознание задержалось в теле на долгую секунду, Иттан попытался расспросить женщину с теплыми руками, где он. Вместо слов вырвался не то стон, не то сип.

– Ой! – охнула женщина. – Захарий, он очнулся!

Но тогда Иттану не было суждено узнать, кто таков Захарий, потому что подруга-темнота вновь прикрыла ему веки.

– Позже, маг. – Мурашками пробегало по залатанной коже. – Не торопись.

– Кто ты? – спрашивал Иттан без слов.

– Зови меня Тьмой. И я приду, чтобы наказать твоих обидчиков. Ты увидишь, как они истекут кровью, а на руинах их города я выстрою лучший.

Зато в следующий раз он проснулся от едкого запаха. Закашлялся.

– Поздравляю со вторым рождением, мальчик. – Голос прорывался сквозь скрипучий шум в ушах.

– Что со мной? – Иттан попытался рукой нащупать опору, чтобы приподняться.

– Лежи, не то швы разойдутся. Пей лучше.

Человек подал ему тяжеленую кружку, полную воды.

– Швы? – Иттан пил жадно, пальцы тряслись, и вода ручейками стекала по подбородку. – Еще!

Затем он провел пальцами у лица и с удивлением отметил, что в глазах медленно проясняется. В темноте то тут, то там мелькали пятна тусклого света. Они словно прорывали темную повязку.

– Не торопись. – Человек отнял кружку. – Лежи.

И тогда Захарий – разумеется, имя его Иттан узнал позже – рассказал, как нашел в низинах тело, изломанное и серое, бьющееся в предсмертной агонии. Но дышащее.

– С такими ранами не выживают, – прокряхтел Захарий, промокнув намоченной тряпкой лоб Иттана. – А на тебе все как на собаке зажило, за пару недель кости срослись. Ты – полукровка небось какая-то?

– Да, – согласился Иттан.

Какая разница, кем он был до того, как «переродился»?

Он действительно ощущал себя… неплохо. Слабо и вязко; кости ломило, в горле было сухо, кровь пульсировала толчками. Но он выжил. И это было странно.

Существо, говорящее с ним сквозь сон, тоже было странным.

Или некто с именем Тьма только чудился израненному рассудку?

– Оно и видно. – Захарий суетился рядом, и Иттан рассмотрел – увидел! – испещренное морщинами лицо старого человека, пергаментную кожу и сморщенные губы, чуть подрагивающий кончик носа. – Повезло тебе, что малышня ко мне прибежала, ну, я помог, чем смог.

– Вы – лекарь?

Дед почесал лысую голову.

– Как сказать. Магии обучен не был, да отец мой знахарем был, ну и я от него научился, как силу применять, чтоб людей лечить.

Все ясно, маг-самоучка. В любой деревеньке или городе поменьше были такие; многие даже не представляли, что им способности дарованы богами и что силу можно развивать и увеличивать.

От кончиков пальцев знахаря исходило живительное тепло, но Иттану оно почему-то не нравилось. Казалось чужеродным и даже разрушительным.

Выздоравливал он быстро и уже вскоре смог вставать с лежанки. Узнал, что к Захарию приходят за помощью со всех ярусов Затопленного города: кто с ранениями, кто при тяжелых родах, кто с сущей мелочью. Дед не отказывал никому. Денег не просил, но от еды не отказывался. На то и существовал. Познакомился Иттан и с помощницей Захария, женщиной с теплыми руками, которая не стала называть своего имени.

– Нет у меня его, – буркнула она.

А Захарий после пояснил:

– Не любит прошлое вспоминать. Я ее так же, как и тебя, пару лет назад из лап смерти вытянул, ну, она и прибилась ко мне. Тогда-то и решила, что будет безымянной, чтоб ничего из былой жизни не сохранилось.

Дом – если четыре норы в земли можно назвать домом – Захария стоял у самого обрыва нижнего яруса. Оказалось, что вверху Затопленного города живет «элита», здесь же – те, кто слишком беден и слаб, чтобы выбить себе местечко поближе к солнцу. Целые семьи, обреченные на вымирание, этого солнца и не видели никогда. Почти все они были незрячи, потому как в низинах любая лучина считалась роскошью. Кто-то боролся, цепляясь за любую возможность заработка. Самые храбрые мужчины шли охотиться на тварей, но возвращались редко. Другие уходили служить, чтобы высылать женам и детям, тощим как веточки, хоть какую монету. Женщины продавали себя. Дети – тоже.

