Глава 22
Слушаю и повинуюсь
Лексус шагнул в аномалию, вытянув перед собой руки, он ожидал чего угодно, но только не того, что пространство сделается податливым, прогнется перед ним, образуя уходящий вперед коридор. Ощущение было, что медленно идешь по стеклянной трубе под толщей воды. Лексус обернулся, рассчитывая увидеть сосредоточенного Мулата, скрестившего руки на груди, но позади был мутный пузырь.
За несколько дней Лексус привык работать командой и был уверен, что, случись чего, ему прикроют спину, теперь же он совершенно один шел в неизвестность. Остановившись, он еще раз попытался снять с руки браслет, но ничего не получилось, значит, команда все еще работает.
Шагал он неторопливо, приглядываясь к смутным теням за пределами коридора, это были то ли деревья, то ли колонны, и мечтал о том, как в Сердце Зоны освободится от «хозяина», а потом вернется и пристрелит Мулата. Не может быть, чтобы в самом таинственном месте на планете не было чуда, способного его спасти.
Когда бегал от полиции, когда лишился документов, он думал, что достиг дна, теперь же в дно постучали, мало того, он верил, что бывает и хуже, чем выполнять чьи-то команды, частично лишившись воли.
Труба, по которой шел Лексус, тянулась, немного изгибаясь. Артефакт в амулете ожил, нагрел золотые пластины, словно он просился на волю.
А что если хозяин «ключа» – своего рода жертвоприношение, никто ведь не знает, куда подевался сталкер, которому удалось пробраться в Сердце. Как выглядит «респ»? Если там будет сотня артефактов, как узнать его? Мулат ничего вразумительного не сказал, он и сам не знает. Неужели должна подсказать команда «хозяина»? Ну да, без нее не разобраться.
Лексус тяжело вздохнул и ускорился, потому что неведение было непереносимым.
Когда впереди замаячило искрящееся подобие выхода, Лексус замер и инстинктивно сжал медальон. Ему безумно хотелось помолиться, но он не умел. То ли показалось, то ли медальон на самом деле дернулся в руке, а потом Лексуса потянуло к свету. Он понимал, что это наваждение, но все равно улыбался и шел, как лемминг к погибели. Никогда в жизни он не чувствовал такой радости и наполненности, даже мыслей не было, чтобы выразить переживания, он сам был – свет, тянулся к свету, вбирал его.
Если бы Лексус сохранил разум, наверняка подумал бы о том, что приказ «хозяина» теперь не властен над ним, но он превратился в ощущение, все проблемы остались в прошлой жизни и воспринимались как чужие.
Свет все ближе. Все сильнее колотится сердце и ярче предвкушение единения.
Из коридора Лексус вышел на поляну… или в комнату, где посередине, метрах в сорока от него, в воздухе висела аномалия, похожая на смертельно опасную тропическую медузу, сотканная из синих, голубых, желтых, лиловых лучей, которые то угасали, то разгорались ярче, из-за этой пульсации казалось, что лучи-щупальца колыхаются на ветру. За аномалией находился сад то ли обточенных ветром и водой камней, то ли диковинных человекообразных фигур, застывших в неестественных позах.
Лексус очнулся, тряхнул головой и уставился на аномалию с подозрением, достал из кармана гайку и, перед тем как бросить ее, прикинул, успеет ли убежать, когда аномалия начнет разряжаться. В том, что разрядится она как минимум странно, он не сомневался.
Замахнулся для броска и ощутил острое нежелание бросать гайку, словно это действие способно осквернить святыню. Он прищурился, разглядывая сотканную из лучей медузу, и его снова потянуло к ней, ведь она – центр мироздания, точка могущества. Сделай несколько шагов – и мир у твоих ног, хочешь карай, хочешь милуй.
Аномалия соткала из сияния сосредоточенное лицо Мулата, который остался снаружи. Хочешь – покарай его. Он не властен над тобой, ты стоишь в колыбели творения, зачем отказываться от возможности побыть богом?
Шаг. Еще шаг. Пространство стало плотным и ласковым, как материнские руки, обняло, согрело, утешило. Лишь одно ощущение звучало фальшивой нотой – пекло грудь, будто медальон с «ключом» разогрелся и жег кожу сквозь золотой медальон.
