– Собачья жизнь.

– Собачьи условия.

– Собачья погода.

– Собачья работа.

– Собачье отношение.

– Собачье настроение.

– Собачьи подачки.

– Собачья перспектива.

– Собачья усталость.

– Собачий бред.

– Собачий холод.

– Собачья радость.

– Собачья верность.

– Собачья любовь.

– Собачья натура.

– Собачий восторг.

– Собачье время.

– Собачья ночь.

– Собачий рынок.

– Собачья свадьба.

– Собачье счастье.

– Собачий голод.

– Собачья свалка.

– Собачий кусок.

– Собачье место.

– Собачья злоба.

– Собачья душа.

– Собачья даль.

– Собачий оскал.

– Собачья давка.

– Собачьи нравы.

– Собачья благодарность.

– Собачья дружба.

– Собачья привязанность.

– Собачья назойливость.

– Собачье хамство.

– Собачья нищета.

– Собачья конура.

– Собачьи медали.

– Собачий нюх.

– Собачье гавканье.

– Собачий скулеж.

– Собачий хвост.

– Собачьи зубы.

– Собачьи порядки.

– Собачья грязь.

– Собачье дерьмо.

– Собачья лапа.

– Собачья шерсть.

– Собачье вымя.

– Собачья похлебка.

– Собачьи обрезки.

– Собачья колбаса.

– Собачья кость.

– Собачьи глаза.

– Собачья морда.

– Собачья шкура.

– Собачья доха.

– Собачьи унты.

– Собачий свитер.

– Собачье носки.

– Собачий запах.

– Собачий вид.

– Собачий слух.

– Собачья селекция.

– Собачьи надежды.

– Собачьи нежности.

– Собачья пенсия.

– Собачья свора.

– Собачья свара.

– Собачий угол.

– Собачья подстилка.

– Собачье жилье.

– Собачий район.

– Собачья посуда.

– Собачьи варежки.

– Собачьи игрушки.

– Собачьи товары.

– Собачьи воры.

– Собачьи жулики.

– Собачьи толпы.

– Собачий маршрут.

– Собачья прогулка.

– Собачьи улицы.

– Собачье движение.

– Собачьи ограничения.

– Собачий поводок.

– Собачий ошейник.

– Собачий шампунь.

– Собачья щетка.

– Собачья чумка.

– Собачьи лекарства.

– Собачья медицина.

– Собачьи больницы.

– Собачья помощь.

– Собачья смерть.

– Собачьи кладбища.

– Собачьи приюты.

– Собачьи гостиницы.

– Собачьи швейцары.

– Собачьи продавщицы.

– Собачьи парикмахеры.

– Собачьи охранники.

– Собачьи милиционеры.

– Собачьи шлюхи.

– Собачьи сутенеры.

– Собачьи бандиты.

– Собачьи бомжи.

– Собачьи олигархи.

– Собачьи журналисты.

– Собачьи депутаты.

– Собачьи коммунисты.

– Собачьи министры.

– Собачьи банкиры.

– Собачьи генералы.

– Собачьи пролетарии.

– Собачий отдых.

– Собачьи бизнесмены.

– Собачьи президенты.

– Собачьи паразиты.

– Собачьи учителя.

– Собачьи подпевалы.

– Собачьи приспособленцы.

– Собачьи демократы.

– Собачьи хлопоты.

– Собачьи власти.

– Собачьи законы.

– Собачий блеск.

– Собачий позор.

– Собачье унижение.

– Собачья зависимость.

– Собачье раболепие.

– Собачья покладистость.

– Собачья трусость.

– Собачьи цены.

– Собачьи поборы.

– Собачья ложь.

– Собачья наглость.

– Собачья обираловка.

– Собачьи налоги.

– Собачьи зарплаты.

– Собачьи тюрьмы.

– Собачья таможня.

– Собачьи газеты.

– Собачье телевидение.

– Собачье радио.

– Собачьи журналы.

– Собачья вонь.

– Собачьи машины.

– Собачьи инструкции.

– Собачьи правила.

– Собачьи сроки.

– Собачьи аферы.

– Собачья порука.

– Собачья безнаказанность.

– Собачья коррупция.

– Собачья бездушность.

– Собачья жестокость.

– Собачьи террористы.

– Собачьи сепаратисты.

– Собачьи эмигранты.

– Собачьи попрошайки.

– Собачьи проходимцы.

– Собачьи уроды.

– Собачьи казино.

– Собачьи рестораны.

– Собачьи премии.

– Собачьи ордена.

– Собачья культура.

– Собачья цивилизация.

– Собачье общество.

– Собачья наука.

– Собачья культура.

– Собачье искусство.

– Собачий электорат.

– Собачья………мать!

– Собачья……… бабушка!

– Собачий………отец!

– Собачий………дедушка!

– Собачьи ………дети!

– Собачьи ……… внуки!

– Собачьи ……… братья и сестры!

– Собачья………ваша тетя!

– Собачий ……… ваш дядя!

– Собачий ……… генеральный секретарь!

– Собачий ……… президент!

– Собачье……… безденежье!

– Собачье …….. здоровье!

– Собачий……… флаг!

– Собачий ……… гимн!

– Собачьи ……… парады!

– Собачьи ……… проблемы!

– Собачье ……… возрождение!

– Собачье ………………..только!

– Собачье ……………….. везде!

– Собачье ………………..все!

– Собачье…………..вашу мать………….можете!

– Собачий……………..ород…………………….дец!

Тему нашей докторской диссертации допустимо было бы в стиле старых академических традиций сформулировать так: «Внедрение английского языка в Москву – пример объективных геополитических процессов столь же поучительный, сколь показательный».

Прежде чем описать исследуемый предмет с тем, чтобы далее перейти от анализа процесса к синтезу, принято и представляется здесь вполне уместным предпослать основной части краткий исторический экскурс.

За временными рамками нашей предыстории естественным образом остается влияние на старославянский язык незначительных вкраплений старонорвежских и шведских диалектов старогерманского, что по времени соответствует началу русской государственности, согласно господствующей норманской теории. Как церковнославянский, язык официальной культуры, так и тюркский, проникший три века спустя язык татаро-монгольского нашествия, оказали бесспорное и достаточно исследованное влияние на собственно славянский. В результате процесса формирования к XVII веку сложился язык собственно великорусский, центром которого, как обычно в истории, стал из многих родственных и одноязычных диалектов говор столичного города, т.е. Москвы, центра Российского государства.

Первая лингвистическая интервенция, искусственность и чужеродность коей явны, произошла в правление Петра I (1689-1725), когда голландская морская терминология утвердилась во флотском деле, а немецкая армейская – в деле военном. Ярый германофил, Петр активно реформировал все сферы российской жизни, в том числе культурную: русская грамматика была сочтена архаичной и «неевропейской» и по государеву указу «модернизирована» на немецкий манер; множество же немецких слов и оборотов «получили прописку» в России, причем одновременно с их носителями. Фактически и волюнтаристски немецкий язык получил статус придворного и светского, близкого ко второму государственному.

Этот процесс германизации обострился и достиг апогея в краткий, но насыщенный и даже бурный период царствования Петра III Федоровича (1761-1762). (Этот император, урожденный принц Карл Петр Ульрих, сын герцога голштейн-готторпского Карла Фридриха и Анны Петровны, был немец-полукровка. Если же принять версию, что его бабка Екатерина I, в девичестве Марта Скавронская, была сама наполовину немка, доля русской крови в Петре III уменьшится до 1/4 против 3/4 немецкой.) Безудержная германофилия Петра III вопиюще противоречила российским государственным интересам и превысила меру терпения придворных, германизируемых от языка до походки. Он был убит в результате заговора, организованного собственной супругой (урожденной принцессой Софьей Фредерикой Августой Ангельт-Цербстской, чистокровной немкой).

Царствуя (1762-1796) под именем Екатерины II, она не могла противиться внутренней склонности ко всему европейскому. Но политический расчет диктовал дистанцироваться от своего германского происхождения. Тем более что в Семилетней войне врагом России выступала Пруссия. Союзницей же России выступала Франция. Влияние Франции подкреплялось общеевропейской модой на французских просветителей-энциклопедистов. В итоге Екатерина вступила в имиджмейкерских целях в переписку с Вольтером, способствуя распространению в России французского языка. Одна из национальных особенностей России всегда состояла в том, что увлечение государя автоматически превращалось в образ жизни подчиненных – будь то игра в теннис, разведение кукурузы или изучение иностранного языка: вплоть до ношения часов на правой руке вместо левой. Филологическое хобби Екатерины истолковывалось верноподданными как лобби, продолжение интернациональной политики открытости Петра I – и одновременно лишало русских дворян, с младенчества ставших предпочитать французский русскому, возможности замечать немецкий акцент государыни и языковые ляпсусы.

Со времен Петра I говорить в России на иностранном языке стало престижно, на верхних этажах власти – даже необходимо. После убийства Павла I (1796-1801) говорить при дворе по-немецки было политическим самоубийством – слишком непопулярен был германофил Павел (3/4 или даже 7/8 немецкой крови). А французские аристократы и специалисты, спасаясь от террора 1793 года, хлынули в Россию потоком, упрочая позиции своего языка.

И можно видеть, что даже Отечественная война 1812 года не поколебала позиций французского языка. Офицеры-дворяне сражались против оккупантов – неукоснительно изъясняясь между собой на языке оккупантов, и щеголяли произношением. Таковы причуды истории и голос подсознания, повелевавший императорам как отмежевываться от своего происхождения – так и тянуться к Западу как «более культурной» прародине.

Заметим, что, традиционно женясь на немках, русские императоры довели долю русской крови в последнем из них – Николае II – до 1/64, если не 1/128. Фактически большевики в Ипатьевском доме расстреливали в 18 году немцев – что, разумеется, их (большевиков) нисколько не оправдывает.

Французский язык был стремительно искоренен в России после 1917 года как атрибут класса-паразита, стираемого с лица земли. Однако надобность в языке международного общения, естественно, сохранялась. С кем же общались новые власти?

«Кто платит – тот заказывает музыку». Обучение забытому было немецкому языку проплатил Германский Генеральный штаб. Эта языковая интервенция была весьма дорогостоящим мероприятием: профинансировать пришлось всю деятельность партии РСДРП/б-ВКП/б по проведению октябрьского переворота и смене власти в стране. Схема была проста и вполне безотказна. По Брестскому миру Германия получила репарации с России, возместив свои затраты. Большевики получили власть над разоренной страной. Вынужденные отказаться от внешних долгов, они как следствие оказались в мировой экономической изоляции. А неизбежно проигравшая I Мировую войну Германия предложила Р.С.Ф.С.Р. свои научно-технические услуги в обмен на сырьевую базу плюс тайный военно-политический союз. В этой ситуации немецкий язык в Советской России стал средством экономического, политического и военного подъема страны. Немцев требовалось понимать.

Новая аристократия – руководители и инженеры – для поездок за границу и чтения технической документации срочно овладевали немецким. Немецкий стал основным и едва ли не единственным иностранным языком школьного обучения. Говоря по-немецки, человек как бы приобщался к верхним слоям общества – к тем, кто повидал Европу, носил заграничную одежду и занимал престижные должности.

Великая Отечественная война (1941-1945) надломила эту тенденцию. С одной стороны, срочно обучались массы переводчиков с немецкого для нужд фронта и разведки. С другой стороны, культивируемая до небывалых размеров антинемецкая идеология отвратила национальное самосознание от всего немецкого на много десятилетий. Немецкий стал прежде всего языком закоренелого врага, архетип которого сложился сугубо отрицательным. Чего ж учить язык негодяев, которых мы ценой больших жертв разбили в прах?!