Иттану было некуда идти. Для отца и матери он погиб, Тая – у Кейбла, слава о котором была самой недоброй. Ее непременно нужно спасти, но для начала спасти бы себя…

К тому же, по слухам, Кейбл Таю обожал, а уж после возвращения чуть ли не боготворил: исполнял любой ее каприз, запрещал говорить о ней плохое.

Неужели и правда король Затопленного города влюбился?

В общем, наверх идти рано. Иттан был слаб, а потому попросил о временном убежище. Захарий согласился приютить гостя на месяц.

Иттан часто бродил меж разрушенных, обваленных зданий нижнего яруса. Он слышал еще от Таи, что когда-то этот город стоял сверху, но после, погребенный водой и камнями, навсегда скрылся с глаз людских. Уж не прокляли ли его боги?

Он ходил неспешно, прислушиваясь к нытью в ослабшем теле. Ноги не слушались, но Иттан упрямо ковылял дальше. Слишком долго он валялся в постели. Слишком много времени Тая пробыла с Кейблом.

Иттан гулял и тогда, когда женщина с теплыми руками, задыхаясь от бега, нашла его.

– Вот ты где! Дед просит твоей помощи, а ты шляешься по городу! – Она была взволнована, как всегда, когда помогала Захарию, и недовольна тем, что не смогла исполнить его требование сию же минуту.

Иттан неоднократно предлагал знахарю свою помощь (не сказав, правда, что когда-то был светлым магом), но тот отвечал: «Позже». Потому теперь, получив возможность оказаться хоть чем-то полезным, Иттан подобрался и рванул за женщиной.

Девочка лет десяти – хотя в Затопленном городе возраст не поддавался определению – лежала на полу. В ее изумленно распахнутых глазах жизнь уже не теплилась. Грудная клетка была рассечена, и сквозь рану проглядывали ребра и бьющееся сердце. Кровь, пузырясь, вытекала наружу.

– Не стой столбом, помогай! – прикрикнул Захарий.

Иттан тронул края раны магией. И почувствовал нечто новое. Удовольствие, словно в этой предсмертной муке перемешался дорогой алкоголь, нежность ласк любимой женщины и источник, подпитывающий резерв. Он втянул соленый аромат крови. Слизал с губ отголоски чужой боли. Голова закружилась, зато в глазах стало так ярко, как никогда. Высветилось то, что называлось аурой; невидное обычному глазу, неразличимое, скрытое.

– Вкусно.

– Напои нас болью, маг.

– Прозрей!

Погибшие и умирающие органы окрасились в разные цвета. Легкие, почки, печень были черны – мертво. Сердце серело – оно будет биться еще несколько мгновений.

Над своей новой способностью Иттан решил подумать как-нибудь позже, пока же боролся за каждый удар сердца. Но, увы, вскоре оно остановилось.

– Ее было не спасти. – Иттан стер со лба пот.

– Я знал это с самого начала, – безразлично кивнул Захарий, прикрывая девочке глаза. – Попала под лапу подводнику, когда решила с братом осмотреть низины.

Только теперь Иттан заметил забившегося в угол ниши мальчонку, который от бессилия даже не плакал – тихонько подвывал. Его аура была чистой и серебристой. Женщина суетилась около него, но мальчик не видел никого и ничего, кроме мертвой сестренки.

– Тогда зачем позвал меня? – Иттан повернулся к деду.

– Хотел оценить твои способности на ком-то, кому не сделаешь хуже, – пожал тот плечами. – Ты все еще хочешь помогать?

– Конечно, – ответил он твердо.

– Тогда ты принят.

С того дня дед не только всюду брал с собой Иттана, но и начал передавал ему свои знания. Передавал так обстоятельно, что появилась пугающая мысль: уж не собрался ли он отойти в мир иной, оставив после себя ученика?

– Не дождешься, – смеялся Захарий, закуривая самокрутку. – Я еще всех вас переживу, а у тебя путь иной. Ты надолго с нами не задержишься, а пока помогай тем, кому еще можно помочь.