Лексус протянул руку, но отдернул ее, когда медуза вскинула сияющее щупальце и потянулась навстречу. Что-то толкнуло в грудь. Наваждение рассеялось, и вот он стоит посреди поляны, где за аномалией, похожей на живое существо, в немыслимых позах замерли каменные люди. Или не каменные? Это вещество напоминало темный грубый кристалл, оно будто проросло сквозь тела, сквозь человеческую плоть, и заменило ее. И еще у вещества были разные оттенки, будто в своей работе неведомый скульптор использовал различные материалы. И звали того скульптора – Зона. Один сталкер, будто высеченный из розового мрамора, замер, преклонив колено и упершись рукой в землю, он словно пытался вылезти на поверхность, запрокинул голову и разинул рот в беззвучном крике. За ним замер бородатый человек из черного базальта, в зимней куртке и сапогах, черное ружье было нацелено на аномалию, в навеки ослепших глазах ненависть смешивалась с ужасом.
Сколько их здесь? Десятки, сотни смельчаков, которые добрались до Сердца и не смогли противиться зову, шагнули в аномалию и окаменели навсегда.
Но почему у Лексуса получилось? Что спасло его – «ключ», программа «хозяина» или интеллект?
Он еще раз окинул взглядом окаменевшие лики: боль, ужас, отчаяние. Даже самый талантливый скульптор не смог бы передать движение, словно замороженное в этих телах, слепки чувств на лицах.
Эмоции этих людей передались Лексусу и окончательно отрезвили его. Получается, эта аномалия отнимает чужие жизни. Или души? И рождает артефакт, способный подарить жизнь. Остался вопрос, как разрядить ее и остаться в живых?
Он мотнул головой и задрожал от ледяного дыхания смерти, взял себя в руки, покосился на медузу, которая пульсировала, меняла цвета, манила… Скосил взгляд на окаменевших сталкеров и только сейчас заметил, что у каждого свой цвет: кто-то серый, как прибрежные скалы, кто-то белый, кто-то будто выточен из малахита. Какой цвет медуза выбрала ему?
Как повернуть ситуацию себе на пользу? Лексус потрогал браслет на руке, надеясь, что влияние сильной аномалии свело на нет программу, заложенную в «хозяина», коснулся черных и серебристых нитей…
Неужели получится наконец от него избавиться?
Лексус попытался сорвать браслет, но пальцы привычно не послушались. Он не удивился и не расстроился, зато схлынул страх перед аномалией. Так памятник себе воздвигнешь нерукотворный и пополнишь галерею каменных горе-сталкеров, эдак тебя пристрелят.
Наполнившись бессильной злобой, он сделал шаг к аномалии, но дальше его не пустила программа «хозяина». Эта же программа заставляла мозг трудиться над задачей, как же добыть артефакт. Лексус решил сделать это привычным способом – отошел на безопасное расстояние от аномалии, покатал гайку по ладони, замахнулся, бросил.
Время на миг остановилось. Лексусу даже показалось, что гайка зависла в воздухе, махнула красным тряпичным хвостом, а потом ускорилась, прошила аномалию и будто бы растворилась в ней. Лексус приготовился падать на землю и накрывать голову руками, но медуза не взорвалась, не стала метать молнии, не испустила ядовитый газ, по ней побежали золотистые волны, она дернулась, словно заглатывая добычу, и выстрелила гайкой в окаменевшего сталкера, протянувшего руки к небу, будто призывая высшую справедливость.
И что теперь делать? Жить здесь? Лезть в аномалию? Думай, голова. Мулат уверен, что получится извлечь из аномалии «респ», но каким способом? Что у тебя есть такого, чего не было у каменных сталкеров?
«Ключ»! Конечно же! Лексус снял медальон, открыл его: артефакт светился изнутри, и казалось, что он поет, но всеми цветами радуги. С минуту Лексус завороженно на него смотрел, потом взял двумя пальцами и, повинуясь непреодолимому желанию гармонизировать мир, бросил в аномалию.
Она вспыхнула так ярко, что на пару секунд Лексус ослеп, а когда проморгался и вытер навернувшиеся слезы, аномалия исчезла, а на ее месте красным пульсировал полупрозрачный плоский камень размером с кулак младенца.
Не особо радуясь победе, Лексус подошел к артефакту, взял его двумя пальцами: тяжелый, теплый, мутный, а внутри бьется красный огонек, как сердце, и его пульсация совпадает с сердечным ритмом. Вот, значит, ты какой, камешек, дарующий жизнь!