Латентным периодом англоязычной интервенции в СССР являлось семилетие от фултонской речи Черчилля (1946) до смерти Генерального Секретаря товарища Сталина (5.3.1953). Намеченные Черчиллем антисоветские предприятия легко парировались «железным занавесом» – но скрытая работа уже шла.

Отметим, что уже с 1942 года в СССР массово пели «песни союзников» – англичан и американцев; пока по-русски, как бы в переводе. Характерно, что большинство этих песен – «На эсминце капитан Боб Кеннеди», «Был взбудоражен очень воздушный наш народ» и др. – являлись подделками-«самостроками», написанными по социальному заказу советскими композиторами и поэтами-песенниками в алма-атинской и ташкентской эвакуации. (Невольно обращают на себя внимание фамилии этих «творцов», но влияние мирового сионизма на лингвистическую и шире – вообще культурную – колонизацию России выходит за рамки настоящего исследования.) Наивно доверившись лозунгу дружбы с союзниками – русские запели с чужого голоса.

Холодное лето 53 года было рубежным. Умер вождь, ослабла дисциплина. Кампания по борьбе с низкопоклонством перед Западом сбавляла обороты. В окруженной врагами стране образовался за предшествовавшие годы культурный вакуум, народ жил бедно и радовался любому развлечению – и вот сквозь дырочки в «железном занавесе» потянуло чуждым влиянием.

Кроме того, в августе 53 впервые в СССР сложилась внешне безобидная, но подспудно чреватая многими бедами ситуация. Возник конкурс в вузы – не все выпускники школ-десятилеток, пожелавшие стать студентами, поступили! (До этого достаточно было при наличии школьного аттестата сдать вступительные экзамены хоть на тройки, а тут народ стал жить лучше и многие захотели дать детям образование.) Абитуриенты-неудачники почувствовали себя обиженными и обойденными: в этой прослойке городской молодежи возник стихийный социальный протест – пока на подсознательном уровне.

Латентный период характеризовался проникновением английского через ВПК. Одновременно в сознании укоренялась мысль, что американская техника лучше отечественной. В погоне за ускорением и удешевлением производства мы ее копировали. Джип ГАЗ-67 был советской копией «виллиса», трехосный армейский грузовик ЗИС-151 – копией ленд-лизовского «студебеккера». Стратегический бомбардировщик Ту-4 – копией («кирпичом», на сленге авиаконструкторов) «летающей сверхкрепости» Б-29. Истребитель МиГ-15 (разработка модели Хейнкеля) летал на двигателях «роллс-ройс» в советском копировании. Английский стал языком стратегической важности – надо владеть документацией. Его ввели в школах, потеснив захиревший без применения немецкий. Создали Институт военных переводчиков! Расширили отделения английской филологии в университетах.

А в затертых ленд-лизовских кинолентах без устали играл джаз Глена Миллера!

С 1958 года музыкальные записи хлынули из-за рубежа рекой. Осмелевшие дипломаты везли пластинки «короля рок-н-ролла» Элвиса Пресли. Саксофон Армстронга дудел из московских окон (труба – прим. ред.). Интервенция началась открыто!

Везли на продажу пластинки и ширпотреб западные туристы, полезшие через приоткрытые границы. Широкие пиджаки, узкие брюки, пестрые галстуки, бутылки виски – все было снабжено этикетками, требующими знания английского! А журнал «Плэйбой» уже напрямую апеллировал к базовому инстинкту – сексуальному – для изучения все того же английского в американском варианте.

Но все это были даже не цветочки – завязь! Этот период закончился в 1956 году – и с XX Съездом КПСС начался второй – так называемая «хрущевская оттепель». И сосульки долбанули с крыш по слабым головушкам, выражаясь метафорически.

«Мыкыта», с трудом могший сказать «гуд бай», сделал для английского языка в СССР больше, чем все бостонские университеты вместе взятые. Он дал отмашку тигру!

«Держись, корова из штата Айова!» – вызвали американских фермеров на соревнование колхозники и стали повсеместно изучать американскую кукурузу – якобы продуктивную. (Излишне говорить, что провокационное соревнование наша корова проиграла.)

Мы далеки от вульгарной поговорки «рыба гниет с головы». Но огромная дипломатическая и торговая миссия СССР паслась в США, и отнюдь не на кукурузных полях. Попасть на берег Потомака или Ист-ривер стало мечтой карьериста. Сама собой в Москве открылась английская спецшкола № 129, где учились дети московской элиты. Верхом шика стало владение языком страны, где периодически жировал топ-класс.

Создали издательство «Прогресс», которое переводило лучшие советские книги на английский. В тандеме с ним издательство «Иностранная литература» гнало мутный вал американской литературы на русском: Элтон Синклер и Синклер Льюис, алкоголик Фолкнер и хулиган Хемингуэй, слезливая Бичер-Стоу и глумливый О. Генри, мистик Вашингтон Ирвинг и милитарист Ирвинг Шоу. Самым издаваемым писателем в стране стал ницшеанец Джек Лондон – 67 миллионов экземпляров!

Затеяли коммунистическую газету «Daily World», которая никого не научила коммунизму – но поколения студентов в обязательном порядке учили по ней английский!

Лысому Хрущеву польстила лысина супермена Юла Бринера – и на экраны вышла «Великолепная семерка». Буденновец с шашкой как архетип героя сменился в сознании ковбоем с кольтом. Угадайте с трех раз – на каком языке говорил этот «корово-мальчик»?!

На этом 2 этапе (1956-1964) английский язык получил постоянный вид на жительство в СССР. Целенаправленно вещали радиостанции «Голос Америки», «Свобода» и «Би-Би-Си», на деньги англо-американских спецслужб дирижируя маршем пятых колонн. «Стиляги» носили американский ширпотреб, а «фарцовщики» снабжали их записями американской музыки. Элла Фитцджеральд стала звездой московских квартир. Ван Клиберн получил первую премию – где?! – на конкурсе Чайковского в Москве!

Даже афроамериканцы Поль Робсон и Гарри Белафонте пели на английском: прогрессивное содержание их песен было непонятно народу, но антинародная языковая форма проникала во все поры.

И третий этап (1964-1968) характеризуется безудержной уже экспансией. Все факторы работали против нас. Технический – народ получил дешевые массовые магнитофоны «Нота», «Аидас» и «Днепр». Они стоили месячную зарплату и внедрялись повсеместно. Одна контрабандная пластинка порождала эпидемию чуждых звуков. «Битлз» стали популярнейшей в СССР группой. Материальный: дешевые гитары покупались поголовно всеми подростками, и гнусавое английское мяуканье изображало в русских провинциях «Роллинг стоунз» и «Лед Зеппелин». Фактор культурный: своя подцензурная культура не удовлетворяла нонконформистски как всегда, настроенную молодежь. Фактор психологический: из чувства протеста тоталитаризируемые граждане хотели петь то, что им запрещали, носить то, чего им не шили, пить то, чего не наливали и говорить на языке, которого власти официально не одобряли.

Американские джинсы, сигареты и жвачка были теми данайскими дарами, которые взорвали в конце концов изнутри осажденную крепость, развесившую уши и растопырившую карманы.

Четвертый период (1968-1986) – это когда наверху спохватились крутить гайки обратно, ан поздно. Вражеские радиостанции глушили – а их все равно слушали. А раз глушат – так еще больше верили американской пропаганде! Рок запрещали – так вся молодежь ломилась на подпольные концерты. Джинсы не ввозили – так наладили втихаря выпуск самодельных. А запрещенные западные книги просто перепечатывали от руки.

И над всем родным издевались! Политбюро им старенькое, польты плохо пошиты, коммунальные квартиры тесны, а сокровищницу советского искусства – Лениниану – опошлили до анекдотов. Уже им только подавай «саунд-треки» из «Крестного отца» и «Лав стори».

Музыканты и балеруны стали всеми правдами и неправдами сбегать в Америку. Дочь самого Сталина сбежала следом! Опора государства – КГБ в лице своих генералов – и те стали драпать!

Вот и язык тоже. «Ракета», «мотор», «ковбой», «джинсы», «степ», «комбайн», «трамвай», «автобус», «троллейбус», «танк», «трактор», «трал», «мотоцикл», «нипель», «нокаут» – укоренились в русском языке, некогда великом и могучем. Все толще делался «Словарь иностранных слов» – и все менее иностранными они воспринимались.

Короче, американизм стал нормой жизни, которая всех уже достала. Жизнь была, пардон, ни вздохнуть ни пернуть. Им – «патриотизм», они – «выкуси»! Призывники так и говорили: «А чего с Америкой воевать? У них джинсы, рок, изобилие, свобода, проституция, наркотики, все продается – во жизнь!» То есть четвертый этап характеризовался как усилением внешнего давления в плане культурном, духовном – так и ослаблением социально-психологического иммунитета масс на фоне нарастающей политической оппозиционности режиму и недовольства материальными трудностями и социальными ограничениями.

Пятый этап (1986-1991) – плотина рухнула. Перестройка.

В страну хлынули персональные компьютеры. А все обеспечение на английском! Учи.

Стал свободным выезд за границу. А на каком языке там объясняться?! Везде английский. Учи.

Валом ввалился дешевый халтурный импорт. А все надписи – опять на английском! Учи!

Интуристы к нам поперли. А им сувениры втюхать надо! С них в отеле бабки снять надо! В кабаке обсчитать, в тачке покрутить! Английский – учи!

Бизнесмены, мать их, совместные предприятия делать стали. А та-то сторона русского не сечет! Английский – учи! Накупили факсов, пооткрывали курсов, наиздавали самоучителей, и плодящиеся быстрее крольчих секретарши защебетали, сучки, опять по-английски!

Турист баксами богат! Наш беден! Так что? Этикетки по-английски, меню, ценники, таблички – все в расчете на прибыль побольше.

А наверху? А наверху? «Парламент», «президент», «спикер», «мэр», «консенсус», «референдум»!

Господа! Товарищи! Оппоненты! Позволю себе напомнить, что язык – это главная опознавательная система «свой – чужой». По принадлежности к языку мы идентифицируем себя в первую очередь: кто мы такие, с кем мы, мастера культуры.

Надо же понимать! Англоамериканский язык гораздо агрессивнее русского – в нем в 2,2 раза больше жестких ударений на единицу объема текста: наш журчит, как полноводная река, а ихний стучит, как автоматическая винтовка в мозги. У него многовековой опыт экспансии: Индия, Африка, Австралия, Канада, Новая Зеландия. Это язык опутавших мир глобалистов, так конечно он более развит, что в нем в 3 раза больший лексический запас, чем в нашем. У него на всех материках огромный материальный базис и военно-стратегический потенциал, а еще плюс контроль над мировой нефтью арабов и лицемерные подачки голодающим. И он захватывает позиции.

В этом свете становится ясно, под чью музыку станцевали маленькие лебеди чайковское озеро агонии ГКЧП. И август 91 обозначил последний, пятый, этап. Как пророчествовал поэт: постройки крепкие падут, святыни рухнут, и уроды повяжут руки нам у входа, и вырвут грешный мой язык, и челн под сердце вам задвинут, свободу вашу отберут и изобилие дадут, и это будет вери гуд!