Он любил курить и пить, а когда-то, поговаривают, и женщин. Но теперь относился к ним со снисходительной заботой.

Многое, напротив, передавал Захарию Иттан. Обучал его распределять живительную силу, концентрироваться на одной точке. Захарий благодарил и никогда, ни разу не спросил, откуда Иттан все это знает. Да и о том, что с ним случилось, он не любопытствовал.

Иттан сидел на краю обрыва и всматривался в темнеющую бездну. Почему-то его тянуло туда, вниз, будто что-то, что произошло в завесе, навсегда связало его и тварей, ее населяющих.

Кто-то подкрался незаметно и встал за спиной. Иттан ощущал тепло его ауры и запах волнения. Но не спешил обернуться. Бездна манила.

– Здравствуй, – услышал он такой знакомый голос, что в груди заныло осколками воспоминаний.

Она. Не человек, а когда-то – фантазия с ароматом цитрусовых, но теперь – ночной кошмар.

Она стояла, скрестив руки под грудью, поджав губы, и одни боги догадывались, о чем она думает. С затянутыми в конский хвост рыжими волосами, в одежде неприметной и простой, чуть осунувшаяся – но это была Агния. Женщина-мечта. Искра, которая зажгла в нем жизнь и которая чуть не спалила его до костей, погаснув.

– Не молчи, – улыбнулась она лучисто. – Да-да, я жива. – Нахмурилась; истинная актриса, способная за минуту проиграть сотню эмоций. – Ты не рад?

Агния обвела себя руками, будто показывая: смотри, это все когда-то принадлежало тебе.

Иттан поднялся, с трудом отрываясь от созерцания бездны.

– Как? – только и спросил он, осматривая ее. Но ни новый взгляд, ни старый не показывали чего-то особенного. Перед ним красовалось не умертвие и не фантом, воссозданный магией, а вполне себе настоящая Агния.

– Ну, как тебе сказать. – Она подковырнула носочком башмака (кожа качественной выделки, пряжки металлические; не бедствует, мельком отметил Иттан) хлюпающую землю. – Все достаточно просто. Я не умирала.

– Но я видел твое тело! – воскликнул Иттан.

Какая красивая она лежала на алтарном камне, а вокруг все было усыпано цветами. Как прощались с ней знакомые, гладили холодный лоб и сетовали на то, что Янг лишился величайшей актрисы. Как сверкали изумруды в ее волосах.

Он помнил мельчайшие детали их прощания.

– И что? – Агния погладила его по щеке, и по коже пробежала волна. Не опьяняющего возбуждения, но желания. – Достаточно пары капель одного чудодейственного средства, чтобы мое сердцебиение замедлилось, а вместе с ним замедлилась и жизнь. Пару часов я поспала, пока эти лицемеры, якобы друзья, прощались со мной. Гроб заколотили пустым. И все. Скрылась, залегла на дно – как это называют в здешних краях?

Какие-то глупости. Разве можно не заметить, что человек жив?..

И тут он вспомнил, что Агния завещала не сжигать себя, якобы не желая портить прекрасное тело. Ни у кого тот малюсенький посмертный каприз не вызвал недоумения – общественность согласилась: эту красоту нельзя обратить в пепел.

– Зачем? – Голос дрогнул, но Иттан не мог ничего поделать с собой. Он помнил себя абсолютно счастливым рядом с ней; пускай и тайным любовником, зато тем единственным, кому Агния принадлежала. Помнил себя опустошенным, выпотрошенным, получив письмо об ее кончине. И помнил злость, пожирающую изнутри, когда вскрылась правда о десятках иных «тайных любовников».

– Проблемы, дорогой мой. – Агния глянула за черту, туда, где рождалась бездна. – Не все у меня шло гладко. Меня преследовал один из поклонников и чуть не отправил в мир иной за отказ. Пришлось умереть, чтобы он от меня отстал. Я со всеми проблемами разобралась. Кроме сущей мелочи, – добавила она с напряжением. – Ты, говорят, тоже погиб в бою, ан нет.

– Я не инсценировал свою смерть, чтобы скрыться от тех, с кем спал, – резанул Иттан и зашагал среди камней по направлению к спасительному дому Захария, где всегда громко и многолюдно.

