9

— Госпожа, госпожа!

Лиддит придержала коня и развернулась в сторону скачущего к ней воина.

— Госпожа, лорд сенешаль испрашивает дозволения становиться на ночлег.

Лиддит подняла взгляд к небу. Странно, до сумерек еще не менее двух часов. С чего это Дарголу пришло в голову так рано разворачивать бивуак? Неужто что-то произошло?

— Случилось что?

Гонец, совсем молодой парень, за плечами которого, однако, был весенний рейд за Южные ворота, поэтому его уже нельзя было называть так и просящимся на язык кому постороннему полупрезрительным словом «сопляк», недоуменно пожал плечами. Лиддит нахмурилась и, развернув Алэрос, легкой рысью поскакала к хвосту каравана. Вслед за ней тут же пристроился десяток эльфов, ненавязчиво прикрывая свою госпожу от зарослей слева. Десяток гномов, также входящих в ее личную охрану, проводил их ревнивыми взглядами, но остался на месте, то есть рядом с массивной каретой, оббитой листами гномьей «голубой стали», поверхность которой была испещрена множеством рун. А куда было деваться? Гномы и верховая езда — вещи трудно совместимые. Не невозможные, нет, но… Особенно если гномы в том виде, в котором сейчас пребывал этот десяток, то есть в полных гномьих латах и с ростовыми щитами. Причем «ростовыми» отнюдь не по гномьим, а вполне себе по людским меркам. Скажем, Лиддит за таким щитом укрывалась полностью…

Лорд сенешаль отыскался на обочине, причем в не очень-то лордском виде. Старый капитан наемников был облачен в одну нательную рубаху и, зажав между колен ногу здоровенного битюга, сноровисто прибивал к его копыту подкову.

— Что случилось, Даргол? — встревоженно спросила Лиддит, осаживая коня. Сенешаль замка Арвендейл разогнулся и, выудив изо рта зажатую губами пару гвоздей, улыбнулся своей госпоже.

— Ничего особенно серьезного, Ваше сиятельство. Сейчас поправим подкову и двинемся дальше.

— Но… мне сказали, что вы испрашиваете разрешения встать на ночевку.

— Ах, вы об этом? — Даргол ловко перехватил гвоздь и легким ударом молотка наживил его. — Через полчаса мы должны подойти к довольно удобному месту — мысу, вокруг которого река делает поворот, — сенешаль несколькими ударами молотка загнал гвоздь на положенное ему место и отпустил копыто, после чего продолжил: — На этом мысу хватит места, чтобы разместился весь караван. Лучшего места для ночлега не будет на пару дней пути в любую сторону. Только… — Он задумчиво пригладил своей лапищей слегка взъерошившуюся шевелюру, — я бы предложил не ограничиваться одной ночью, а устроить бивуак на пару дней. Надо развернуть кузню и заняться перековкой лошадей. У многих подковы на соплях держаться. Да и повозки подремонтировать не мешало бы. За последнее время дорогу через Темный лес, конечно, натоптали, но сильно лучше она от этого не стала. Да и вообще… запасных тележных осей совсем не осталось. Не дай бог, снова какая лопнет — повозку придется бросать. Так что стоит поискать несколько деревьев поровнее и хорошенько подсушить срубленные слеги у костров. Они, конечно, все равно будут довольно сырыми и долго не протянут. Но до первого города с этой стороны леса должно хватить…

Лиддит нахмурилась. Опять задержка! А с другой стороны, Даргол дурного не посоветует. Так что, если он предлагает, значит, действительно наиболее разумным будет встать на долгую дневку.

— Хорошо, дневка так дневка!..

