Глава 7
Земля Птолемея…
Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ложь. Запутываться в паутине вранья, забивать память выдуманными подробностями реальности, не существующей на самом деле. Но главное – самому, погрузившись в тягостную пучину мутного искажения, перестать доверять окружающим. Ложь порождает ложь.
Оставалось надеяться, что мне удалось избежать этого глобального обмана. Или почти удалось…
На этот раз я рассказал Тайгеру все, что знал. Почти все… кроме внезапного появления Феникса.
После посещения кладбища мы с Хэл перестали говорить о нем. Словно выжидали чего-то или просто опасались – нарушить лишним словом обманчивое состояние хрупкого покоя.
Передав всю информацию охотнику, я словно отпустил вожжи, и теперь повозка событий неслась без меня. Оставалось лишь наблюдать со стороны, куда она вывезет…
Пребывание на крыше всегда помогало в философских размышлениях. Я поднялся сюда для того, чтобы прочистить водостоки, забитые опавшими иглами, но вместо этого прислонился к замшелому шиферу и смотрел сверху на двор, окруженный высоким забором.
Дровяной сарай напротив дома, рядом мастерская Феликса, она же лодочный ангар, одичавший яблоневый сад, сбросивший все листья.
Пространство раздвинулось, как бывало каждую осень. Сквозь обнажившиеся ветви лиственниц стала видна река, дальний берег, небо. Звуки сделались пронзительнее, а воздух глубже.
Хэл несколько раз выходила из дома, кутаясь в теплую куртку, смотрела на меня снизу. И наконец не выдержала:
– Мэтт, есть прекрасные роботы для чистки водостоков. Я видела недавно в Сети новые модели. Хочешь, купим?
– Нет, спасибо. Привык делать это сам. – Я поддел узким совком на длинной ручке спрессованный комок игл и сбросил вниз.
– Попусту тратишь время, – прокомментировала ученица, наблюдая за падением мусора.
– Залезай сюда, – велел я ей. – Давай. Лезь.
Хэл поразмыслила пару секунд, запрокинула голову, глядя на небо, потом проверила устойчивость старой деревянной лестницы, прислоненной к краю крыши, и, осененная какой-то идеей, сказав мне весело: «Сейчас», – поспешила в дом.
Вернулась она очень быстро – с термосом, зажатым под мышкой. И начала подниматься, ловко перехватывая темные от времени перекладины.
Наверху прислонилась к ребристому шиферу рядом со мной, глубоко вдохнула и произнесла задумчиво:
– Так тихо… – Не глядя, подала мне крышку термоса, наполненную чаем, и запах горячих трав поплыл в воздухе.
– Здесь бывает время, когда на деревьях, вон там… – я указал пластиковой «чашкой» на две лиственницы за домом, – собираются птицы перед отлетом. Кричат, галдят, перелетают с ветки на ветку, и так каждый вечер, а потом вдруг однажды вся стая срывается, взмывает в небо, уносится прочь. И наступает тишина. Долгая, звенящая, на весь конец осени и зиму. Остаются лишь вороны.
– Вороны и мы, – сказала Хэл задумчиво.
– Не самая плохая компания.
– Мы как будто чего-то ждем, – продолжила она, стягивая на горле ворот темно-серого свитера. – Заметил? Затаились. Высматриваем.
– Нет, просто живем. Наслаждаемся каждым мгновением. – Я передал ей чашку, и она с улыбкой взяла ее. Отпила, посмотрела на небо, где плыл в мутной пелене туч бледный, размытый круг, усмехнулась:
– Если бы Икар поднялся к этому солнцу, он вряд ли бы опалил свои крылья.
– Скажешь это зимой, когда оно будет всего лишь слегка подниматься над горизонтом, там за рекой, и опускаться уже через несколько часов.
– Дожидаюсь с нетерпением. – Хэл накинула капюшон на голову и повела плечами.
В последнее время моя гурия была подозрительно задумчива. Я научил ее незаметно выходить в сон, использовав пуговицу Софии. Ничего примечательного мы там не нашли, но для практики Хэл это оказалось полезно. Однако ее радость от новых знаний и умений была очень быстро омрачена. Пришли шокирующие новости из Полиса.