– Выслушай меня! – Она бежала рядом, и волосы мотались взад-вперед, точно пляшущие язычки костра. – Просто выслушай. – Преградила ему дорогу и практически рухнула в объятия. – Мне нужен ты, Иттан. – Агния коснулась губами мочки его уха. – Только ты один. Я хотела воссоединиться с тобой сразу же после «кончины», но ты исчез. А после меня огорошили твоей смертью. Я рыдала, поганый ты мальчишка! – Она шутливо шлепнула его по щеке, но Иттан не отстранился. Прислушивался к себе. Отсчитывал ее вдохи и выдохи.

– Как ты узнала, что я жив?

– Птичка напела. – Она повела острым плечиком. – Все расскажу, но позже.

Иттан фыркнул. Позже – хороший синоним вранья. Всегда легче объяснить когда-нибудь потом, когда ложь можно будет, приправив недомолвками, обратить в истину.

– Чего ты хочешь сейчас?

– Тебя.

Иттан сухо рассмеялся.

– Лжешь.

Агния ничуть не смутилась. Села на покрытый мхом валун и похлопала ладошкой рядом.

– Нет в ногах истины, – промолвила она. – Послушай.

Иттан не сел, чтобы не раствориться в близости к ней, но мотнул головой, мол, начинай.

Агния скупо рассказала о долгах, накопленных ею за годы кутежа; и о богатых покровителях из числа тех, с кем легче связаться, чем отвязаться. Клятвенно заверяла, что список мужчин не был выдумкой, но с большинством – разумеется, кроме Иттана – ее заставляли общаться. И почти ни с кем она не спала. Агния врала так проникновенно, что любой мальчишка поверил бы и тотчас одурел от любви.

Жаль, что Иттан вырос.

– Хорошо, – заключил он, не дослушав до конца и стараясь не глядеть в обезоруживающе честные глаза, – допустим, тебя заставили. Ты умерла, отвязавшись от богатеньких кавалеров. Ну а я-то тебе на кой? И не надо петь о любви, не верю.

Агния уже давно бездумно срывала клоки мха и перетирала их меж пальцев, потому руки ее потемнели. Пахло сгнившей почвой.

– Дело твое, я не заставляю верить моим признаниям. – Агния поджала губы и отряхнула руки. – Помоги мне, прошу. Я заплачу любую цену.

– Это уже интереснее. – Иттан позволил себе легкую улыбку. – За что платить собралась?

– Достань мне одну вещицу. Лунный порошок. Я слышала, он есть в академии магии.

Да, в хранилище академии можно было достать даже редкий лунный порошок – пыльцу цветка Лунны. Из него варили сильнейшие декокты, и на черном рынке стоил он дороже золота. В обычных лавках золотого порошка было не достать, потому как собирали его лишь специально обученные травники.

В любом случае взять да принести его – это задачка для профессионального вора, а не бывшего (и ныне якобы покойного) декана.

– Как, по твоему мнению, я его достану? Приду и скажу: «Не обращайте внимания, я порошок вынесу, и все»?

Раньше Иттан не подозревал, что Агния настолько наивна.

– Ты вхож в академию, – убеждала она, – у тебя сохранились связи или старые знакомства. Никто из моих знакомых даже сунуться туда не посмеет, а ты…

– И я не смогу. Я – мертвец, – напомнил он невозмутимо. – Поищи на рынках.

– Думаешь, не искала? – Она помрачнела. – В Валонии нет никого, кто продал бы мне порошок. Остается академия. Разве тебе не нужны деньги? – мигом отбросила просьбы Агния. – Чтобы выбраться отсюда, чтобы зажить нормальной жизнью где-нибудь сверху? Меня не волнует, почему ты прячешься, но сомневаюсь, что в низине ты осел добровольно. Я заплачу. – Она отогнула ворот походной рубашки и выудила наружу драгоценное колье, уместное разве что на ужине в королевском дворце. Каждый прозрачный, словно слеза, камень был размером с крупную виноградину. – Аванс.

Замочек долго не расстегивался, и Агния тянула за него, крутила. Камни бились друг о друга, шурша, будто просили не снимать их с хрупкой шейки. Наконец, Агния бросила колье в Иттана, но тот не стал ловить. Оно ударилось о его грудь и рухнуло к ногам.

– Для чего тебе этот порошок?