Зиму герцогство пережило вполне сносно. Несмотря на наплыв беженцев. А все благодаря скоту, который удалось захватить в рейде. Хотя перегнать в Арвендейл в целости и сохранности удалось всего лишь греть захваченного. Впрочем, это еще был очень хороший результат. Потому что десятая часть захваченного пала еще в предгорьях, на подходе к Южным воротам. А почти большую часть оставшегося пришлось срочно забивать прямо в Южных воротах — то есть ставить лагерь, обустраивать коптильни, вырубая окрестные рощи, вызывать из Каменного города на помощь гномов и забивать всех ослабленных животных, которых к тому моменту было почти две трети от числа тех, что дошли к Южным воротам. А то бы потеряли всех. Потому что, после того как Фодр с охотниками запустили в прибрежных степях огненный пал, стада приходилось гнать достаточно скорым ходом и по кратчайшим маршрутам. Ибо полыхнуло неожиданно знатно. Если бы знали, что степь так загорится, сначала бы отогнали стада и отары подальше. А так — даже на расстоянии трех дневных переходов от разгоревшегося степного пожара глаза и нос слегка резало от запаха гари, а в горле першило от мелкого пепла, висевшего в воздухе… Да и орков сбрасывать со счетов не стоило. Степной пожар, конечно, распространяется широким фронтом, но в нем всегда могут появиться те или иные разрывы — овраг там на пути огненной волны попадется, или солончак, или болотце… да просто полоса наметенного ветром за увал слежавшегося снега. Хоть его пока в степи скопилось еще очень немного. Ну да иначе ни о каком пале и речи не было бы… А орки — опытные степняки и с пожарами в степи сталкивались уже не раз. Так что при малейшей возможности точно попытаются прорваться за огненный фронт и увести свои стада в обратную от пожара сторону. Ну, или как минимум, бросив стада, проскочить самим… Причем вот такие обездоленные орки были намного опаснее тех, кто прорвется со стадами. Потому что если те, при стадах, будут в первую очередь обихаживать и обустраивать животных, то лишившееся всего кочевье, стоит ему заметить хотя бы небольшой след от стада, тут же пойдет вдогон. И драться будет свирепо и насмерть. А куда деваться? Скот в степи — это жизнь. Особенно зимой. Нет скота — нет пищи… нет кизяка — значит, нет тепла в юртах, нет шкур — значит, нет одежды… да ничего нет, кроме смерти! Вот поэтому стада и гнали, и гнали, стараясь как можно быстрее набрать между собой и вероятными преследователями максимально возможное расстояние. Но именно из-за этого животные быстро теряли силы, не успевая достаточно подкормиться. Да и где там кормиться-то было? По тому маршруту, по которому гнали стада, уже прошла не одна тысяча животных, захваченных при разгроме тех кочевий, которые попались в предгорьях, напрочь выевшая пожухлую осеннюю траву, оставив после себя только голую землю, взбитую десятками тысяч овечьих, лошадиных и бычьих копыт. Так что тем стадам, что шли последними, пищи уже не осталось…

Впрочем, безвозвратных потерь оказалось не так чтобы и много. Большую часть мяса забитых животных удалось закоптить, еще часть — засолить, а значительная часть тех, которые потеряли силы еще во время гона, пошла в котлы на привалах. И вообще во время гона все жрали от пуза. В первую очередь не от того, что так уж хотелось. Просто люди пытались обилием пищи справиться с усталостью и хотя бы частично возместить недостаток сна… Но что копченья, что солонина вышли не очень. Уж из больно отощавших тушек все это делалось. Ну да беженцам с голодухи было не до смакования вкусовых оттенков… Так что за зиму с удовольствием сожрали и это.

Ну а по весне в Арвендейл с гонцом доставили распоряжение нового императора о том, чтобы все провинции, которые не слишком пострадали от орков, собрали сколько возможно продовольствия и отправили в помощь армии и другим провинциям, принявшим наибольшее число беженцев. В принципе, Арвендейла это распоряжение по большому счету не очень-то и касалось. Если уж Арвендейл не считать пострадавшим от орков — то кого тогда считать-то? Да и беженцев в герцогство набежало — мама не горюй! Но народ, поразмыслив, решил не жмотиться, а взять да и помочь. Им же вон имперцы в свое время на помощь пришли, не так ли? Ведь только благодаря им удалось выгнать орочью заразу из пределов Теми. Много жизней за это положено было. Так что искать повод увильнуть, когда можешь помочь или там делать вид, что тебя это не касается, совсем не по-людски будет. А помочь арвендейльцы были вполне способны. Ибо благодаря зимнему рейду с продуктами в герцогстве, несмотря на набежавших беженцев, даже сейчас, по весне, дела обстояли неплохо. Эвон, осадные запасы городов не были израсходованы даже наполовину. А ведь благодаря тому что орки были изгнаны из Арвендейла, ими уже не пользовались несколько лет. Так что все одно по осени их надо будет менять на новые. Так чего бы не помочь? Да и к тому же в той самой армии, свои же и служат. И сам герцог при ней. Да, судя по письмам, отнюдь не на последних ролях, а как бы и не самым главным. Ну, после императора, конечно… Ну как можно о своих не порадеть-то?