Сначала миллионы бутылок «Coca-Cola» посыпались на нас, как «коктейль Молотова» на растерявшуюся танковую колонну. Реклама «Coca-Cola» цвета крови закрепилась на верхушках центральных зданий Москвы. Ковбои из «Marlboro» прискакали на все фасады. Небритые «tough guys» в бутсах «Camel» притопали следом, дымя сигаретами «Camel». Спеша подкормить эту ораву, катерпиллером пригреб свои булочки-котлетки «McDonald's» и завалил весь центр. «Pizza-Hut» уже втискивалась в щели. «Beer» и «Pepsi-Cola» совали вам в глаза и в рот.

Глянцевый «Cosmopolitan» рекламировал модные бутики и парфюмы. Топ-модели ждали очереди на casting, а промоутеры предпочитали heavy metal. Office'ы «Playboy» и «Penthouse» нанимали дизайнеров – печатать постеры с soft porno.

Парламент достиг consensus'a, и не long, совсем не long оказался way до Типерери! «Lincoln Town Car» и «Grand Cherokee» jeeps покатили по нашим streets и parkings у подъездов «Casino». А в squares валялись на траве narks и сосали drinks!

Call girls брали cash, и все хотели заработать bucks. Killer стал good business! Racket процветал. Businessmen нанимали body-guards.

А президент drinked in residence. And работал с documents in дача.

И страна crushed and separated. Ваучерз не были понятны for people.

It was not easy, ox нет! The life сделалась very, непереносимо hard для простых people. People have not any money – ни копейки!

Gunmen shot on the streets! Gangster power takes victory!

Государственные credits раскрали away. Простым people to жрать was nothing! Зато всякие motherfuckers start live very well. Money going away to offshores. Голодные terrible faces looked at the роскошные windows of supermarkets!..

He почесались! Nothing, says the president. We shall live bad, but not long. Have nice holidays, dear Russians!

Москоу мэр starts to build the capital and made it beautiful. Many new streets and buildings were constructed. O, he is good guy, say the people. Ворует, но и for town до фига делает!

Тем временем президент play tennis very well. But he drinked водка too much. American doctor, хирург Майкл Дебейки, helped him поправить health. After it the president he is better than the new.

But со временем we привыкли. Все не так bad. Parliament in White House принял много законов. Правда, сенаторы много воруют. But все же правительство заботится о народе.

Little by little Russia started to become rich. There are many dollars in it. American banks give them. Then oligarchs return dollars back to American banks.

America is a rich country. It sends us it's goods. And gives us money to destroy our weapons.

Our capital Moscow is not worse than America. It is beautiful and great too. We see it on TV.

We watch a lot of Hollywood movies. American guys shoot well and always win. We love them and want to be like them.

Our movies sometimes get «Oscar» awards. It is a great honor for our culture.

Our singers sing well American songs in English. Some our bands tour in all America, and audience applaud to them.

Two hundred thousand Russians live in London, and already four hundred thousand in New York.

There are many American colleges and Universities in Moscow. American professors teach us to work well and grow with our fine country.

You can eat lots of good food for only ten dollars in American restaurant near Mayakovsky square. American cars are not as solid as German's, but they are big, comfortable and beautiful.

Moscow is coming out of crisis. People have more money. Many people spend their vacation in Florida or Miami. American Boeings take you to any part of the world.

More and more stores are in Moscow, and more and more goods are in them.

In prestigious residential areas new sky-scrapers are built. There are water-pools, tennis-courts and massage-rooms. Some areas have their own churches. American Methodists' church has many priests in Moscow, and parishioners respect them very much.

New big cinemas are opening, and spectators can buy pop-corn and eat it there.

Moscow became a capital of world democracy. Multiparty system ensures justice and prosperity.

There are lots of guns in Moscow. Every free man should have the right to carry a gun.

Guests of the city stay in «Hilton», «Holiday Inn», «Plaza» and other fancy hotels. There are bars, restaurants at your service, where you can have corn-flakes or hamburgers for breakfast, and casino, where you can play «One-Armed Bandit» or «Black Jack». There are many beautiful souvenirs in kiosks.

I like to play the computer-game «War in Iraq», and my younger sister likes to play with her Barbie-doll and her boyfriend Ken. My father drives «Chevrolet», and my mother drives «Ford». When I grow up, I will join the navy, to see the world and defend democracy.

Progressive association of all countries welcomes Moscow into the circle of civilized cities. We eat turkey with boiled buckwheat for Christmas, and I sent a greeting card to President Bush to express gratitude for our happy childhood.

– Да отъебисъ ты от меня со своей Москвой! Вот доебался до человека!.. Ты че, я не понял, недопил, или переработал? Заело его, блядь! Ты ваще грамотный? В школу ходил? Тебе Москву показывали? За уши поднять и спросить: «Ну че, теперь видно Москву?». Так я тебе щас ее покажу… уши оторву на хуй, чтоб не доябывался. Ты лучше наливай, блядь, ровней, поял? Москву ему, блядь.

Что – «москвич»? А если тебя в «луноход» кинуть – так он че, на Луне сделан, на хуй? А если назвать машину «венера» – так ее на Венере делать, или в вендиспансере? Ты рассуждаешь как тоже…

Что – «по телику»? А ты по телику слышал, что у тебя благосостояние выросло? А у тебя че выросло? У тебя оно хуй выросло. У тебя даже хуй не вырос… выросло у него, блядь! Ты хоть сам-то подумай, мудак: если б была такая Москва, как по телику – она че, была бы? Да они б давно ее на хуй всю разворовали и съебали за бугор, блядь. Ты сам-то, блядь, скажи честно: ты сам бы не разворовал? И я тоже, и он тоже… все люди, блядь, все жить хотят, на хуй.

Директор там был? А ты откуда знаешь? Ты с ним, блядь, ездил? Он те напиздит, он еще не то напиздит, чтоб командировочные спиздить. Ты по своей акции, что ему продал, что получил? Хуй и маленькую тележку. А он теперь, блядь, в «мерине». Весь завод объебал, а ты муди развесил: «Москва-а», блядь! Ты что пьешь? А он что пьет? Вот тебе и вся Москва…

Депутат из Москвы? А может, он из Мухосранска? Или из Нью-Йорка? Приедет такой хуй в галстуке – «я из Москвы», блядь! А это че реально значит? А реально – что с тебя налоги драть будут, чтоб он блядям золотые кольца дарил. А где он тех блядей ебет – тебе не все равно? На хуй ему Москва – пусть здесь ебет, у нас тоже блядей до хуя, блядь. Дешевле обойдется. Я вот Нинку из тарного в субботу ебал, и на хуй мне твоя Москва, блядь.

Да – нету! Да – вообще нету! Спорим на литр, блядь? И докажу, че, докажу! Да вообще ее никогда не было, это как коммунизм был… или вроде как бог, на хуй… вроде все и знают, а вроде и хуй его знает, где он и когда, хуй его увидишь. Конечно сказка, а ты че думал? Нет, ну не пиздой тебя родили!

Слушай. Тебе пиздят всю дорогу. А ты как долбоеб, типа попка-дурак: услышит – и повторя-ает. Москва-а, хуйва-е, блядва-а… ты че льешь, че льешь?! он уже выпил, блядь, ты следи, на хуй!

Вот смотри, блядь. Скажем, жена блядует. Ты узнаешь? Хуй ты узнаешь, если умная. Если умная – никогда не узнаешь. Че, со свечкой за ней бегать будешь? И вот ты думаешь, что она – верная жена. А она – хер тебе! А тебе без разницы. Для тебя, раз думаешь – значит, честная. Согласен? Ты со мной согласен?

Теперь Москва. Вот ты думаешь, что она есть. А почему ты так думаешь? А тебе сказали, блядь. Хорошо. Давай смотреть, кто сказал.

Так. В телевизоре. Так. Вот на, выпей, и сиди крепче, блядь. Потому что если верить телевизору – то тебя на свете нет. Ха-ха-ха-ха! Ой, блядь, не могу! Ты хоть раз в жизни, мудила, себя по телевизору видел? А меня? А его? А наш цех? Хуй ты видел, а не цех! Ты поял? Ты в жизни видишь одно, а в телевизоре другое! Ты поял, блядь? Так вот ты скажи – ты кому веришь: что мы тут сидим, живем тут – или что телевизор про Москву тебе мозги ебет?

Весь народ? Для того и телевизор, чтобы наябывать весь народ. Ой… Горбачев что? Ельцин что? Жириновский что? Ну, и хоть кто из них что сказал? Нет, вот ты мне скажи: они там все время говорят – а ты здесь все время сосешь хуй. Ты мне скажи: они хоть че сказали, хоть вспомнить можно? Вот это и есть «Москва», мудила ты грешная.

Так. Хорошо. Дома. Улицы. Согласен. Ты эта… канал… по телику, блядь… который про кино… нет, как оно эта, делается… ну, Голливуд, хулливуд, в общем декорации всякие. А! Вот! «Челюсти»! Кино видел? Акулу видел? Людей херачит только так, пополам, блядь, аж внутренности видно, на хуй! А она что? Модель, блядь! Одна голова механическая! И там у них все города – хоть древние, хоть какие – декорации, блядь! Так а у нас что, думаешь, все пальцем деланы, ничо не могут, блядь? Все-о, на хуй, могут, если захотят, блядь, суки. Кремль-хуемль, в кружке «умелые руки» его сделали, блядь, шаловливые ручонки, из фанеры, блядь, чтоб тебе только мозги заорать, на хуй. Машины? Хуины, блядь! Ты че, вообще, управляемые модели не видел, блядь?

Газеты? Хуеты! Их кто пишет? Заплатят, прикажут – вот и пишут. «Столица нашей ро-одины», блядь. Жопа твоя родина! К-х-ха… хх-кх-ха!.. ох-х, блядь… не пошла. Вон Витек на той неделе с крана ебнулся – писали тебе это твои газеты? Хуй! А коммерса тоже на той неделе замочили – дак вся страница, на хуй. И машину расхуярили, и бабки пизданули, прямо роман! Ты того коммерса видел? Ту машину видел? Тебе газету в зубы – и читай там рекламу, блядь, для того все и накручивают. Тебе завтра вообще напишут, что это марсиане прилетели и деньги твои спиздили, и что это такой закон природы ученые открыли, блядь: все деньги прилетают марсиане и пиздят, на хуй. Еще и профессора про это покажут, блядь.

Школа? Хуёла! Ты знаешь, сколько учитель получает? В два раза меньше нас! А если знаешь, чего пиздишь, блядь? А не будут про Москву рассказывать – так им щас зарплату полгода не выдают, так вообще давать перестанут, блядь, пока не расскажут.

Ну как «зачем»? Ну как «зачем»? Ты вообще сам думаешь хоть жопой-то, блядь? «Зачем»… Денег нет – «Москва не прислала». Света нет – «Москва распорядилась». Блядь за бугор завербовали – «В Москву уехала учиться». Крутой бандюк припиздюхал откуда-то, всех стал под себя ломать – «Москва укрепляет вертикаль власти», блядь. Это у них типа отговорки на все случали жизни. Почему кругом пиздец? А Москва, блядь, потому что не так сделала, а мы тут не при чем, блядь. А когда они при чем были? Только если спиздить чего – так они при всем, тут как тут, хуй на грузовике увезешь.