– Слышишь? – вдруг спросила Агния и указала на бездну, где копошились подводники. – Скоро они вылезут наружу, и тогда всем нам придется несладко. Интересно, как они выглядят…

– Отвечай на вопрос.

– Я по-настоящему больна, – нехотя призналась Агния. – Болезнь пожирает меня много лет, но только сейчас я узнала, чем ее вытравить из головы. Мне изготовят зелье, но без лунного порошка оно бесполезно. Я не хочу умирать в самом расцвете сил, Иттан. Я очень хочу жить! – Она поднялась с валуна, понурая и, кажется, переставшая верить, что договориться получится легко. Поняла, что былое очарование утеряно. – Самой мне порошок не достать, ну а ты сможешь… если захочешь, конечно. Я зайду на неделе. Безделушку эту оставь себе в любом случае.

В глазах ее сливовых плясал испуг.

Кстати, она не врала. Смертельная болезнь червоточиной осела в центре мозга. Пульсировала. То увеличивалась, то уменьшалась.

Иттан попытался вытащить ее из Агнии, но не сумел. Болезнь была сильнее.

Рыжая актриса ушла в сторону городских развалин, гордо задрав подбородок, а Иттан, подумав, поднял колье и всмотрелся в сияющие грани. Безвкусное украшение. Массивное, лишенное утонченности. Зато дорогущее и абсолютно точно не подделка.

Колье он положил на стол Захария – если не вернется, хотя бы посмертно заплатит за лечение.

Нет, ни капли доверия не осталось в Иттане к Агнии и шел он в академию не ради нее. Но все-таки под покровом темноты заклинанием, известным немногим, прошел сквозь неприступную стену и вслушался в эхо энергии, которую разносили камни.

Энергия эта была чистая, светлая, первородная. И совершенно неприятная, трущая, словно наждачная бумага, хотя раньше Иттан, как и всякий колдун, упивался ею.

А слепота вновь накатывала. Срочно требовалось поглотить чью-то боль.

– Кого нечистый принес на ночь глядя? – раздалось бухтение за дверью. – Убирайтесь к бесам!

Иттан постучал вновь. Приперло же Клаудию проявить дурной нрав именно тогда, когда по академии, учреждению высшей степени секретности, разгуливал чужак. Вторгшийся туда, между прочим, незаконно, а потому если его обнаружит стража – висеть Иттану на виселице да раскачиваться под порывами ветра.

– Ну кто?! – гаркнула бывшая секретарша, распахивая дверь и встречаясь с невозмутимой физиономией Иттана.

Чудо, но Клаудия разглядела в исхудавшем и бородатом мужчине прежнего начальника. Разглядела и, трагично охнув, начала заваливаться на спину – Иттан еле успел подхватить ее за подмышки. Уложенная на расправленную односпальную кровать, секретарша долго не приходила в себя, только моргала и шевелила губами будто выброшенная на сушу рыба.

Она жила в малюсенькой комнатушке, все пространство которой было завалено одеждой: платья свисали с письменного стола, груда вещей высилась на стуле; между полузакрытых дверец шкафа торчал чулок. О стеклянный абажур единственного светильника бился «светлячок», сотворенный магией, и в зеленоватом мерцании побледневшая секретарша в ночной сорочке казалась умирающей.

Наконец, она сказала:

– Вы же погибли…

– С чего ты взяла? – Иттан поскреб подбородок.

– Так об этом всем известно, – всхлипнула Клаудия и сложила ручки на груди, ну вылитая покойница. – На кладбище есть ваша могила, я лично приносила туда цветы!

– Пустая? – уточнил он с ехидцей.

Клаудия возмутилась:

– Ну а какой ей быть, если вы пали в бою и тело ваше так и не найдено?

Иттан понимающе кивнул. Логично. Секретарша, кажется, тоже сопоставила отсутствие трупа светлого декана и присутствие его самого, живого и здравствующего. На щеках ее проступил румянец.

– Вы не погибли! – С этими словами она вскочила, кинулась в объятия Иттана, да так и повисла на шее, заливая ту горькими слезами. – Я же без вас сама чуть того… не убилась… мне ж без вас жизнь… не мила…

Иттан похлопал Клаудию по спине, терпеливо выслушал ее причитания. Остановил он слезливый поток лишь тогда, когда девушка вплотную прижалась к его бедру, а ее дыхание участилось. Кажется, секретарша решила, что бывший декан, как в книжках о любви, воротился, чтобы вырвать Клаудию из оков бытовых тяжб и унести в страну грез.