Для моей ученицы это было невероятным, разрушающим нормальную реальность, диким и невозможным. Выразив первое бурное негодование, она бродила по дому отрешенная и мрачная. Листала новостные форумы, набрасывала какие-то мысли в дневнике и наконец спросила неизбежное:
– Мэтт, а если бы ты оказался там? На улице во время стрельбы. Что бы ты сделал?
Я посмотрел в ее беспокойные, пытливые глаза цвета тревожащего осеннего неба и сказал:
– Стрелял бы в ответ.
– А если нет оружия? – продолжила спрашивать ученица.
– Ну тогда подставил бы кого-нибудь под пулю.
– В смысле? – переспросила она в своей обычной удивленно-недоверчивой манере, которая пробивалась в ее тоне, когда я заявлял нечто противоречащее здравому смыслу.
– Сделал бы так, чтобы, к примеру, в меня попали. Не в голову, конечно. Тогда рыпаться дальше бессмысленно. Но если выстрел не смертелен – через выпущенную пулю я могу дотянуться до стрелка. – Я поразмыслил и добавил: – Но вообще, когда речь идет о перестрелке, лучше просто найти раненого…
– Только не говори, что уже проделывал подобное…
– Как пожелаешь, – отозвался я уклончиво.
– Это ты сам придумал? Или Феликс?
Она еще некоторое время рассматривала меня, явно сожалея, что никто не мог прекратить мои безумства в прошлом. Но, судя по ее решительному виду, была готова сдерживать меня в настоящем.
И сейчас, стоя на крыше, Хэл вместе со мной наслаждалась кратким периодом затишья, которое могло быть разрушено в любой миг. Мы оба знали это…
– На самом деле, не обязательно попадать в человека, – решил успокоить ее я. – Достаточно просто гильзы. Или любой другой вещи того, у кого в руках оружие…
Издали послышался мягкий рокот мотора. Я посмотрел на дорогу, виднеющуюся между ветвей, и увидел темно-серую крышу приближающейся машины. Ожидал, что она проедет мимо, но автомобиль остановился напротив моего дома. Хэл подалась вперед, чтобы лучше разглядеть пассажира.
Хлопнула дверца, звякнул металлический засов открывающейся калитки. И вот, ступая по мусору, нападавшему на тропинку, гостья идет прямо к крыльцу. Светло-рыжие короткие завитки на макушке, разлетающиеся полы плаща, конец алого вязаного шарфа на плече…
Совсем недавно я уже переживал нечто подобное. Во сне. Непредвиденный визит непредсказуемой посетительницы. Вполне возможно, что и сейчас я не в реальности. Ощущение раздвоенности нахлынуло с неожиданной силой, но удивленный голос Хэл вернул ясность восприятия.
– Талия?!
Харита вскинула голову. Насмешливо прищурила янтарные глаза, разглядев наше высотное чаепитие. Я хотел предложить ей подождать, пока мы спустимся, и заходить в дом, но она уже поставила ногу на первую ступеньку лестницы. Легко поднялась, прислонилась к скату крыши рядом с Хэл и посмотрела на меня. Ветер, гуляющий тут, наверху, растрепал ее волосы, румянец на скулах стал ярче.
– Чаю? – спросила моя гурия с непринужденной вежливостью, словно мы сидели за столом в гостиной.
– Не откажусь, – так же любезно отозвалась харита.
Взяла чашку, которую Хэл наполнила из термоса, с видимым удовольствием сделала несколько глотков. Потом огляделась и произнесла задумчиво:
– Здесь нет роз, только терн. Здесь нет певчих птиц, только вороны. Здесь нет неба… – ее голос становился все глуше от строчки к строчке, а затем оборвался на полуслове.
Хэл выразительно взглянула на меня – слова хариты звучали отголоском нашего с ученицей разговора. Словно мир Гипноса протянул тонкую нить от нас к создательнице сновидений, и та прочитала мои мысли.
– Сколько времени вам нужно для того, чтобы собраться в поездку? – спросила Талия совсем другим тоном, сосредоточенным и серьезным.
– Смотря куда, – сдержанно ответила Хэл.
– Днем – жара, ослепительное солнце, ночью прохладно. Климат пустыни.
– Александрия, – понял я мгновенно.
– Мы едем в Александрию?! – с изумлением и азартом воскликнула ученица.
