30. Обходите цель с фланга
Пара из Валиной группы шествовала после занятий по заснеженной набережной: навстречу — о, случайно! — Ларик с двумя друзьями.
— О, Ларик! Ты стал знаменитостью у нас!..
— Привет, Нин! Как дела? — Отмахнулся от поздравлений: — Знакомьтесь: Володя… Коля…
Представленные Володя и Коля изобразили на лицах максимум мужского обаяния.
Нашлось время, поскольку нашлось желание, а почему нет, — отправились в «Гном» пить кофе. Очередь сближает людей: пока достоялись и сели с чашками — и разговор наладился. Направленность разговора была отчаянно интеллектуальной — со студентками Института культуры о чем же и говорить, как не о культуре. Снятые пенки образования взбились в причудливый коктейль: двенадцатитоновая музыка (что за монстр!?), ранняя смерть Пресли, проблемы градостроения, перспективы архитекторов у нас и у них, зарплаты руководителей самодеятельных коллективов, — обсуждение было в высшей степени компетентным.
Умный Володя был сервирован как студент строительного института, правда, перешедший на заочное и сейчас работающий вместе с Лариком.
Девочки торопились читать учебники не настолько, чтоб не пойти в кино. Следующая встреча была установлена естественным порядком.
(— Валька, а знаешь, на кого мы наткнулись вчера на улице? На твоего Ларика! Ну, не твоего, бывшего. Отлично выглядит. Прикинут. Кстати, интересные ребята, есть о чем поговорить.
То-толк под сердце. Не изменяй небрежного выражения, шути!)
…Гостей принимали в чинно-уютной не по-общежитски комнате. Этикетка на бутылке была благопристойной. Еда — вкусной.
— Архитекторы сродни политикам, — беззастенчиво пересказывал Ларик даденую Звягиным книгу. — И те и другие заставляют людей жить в среде, которую организовали по своему разумению.
Он твердо помнил три фамилии: Ле Корбюзье, Оскар Нимейер и Вальтер Гроппиус. Вальтер, как явствовало из имени, был немец, Корбюзье, по тому же принципу, француз, и Нимейер построил Бразилиа. Главное было не перепутать и огибать неудобоваримые вопросы.
Опасения были излишни: образование слушательниц пополнялось на глазах. Эрудиция Ларика сверкала вне подозрений и даже приблизилась к опасной грани занудства: не сильно ли умный, будь проще — и к тебе потянутся люди.
Студент Володя был проще: рассказал пару анекдотов и попросил гитару; настроил, потренькал, кивнул Ларику свойски-уважительно:
— Давай твою.
Песенка была куда как незатейлива, и к тексту ее, равно как и к музыке, Ларик имел столь же косвенное отношение, как и к стихам, принесшим ему весьма относительную славу.
Нине он определенно нравился. Всей позой она выражала это.
Старая, как мир, комедия «ревнуй к подруге».
Вале пересказали в подробностях. Женской интуицией она допускала возможность подобной игры, но когда задеваются чувства — доводы рассудка бессильны. Ларик и она продолжали существовать в параллельных мирах, раздражения и неприязни не было в помине; и его мир начал наводить какое-то магнитное поле на мир ее.
Неслабое ощущение вызвало явление Нины в институт в заячьем тулупчике — визг моды сезона.
— Нинка, где достала?
— Фирма!
— И за сколько?
— Двести рублей. Ничего особенного. Ларик принес. У них в общаге срочно продавался.
Удар был точен. Тулупчик пришел именно за свою цену, — чтоб никакого чувства обязанности, никаких подарков и услуг. То, что Звягин подключил свою знакомую, а та — продавщицу в комиссионке, никого не касалось; поди найди такой.
Игла вошла, заноза ощутилась: в Вале шевельнулось пренебрежение к недолговечности его чувств, к малоинтересности Нины, не стоившей ее, Вали, ни в чем, и легкая зависть, что у нее этой вещи нет и никто не достанет, и обида на свою неудачливость, и ревность, — ревность? да нет, что за ерунда!..
— Тебе хочется ее видеть? — мягко спросил Звягин.
— Конечно, — Ларик вертел чашку.
— Этого нельзя. Еще не время.
— Понимаю.
— Выбрось ее из головы! Выбрасывай каждый день!
— Я так и стараюсь.
— И делать будешь то, только то, что я сказал.
— Я так и делаю.
— В бассейн ходишь? Под кварцем загораешь? Ты должен быть сильным, красивым, веселым, уверенным в себе, понял?