В общем так, блядь. Москва – это типа главный общак у них так называется. Только и всего. А из общака тоже деньги пиздят, кто понахрапистей. Вот они друг перед другом эту хуйню и раздувают: «столи-ица, сталинца, метро-о, благосостояние»… Чтоб как бы объяснить, куда бабки спизженные хуйнули. Москва – это главная отмазка, типа пароля, ты понял? Сказал «Москва» – ну, значит, свой кореш, по понятиям свою дольку малую с нами пиздит.

А что Матросов. Ты с ним пил? Нет, ты скажи, ебаный твой рот, ты с ним пил, может? Ты с ним в той амбразуре лежал?! А вот напишут тебе в газете твоей, что я лежал, и хуй ты докажешь, что я не лежал! Хоть с Матросовым, хоть с Мэрлин Монро! С Мэрлин Монро лучше, конечно, блядь, я бы не отказался. Потому и говорят, что все с ней лежали, а не с Матросовым. Кеннеди с кем лежал, с Матросовым? На хуй ему Матросов, ему давай Мэрлин Монро, блядь!

Да? Да? А кто вчера за тебя двадцать рублей дал? А вот хуй те в рот, чтоб голова не болталась! Так что давай, на хуй, твоя очередь. Москвич хуев. Вот такие, как ты, Москву и придумали. Как пить, так еб твою мать, а как деньги, так хуй!

Нет, ну ты меня заебал своей простотой. Проспорил, так скажи честно. Ладно, правительство, хорошо. Так скажи – что должно делать правительство? Именно – править! Оно тобой правит? Тобой кто правит? Во. Начальство тобой правит. Давай еще. ЖЭК правит. Кто еще? Так, автобус. Там тоже свое начальство, блядь. Магазин. Там свой хозяин. Над ним? Кто, бандюки, блядь. Ну, менты, ГАИ, так. Чего еще? Так, рынок. Тоже бандюки правят. Новые русские? Ну, олигархи… Так а над ними евреи правят, блядь, из Израиля и Америки. При чем Москва, ну – при чем тут Москва?! Понимаешь, ну не бывает так – огромный город, блядь, а сбоку припека, чтоб он ни за чем был не нужен! Ебаться в сраку, ну че тебе еще неясно?!

Вот кино вчера было, про Гражданскую войну. Там если «в Могилевскую губернию» отправить, или «на Луну» – расстрелять, значит, блядь, выражения такие были, понял? Вот «в Москву отправить» – типа то же самое примерно.

Или еще. Вот спрашивают: где он? Где-где – в пизде. А он не в пизде, конечно, а в магазине, или уже бухой лежит. А можно так же сказать – не в пизде, а в Москве. А смысл тот же самый.

Нет, ну про Наполеона ты даешь. Вот именно что Наполеон, блядь! Он че в России сделал? Он пиздой накрылся! Ну, а так же писать в книгах нельзя, блядь, так? Вот и написали – «В Москве», в том смысле, что в пизде. Вот посмотришь на тебя – нормальный мужик, а посмотришь – ну залупа конская. «Уехал в Москву» – с концами, значит, кранты, пиздец, все, зови попа – ставь свечку.

Короче – с тебя литр, блядь. Чего – не спорил?! Вот он разбивал! Ты еще со своей Москвой будешь мозги засирать – ебальник начищу, бля буду! Придумали себе какую-то хуйню и носятся с ней, чтоб ни хера ни за что не отвечать. Да – нету, ни по уму, ни по жизни, никак. Все пиздеж и провокация!

Вначале была точка.

Вначале и точки не было. Командир Ту-204-го, завершающего рейс из Новосибирска, при заходе в Шереметьево кивнул второму:

– Слушай, что там за точка висит? Вон, градусов десять над горизонтом?

Ни второй, ни радар не подтвердили. Закатное небо светило розовым стеклом. Диспетчера отвлекать не стали. Командир пожал плечами. Еще ему только кератита не хватало, чтоб комиссия выбраковала по зрению. «Да нет, почудилось», – снял он сомнение, подбирая газ двигателям и чуть подрабатывая правой педалью к уже проявившейся световым пунктиром полосе.

Вечный смог мегаполиса не способствует наблюдениям за небосводом, но через несколько дней точку зафиксировало Московское общество уфологов. Оптические приборы подтверждали явный НЛО, зависший в 11° где-то над западной окраиной. На увеличенных фотографиях объект бесспорно напоминал летающую тарелку, вид сбоку. Но только «МК-бульвар» сунул с ходу опубликовать эту бессчетную сенсацию фанатов внеземного разума.

Следующим шагом явилось увольнение с должности начальника Генштаба генерала армии Квашнина. Генерал дважды задробил доклады Особого Московского округа ПВО, поскольку выявленная цель не была определена и не поддавалась воздействию штатных средств. Информация просочилась в Кремль, переполнив чашу терпения и недовольства последнего.

А затем грянула страшная гроза, в самом прямом метеорологическом смысле. Вода валила стеной, синие сполохи потрясали пространство, заполняя озоном. Утренняя синева явилась промыта и пронзительно чиста. И в ней висела точка.

Она уже замечалась из верхних окон и балконов, где угол обзора раскрывался над каменным лабиринтом. Скорее даже не точка, а соринка. Чуть, казалось, продолговатая. Она торчала в окоеме где-то за выездом на Рублевку и вызывала желание снять ее уголком чистого носового платочка либо поддеть ногтем.

Перебросились мнением о привязном метеозонде, призванном уточнять прогноз. О дирижабле Службы охраны президента над районом соответствующих дач. О новой гигантской антенне телеспутника на геостационарной орбите (экспансия госконтроля над телевещанием).

А в институте Сербского, в палате с решеткой в окне, раскачивался и вдруг хихикал капитан Вагин, командир эскадрильи 27-го ИАП. Это его Су-29 был первым послан на облет неопознанной цели. Капитан цель опознал, еще бы офицер такую цель не опознал, но на земле доклад превратился в диагноз, разъяренный комполка дал капитану в ухо и похотливые военные медики сдали его в дурдом.

Таким образом, первичная информация капала в виде слухов со стороны приверженцев внеземных цивилизаций, сумасшедшего дома и Кремля, и ни одна из составных частей этого триединого источника познаний не пользовалась доверием в глазах населения. И глаза эти, суетно утомленные поисками подножного корма насущного, все чаще обращались к небесам. Что даже напоминало ожидание прихода мессии.

А соринка тем временем тихо всходила над горизонтом и, пожалуй, увеличивалась.

– Действительно, вроде дирижабля, вытянутая такая, – указывали друг другу влюбленные, проталкиваясь июльским вечером по бульварам.

– Да просто запятая. Как ресничка, – возражала девушка, доверчиво прижимаясь к теплому и крепкому плечу друга.

– Какая ресничка! Скорее, ракета, – горячился будущий инженер (с учетом эпохи – юрист, бизнесмен, бандит, бухгалтер). – Если ты немножко близорука, так не стесняйся, красивым женщинам это только идет.

Краткая дискуссия прошелестела по газетам. Знаменитая писательница разразилась изящным и высокоумным эссе «Под вечерней звездой». Профессор Капица пригласил в телепередачу «Очевидное – невероятное» космонавта Гречко, и они долго рассуждали о космическом мусоре на низких орбитах. Выпуски теленовостей попытались раздуть сенсацию, чтобы хоть чем-то отвлечь население от злобных выпадов по поводу отмены всяческих льгот. Но тут пришел антициклон, все заволокло тяжелыми тучами плотно и надолго, и тема иссякла, интерес пропал.

Когда же тучи рассеялись, то лучше бы они не рассеивались.

На Старую площадь вызвали пэвэошников, астрономов и космонавтов. Люди все это были со здоровой, уравновешенной психикой, и в зале закрытого совещания то и дело вспыхивал смех. Дело было отдано на откуп идеологически нейтральной фигуре министра чрезвычайных ситуаций, и он вызвал на консилиум экспертов из Института акушерства и гинекологии РАМН.

– Берете ли вы на себя ответственность, – жестко допросил бессменный эмчеэсник Шойгу, – идентифицировать предъявленные вам изображения?

– Э-э… батенька, – щегольнул архаичным академизмом член-корр Лурье. – Для того, чтобы это идентифицировать, не обязательно быть гинекологом.

– Я жду от вас официального ответа. Что здесь изображено?

– Здесь изображены, э-э, женские наружные половые органы, – уверил Лурье. – Вульва, так сказать.

Шойгу содрал с медвежьей морды тонкие золоченые очки, швырнул в стену и сжал ладонями виски.

– Оволосение выражено средне, – перечислял профессор Платонов, – большие половые губы хорошо развиты, пигментация клитора и…

– Хватит! – заорал Шойгу, со звуком выстрела влепляя ладонь в столешницу.

А в загазованной и желтой от испарений небесной сфере, размером так с различимый восьмирублевый пирожок, висела ОНА. Наискось, как маленький месяц на подъеме. И явная уже отовсюду.

Население Москвы привыкло ко всему и повидало всякое. Удивить его трудно, тем более что каждому хватает собственных проблем. Но все же реакцию горожан, а также гостей столицы назвать равнодушной было нельзя.

После первого же телерепортажа было сменено руководство НТВ и закрыта половина его программ.

– Пора, наконец, задуматься над тем, что показывает народу наше телевидение! – наигрывая сдержанное негодование, озвучил пресс-секретарь очередной комиссии-однодневки. – Обезумев от рекламных сверх-прибылей, некоторые дельцы шоу-бизнеса перешли уже от бесконечных прокладок непосредственно к демонстрации того, куда, так сказать, прокладывать. Мы просто завалены письмами от населения, которое просит оградить подрастающее поколение от нездоровых сенсаций, от всего этого секса и насилия!

Выпуски теленовостей налегли на вести с полей и хронику дорожных происшествий. И тем не менее обстановка в городе, и без того нервозная под хрупкой видимостью порядка, продолжала накаляться.

Последовал протест со стороны исламской общины.

– Верующие мусульмане рассматривают это явление, – сурово начал ее председатель Бек-Джамаль и сделал паузу, чтобы аудитория лучше прониклась сознанием того, как именно рассматривают ЭТО верующие мусульмане, – как оскорбительное попустительство со стороны московских властей и надругательство над нашими традициями. Степень сексуальной откровенности современного христианства совершенно неприемлема для последователей ислама, и подобные акции раскалывают российское общество, нанося дружбе и сотрудничеству наших народов непоправимый вред.

Однако причиненный вред на лицах мусульман никак не читался. Напротив того, в ясную погоду темные блестящие глаза единоверцев неукоснительно косили в западную сторону небосклона и туманились выражением явно положительных эмоций.

В органах регистрации иногородних мгновенно и автоматически сформировался негласный дополнительный налог.

– А то вы сами не знаете, почему, – с пренебрежительным профессиональным цинизмом отвечали немолодые девушки трудовым мигрантам. – Вы что думаете, ЭТО вам тут бесплатно в небе висит?

Но подлинным взрывом возмущения разразилась коммунистическая партия Анпилова. Лозунги и кумач реяли на Манежной. Позвякивали ордена, постукивали костыли и кастаньетами щелкали зубные протезы.

– Вот что имеет трудовой народ от этой антинародной власти воров, мошенников и казнокрадов! – надрывался Анпилов с раскинутого борта грузовика, и мощные колонки крыли толпу ревом: – Все свои силы вы отдали на строительство родного государства – и что оно дает вам взамен?! – Он вонзал палец в направлении НЕЕ, толпа вела головами и тарахтела негромко и опасно, как гремучая змея. – Они смеют разговаривать с нами вот таким языком! Но настанет и наш час, час честных трудящихся, и мы еще покажем им, где их место! – Он сделал втыкающий жест в небо, и толпа заулюлюкала.