– Ты – нет, – сказала Талия и посмотрела на меня. – Он едет.
Хэл в немом изумлении повернулась к ней, а когда наконец нашла нужные слова, спросила, глядя на меня:
– Это что, распоряжение Тайгера? Но нас даже не спросили, хотим ли мы…
– А ты не хочешь?
Ученица резко выдохнула и начала спускаться. Спрыгнула на землю с последней ступеньки, хлопнула дверью в дом.
Между мной и Талией осталось пустое пространство, которое только что занимала моя гурия, но никто из нас не спешил придвинуться, чтобы сократить расстояние.
– Ты знаешь, зачем нам нужна твоя ученица.
– Знаю.
– Хорошо, тогда вернемся к теме Александрии, – тут же откликнулась харита. – Сон Лонгина Сотера. Его странная жизнь и смерть.
– Звучит как название романа.
Талия улыбнулась мимолетно.
– Тайгер высоко оценил твою работу. И хочет, чтобы ты продолжил ее, теперь на территории агломерации.
– Я сам хочу ее продолжить, – не преминул расставить акценты я.
– Ты встретишься в порту с человеком по имени Руф Калхас. Он работал в отделе борьбы с терроризмом там. У него при себе любопытный сон, воспоминание о его прошлом.
Талия в нескольких словах рассказала мне о похищении двух инженеров из Полиса, причастности Руфа к этим событиям, а также о личности террориста, устроившего стрельбу на перекрестке Эола в Полисе.
– Но это еще не все. Последний образ из гибнущего сна Сотера. Помнишь?
Я кивнул. Яркие видения несложно было вызвать из темноты разрушающегося мира Лонгина. Значит, мое стремление как можно лучше запомнить лица его жертв было не напрасно.
– Это Севр – один из пропавших инженеров, – продолжила Талия. – Руф узнал его. И хочет попытаться найти тех, кто причастен к их исчезновению, и наказать виновных. Еще он надеется, что кто-то из похищенных жив. – Судя по тону, сама харита не верила в это. – Ты можешь помочь ему, Мэтт.
Я смотрел в ее янтарные глаза и размышлял. Как могут быть связаны пропажа мужчины и женщины из моего города, смерть старого дэймоса, посаженного в клетку учителем Феликса, теракт и еще десяток мелких и крупных деталей, штрихов, намеков, нападений, шокирующих знакомств, а также невозможное воскрешение напоследок. Бесконечно запутанный клубок, в котором мне придется искать начало нити.
– Присмотришь за Хэл?
– Обещаю, – ответила Талия серьезно.
С крыши она спустилась первой и направилась к машине. И только сейчас я понял, что шарф на ее плече оказался точно такого же цвета, как алая сныть. Совпадение или один из знаков, которыми было наполнено не только пространство сновидений, но и наш мир.
Я подождал, пока за Талией закроется калитка, и вошел в дом, который собирался покинуть через несколько минут, по привычке прислушиваясь к нему. Шорох, потрескивание старых обоев, бормотание воды в кране, гул ветра, скрип двери…
– Он не хочет, чтобы мы уезжали. – Хэл подошла ко мне неслышно. Ее горячие пальцы смяли плотную ткань куртки, сжали мое запястье. – Ворчит и жалуется.
Я притянул ее к себе, поцеловал в лоб, пригладил растрепанные волосы на затылке.
– Мы вернемся.
– Я бы хотела поехать с тобой. Но понимаю, что это работа. И недостойно выбирать поездку поинтереснее.
Она отстранилась, подняла свой рюкзак, закинула на плечо, попросила хмуро:
– Постарайся рисковать… не смертельно.
Я усмехнулся невольно. Хэл успела узнать меня достаточно хорошо, чтобы понять мой стиль погружения в сновидение.
– Ладно, не буду отвлекать, собирайся. Подожду тебя на улице.
Она вышла из гостиной, задержалась в коридоре, прошептала что-то, провела ладонью по стене и негромко хлопнула входной дверью. Да, она права, мне нужно было немного времени побыть в одиночестве. Но не для того чтобы выбрать необходимые вещи, скорее у меня возникла необходимость отсортировать мысли.