А Лиддит почувствовала, что больше не может просто сидеть в герцогстве и ждать, когда Трой закончит со своими делами и вернется домой. Она же не видела его больше двух лет! Тем более что с основными хозяйственными проблемами герцогиня уже вполне разгреблась — большая часть беженцев первоначально обустроена, замок более-менее приведен в порядок, взаимодействие между людьми, гномами и эльфами тоже вполне налажено. Даже сформированы совет и суд! Ближайшие потенциальные опасности благодаря рейду за Южные ворота также можно считать вполне купированными. Как минимум на ближайшее время. Да и обороноспособность герцогства после зимнего рейда явно резко повысилась. Причем не только потому, что удалось значительно сократить число орков в ближних окрестностях герцогства, но еще и вследствие того, что существенная часть новонабранного ополчения за время рейда успела поднабраться реального боевого опыта и закалиться. А к весне все раненные во время рейда уже успели поправиться… Так что, когда к герцогскому замку, объявленному как место сбора каравана, начали прибывать первые обозы, она заявила Дарголу, что приняла решение лично отправиться с караваном в империю…

До предложенного Дарголом в качестве места для лагеря мыса они добрались еще засветло. Место и вправду оказалось отличным. Довольно большой мыс, на котором к тому же была вполне себе обустроенная стоянка. Ну как обустроенная… десяток оборудованных кострищ, выложенных по окружности некрупными камнями, с двух сторон от которых на камнях побольше было уложено по паре бревен, да солидная жердь, закрепленная на столбиках над невысоким речным обрывом. Ну, так, чтобы задница того, кто уселся на жердь, свешивалась аккурат над водой. Полево… то есть скорее речной туалет, так сказать. Зато не воняло… Вот и все оборудование. В качестве же защитных стен и экранов от ветра должны были выступать сами повозки. Сторожевые секреты также надо было оборудовать самим. А хворост и шишки для костров можно было набрать в небольшом сосновом бору, до которого от мыса было минут двадцать пешего хода. Там же можно было присмотреть и слеги на оси… Так что Лиддит, осмотревшись на местности, оказалась полностью удовлетворена предложенным Дарголом вариантом. Тем более он действительно оказался вполне своевременным. Потому что, когда до места бивуака оставалось еще около лиги, у одного из возов очередной раз сломалась передняя ось. А запасные все кончились. Так что его пришлось разгружать и волочь до места стоянки на руках. И это окончательно убедило Лиддит в правоте мудрого сенешаля, в свою бытность капитаном наемников исходившего немало дорог по всей империи.

Поскольку остановиться планировали минимум на пару дней, обустраиваться сразу стали основательно. Так что до темноты не справились. Вследствие чего к своему костру, разложенному около ее кареты, Лиддит вернулась уже после того, как стемнело.

Когда до костра оставалось десяток шагов до герцогини донеслись весьма аппетитные запахи, исходившие из медного котла, подвешенного над костром на большой треноге, отчего у нее в животе предательски заурчало. Ну так и немудрено — ела-то она последний раз часов шесть назад. Да и то полноценным приемом пищи тот перекус — в седле и всухомятку, назвать было нельзя… Впрочем, в таком же положении были и все остальные люди, гномы и эльфы, составляющие этот караван. Так что большинство собравшегося вокруг костра народа несомненно уже вовсю глотало слюну, с нетерпением ожидая пока аппетитное варево дойдет до кондиции. Большинство, но не все…

— Есть такую бурду, — прорезал ночную тишину сварливый голос. Лиддит поморщилась и тяжело вздохнула. Прислали же Сумрачные сестры подарочек…

Свой несносный характер Фра Арфиер проявил буквально в первые же мгновения после того, как его вытащили из середины овечьей отары, куда он с сыном и дочерью забрался, чтобы попытаться хоть как-то даже не согреться, а, хотя бы, подольше сохранить тепло. Но едва только его выдернули из вонючей теплоты отары, как Фра Арфиер заорал:

— Как ты посмел дотронуться до меня, нечестивый сын песчаного гамуза!