Не следует думать, что власти самоустранились и бездействовали. Все это время в штабе ПВО округа шла лихорадочная совещательная деятельность. Она имела результатом проведение окружных учений ПВО с боевыми ракетными стрельбами в присутствии и под руководством министра обороны Иванова и лично и непосредственно Главнокомандующего Вооруженными Силами РФ, Президента В.В.Путина.

Проведение назначили на первую половину дня воскресенья. Район Крылатского был оцеплен за сутки и практически очищен: оцепление работало только на выпуск людей, никого не пропуская внутрь квадрата. Движение было блокировано, пожарные части стянуты в готовности, врачи курили в «скорых», наблюдательный пункт развернут на смонтированном за ночь помосте. Телекамеры нацелились.

ОНА висела высоко в небе, как летающий корабль из эротических фантазий Жюль-Верна, если бы Жюль-Верн писал эротические фантазии. ЕЕ уже можно было рассмотреть в некоторых подробностях: каштановые завитки давали темно-золотистые проблески в солнечном свете, различалась смугловатая складка… но любые описания ЕЕ аккредитованным на учениях журналистам категорически не были рекомендованы.

Стрелки сошлись к полудню. Главнокомандующий впереди свиты поднял в нужном направлении льдистые голубые глаза под козырьком генеральской фуражки. Двухзвездный начальник вдавил палец в соответствующую кнопку. Телеоператоры взяли горизонт, готовые ловить в кадр ракетные пуски над лесом. Все замерло.

Это продолжалось довольно долго. Минут двадцать. Потом объявили, что учения закончились. Все зашевелились. Президент сошел с помоста и отбыл, свита и генералитет следом. Шумя моторами и освобожденно гомоня матерно, снималось оцепление, рычали на отъезде пожарные машины и лоснились красным.

ОНА висела на месте и, казалось, стала чуть-чуть больше. Или чуть-чуть ближе, черт ее разберет.

Назавтра по телевизору четырехзвехдный адмирал Куроедов заявил, что ракеты и не должны были взлететь, это просто недоразумение. Пуски должны были состояться условные, они и состоялись, все системы работали нормально, командование дало учениям высокую оценку. Просто наивные гражданские журналисты не поняли военной специфики и вообразили, что ракеты и вправду должны взлететь и даже якобы куда-то попасть. Спите спокойно, жители Багдада, наше небо на замке.

Однако назавтра же была запущена еще одна ракета, она таки взлетела не условно, и столь же не условно взорвалась через секунду после старта. А упомянутый адмиралом «замок» продолжал висеть в столичном небе невредимо и нагло.

Повторы телерепортажа запретили. Информацию естественно заместили слухи. Якобы ЕЕ долбят ракетами каждую ночь, но они в НЕЙ исчезают. Возможно, у ракет просто истек срок хранения. Достукались со своей конверсией, демократы.

У лотошников раскупили всю дешевую китайскую оптику. Разглядывали ЕЕ в бинокли, пытаясь обнаружить следы повреждений.

– Да ты чо, Вась, на НЕЙ все заживает, ОНА еще и не такое вытерпит.

– Но дак я и говорю, там что хочешь исчезнет с крантами.

Московский быт несет в себе органично более черт сюрреализма, нежели старинный манифест Андре Бре-тона. Любой день чреват любой новостью, которая уже назавтра делается привычной, даже если и противной, чертой. Так что тема очередного телевизионного ток-шоу «Основной инстинкт» никого не удивила.

– На Кавказе юношей воспитывают в строгости, да? – говорил седой горный орел, некогда знаменитый киноартист. – Канэшна, в Москве их встречают… вы понимаете, да?… соблазны всякие. А у них горячая кровь! Вы их сами провоцируете своими порядками, они что у вас видят, да? Канэшна едут сюда, канэшна кровь играет, все время от этого возбужденные ходят!

Амфитеатр зашумел, лучи метнулись над желтой ареной, в микрофон запричитала старушка-учительница:

– Мы приветствуем все народы, все культуры, но их же совершенно не интересует Пушкин, они же только за… за ЭТИМ сюда едут!…

– А Пушкин только стихи писал, да? – возразил юный горец. – Он ЭТОЙ, которая у вас выше всего, не интересовался, да?

– Голосуем: можно ли ЭТО считать основной причиной миграции лиц кавказских национальностей? – надрывалась ведущая.

Однако ПРЕДМЕТ с каждым днем медленно, но неукоснительно увеличивался, и вместе с ним нарастали раскол и напряжение в обществе. Дикая лодка держала курс в демократических небесах, как будто старик Фрейд очнулся на том свете и вознамерился на характерном подручном средстве, Эрос в ладье Харона, совершить объезд нашей юдоли скорби и чистогана.

Ну, во-первых жизнь быстро показала, что раз начатые рыночные преобразования остановить нельзя ничем, и рынок сам себя создает и регулирует. Потому что мгновенно возникло турагенство ЗАО «Русский шатер» и забило рекламами: только в столице России вы можете получить настоящий секс-тур. На легальных основаниях! Двадцать четыре часа в сутки! Льготные цены, скидки для групп, прокат биноклей, бесплатные презервативы. И самое главное – русское ноу-хау: абсолютно безопасный секс!

Во-вторых, весьма оживилась и без того возрождающаяся религиозная жизнь. Патриарх сообщил мнение богословов: нам явлено непорочное чрево Девы Марии, что есть явная и бесспорная благодать, и да устыдятся и опомнятся все неверующие и верующие неистинно, ибо ясно, что все мы произойти от промысла Всевышнего, от Духа Святаго, и напоминание это нам, что идем по верному пути, и близко уже Царствие Его, и мы есмь народ избранный, а Папа Римский со своими католиками в своем Ватикане может подавиться, теперь он обязан признать приоритет Москвы, и пусть еще только попробует протянуть свои ручонки куда не надо!

Иудеи, от которых у всех головная боль еще со времен фараонов, тут же раскололись на две партии. Одна, ведомая засланным из США главным раввином, поддержала Патриарха, не преминув напомнить, что Дева Мария была еврейка, так что сами понимаете. Вторая, идущая за советскорожденным главным раввином, выступила с резким протестом против попустительства московских властей антисемитским выходкам, поскольку хасиды и всех толков ортодоксы не могут выходить на улицу под «эту штуку», ибо она неизвестно кому принадлежит, может быть нечиста в критические дни и склоняет мысли в сторону возжелания жены неизвестно чьей. Вслед за чем тонкая цепочка пейсатых стала покидать Москву, демонстрируя (как показало будущее) сверхъестественный нюх и предвидение опасности.

Оскорбленные в смерть намеком на ЕЕ национальность, чернорубашечные патриоты перебили стекла в синагоге, изрисовали стены изображением верховной вещи со спорной национальностью и устроили грандиозное шествие по Тверской. Символ материнского плодородия реял на красных стягах с белым кругом посередине – древний языческий знак пращуров!

– Трахать! – писать! – подмывать! – скандировала шеренга лимоновцев, выбрасывая правые кулаки в черных перчатках.

А ОНА висела уже на высоте четверти небосвода, горизонтально, как лисий хвост, и раза в четыре длиннее диаметра лунного диска. Слишком высоко даже для высотных перехватчиков – и слишком низко для космических аппаратов. Эдакий инфернальный символ жизни в мертвой зоне.

И уже солнце на считаные минуты, все более длинные, заходило за НЕЕ вечером. И тень ложилась и смещалась по городу, и унизительна была эта тень, избежать хотелось ее, но не было к тому возможности в городской, камнем стиснутой толчее. В Москве и тень бывает неприятна.

В зените лета приостановился и замер рост цен на московскую недвижимость. Купленные впрок для перепродажи элитные квартиры стояли пустыми. Осторожно, как бы наощупь, ткнулась вниз стоимость квадратного метра на западе и юго-западе.

И однажды западный ветер донес запах… Когда при западных направлениях ветра он сделался несомненным – втрое подпрыгнули доходы поставщиков кондиционеров. Стеклопакеты впаивались в оконные проемы. В женскую моду вошли надушенные газовые шарфики, закрывающие лицо от глаз, как у разбойниц или восточных танцовщиц. Сходство с гаремом довершали обнажившиеся до гладко выбритых лобков и впадин нежные загорелые животы – табу на НЕЕ больше не существовало, вопрос был решен природой и сиял (зиял?) с небес.

– Мы присутствуем при историческом крушении шовинистического культа фаллоса! – торжествующе провозгласила предводительница русских феминисток Мария Арбатова, которой клевета врагов прилепила кличку Машка-чума. – Женщина есть человеческое начало, женское естество дает жизнь всему живущему, и сама природа показывает, что нет на свете ничего выше женщины!

– А также больше и глубже, – цинично добавил мужской голос из зала. – Ты наверх-то погляди – ты чему радуешься?..

Если поглядеть вниз – шпалеры проституток, стянувшихся под знак своей профессии с необозримых пространств всей бывшей империи, выстраивались вдоль Ярославки, Ленинградки, Каширки, а если поглядеть вверх – слово «грехопадение» вызывало в памяти катастрофу дирижабля «Гинденбург». Как сказал один старый летчик, «Все, что летает, раньше или позже упадет».

Лето случилось нежаркое, хмуроватое и сырое, и выпал в то лето желтоватый кислотный дождь. Неприятный запах имел он, и жухла прежде сезона после того дождя листва в парках, и пролысины появлялись в стриженой ежиком газонной траве. Вышли на демонстрацию «зеленые», и были биты те «зеленые» резиновыми палками ОМОНа, и нервно кричал заместитель мэра Шанцев в подставленные услужливо микрофоны, что фильтры и очистные сооружения московских хим-предприятий работают нормально, и все делают городские власти для борьбы с природным феноменом. А на отдельных зонтах и навесах уличных кафе желтели проеденные разводы, и неприятны глазу были они, и мысли возбуждали скверные.

А над городом надвигалась и нависала – гигантская, как космическая агрессия, как сбывшаяся молитва великомучеников трагических лет «Мама, роди меня обратно».

Престижность городских районов стремительно менялась. Котировался восток и обесценился центр – квартиры внутри Садового сбывали за гроши. Подпрыгнул спрос на нижние этажи, и никто не хотел селиться в роскошных остекленных пентхаусах. Народ ринулся вон за город, скупая под застройку любые конуры и халупы, лишь бы в благодатном отдалении за кольцевой, на природе.

Появились коммерческие, а затем и VIP-вагоны метро – с роскошными диванами и отдельным кондинционированием. Вход в еще вчера пролетарскую подземку разом подпрыгнул до пятидесяти рублей – но вновь, как при забытой советской власти, заработала благодатная вентиляция.

Пансексуальность стала нормальной чертой столичного мышления и быта. Отец советско-русской сексологии профессор Кон в очередном спецвыпуске московских новостей, давно уже посвящаемых дежурной и важной теме, заявил уверенно и благодушно: все происходящее – не более чем эманация естественных человеческих влечений и чаяний, много десятилетий подавляемых ханжескими властями. И теперь изучение ЕЕ в школе следует перенести из курса сексологии в курс астрономии, против астрономии же, надеется профессор, не станут возражать даже самые сексуально непросвещенные педагоги.