Лексус раскрыл висящий на поясе контейнер и положил туда артефакт. Еще немного, и ноги сами понесут его навстречу погибели. Пока было несколько минут свободы, Лексус зашагал к каменным сталкерам. Был у него приятель, Поларфокс, который все искал смысл жизни, да так и сгинул в Зоне, почему-то думалось, что он именно здесь.
Лексуса не оставляло ощущение, что жизнь не ушла из окаменевших сталкеров до конца, стоило повернуться к кому-нибудь спиной, и казалось, что кто-то недобрый сверлит спину взглядом. Если допустить, что душа существует, то значит, что души не оставили каменные тела и страстно желают освободиться.
– Вы мне не завидуйте, – Лексус похлопал по плечу сталкера с квадратной челюстью, злобно смотрящего сквозь него. – Недолго мне быть живым.
Или почудилось, или на самом деле каменные глаза сталкера обрели осмысленность, дрогнули губы – Лексус шагнул назад, окинул взглядом остальных бедолаг и увидел гранитного Фокса. Неизменная окаменевшая гитара лежала у его ног. Фокс отводил для броска руку, сжимающую гранату, на его породистом лице, обрамленном застывшими в движении волосами, застыла решимость.
– Эх, Олег, – Лексус вздохнул. – Что ж ты… Что мне теперь Таньке сказать? Она все еще ждет тебя, дурака…
Подходить к нему Лексус не решался, теперь он держался подальше от каменных сталкеров, ведь в Зоне может произойти что угодно. Например, эта терракотовая армия оживет и попытается вернуть Зоне то, что принадлежит ей. А что если она считает, что имеет право на душу Лексуса?
Он шагнул назад, и в этот миг донесся едва различимый шелест наподобие шелеста одежды… Нет, шелеста песка, бегущего сквозь пальцы на бетон. Звук повторился, и Лексус попятился, лихорадочно соображая, что делать дальше. Раньше у него был «ключ», благодаря которому его пустили к Сердцу, а что если его отсюда не выпустят?
Шелест усиливался, как будто одновременно зашипели десятки змей, Лексус скосил глаза на каменных сталкеров и похолодел: они мелко тряслись, роняя крошку, будто бы силились сорваться с места. То ли чудилось, то ли их глаза на самом деле вспыхивали потусторонним светом.
Что будет, когда терракотовая армия оживет? Сталкеры обретут себя, или бездушные изваяния бросятся защищать территорию? А вдруг они теперь будут подчиняться Лексусу? Он еще раз заметил, что смерти от неведомой твари боится больше смерти от пули.
Ближайший сталкер шевельнулся. Лексус смотрел в его глаза и надеялся, что сейчас из камня, как бабочка из куколки, вылупится человек, которого можно попросить снять браслет. Дернулась рука, и на землю посыпалась струйка черного песка, невидящие глаза мигнули… или показалось? Вспыхнули, и во взгляде неизвестного существа Лексус прочел ненависть и жажду крови. Нет, людьми этим тварям уже не стать никогда.
Со скрежетом статуи начали подергиваться, пытаться сойти с места. Хруст стоял такой, словно гигантские челюсти перемалывали кости. На миг оцепеневший Лексус рванул назад, прорвал мутную пленку непослушного пространства и побежал наугад.
Ему виделись бегущие следом каменные люди, не знающие жалости и усталости. Он не прокладывал маршрут, просто мчался от опасности, надеясь выскочить из аномалии подальше от Мулата. В воздухе словно разлили молоко, было тяжело дышать, сердце заходилось, но промедление смерти подобно, и он петлял, спотыкался о кусты, еле успевал тормозить возле сосновых стволов, выплывающих словно ниоткуда.
Несколько раз он останавливался, чтобы перевести дыхание и прислушаться, но слишком плотная среда искажала звуки, не было слышно шагов каменных статуй, вдалеке будто громко глотал великан, и мороз бежал по коже, страх подстегивал, прибавлял сил, и Лексус бежал быстрее, когда думал, что уже иссяк.
Свет ударил по глазам, Лексус вскинул руку и только потом сообразил, что он вырвался из аномалии, вокруг него привычный лес, солнце выглядывает в разрывы туч, слепит…
– Быстро ты, – где-то рядом проговорил Мулат.
Лексус протер глаза, отыскал взглядом улыбающегося Мулата и протараторил:
– Валим отсюда, за мной гонится терракотовая армия, человек тридцать как минимум.
Мулат выпучил глаза:
– Чегооо? Ты «респ» взял?