Вытащивший его весьма дюжий ополченец, в мирной жизни являвшийся подмастерьем кузнеца, главным недостатком которого был его только всего лишь пятнадцатилетний возраст, испуганно разжал свою могучую ручищу и отшатнулся. Отчего этот сердитый комок вонючих шкур тут же шмякнулся обратно.

— Ай-я-а, — взвизгнул он. — Да чтоб тебя… да простят меня Большие, — тут этот ругливый тип сделал паузу и изобразил нечто вроде почтительного поклона в сторону орочьих юрт, после чего продолжил: — Ты не только глуп и необучен, но и неуклюж!

А Лиддит широко разинула глаза, потом недоуменно покосилась на Фодра, не то чтобы потому, что ожидала от него какого-то ответа, но… кому-то надо было выказать свое недоумение. Однако тот никак не отреагировал на ее взгляд. Поскольку и сам пялился на это чудо с крайне озадаченным видом. Да уж, совсем не такой реакции они ожидали от людей, освобожденных из плена орков. Герцогиня нахмурилась.

— Кто вы такие? И как оказались в этом стойбище? — властно спросила она.

Маленький, толстенький, кривоногий тип, одетый только в рваные и вонючие овечьи шкуры, запнулся, окинул стоящую перед ним Лиддит, облаченную в свою знаменитую «Броню зари», высокомерным взглядом и презрительно бросил как выплюнул:

— Замолчи, самка, и радуйся, что тебя не слышат Большие люди. А то они быстро научили бы тебя уму-разуму, — после чего сделал паузу и, окинув презрительным взглядом стоящих вокруг людей, все так же высокомерно заявил: — Вот ведь правду говорили, что по эту сторону Большой воды живут настоящие дикари. Так распустить собственных самок…

Похоже, он собирался сказать что-то еще, но узнать, что именно, им было не суждено. Потому что стоящий у левого плеча Лиддит Фодр яростно полыхнул лицом и, шагнув вперед, с размаху засветил толстячку по левому уху. Да так, что того унесло.

— Папа! — из середины отары выметнулось парочка худых телец, одетых все в те же вонючие шкуры, и бросившаяся к опрокинувшемуся на спину и слегка осоловевшему от удара толстячку.

— Фодр, — негромко бросила Лиддит, проводив их досадливым взглядом, — я, конечно, благодарна тебе за то, что ты так заботишься о моей чести, но, если ты еще не заметил, я тут пытаюсь выяснить, откуда взялись эти люди. А для этого как минимум требуется, чтобы тот, у кого можно получить ответ на этот вопрос, находился бы в сознании.

— Но, госпожа… — вскинулся было старейшина Зимней сторожи, но сразу же обмяк и махнул рукой, — а-а-а, ладно… простите.

Лиддит наклонилась и похлопала его по плечу.

— Я же сказала — я тебе благодарна… — после чего повернулась к толстячку в вонючих шкурах, который с трудом вздымал себя на ноги, тряся головой и опираясь на худенькие плечи облепившей его парочки ребятишек, испуганно косящихся в сторону Фодра.

— Итак — повторяю вопрос: кто вы такие и как оказались в этом стойбище?

Толстячок окинул ее недовольным взглядом, но решил более не испытывать судьбу, поэтому рискнул выразить свое неодобрение только слегка поджатыми губами, после чего нехотя ответил:

— Мое имя — Фра Арфиер, и я — старший помощник управляющего второй казармой «мотыг» в поместье уважаемого Хыхгуг Ахгыунга. Под моим началом состояло двести тридцать семь «мотыг», шестнадцать «бадей», а также двенадцать простых надсмотрщиков и четыре старших, — после чего горделиво задрал подбородок. Лиддит окинула его насмешливым взглядом и негромко спросила:

— И что же столь важное лицо делает в овечьем загоне?