Я поднялся на второй этаж. Последняя ступенька скрипнула под ногой, словно кто-то выходил из-за потемневшей от времени двери и долго стоял здесь, переминаясь, прислушиваясь к голосам жильцов, принюхиваясь к запахам дома. Я прошел сквозь арку-зеркало и остановился посреди потайной комнаты.
Она была залита солнечным светом, хотя небо на улице с самого раннего утра затягивали тучи. Тревожащее место, в котором мне всегда спокойно. Пыльная мебель, старинные навигационные приборы, которыми никто никогда не пользовался, древние карты снов.
Я сел на диван, где когда-то проводил очень много времени. Клетчатый плед издавал прежний запах сухой лаванды и шерсти. На подушке лежала горстка мертвых пчел, похожих на почерневшие, скрученные, опаленные жаром листья. Еще одно напоминание или предостережение. Не так давно я уже видел этих насекомых, только живых, истекающих ядом, жалящих. Я стряхнул невесомые трупики, и они попадали на пол, провалились сквозь трещины между досок.
– Я еду в Александрию. Уверен, ты знаешь об этом.
Ответа не было. Солнечные лучи беззаботно лились в комнату, сверкали грани ваз, загадочно молчали пуговицы, набитые в пыльные банки.
– Я знаю, ты не любишь этот город. Но мне нужны ответы.
Из-под моих ног послышалось тихое гудение. Настойчивый шорох цепких лапок.
– В прошлый раз ты отказался отвечать. Теперь я хочу знать правду. Или хотя бы часть ее.
Из широкой щели в полу медленно выбралась живая пчела. Расправила крылья, загудела недовольно. За ней уже лезла вторая, третья… и скоро тишина комнаты наполнилась грозным жужжанием.
Насекомые взвились в воздух и закружили по комнате. Древние предсказатели Дельфийского оракула считали, что души умерших или крепко спящих путешествуют, сбившись в рой, как пчелы. Как далеко улетели те две тени, которые мне нужно найти, никто не знает. И вряд ли разыскать их так просто, без посторонней помощи, у меня получится.
А еще пчелы – древний символ трудолюбия. И можно было не сомневаться – поработать мне придется.
Я поднялся и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. За моей спиной продолжали гудеть пчелы, и угрозы в их голосах больше не было, монотонный звук навевал воспоминания лишь о мирном, теплом солнечном дне.
Спустя десять минут я, заперев дом, уже садился на заднее сиденье рядом с Хэл.
– Где твои вещи? – спросила она, внимательно наблюдая за мной.
– Все, что нужно, при мне.
– Наследие прошлого. – Талия, сидящая впереди, не обернулась. – Он никогда не возьмет с собой лишнего. А если что-то вдруг понадобится, купит на месте. И уничтожит после использования.
Она была права. Именно так я и поступал обычно. Ненужная, сомнительная вещь – дополнительный риск.
– Надо мне тоже так научиться, – пробормотала ученица, глядя на рюкзак, лежащий на ее коленях.
Весь путь до Гиперпетли-Зеро Хэл закачивала в коммуникатор схемы оазисов Александрии, словно планируя хотя бы виртуально быть со мной в этом городе. А я смотрел на улицы Полиса, проносящиеся за стеклом.
Шел дождь. Легкий, прохладный, быстрый. В небе висела дымка, стирающая верхние этажи высотных зданий. Краски стали сочнее. Особенно зеленый. Кроны пиний на Палантире приобрели свежую яркость. Мокрые дороги блестели.
Над тротуарами неторопливо плыли разноцветные зонты.
Я открыл окно со своей стороны, вдыхая влажную пыль, пахнущую травой и мокрым деревом. Талия сделала то же самое.
…Наконец машина приблизилась к стеклянным куполам порта. Днем и ночью здесь кипела жизнь. По нижним уровням эстакад проносились грузовые транспортеры со знакомыми логотипами компаний на бортах. Полис поставлял по всему миру биологические материалы и технику на их основе, оборудование для станций, работающих на холодном синтезе, и мусороперерабатывающих предприятий, пшеницу и сою, медикаменты и текстиль. А также специалистов высокого уровня.