Лексус взмахнул руками и топнул:
– Да, мать твою! Нам надо валить, пулей ты их не остановишь, а гранат на всех не хватит…
– Не мельтеши, подробнее…
Лексус подумал, что пока будет рассказывать этому придурку, как китайский император создал армию из каменных солдат, которые защищали бы его на том свете, их прикончат, и рявкнул:
– Валим, дебил! Желательно в болото, они тяжелые, безмозглые, и увязнут там. Где тут болото?
Мулат отстегнул ПДА:
– На карту надо глянуть.
– На ходу можешь? – Лексус прицелился из гранатомета в мерцающую аномалию-барьер, уверенный, что каменный сталкер вот-вот выбежит оттуда.
– Десять секунд… Так… – Мулат принялся бесконечно долго водить пальцем по экрану, Лексусу хотелось пристрелить идиота, но он понимал, что бежать наугад глупо, далеко они не уйдут. – Есть! – Мулат махнул на восток. – Там!
Лексус рванул в указанном направлении, но Мулат приказал ему:
– Стоять! Отдай мне арт!
– Ну ты и придурок! – Лексус бросил ему под ноги контейнер и пожелал, чтоб Мулата разорвали мутанты. – Потом проверишь, ладно? Мне ж без тебя идти нельзя.
Мулат снова посмотрел на него, как на червяка, открыл контейнер, кивнул.
В этот момент барьер подернулся рябью, перестал светиться, и из-за него вывалился каменный человек. Мулат выругался и бросился к Лексусу:
– Вали его, чего смотришь?
– Чего-чего… того, что ты там стоишь, и тебя зацепит осколками!
Он жахнул из подствольника в существо, которое двигалось рывками, словно на ногах у него были пудовые гири. После взрыва камни разметало на несколько десятков метров, а одна нога статуи будто бы вросла в землю. Лексус не поверил своим глазам, но осколки начали скатываться к этой ноге, не пройдет и минуты, как оно соберется по кусочку и будет готово убивать.
– Они неповоротливы, но неутомимы, – говорил Лексус уже на бегу. – Так что лучше не спешить, экономить силы. Единственное, что может остановить безмозглых… болото. Они увязнут там и не смогут вылезти…
– Заткнись, – рыкнул Мулат.
Лексус обернулся и увидел еще двух каменных сталкеров, выходящих из-за барьера.
– Сколько нам туда добираться? – спросил он у бегущего позади Мулата. – Гайки бы… Аномалии ведь.
– Полтора километра. Гайки не бросай, надо быстро. Неизвестно еще, что там за болото, нам нужна топь.
– Действительно, зачем гайки, когда есть я. Отработанный материал.
– Ты совершенно прав. Теперь заткнулся и побежал.
Когда спустились с холма, статуи исчезли из вида. Лексус был так зол, что желал Мулату смерти даже если самому придется сдохнуть. Зона ведь повсюду, ей должно быть видно, что правильнее перекрыть путь к отступлению. Если бы Зоной был он, он отправил бы статуи наперерез.
К счастью или к горю, аномалий на пути не было, и Лексус, не желая того, работал «отмычкой». Пока Мулат не сильно им рисковал – какая-никакая, лишняя боевая единица, самому ему пришлось бы туго, потому не сильно возмущался, когда Лексус замедлился, чтобы осмотреться. Один раз он даже заметил «топку» в нескольких метрах и ощутил жар, пробегая рядом. Перепрыгнул через лужицу с зеленоватым «холодцом», взбежал на вершину покатого холма, поросшего кустарником, и увидел внизу, метрах в пятисот, утопающее в испарениях болото, за которым чернела полоса леса…
На поляну, где проплешины чередовались с зарослями тростника, наперерез бежали каменные сталкеры. Лексус замер, ожидая команду. Мулат потер лоб, оглянулся и скомандовал:
– Бежим туда. Валим их из подствольника. Надо прорываться, другого выхода нет. Ты охраняешь меня даже ценой собственной жизни и не открываешь рта. Да, ты по-прежнему бежишь первым.
Статуи растянулись цепью вдоль болота и начали брать в кольцо. Когда Лексус приблизился к ним на расстояние выстрела, два раза пальнул из подствольника. Подбежал ближе, еще раз пальнул. Минус четыре. В принципе, если снять столько же по сторонам, то, пока они будут собираться по кусочку, можно проскочить. Мулат будто прочел его мысли, ликвидировал тварей справа и слева, пока Лексус заряжал гранатомет.