Впервые за двадцать лет в Москве вдруг скакнула рождаемость. Одни социологи связывали это с «синдромом полярной ночи», другие говорили о роли постоянно возбуждающего фактора, третьи же зловеще сравнивали с массовыми совокуплениями леммингов перед коллективным самоубийством: народ всегда знал, что больше мальчиков рождается к войне и прочим катаклизмам.

Биржа, тот барометр, которому можно верить, указывала «бурю». Обнаружилось поспешное и паническое бегство капиталов за границу. Специалисты говорили о двадцати миллиардах долларов, но реальная сумма наверняка составляла много больше – деньги утекали через все щели, а выручка от экспорта практически не возвращалась. Потенциальные западные инвесторы в ответ на самые льготные и даже льстивые предложения возводили очи как бы к НЕЙ: неблагоприятный инвестиционный климат, ну что тут может гарантировать даже государство при всем его благом желании.

Разразился банковский кризис, как ни отчаянно отрицал его министр финансов. Вкладчики с вечера выстраивались к банкам, и один банк за другим лишался лицензий. В ответ на сакраментальный вопрос «Где бабки?» одна аудиторская проверка за другой разводили руками. Опасная тайна была раскрыта русской редакцией журнала «Форбс». Словно вихрь опустошил денежное хранилище Центробанка, и в некоем потустороннем направлении улетели и растворились колоссальные денежные средства – в НЕЕ…

Ситуация уже требовала чрезвычайных мер. Президент страны собрал в Кремль своих послов из всех стран – на инструктаж.

– Мы должны всеми мерами бороться против того, чтобы в мире как средства информации, так и отдельные политические силы и течения порочили имидж нашей державы! Следует противопоставить нашим недоброжелателям позитивную информацию, контрпропаганду!

Вечерняя тень накрыла окна зала совещаний, послы скосили глаза и поежились. «Что я им, в качестве контрпропаганды задницу с самолета покажу?..» – прошептал посол в Индонезии послу в Лаосе. – «А позитив – НАША самая большая в мире», – ответил тот.

Со всех телеэкранов знаменитый русский путешественник Федор Конюхов объявил о новой и самой уникальной своей экспедиции. Он в одиночку отправится в НЕЕ! Демонстрировал скафандр, подаренный Центром космических исследований, и запас пищи в запаянных трубах.

Он взлетел с Красной площади при огромном стечении народа. Морщинистый, как гигантская сушеная груша стратостат алел вкруг верхушки буквами «С. С. С. Р. – 2004». Стратостат поднялся, раздулся, и уменьшенный высотой до горошины, вошел в соприкосновение с тем ЕЕ участком, который напоминал Великий Каньон, опрокинутый верхом вниз, где и исчез без видимой натуги. Через минуту радиосвязь с путешественником прервалась, и более никто никогда героя не видел.

– Это яркий случай, когда зов Эроса и зов Тана-тоса сливаются воедино, – прокомментировал завкафедрой философии Московского Университета, приглашенный в «25-й час» каналом ТВЦ.

По закону всеобщих связей исчезновение единичной личности Федора Конюхова повлекло за собой исчезновение супергиганта отечественной нефтянки концерна ЮКОС. С тщанием проведенное дознание показало, что астрономические активы ЮКОСа вылетели в НЕЕ, в доказательство чего были представлены документы и фотографии.

Глава ЮКОСа Михаил Ходорковский был буквально в последний миг пойман за ногу, когда некий прозрачный (призрачный?) смерч уже обволок и приподнял его над грешной землей, чтобы всосать в бездонную НЕЕ, где столь бесследно и безвозвратно исчезали нефтяные миллиарды. Посаженный (положенный?) на сохранение под семь замков, Ходорковский через адвокатов прилагал нечеловеческие усилия, чтобы спасти родную компанию. Из человеколюбия ему не сообщали ее новый адрес, из которого спасти пока еще никому и ничего не удавалось…

И если раньше ОНА воспринималась все-таки с определенной бравадой и даже гордостью как примета национального колорита – то теперь уже всем явна была причина и суть национального бедствия. Скоротечные торнадо сделались обычной деталью московского пейзажа. В бездонную воронку, нависающую с каждым днем все ближе к зениту, летели штопором слитки меди и никеля, штабеля строевого леса и косяки осетровых рыб… и все это перемежалось, как стаями белокрылых чаек, тучками бумажных листов из окон Думы, к отчаянию ее многочисленных и беспрерывно работающих комитетов.

– Это и есть шапка Мономаха, про которую русские говорят, что она тяжела? – спросил идиот из интуристов в звании профессора славистики из Луизианы, за что и был чищен фэйс скудоумному америкосу оскорбленным экскурсоводом, получившим от милиции одновременно как моральное порицание, так и физическую поддержку.

Единственный институт, который не растерялся в новых и непростых условиях – это столичная милиция. Милиция драла с граждан штрафы за то, что посмотрел вверх («употребление порнографии в общественных местах») и за то, что не смотрел вверх («циничное пренебрежение государственной символикой»). За то, что ехал быстро («превышение скорости») или ехал медленно («задержал городское движение»). Торговал с лотка книгами («в неположенном месте») или не торговал с лотка книгами («пассивно препятствовал свободе информации»). И с безнадежной злобой смотрели граждане ТУДА, куда без следа и толка тут же улетучивались взимаемые с них скудные средства.

А шапка Мономаха уже нахлобучивалась на город-исполин косо, как на обреченную и нетрезвую голову. Кольцевой небесный просвет меж горизонтом и навесом лесистых и темных лохматых зарослей явственно сужался. Чудовищный плотский проем зиял над жертвенным муравейником, и лишь воспаленные эротоманы могли находить в том хоть нечто отрадное.

И тогда с решительной инициативой выступил мэр Лужков. Мэр был решителен, жесток и конкретен, как всегда. Он похудел на двадцать кило, глаза его увеличились и мерцали колючим огнем.

– В срочном порядке городские власти приняли решение построить таким своего рода кольцом по периметру города шестьдесят новых высоток, шестьдесят небоскребов, – властно успокоил Лужков. – Центральный небоскреб спроектирован как самое высокое здание в мире, его высота – шестьсот двадцать метров. И называться он будет – «Москва»!

Это на время успокоило. Все знали, что Лужков деньги на ветер выкидывать не станет. Подразумевалось, что в крайнем случае ОНА сядет краями на кольцо небоскребов (уколется, вероятно, о шпили, хихикали циничные острословы), и опускание прекратится, сохранятся выезды из города и т.д.

За обыденностью дел и в малоприметных глазу ежедневных изменениях народ в известной степени привык жить как бы под куполом цирка шапито. Изменяется длина и ширина брюк, форма носков и каблуков обуви, стрижки, галстуки, марки автомобилей; с той же ползучей естественностью привыкли к респираторам с озонирующими лепестками, к предгрозовому полумраку и рано включаемому электричеству; давно принюхались к городской вони, приспособились тратить в пробках два часа на выезд за город после работы и два часа на дорогу из загородного жилья.

Шпили высоток действительно росли в сверхъестественном темпе. Одновременно с впечатляющей скоростью сокращалось почему-то число газет и падали их тиражи. Словно пришибленные и придавленные главным известием, анемичные газеты потеряли вкус к жизни, а читатели – к чтению.

Краткой сенсацией явилось выставление в Манеже нового монументального полотна народного художника Штопорова «Небо Родины». После первого дня выставки Манеж средь ночи неожиданно вспыхнул и сгорел в уголья в течение часа. Пожарную охрану не репрессировали никак – зато под предлогом народного негодования ввели жестокую цензуру, причем не столько на изображение половых органов, сколько на освещение политической жизни (связь между двумя этими материями представлялась несомненной).

– Вот это я понимаю «все мы под колпаком у Мюллера», – произнес, проходя через Лубянскую площадь, известный писатель детективщик, и тут же исчез в пространстве. Очевидцы клялись, что его втянуло как бы смерчем в НЕЕ.

В какой-то момент невозможно стало скрывать уже убыль населения. Без вести пропадали десятки тысяч людей – выходили из дому и не приходили никуда. Многочисленные одинокие старушки-владелицы отдельных квартир канули и минули. Молодые интеллектуалы «выезжали в США» – и переставали существовать. Если когда-то провинциалы ехали в Москву, чтобы сделать карьеру и подняться вместе со страной – то теперь они приезжали в Москву и просто растворялись в НЕЙ.

Резко упал интеллект элиты. Никто уже не хотел содержать разномастных профессоров и академиков, протягивающих руки за грошами и ноги без грошей. Из литературы наибольшим спросом пользовались женские детективы, где главной героиней была фактически ОНА, и триллеры, где из-за нее лилась кровь и кипели страсти.

– Значит, только такой жизни этот народ и заслуживает! ЭТО вам что, американцы прислали?! – заявила знаменитая демократка Новодворская и едва не была растерзана патриотами.

Демократия улетала в НЕЕ прямо на глазах – как самолетами, так и поодиночке. Зияли пустотой штаб-квартиры вчерашних партий. ОНА буквально превратилась в гигантский пылесос из кошмарного сна.

В экстремальных условиях выживания махровым цветом расцвели взятки. Покупалось и продавалось все: должности, экзамены, освобождение от уголовных преследований, заповедные леса и топ-модели.

Теперь по утрам повсеместно мощные брандспойты обрабатывали струями с хлоркой ТО, что служило небосводом. Во влажном полумраке и невыразимом амбрэ клаустрофобия и аллергия были наименьшими из страданий. Военкоматы взвыли о невозможности набрать призыв сплошь юными инвалидами – как будто на НЕЕ еще могли напасть враги…

Настал день, когда вон из города стремительно ринулись три категории населения: политики, олигархи и гинекологи. Предупреждение поступило от последних, и было мгновенно учтено первыми. Наступали критические дни.

Слитные автомобильные ленты расползались по шоссе во всех направлениях. Упрессованные до концлагерной бездыханное™ поезда трогались с вокзалов. Пешие беженцы толпами месили бездорожье. И желтые фонари жалко тыкались в сгущающуюся тьму.

Было видно, как натужно гудящий турбинами лайнер пытался проскочить в узкий голубой просвет меж черным низом и багровым верхом, ткнулся, прилип и исчез. Последний стрекочущий вертолет метнулся в светлеющую и сужающуюся щель на востоке, за шоссе Энтузиастов…

Шестидесятикилометровая медуза опустилась на город. С присасывающимся чмоканьем происходило соприкосновение по МКАД. Переставали быть слышными глухие крики.

В содроганиях и спазмах отказывается представить себе человек с его небезграничным воображением потоки крови в обреченном городе. Реки, вышедшие из берегов, и улицы, превратившиеся в реки. Тщета всех надежд и конец всего как возвращение к началу всех начал…

Захлебыва… ахлеб… ахл… а-а-а-хххлл!!!…

«Плоть Медузы» «Медуза-Горгона» «Храм на крови» «Захлебнутся своей кровью!» «Закат в крови!» Как кубики влеплены в ком теста с кетчупом Влипшие в красный торт муравьи А-а-а, цвет знамени! Не миновала ЧАША СИЯ-а-а-а-а-а-а!………………………………………

Возникает еле ощущаемая вибрация воздуха, в нем всплывает чуть слышный звон, плывет, нарастая, яснее, громче, резче, в звоне проявляется тяжелое бронзовое дребезжание, и округленный металлический гул давится, как пушечным ядром, ударом курантов – срезающим звук. Повторяется снова, снова – до двенадцати раз.