– Сядь, – приказал несостоявшийся спаситель, и девушка безропотно плюхнулась обратно на кровать. – Мне жизненно необходима твоя помощь.

– Разумеется!

В заплаканных глазах отразилась щенячья преданность и готовность на все.

– Пригласи меня, – попросил Иттан.

Никто не смел находиться в стенах академии чародейства и знахарств без разрешения. Иттан сумел обдурить магическую охранную систему на входе, но временно – вскоре та завопит о чужаке, и тогда налетит стража, а с ней прибегут преподаватели (и любопытные студенты). То-то они удивятся, найдя погибшего графа в комнате своей секретарши, да еще в столь пикантный час.

Клаудия понурилась. Мечты о счастливом воссоединении рассыпались на осколки.

– Да, конечно, вы можете чувствовать себя как дома.

И выплела пальцами охранную руну. Все, теперь, если соблюдать осторожность и не попадаться на глаза, можно выбраться живым.

– Спасибо. У тебя есть ключ от хранилища трав?

Клаудия покачала головой.

– Нет. Но могу добыть, – улыбнулась она во весь рот.

– Буду благодарен.

Секретарша убежала так быстро, словно за ней гналась свора собак. Иттан всмотрелся в ночное небо за окном. В осколки звезд и налитую жаром луну. Долго изучал созвездия и гадал: что уготовила ему судьба?

Горькие раздумья прервал топот босых ног.

– Во! – Клаудия, запыхавшись, заперла дверь. – Из кабинета нового светлого декана стрельнула. А зачем он вам? – запоздало опомнилась она.

В ладошке был зажат ключ. Иттан убрал его в карман и сказал честно:

– Мне нужен лунный порошок. Сама понимаешь, дело тайное, да и тебя подставлять не хочется, потому не рассказывай никому, что видела меня.

– Но почему? – затаив дыхание, спросила Клаудия. – Вы работаете по какому-то секретному поручению? Потому вас объявили мертвым?

– Угу, – коротко, но с важностью бросил Иттан. Душил смех, но изгнанный декан светлого факультета навесил на лицо маску суровости. Возвращение в некогда родные стены взбодрило его, вывело из затяжного падения в бездну. Прибавило уверенности, растерянной после «гибели».

А перед глазами мутнело. Слепота напоминала о себе, прося подпитки.

– Всего глоточек.

– Капельку.

– Даруй мне свет, маг.

– Ясно! Я буду нема, клянусь. – Клаудия вновь засияла, понимая, что Иттан разделил строжайшую тайну не с кем-нибудь, а с ней. – А вы еще придете? – Она сложила ладошки в молящем жесте.

– Обязательно, – ухмыльнулся Иттан, направляясь к двери. – Ключ-то надо отдать.

Секретарша понимающе покивала.

По знакомым – боги, как он соскучился – коридорам он миновал жилой сектор, оставшись не замеченным никем из вездесущих адептов. Академия насквозь пропиталась магией, и новый Иттан различал ее оттенки, вкушая темные и отбрасывая светлые. Было в этой энергии, наслаивающейся веками, нечто, что пугало желторотых первокурсников; что заставляло старших товарищей исследовать подвалы, задыхаясь от страха и предвкушения; что пополняло резерв всякого, кто мог воспользоваться дарованной силой.

Библиотека дремала. Лунный свет лился в окна, золотистой дымкой окутывал доверху наполненные стеллажи. На многих пылились нечитанными столь древние манускрипты, что видывали основателей академии. Помнится, Иттан, будучи студиозом, с придыханием листал страницы, помнящие пальцы великих колдунов. Да и потом, уже в должности декана, он относился к библиотечному фонду с особым трепетом, какой бывает у всякого увлеченного наукой человека. За что, наверное, и был особо любим стражем знаний.

Та, кстати, ожидала за стойкой, расчесанная, в выглаженной блузе, будто и не спала вовсе. А может, и не спала – ожидала Иттана; ей, давным-давно ослепшей старухе, чистокровной ведьме, были подвластны мудрость и то знание, какое не открывалось простым смертным. Истинная сила приоткрывала перед ней будущее.