Вот так и состоялось ее первое знакомство с этим не слишком приятным человеком…

— …ну почему, почему ваши повара не способны готовить нормальную, человеческую пищу, а не это отвратительное мерзкое хлебово, — донесся до Лиддит его визгливый голос.

— Опять вы ругаетесь, Фра Арфиер, — устало произнесла герцогиня, подходя к костру и усаживаясь на аккуратно поставленное рядом с ним седло. Тот недобро зыркнул на Лиддит и недовольно пробурчал:

— А что я могу поделать, если у вас все не как у нормальных людей.

— Вот и оставались бы там, где живут ваши нормальные люди, — огрызнулся кто-то из-за спины герцогини, которая в этот момент принимала из рук Стевриеля, старшины эльфийского десятка, входящего в ее личную охрану, котелок с ароматной, горячей кашей, щедро сдобренной эльфийскими специями…

Фра Арфиер был беглецом из земли Глыхныг. Ну, вернее, не совсем беглецом… Судя по его рассказам, последнее время перед отъездом он действительно трудился старшим помощником управляющего второй казармой «мотыг» в поместье одного из орочьих бонз. И жил себе вообще припеваючи. Или, как он это про себя говорил, «как и положено цивилизованному человеку». В его представлении это означало иметь личную жилую секцию из трех комнат в подведомственной ему казарме, личного слугу, доступ к служебному паланкину, переносимому шестью рабами, подарки от хозяина на День благодарения Шиг-Хаоры и достаточно денег на развлечения, а также на то, чтобы откупиться от очередного «мясного жребия». Нет, в его рассказах присутствовало еще и много всякого иного — тряпки, шлюхи, всякая муть типа «модных ножных браслетов» или «кольца для нижней губы», то есть то, что, по словам Фра Арфиера, непременно требовалось, чтобы «подчеркнуть свою индивидуальность», но Лиддит просто не могла себя заставить принять всю эту мутотень за нечто действительно ценное. Хотя сам Фра рассказывал обо всех этих вещах с придыханием, и восторженно закатывая глаза… Она и, скажем, паланкин на шесть рабов, если честно, совсем не считала достаточно значимым, но могла признать за ним хоть какую-то пользу. Во всяком случае, для столь жирного тельца. А уж это-то… И такая достойная и «цивилизованная» жизнь продолжалась до тех пор, пока, по словам Фра Арфиеры, «глубокоуважаемые Большие люди» не сошли с ума…

То есть сначала никто не понял, что это произошло. Потому что все развивалось постепенно. Сначала Большие люди резко увеличили «мясной налог», причем не остановились на этом, а еще и начали собирать его втрое чаще. Ну, кому бы это понравилось? Вот и Фра Арфиеру это также изрядно напрягло. Впрочем, он до сих пор продолжать считать, что Большие люди были в своем праве. Поэтому не видел ничего необычного в том, что народ встретил это решение только легким глухим ропотом. Потому что, если ты хочешь жить в самой богатой, благословенной и свободной стране мира, ты же должен чем-то за это платить, не так ли? И следовало лишь радоваться, что это всего лишь такая легкая и не особо обременительная вещь, как «мясной налог»… Затем спустя всего лишь несколько месяцев Большие люди взвинтили цены на откуп. Причем так, что Фра Арфиера для очередного откупа впервые вынужден был запустить руку в собственную кубышку. А ведь до сего момента ему для этого всегда хватало текущих доходов… Но и на этом все не закончилось! Потому что еще через полгода они поступили совсем уж беспардонно! Просто взяв и отменив откуп от «мясного жребия»… То есть нет — не откуп вообще, а откуп именно от жребия. Непонятно? Вот и Лиддит разобралась не сразу. Оказывается, в земле Глыхныг существовало два вида откупа от возможности закончить свою жизнь в желудках орков или, как до сих пор уважительно называл их Фра Арфиера, Больших людей. Во-первых, можно было откупиться от самого участия в жеребьевке. Это стоило не слишком дорого, но зато эти деньги ты платил сразу же, еще до того как бросался жребий. И делать так нужно было каждый раз, когда наступал очередной срок «мясного налога». Ну и во-вторых, можно было ничего заранее не платить, а заплатить отступного только в том случае, если при жеребьевке жребий падет на тебя. Ну, или на члена твоей семьи, которого ты захочешь избавить от такой участи…