Надтреснуто пересыпают мелодию четыре четверти. И золотые стрелки на черном циферблате Спасской башни, сошедшиеся наверху, медленно разъединяются и ползут в движении, отраженном невидимым зеркалом.

Им отвечает неуловимое перемещение тени на старинных солнечных часах. Неявно для глаза склоняется солнце левее по небесной дуге.

Буднично и привычно влипают в троллейбусы веера взъерошенных толп. Рвут с наката на прямую передачу машины от перекрестков и застывают на светофорах, дожидаясь красного.

Стремительный черный кортеж вылетает из Кремля и мчится к Новому Арбату, как пущенная оперением вперед стрела. С непостижимой согласованностью раздается и съеживается к обочинам уличное движение. Истеричные регулировщики спецдивизиона ГИБДД опускают руки от козырьков и вращают вслед жезлами хамовато.

В магазинах возвращают покупки и сдачу, устало пятясь на работу. И восвояси взмывают растопыренные, как якоря, лайнеры с московских аэродромов.

«И был вечер, и было утро, – день первый». Редеет жизнь, сгущаются сумерки, тычутся сквозь смог мутные московские звезды… и вот уже открываются ночные рестораны, и редеют алые трассерные ленты автомобильных огней.

Президент убирает руку с Конституции, и шпалеры знатных гостей аплодируют его выходу – твердым шагом, спиной вперед, по этикету – из высоких золотых палат Кремля.

Руины окутывает купол кирпичной крошки и битого стекла, вспухает облако желтого толового дыма и серой цементной пыли, облако прокалывается изнутри красным ежом вспышки, и когда она гаснет – нетронутые дома мирно зажигают окна, всаженные на свои места в ночной Каширке, как имплантированные зубы в пострадавшую челюсть.

Разгружаются на полевых аэродромах «черные тюльпаны», и штабеля «груза-200» развозятся по госпиталям. Ободранные армейские колонны, подкрашиваясь и прихорашиваясь на марше, возвращаются из фрондирующей Чечни.

Ельцин выносится из операционной еле живой и доставляется на дачу работать с документами. За этим занятием он стремительно стройнеет, оживает, извергает фонтаны водки, взлетает на танк, вслед за чем перебазируется из Белого Дома в кабинет секретаря Мосгоркома КПСС.

Незаметно и бесшумно переходит национализация нефтегазодобывающих промыслов и металлургических комбинатов. Миллиардные долларовые потоки скачиваются со счетов западных банков в Россию, здесь зашиваются в кожаные мешки, самолетами увозятся обратно в США и растворяются там, вытягиваясь из воздуха печатными машинами и перерабатываясь в целлюлозу.

Караваны «шестисотых» мерседесов мчатся через западную границу, чтобы после переработки на заводах Даймлера и Бенца превратиться в руду, которую карьерные экскаваторы зарывают в землю.

Чудодеи-киллеры реанимируют стар и млад. Сонмы старушек появляются невесть откуда в своих квартирках.

Исчезают казино, кабаки, бомжи и кавказцы. Российские олигархи переодеваются в дешевые костюмчики и возвращаются в инженерные бюро и лаборатории. Процесс им на пользу – молодеют, подтягиваются, лысины зарастают густым волосом.

Спускается российский триколор и поднимается – алый, с серпом и молотом. Молниеносно пустеют магазины. Из электричек в них тащат тяжелые сумки с колбасой.

И вот уже Горбачев целуется с восхищенным народом, и бронированные армады под победные звуки «Калинки» вторгаются в Германию, где ликующее население с немецким умением работать разом восстанавливает берлинскую стену.

Гигантские очереди возвращают водку в винные отделы.

В черных комбинезонах и ондатровых шапках, офицеры кремлевской охраны извлекают на вожжах из цементных окопов дубовые гробы Черненко, Андропова и Брежнева.

Вместе с товарищами Сусловым, Косыгиным, Пельше и другими членами Политбюро дорогой Леонид Ильич провожает с трибуны Мавзолея парад, пятящийся за Исторический музей.

Дикция Брежнева улучшается, звезды осыпаются с груди. С дачи возвращается лысый, энергичный, жутковатый Хрущев, целует его и отправляет в родную Молдавию. К Мавзолею раскатывают ковровую дорожку, прогоняют с трибуны Гагарина, быстро поднимают на орбиту, сажают на Байконуре и отправляют в летное училище.

Побитого юнца Евтушенко, похожего на Буратино, которого заставили окончить школу, Хрущев учит писать стихи. Зрители давятся удрать из Политехнического.

Шокированно движется к открытию XX Съезд КПСС, и протирающего пенсне Берию водворяют из блиндажа на родную Лубянку.

Разлепляются и расходятся по домам толпы с похорон товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. Товарищ Сталин приказывает снести высотки и демобилизует полки стрелков в полушубках, отправляя их в родную Сибирь. «Сестры и братья!» – говорит он.

В бешеном темпе восстановив страну, германские и советские войска проводят парад дружбы в Бресте.

Сматывают колючую проволоку в ледяных колымских лагерях. По ночам черные машины развозят по домам героев Гражданской войны, уже переодетых в форму с наградами.

Ударно зарывают метро им. т. Л. Кагановича, снимая лозунги «5-летку в 4 года!». Пятятся, пятятся тачанки и броневики, и наркомвоенмор товарищ Троцкий, выставив бородку клинышком, держит ладонь к кожаному картузу со звездочкой.

Хмурая толпа разбирает Мавзолей. Пестрые шествия текут бесконечно из подвалов Лубянки. Товарищ Ленин встречает полки, вернувшиеся живыми с Гражданской войны. Кремль грузит обозы – правительство переезжает в Петроград. Молодцеватые юнкера заполняют Александровское училище.

Шеренги в хаки переоблачаются в штатское, сдавая винтовки в арсеналы. Из «Яра» вываливаются и впрыгивают в тройки румяные купцы и благодушные адвокаты. Чехов, почти не кашляя, приезжает из Ялты и продает несколько доходных домов.

На Красной Пресне разглаживаются баррикады, как послеоперационные рубцы на мостовых. Наганы хлюпают, как портативные пылесосы, втягивая дымки и пули из воздуха.

Оживленные крестьяне прутся без подарков с Ходынского поля в окрестные деревни. Сыплют малиновый перелив звонницы, и молодого красивого Государя Императора Николая Александровича с супругою, заключающих пышный и бесконечный дворцовый кортеж, вводят на царский поезд – в столицу…

И тогда сонная благодать накрывает арбатские пыльные и зеленые дворики. Закрывается МХАТ, беднеет фабрикант Станиславский. Застройки постепенно редеют… появляются заросшие бурьяном пепелища… первый снег и первая листва сменяют друг друга… пробивающиеся огоньки сливаются в пожарище, и полыхающий город принимает наполеоновские колонны, чтобы погаснуть, побелеть, зазеленеть – и изрыгнуть чужаков навсегда к Поклонной горе, к Бородинскому полю…

С язвительной тонкогубой улыбкой Грибоедов щурится сквозь очочки, пляшут язычки свечей в шандале, кончик гусиного пера ловко убирает бисерные стихи пьесы с белых листов, складывая их в пачку.

Крутой крепыш Михайло Ломоносов покидает рассосавшийся университет и отбывает в Германию – вступать в ганноверские драгуны.

Увозят в клетке в родные сельские степи Пугачева. Кровь высыхает на Красной площади, убирают плахи и виселицы, стрельцы обнимают жен и уходят в слободу стрелецкую. И молодой царь Петр возвращает из монастыря сестру, вручая ей власть.

Сходит с помоста кряжистый бешеноглазый Стенька Разин.

Венчают с царства Михаила Романова.

Староста Козьма Минин прощается с князем Пожарским и обращается к хлопотам купеческим – ополчение расползается…

Бережно дергают с земли Самозванца, под руки вносят в хоромы, пряча в ножны клинки. В хвосте длинного течения войск польских, литовских, белорусских, украинских едет Димитрий к знатному тестю Мазепе, на запад и юг, в край хлебный.

Борис Годунов передает корону младому Феодору Иоанновичу. Угрюмость сменяется трепетом – вот он, Государь Всея Руси Иван Грозный, и посох в руке его, и рана на виске сына его, и опричь его верные с песьими головами и метлами у седла!

Из польского похода выдавливается крепнущее войско Курбского, из Казани полки топчут пыль, месят грязи, пестреют кафтаны, блестят бердыши, скрипит огневой обоз с пищалями. Колокол везут Новгороду, из Курляндии отзывают ратных. Снимает алую рубаху и уходит в отчий терем Малюта, оправляется от хвори царь – ясный, юный, ласковый.

А только вновь редеют срубы, и чернеют пепелища, и вспыхивают огни океаном пламени; пламя то собирается в стрелы и улетает невидимо за городские стены, с которых спускаются татары в халатах, кидая в ножны кривые сабли и собираясь под хвостатое знамя Тохтомыша.

Из огня, как феникс, вновь встает Москва, и стон поднимается от околиц, когда семьи соединяются с ратниками, вернувшимися из неведомого с поля Куликова; и под уздцы пятят в ворота тиуны высокую белую кобылу князя Дмитрия!

За годом год возят баскаки дань из Орды, и год за годом возвращают князья Великому Кагану ярлыки на княжение и золотые охранные пайцзы.

Съеживается бревенчатый городской частокол. Жмутся к надречному холму избенки. Стягиваются, мельчают терема.

Дощатые мостки исчезают с улиц, желтая жирная глина и зеленая осока заменяют их.

И под приглядом сурового князя Юрия Долгой Руки выкапывают смерды заостренные бревна частокола, снимают драночную кровлю с теремов, раскатывают избушки. На волокушах утягиваются стволы в окрест дремучие леса, и стук топоров возвращает им стать.

Исчезает в урочище, в зарослях, обоз, и позвякивая сбруей прикрывает его отход княжья дружина.

Лишь отбившийся воин поит из темных струй фыркающего коня, зачерпывает воды шлемом, но скрывается и он.

Тогда робко показывается из чащи финн-рыболов в кожаной рубахе. Зовет из землянки семейство и, отдохнув на стоянке, они увязывают первобытный скарб в узелки и откочевывают на восток, в сторону Урала…

И вот… катит темные тихие воды неширокая река, и ручей в ивовой заросли сливается с нею… вековые сосны щумят и поскрипывают под ветром… и в прелом и чистом лесном воздухе плывет и катится шариком одинокий заунывный звук: «Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку».