Сил не жалели, бежали, не чувствуя почвы под ногами. Мулат где-то успел срезать два щупа, чтоб выявлять топь, один отдал Лексусу.
На шевелящиеся под ногами осколки статуй Лексус старался не смотреть – было в оживших камнях что-то потустороннее, вызывающее тошноту и лишающее воли.
Статуи все лезли и лезли из-за барьера, те, что гнались раньше, появились на вершине холма – неповоротливые, неутомимые, лишенные страха и разума.
Лексус ткнул перед собой щупом, ступил на пружинящий под ногами мох, еще раз ткнул. На третий раз щуп провалился в воду, и в продавленном мху выступила черная зловонная жижа.
– Иди сюда, – скомандовал Мулат, которому удалось уйти дальше. – Ну что ты копаешься?!
Пришлось немного возвращаться и шагать по протоптанному Мулатом пути.
– Ты стреляешь по ним, я ищу дорогу.
Лексус прицелился в статую, которая собралась наполовину: две ноги, часть туловища, культя правой руки и полголовы. Как кусочки пазла камни прилеплялись на свои места, неподвижная статуя все больше походила на человека. Рядом точно так же обрастал плотью второй каменный сталкер, остальные собрались только наполовину.
Зато подбежало подкрепление. Одна статуя ломанулась напролом и увязла в топи, вскинула руки и пошла ко дну, другая заметалась вдоль болота – видимо, остатки интеллекта у них все-таки были. Лексус подождал, когда каменных сталкеров станет больше, выстрелил дважды и пожалел, что у него нет наушников, потому что башка от грохота рвущихся гранат начала раскалываться, к тому же появилась тошнота, как если бы его контузило. С чего бы это, интересно?
– Не отставай! – крикнул Мулат, и Лексус устремился к нему.
Он смотрел на черную воду, выступающую под подошвами, а перед глазами все время появлялся огрызок каменного человека.
Остановившись возле Мулата, Лексус обернулся: в болоте барахтался второй воин терракотовой армии, первый уже утонул и лишь слабо шевелился где-то в глубине.
Лексус хотел сказать, что все идет по плану, но не смог, потому что ему приказано молчать.
– Надо перепрыгнуть через этот ров, – проговорил Мулат и ткнул палкой в кочку за полуметровым рвом с черной водой. – Смотри. Я снимаю рюкзак, ты передашь его мне. Потом – свой, и только потом сам иди.
Мулат прыгнул, покачнулся на мху, но устоял, принял один рюкзак, затем второй. Лексус оттолкнулся, приземлился на четвереньки, посмотрел назад. Голова второго каменного сталкера колыхалась над водой метрах в тридцати отсюда, третья жертва провалилась по пояс.
– Хороший план заманить их в болото, – снизошел до похвалы Мулат. – Но ты сам все равно урод.
Очень хотелось спросить, почему, ведь Лексус спас его жизнь и в принципе не сделал ничего плохого. Отчего такая ненависть? Мутантов он и то ненавидит меньше.
Болото было не больше полутора километров в диаметре, но каменные сталкеры не додумались его обойти, ломились в погоню и тонули один за другим. Лексус и Мулат остановились в середине болота и наблюдали за безмозглыми статуями. С каждой минутой Мулат делался все веселее, в его глазах-безднах вспыхивали искры.
– Скажи, какое оно, Сердце Зоны?
– Представь себе огромную ядовитую медузу. Представил? Так вот, висит себе нечто и влечет к себе, обещает всякое. Очень сложно сопротивляться. Видишь этих? Они не смогли, полезли в аномалию и окаменели. Это ж живые сталкеры… были когда-то. Я среди них друга нашел.
– И как ты справился?
– У тебя бы не получилось – мозгов мало, – воспользовавшись случаем, съязвил Лексус. – А дерьма много, ты бы, наверное, и окаменел в виде кучи дерьма, – он еще хотел сказать, какой Мулат гад, но невольно выполнил команду: – Я бросил в аномалию «ключ».
Уголки рта Мулата поползли вверх, он злобно прищурился:
– Так он у тебя все-таки был?
Лексус обрадовался, что смог хоть немного задеть Мулата, и продолжил:
– Да, все время был, я прятал его в медальоне, а у тебя не хватило мозгов прямо спросить, не просто так я тебя дебилом назвал.
– Все, заткни пасть. Ждем, когда они утонут, и возвращаемся в цивил.