Расспрашивающие глыхныгца Лиддит и арвендейльцы несколько озадачились подобным постулатом и уточнили, что означает «захочешь избавить»? То есть, если у тебя есть деньги, разве ты не заплатишь за всех? И получили от Фра Арфиера целую лекцию, как всегда озвученную его обычным менторским тоном, о том, что он называл «правильными инвестициями», основные положения которой заключались в том, что в земле Глыхныг, мол, все устроено естественно и разумно. Потому-то она такая развитая и богатая. Потому-то все в нее стремятся попасть. Как не все? Да ладно вам… И вот одной из таких «правильных инвестиций» как раз и являлась традиция избавляться от старшего поколения, едва только его полезность начнет становиться заметно меньше затрат на его содержание. То есть — пока старики способны работать или там сидеть с детьми и обиходить дом, окупая свое питание и затраты на лекарей — они могли жить спокойно. Но когда расходы на них начинали становиться большими, чем получаемые от них выгоды, любой разумный глыхныгец сразу же делал «правильную инвестицию»… Жаль только, с сожалением констатировал Фра Арфиера, что пожилые особи Большие люди принимали в «мясной налог» с понижающим коэффициентом. Ну не нравилось им старое мясо… Но, в принципе, это не было такой уж особенной проблемой. Потому что подавляющее большинство глыхныгцев «его круга», как правило, отдавали в «мясной налог» обоих престарелых родителей одновременно. Что было, по его мнению, весьма разумно, потому что столь слабые и подверженные эмоциям создания, как люди (куда уж им до Больших!), имели привычку привязываться друг к другу. Так что если отдавать Большим людям одного престарелого супруга, второй непременно будет страдать. А бессмысленные страдания — это зло! К тому же две пожилые особи надежно перекрывали старый размер «мясного налога» даже с учетом понижающего коэффициента. Поэтому разумные и уважаемые люди, к числу которых Фра Арфиера относил и себя, делали такие «инвестиции» практически поголовно… Как его в тот момент не убили — Лиддит и сама не понимала. Но как-то обошлось…

Впрочем, на этом рассказ о злоключениях представителя «самой богатой, благословенной и свободной страны мира» не закончился. Потому что запрет на откуп от жеребьевки привел к тому, что единственной возможностью избежать попадания Фра Арфиера или того члена его семьи, которого он хотел сохранить, в котел или на жертвенный алтарь, в случае если жребий выпадал на кого-то из них, теперь можно было только заплатив откуп по второй форме. А этот откуп был куда большего первого! Причем он представлял собой не фиксированную сумму, как в случае откупа от жеребьевки, которая хоть и была неподъемной для девяти из десяти людей, проживающих на земле Глыхныг, но самому Арфиере являлась вполне по карману, а ажно десятую часть стоимости от всего имеющегося имущества. Что было, но мнению возмущенного глыхныгца, верхом несправедливости… Нет, какое-то время он продержался. То есть несколько раз откупался, а когда не смог — отдал трех из пяти детей. Те были еще достаточно малы и не то что не способны были приносить доход, но даже ждать, пока они дорастут до такой возможности, было еще очень долго. Так что, по его мнению, это так же была вполне себе «правильная инвестиция». Но его совсем недавно вполне себе тугая мошна, довольно скоро начала показывать дно. Поэтому он буквально обеими руками и ногами уцепился за шанс на некоторое время выскочить из круговорота «мясного жребия», записавшись в партию «колонистов», отправляемых в эту дикую глушь, дабы нести «глупым и темным дикарям ценности истинной свободы и правильного закона»… То есть, как поняла Лиддит, высадившиеся на их материке западные орки, спустя некоторое время решили выписать из-за моря некоторое количество своих рабов из числа людей, которые были предназначены для выполнения тяжелых работ и обихаживания своих хозяев. И совершенно не их вина, что к тому моменту, когда рабы наконец-то прибыли, необходимость в них полностью отпала. Потому как большая часть их хозяев полегла в битве у Южных врат. Местные же орки, на которых свалилось такое неожиданное «наследство», с прибывшими людьми поступили по-разному. То есть сначала всех прибывших поделили. А что еще с ними можно было сделать-то? Хозяев-то нету… А вот потом часть племен доставшихся им людей просто тупо забила и сожрала. А часть поостереглась поступать таким образом с собственностью своих куда более сильных и многочисленных западных собратьев и решила сначала посмотреть, как обернется дело. Вследствие чего людей стали использовать как обычных слуг и рабов. Впрочем, даже в этом случае люди все равно вряд ли бы дожили до весны. Орки умеют быть терпеливыми. Но очень недолго…