– Дитя, ты более не принадлежишь академии, а потому тебе запрещен вход сюда, – проскрежетала она неодобрительно.

– Здравствуйте, София, – тепло поздоровался Иттан. – Как я по вам соскучился!

Беззубый рот стража расплылся в улыбке.

– Подлиза ты, мальчишка. С чем пожаловал?

– Вы сами знаете. – Иттан оперся локтями о стойку и рассматривал паутину морщин, изрезавших кожу. Сверху старушка казалась совсем миниатюрной, словно ребенок в теле дряхлой женщины.

Магия стража бесстыдно скользнула под кожу. Голос ее переломился:

– Нечто глубоко поселилось в тебе. Оно глядит твоими глазами и дышит твоими легкими. Скоро оно заполнит тебя полностью, дитя.

Иттан прислушался к себе. Глухо, но нет чувства опасности. Тьма не просто заполнял его – он вжился в тело и признал его своей собственностью. И хоть их соседство не приносило неудобства, Иттан должен был выковырять чужеродный голос из себя.

– Нет такой книги, которая спасла бы тебя от самого себя. – Страж встала, держась за поясницу, но даже так она едва доставала Иттану до груди. Слепые глаза, подернутые пленкой, не моргали, но вглядываться в их молочную пустоту было невыносимо. Неужели глаза Иттана совсем недавно смотрели точно так же? Почему зрение вернулось?

И почему оно исчезало, если он не подпитывался чужой болью?

Иттан научился поглощать ту, обучаясь у Захария. Когда впервые прикоснулся истинной силой к телу умирающего – испытал облегчение сродни живительному глотку воды. Но когда подпитка кончалась – червь внутри напоминал о себе, заволакивая мир перед глазами. Приходилось искать добавку, выпрашивать у деда больных и вкушать их страдания медленно, по капле.

– Что мне делать, София? – Иттан зажмурился. Он надеялся на подсказку всезнающей стража. Шел сюда, наплевав на меры предосторожности. И все зря…

– Жить, – сказала женщина. – Уходи, пока тебя не обнаружили.

Просить дальше было бессмысленно. Ответ стража – всегда окончательный.

– До свидания. – Иттан поджал губы.

Страж не ответила, погруженная в свои мысли.

Все впустую. Нужно скорее возвращаться в Затопленный город, где бездна однажды доконает и заставит броситься в нее. Но Иттан предпочел свернуть налево в том коридоре, где должен был пройти прямо.

«Хранилище», – гласила табличка на запертых дверях.

Чего тут только не было! Травы, растения, порошки; зубы морских чудовищ, которые толкли и использовали в снадобьях; эликсиры молодости и силы, забытья, оборотные зелья. Глаза разбегались. Но Иттан не взял ничего лишнего.

Он нашел ящичек с лунным порошком. Воровато огляделся и пожал плечами. Мерной ложечкой пересыпал половину порошка к себе в мешочек, спрятал его.

Защитная сигнализация не успела сработать – Иттан лично помогал обновлять ее в прошлом году, а потому магия признала своего. Н-да, ни один ректор не подумал бы, что кражей займется преподаватель.

Ключ Иттан вернул секретарше и еще раз попросил ее хранить молчание.

– Никто не узнает нашей тайны, – промурлыкала Клаудия.

Попрощавшись с ней, Иттан беспрепятственно покинул академию знахарства и чародейств.

Спустя полчаса к ректору Виитаро Монро, мучающемуся от бессонницы, а потому попивающему ночной кофе, постучался начальник службы безопасности. Он, опустив взгляд, как нашкодивший подросток, отрапортовал:

– В академию проникли! – и, задыхаясь от волнения, объяснил: – Граф Иттан Берк, некогда декан светлого факультета, а ныне безработный, к тому же объявленный погибшим, воспользовался тем, что защита запомнила его истинную силу, и беспрепятственно пробрался в жилой сектор. Он заходил к своей секретарше, но уже покинул замок.

– То есть, кроме молоденькой секретарши, нашего умершего графа ничего не интересовало?

– Думаю, да. – Начальник службы безопасности окончательно смутился.

– Занимательно, – ухмыльнулся ректор. – Очень занимательно. Вызовите ко мне Клаудию.