Гл. IX, §4. В зафиксированной истории любого этноса есть размытая граница, до которой дописьменная информация переплетается с мифологией неразъемным образом. Таково, например, Сказание о Всемирном Потопе, присутствующее едва ли не у всех древних народов. Другой пример – склонность народов не только европейских, но также средиземноморских и ирано-кавказских этносов возводить свою родословную к светловолосым, белокожим и голубоглазым предкам, будь то арии, прагерманцы, эллины, италийцы, праславяне, иудеи, армяне или персы. Рослого агрессивного блондина можно считать архетипом мифологизированного самосознания цивилизаций, которые поднялись на месте вытесненных предше…

§ 6. Гибель працивилизации, от которой унаследованы шедевры и секреты древней культуры, есть один из архетипических мифов. Такова была Атлантида у древних греков, Камелот у британских кельтов, смешавшихся с англосаксами, Китеж-град у восточных славян или Итиль у мадьяр…

§10. Полифоничное и многовариантное (характерные черты любого мифа) Сказание о Третьем Риме имеет многочисленные (и противоречивые, разумеется) корни в соседствовавших культурах. Достоверность сведений о реальном Втором Риме – Византии-Константинополе – нарушается, дробится и иссякает в Средневековье, с раздроблением и упадком европейской государственности, общим снижением и вульгаризацией культуры и повсеместным исчезновением грамотности. Из тщательного анализа обрывочных памятников явствует, что на сакральный титул римских цезарей претендовали многие более или менее влиятельные вожди германских, гуннских, кельтских и славянских племенных союзов, от Теодориха и Карла Великого до Мюрата и Никона…

Гл. X, §1. Оформление христианства в государственную религию вело к тому, что само понятие Третьего Рима стало обозначением не столько географическим или политическим, но прежде всего идеологической парадигмой в культурном и духовном контексте. Поднимающийся к созданию новой, собственной цивилизации молодой варварский народ декларировал свою претензию и программу утвердиться как наследник великой и древней цивилизации, архетипом которой в сознании Западной Евразии укоренился Рим. Рим как символ и знак…

«Золотой век» у разных народов многих эпох отражал представления о недосягаемо высокой материальной культуре предков, канувшей в прошлое. Воссоздать этот уровень счастливого удовлетворения всех материальных потребностей, тем более на базе моральной и социальной справедливости, было, разумеется, невозможно. Но «духовное наследие», в силу его трудноопределимое™, а также воображаемой возможности любой индивидуальной свободной воли к любому высокоморальному поступку в соответствии с постигнутым христианским идеалом – это «духовное наследие» официально объявлялось обретенным.

Вот это «духовное приобретение» наши предки, со свойственной им наивностью язычников и рьяностью неофитов, и переносили на мифологизированный материальный, реальный уровень. «Третий Рим» как символ культуры и духовной власти «истинной веры» превращался незатейливой паствой в «Третий Рим» как реально существовавший великий город, будь то Равенна, Аахен, Иерусалим или Москва. Горний град обретал в сознании верующего, жаждущем простоты и доходчивости, конкретные очертания града дольнего. Он стоит на горе, на холме, на возвышенности, на крутом берегу реки – и этого, в сущности, достаточно…

Гл. XII, §2. Многие события мифологической история Руси не находят решительно никаких подтверждений в современной исторической науке. Начиная от создателя древнего русского государства, скандинавского ярла Рюрика, никаких следов упоминаний которого нет ни в одной из многочисленных скандинавских и северогерманских хроник…

§5. Национальным вариантом мифической битвы «предков» с «врагами» является знаковая в русской истории битва на Чудском озере (это «Ледовое побоище» имеет даже точную хронологическую привязку в позднейших летописях – 1242 г. от Р.Х.). Ни в одной европейской хронике это событие не упоминается вовсе. Зато сохранились записи, что в указанный момент Ливонский орден вел военные действия на юге Европы – противоположном краю материка. Учитывая, что к середине XIII века Орден насчитывал до 25 000 рыцарей, а «расчет копья», т.е. количество воинов, приходившихся на одного конного рыцаря-копейщика, составлял пять человек – мы получаем армию, с которой считались крупнейшие евразийские государи, и которую никак не мог разгромить мелкий удельный князь.

Кроме того, в зимнее время военные действия практически никогда не велись. Это обусловлено трудностью переходов, бескормицей для коней, необходимостью топлива и укрытий для ночлегов в снегу, нарушением коммуникаций, резким снижением подвижности и боеспособности. А снежный покров связывает маневренность и ударную силу тяжелой конницы, лишая ее главных преимуществ.

Да и лед в апреле, согласно метеорологическим записям, убийственно ненадежен для такого войска.

И, наконец, многолетние и кропотливые археологические изыскания на месте «битвы» не дали ни одного предмета (!), подтверждающего реальность летописного мифа. Ни одного наконечника стрелы, ни одного стремени или топора, ни одной поврежденной оружием человеческой кости.

Зато в ливонских хрониках значатся ясные записи о гарнизоне, стоявшем в Пскове по просьбе псковского князя. Псков попытался предпочесть экспансию римского христианства экспансии монгольской. Через два года срок договора истек, денег же для его возобновления в княжьей казне не оказалось. «Лучшие люди», как водится, отказались кормить «ненужное чужое войско». В апреле гарнизон двинулся восвояси, на северо-запад – насчитывая пятьдесят конных рыцарей и двести эстляндских кнехтов. Прямая дорога через озерный лед еще держала рассредоточившийся порядок. Под берегом возвращавшихся и ждала в засаде дружина Александра Невского. Беззащитные на хрупком льду как на ладони под стрелами лучников, рыцари сдались – и были миром отпущены из плена после получения выкупа от Ордена…

§ 6. И уже совершенно грандиозная, поистине мифического размаха «Куликова битва» (она же «Мамаево побоище») также не подтвердилась за века ни одной археологической находкой…

…Монахи-воины оформились в орден рыцарей Храма, возникший в эпоху крестовых походов, организованных Римом. Но никогда православный монах не был конным воином! Легенда о «воинах-зачинщиках» Ослябе и Пересвете – явный парафраз истории тамплиеров. Цель легенды ясна – отождествить Москву с Римом через отождествление социальных и ментальных реалий…

Гл. XIII, §3. Канонизированная история любого народа – это увеличительное стекло, избирательно направляемое в отдельные узоры калейдоскопа истории реальной. Ретроспективно любой народ надувается, как лягушка, вспахавшая ниву мировой истории напару с волом всего остального человечества.

§7. Характерно, что за период репрессий Ивана IV было казнено, по сколько-то подтвержденным данным, не более пяти тысяч человек – и царь этот в народном сознании был мифологизирован как «Грозный». В то же время в Англии при короле Генрихе VIII было казнено около восьмидесяти тысяч человек – но при кровавой истории Англии его жестокость мифологически отразилась лишь в казни двух собственных жен (причем позднейший обыватель норовит распространить эту казнь на всех жен женолюбивого короля, ассоциативно увеличивая их число с шести до восьми)…

Гл. XIV, §1. …Появление на авансцене русской истории основателя Москвы князя Юрия Долгорукого, равно как и растворение во мраке веков его потомков, оставлено без внимания летописями, пренебрегшими столь «незначительными» деталями…

§ 12. В начале XVIII в. от Р. X. царь России Петр I переносит столицу из Москвы в Петербург, на место отвоеванного у шведов поселения на побережье Балтики в устье р. Невы. Последние официальные сведения о Москве как столице Руси – так называемое «утро стрелецкой казни». Достоверность этого события, и уж, во всяком случае, его масштабов, вызывает серьезные сомнения. Во-первых, чтобы снедаемый планами экспансии и милитаризации страны правитель начал свою деятельность с уничтожения собственной военной силы – мягко говоря, это нелогично. Во-вторых, сведения об этом черпаются в основном из художественных источников: одноименной картины Сурикова и романа одного из многочисленных писателей Толстых. Отметим лишь, что оба произведения веками входили в обязательную программу средних школ. Фантазии же школьников…

§14. Утеряв де-юре статус столицы и без того малозначительной евразийской провинции, пустеющая Москва, не являясь промышленным или транспортным центром, хирела…

§ 15. Проигрывая в социально-экономическом соревновании Западу, Россия тем более культивировала легенду о духовном превосходстве, символом чего выставлялся «Третий Рим» – Москва как оплот «истинной веры». Интереснейшей деталью легенды являются «сорок сороков» московских церквей. «Сорокатеричной» системы счисления мировая математика, разумеется, не знала: на Руси, как и во многих странах, считали дюжинами, позднее – десятками. «Сорок сороков» дают тысячу шестьсот. При реальной численности населения в средневековой столице до двухсот тысяч человек – это дает один храм на сто человек, включая детей, паралитиков и крепостных рабов. Излишне доказывать, что никакая производительность труда и никакая налоговая система не позволяют содержать такое количество храмов – оставляя уже в стороне вопрос об их нужности… Но здравый анализ неприложим к мифу…

§17. Уже в статусе провинции, в ходе русско-франкской войны 1809-1814 гг.. Москва подверглась разграблению и была полностью уничтожена. Позднее для объяснения мгновенного исчезновения древней столицы русские историки придумали страшный пожар, который выжег деревянный город. Здесь необходимо отметить первое: евразийские города XIX века нигде не были деревянными; и второе: это откровенное повторение мифа о сожжении Первого Рима императором Нероном. Отождествление «Москвы Златоглавой» с «Третьим Римом» – неизменная доминанта русской историографии…

§21. Ярчайшим и показательным мифом явилось «Сказание о Зимней битве за Москву» в ходе Второй Русско-Германской Войны 1939-45 гг. («Снежное побоище»). Там эпически описывались и «сорокаградусные морозы» (опять это число «сорок»!), и «миллионы солдат», и «внимание всего мира». Историков-патриотов не смущало ни то, что при такой температуре боевая техника функционировать не может, ни то, что самих подобных температур в этих широтах не могло быть со времен Великого оледенения. Для нас важнее другое: и Россия, и Германия культивировали римскую символику («карающие мечи», «салюты», «диктаторы», «легионы» и т.д.) и представляли свои государства как «Третий Рим», «Тысячелетнюю Империю» – т.е. сознательно создавали мифологизированный имидж.

§24. Вымышленность «Зимней битвы за Москву», как и всей «Великой Победы», подтверждается тем достоверным и никак не совместимым с «великими победами» фактом, что через сорок лет (и опять эта цифра!) после «величайших побед» Россия рухнула и рассыпалась на куски буквально в одночасье и без всякого воздействия извне… Великими мифами народ компенсировал себе унижения и неудачи в реальной действительности…

§25. Величественное, блестящее и героическое прошлое – им вознаграждает себя народ-мифотворец за унизительное и пошлое настоящее. Ни над чем мы не властны так, как над своим прошлым, и в нем всегда можем если не найти, то создать – а это одно и то же – предмет своей гордости и убежище от горестей и невзгод настоящего…

§49. С распадом Русской Империи на ряд независимых малозначащих государств миф о Москве обрел окончательный блеск. Реальность не могла более замутнять сияние идеала. Скудость археологических раскопов на Среднерусской возвышенности лишь делала мифическую Москву все более загадочной… Несколько городищ XIV-XVII вв. поочередно были объявляемы Москвой, но достоверных подтверждений так и не последовало…

§50. Сторонники Керуленской теории пытались вести раскопки в Китайском Прибайкалье, но их противники полагают, что раскопанное городище, действительно крупное – не Москва, а древний центр провинции Чита. Кстати, христианских храмов там почти не нашли…

Сторонники же поволжской точки зрения отстаивают то положение, что длинная цепь поселений, тянувшихся беспрерывно в излучине среднего течения Волги на протяжении более ста километров – это и есть остатки древней Москвы, ибо только великая столица может быть таких размеров. Вытянутость вдоль береговой черты объясняется значением Москвы как порта пяти морей и огромной торговой базы. А многочисленные развалины промышленных, металлургических и машиностроительных предприятий подтверждают мощь и вес стольного града. Беспорядочные воинские захоронения свидетельствуют о кровопролитных битвах. Таблички же «Сталинград» означают именно «императорский город», что и соответствует столичному статусу. Им возражают, что…

§ 52. И поныне эта поэтическая легенда о великом и сказочном городе, о миллионах его жителей, многочисленных театрах, цирках и университетах, двадцатиэтажных домах и широких улицах, тесных от тысяч механических средств передвижения, сияет яркой страницей в золотой книге загадок истории, которая…