Долго ждать не пришлось. Когда последний каменный сталкер успокоился в топи, не спеша, проверяя путь щупами, направились в лес. С каждым шагом Лексус все отчетливее ощущал стылое дыхание смерти и как никогда ему не хотелось терять жизнь. Он запрокидывал голову и благодарил Зону, что видит небо в разрывах туч, что ветер приносит свежесть из приближающегося сосняка. Он подумывал оступиться и провалиться в топь – Мулат вряд ли станет его вытаскивать, – но представлял, как вязкая жижа залепляет нос, рот, проникает в легкие, и решал еще немного пожить. Дивился, как прекрасна жизнь за мгновение до смерти, до чего прекрасны капли на листьях подорожника, играющие всеми цветами радуги, и даже паутина прекрасна своей симметрией.
И узорчатый рисунок мха под ногами, и переплетенные ветви шиповника, украшенные пока еще зелеными ягодами.
Так хотелось прокатиться на мотоцикле напоследок, а еще больше – напиться с Серегой, которого он подставил, но так и не сумел вытащить! Его, наверное, пустят в расход как свидетеля.
К лесу добрались, когда солнце краем зацепилось за холмы на горизонте, окрасило тучи багрянцем, брызнуло на сосны золотом напоследок, отчего освещенные стороны деревьев стали оранжевыми. Мулат замедлил шаг, остановился, снял рюкзак и принялся массировать затекшие плечи. Лексус повернулся к солнцу, защитил ладонью глаза, пытаясь вобрать тепло уходящего лета. Он надеялся, что Мулат застрелит его подло, в затылок или спину, и он не успеет понять, что произошло.
В конце концов, он всегда мечтал умереть на ногах, а не мучительно в своей постели в окружении слетевшихся стервятников.
Долго расслабляться Мулат ему не позволил, скомандовал:
– Снимай рюкзак, умник. Вот так. Доставай из разгрузки все полезное. И все ценное снимай.
Не желая того, Лексус вынул нож, патроны, гранаты к подствольнику, растаявшую плитку шоколада, флягу, потом плюнул и снял саму разгрузку, золотую печатку с пальца, отстегнул часы, стянул мамин подарок – золотую цепь с освященным крестом. Мамину цепь было жаль больше всего, за нее Лексус убил бы, если бы смог, оставалось давиться бессильной злобой и благодарить мироздание, что проснувшаяся злость приглушила позорный страх смерти.
Хотелось говорить, бросать в Мулата слова-камни, что он подлец, боится правды, что достойнее выстрелить в спину, потому что врага нужно уважать. Мулат смотрел в глаза, ощупывал взглядом ценности, и на его губах играла едва уловимая улыбка. Часы – плюс сто пятьдесят тысяч, кольцо с бриллиантовой крошкой – плюс еще тридцать, цепь – плюс двадцать. Четыре похода в Зону, вот так везение!
Чтоб тебя кабаны растерзали, гнида.
– Вижу, что все. Теперь на колени, – Мулат закатил глаза и улыбнулся. – Как же долго я этого ждал! Ненавижу таких, как ты, чистоплюев. Смотришь на всех, как на говно. Мы пашем, жизнью рискуем, а ты барыжничаешь, двигаешь эти… – он щелкнул пальцами. – Фигурки на шахматной доске, все люди тебе как грязь под ногами.
Лексус много чего мог бы возразить, если бы мог: что он помогает людям чем может и не привязан к материальным ценностям, просто мироздание наградило его аналитическим мышлением.
– И все бы ты звездел, не затыкаешься ни на минуту. Наверное, и обещаний не держишь, сказать для тебя, что отлить.
С недовольством Лексус согласился с ним, но он старался держать слово, просто не всегда получалось.
– Потому сейчас ты попросишь у меня прощения. Да, на коленях. А после я тебя с превеликим удовольствием пристрелю, потому что такая тварь, как ты, не должна жить.
Выходит, вина Лексуса, что он не такой, как Мулат – более сообразительный, более удачливый… Чужой, непонятный, а значит опасный. Опасный – значит, такое жить не должно. Такова примитивная справедливость Мулата.
Но ведь должна быть другая справедливость, которая над всеми. Все пугают подлецов Черным Судьей, и где же он? Сейчас самое время – пытаются расправиться с невиновным.
– Мулат, прошу у тебя прощения, что ты такая сволочь и…
– Закрой рот.
Улыбаясь от уха до уха, Мулат прицелился, и Лексусу показалось, что не ствол смотрит на него, а еще один черный глаз-бездна.