Судя по гримасе, с которой Фра Арфиер рассказывал о том, чем ему пришлось заниматься, его новые обязанности и статус глыхныгцу не шибко нравились. Но, как бы там ни было, главный выигрыш, ради которого он все это и затеял, он таки получил. И сам Арфиер, и двое его отпрысков до сих пор были живы…

Ночь прошла спокойно. А утро снова началось с визгливого голоса Фра Арфиеры. Лиддит спала в своей карете, обшивку которой не пробивали даже зачарованные эльфийские стрелы. Но защитить от противного визга ее «гостя» эти обшитые гномьей голубой сталью стенки не смогли.

— …теплой воды! У вас же есть дрова, костер вы тоже, как я вчера убедился, с трудом, но зажечь сможете. Так почему в ваши тупые головы не способна прийти мысль, что умываться приятнее именно теплой водой! Что в этом сложного?

Принцесса несколько минут полежала, надеясь на то, что этот визг если не прекратится, то хотя бы немного убавит в громкости, но затем вздохнула и начала одеваться. Бесполезно. Не заткнется…

Когда она сказала Дарголу, что собирается взять Фра Арфиеру с собой, тот дико удивился. За прошедшее время глыхныгец успел достать в замке всех, заканчивая последнего дровосека. Несмотря на то что дровосеки появлялись в замке очень нечасто… И как она собирается выдержать этого несносного типа долгие недели дороги? Он так и заявил своей госпоже. Лиддит скривилась, но, вздохнув, ответила:

— И все-таки я обязана доставить его к императору. В земле Глыхныг происходит что-то очень странное. Все это увеличение «мясного налога», отмена откупов и все, о чем он нам рассказывал, — это неспроста. Западные орки — умны. Недаром им удалось построить такое сильное государство и заставить работать на себя столько людей. Но, судя по рассказам Арфиеры, они отчего-то принялись массово вырезать людей. Почему? Не потому же, что им захотелось от пуза нажраться человечины? — Она бросила взгляд на сенешаля. Даргол сидел молча, задумчиво покусывая ус.

— Вот и я не знаю, — продолжила Лиддит. — Более того, я даже не знаю, какие вопросы ему задавать, чтобы хотя бы приблизиться к ответу. Но есть надежда, что император может это знать. Либо кто-то, кто находится рядом с ним. Например, Элиот Пантиопет. Или Игреон Асвартен. Но для этого они должны иметь возможность задать ему эти вопросы. Так что его придется тащить за собой.

Даргола аж перекосило, после чего он тяжко вздохнул. Очень тяжко…

— К тому же, — негромко закончила дочь прежнего императора, — если мы заберем его с собой — у детей появится хоть небольшой шанс вырасти нормальными людьми. А то он их совсем подмял под себя этими своими нравоучительными бреднями о том, как должно вести себя и что позволено «цивилизованному человеку», а что — нет.

Похоже, именно этот аргумент оказался той самой последней соломинкой, которая и переломила жуткое нежелание сенешаля долгие недели иметь рядом с собой столь несносное существо. И вот теперь они уже третью неделю несли свой скорбный крест…