Из выходов одна за другой следовали колонны с импортируемой продукцией. Я узнал иероглифы Нарасикэ, везущей в Полис высокотехнологичное оборудование – детали компьютеров, автомобилей, промышленных и медицинских роботов. У терминала Бэйцзина разгружали контейнеры с изделиями из пластика и химическими соединениями. Бойко сновали погрузчики, цепляющие механическими клешнями запечатанные кубы и перевозящие их на платформы. Изредка мелькали желтые куртки инженеров, следящих за машинами.
Серебрились белые понтоны Гиперпетли, выстреливающей через равные промежутки времени составами, несущимися в разные концы континента. Часть путей была погружена под землю и, выйдя из такси, мне показалось, что она гудит под моими ногами, перемещая полые капсулы составов.
Людей, желающих выехать в Александрию, было немного. Светлые просторные залы оказались практически пусты.
– Хэл, – я сжал запястье девушки, привлекая ее внимание, – не пиши мне. Никаких сообщений.
Она обреченно вздохнула и улыбнулась.
– Понимаю. А то вдруг твой телефон запищит именно в тот момент, когда ты будешь сидеть в засаде, охотясь на маньяка. Хотя он у тебя стучит – еще хуже.
Я рассмеялся и на миг привлек ее к себе.
– Через сон тоже встречаться нельзя? – пробормотала она, утыкаясь лбом мне в плечо.
– Нет. Нельзя.
– Я так и думала.
Хэл отстранилась, ее взгляд стал пристальным и напряженным, казалось, если поднести свечу – фитиль тут же вспыхнет. Но больше она ничего не произнесла, ни о чем не попросила.
– Как сказала бы Клио, да хранит тебя Эргия, Аметил. – Талия протянула мне руку, и я сжал ее.
– Будьте осторожны. Обе.
Харита кивнула и направилась к выходу. Хэл закинула на плечо лямку рюкзака, оглянулась, махнула мне на прощание рукой и пошла следом за спутницей. Скоро их скрыли спины других пассажиров, и я, стараясь заглушить неприятное предчувствие и несвойственную мне тревогу за другого человека, последовал в сторону своего терминала.
В официальных командировках было преимущество перед нашими с Феликсом нелегальными путешествиями. Последний раз Александрию мы посещали с заездом в Тенчитолан. Немаленький такой крюк ради конспирации.
Сегодня меня пропустили без лишних вопросов. Лишь девушка на паспортном контроле посмотрела с участием и сказала:
– Это направление небезопасно. Особенно в последнее время.
– Знаю, – ответил я.
– Но вы отказываетесь от гида. – Она взглянула на экран своего монитора и нахмурилась.
– Рабочая необходимость. – Я показал ей значок сновидящего, хотя в этом не было нужды, сотрудница погранслужбы видела мою специальность в анкете.
Девушка молча поставила штамп в мой паспорт и протянула его мне.
Несмотря на ее слова об опасности, экспресс, идущий в Александрию, был готов к отбытию. Правда, большая часть вагонов оказалась закрыта и опечатана. Заинтригованный, я направился к открытым кабинам, вошел в салон и окинул быстрым взглядом пассажиров. Занято было всего пять кресел. Четверо мужчин и женщина, в одинаковых форменных рубашках с нашивками в виде коршуна, раскинувшего крылья и держащего в лапах горящий факел. Мне предстояло ехать в обществе инженеров – операторов боевых охранных систем.
Усаживаясь на свое место, я спросил одного из них, сидящего напротив:
– Все настолько серьезно?
– Пока не особенно, – охотно отозвался он, дружелюбно рассматривая меня, – но мы не будем ждать критической ситуации. Усиливаем охрану посольства Полиса и нескольких предприятий, где работают наши специалисты.
– И что, действительно есть от чего охранять?
– Ты новости вообще смотришь? – вмешался молодой парень с бокового ряда. Форменная рубашка с поднятым воротником сидела на нем с небрежной элегантностью. Правда, впечатление смазывала зеленая бандана с принтом в виде разноцветных перьев, низко надвинутая на лоб.
– Ты про теракт в центре Полиса?
– Нет, я про волнения на севере агломерации. Перестрелки в жилых районах Нуб-ра-дира, взрывы в Эр-Рияре, отравление воды в Сибе. Про попытки нападения на туристов. Выступления против Полиса. Забрасывания камнями посольства.
– И чем вызвано недовольство?
– Ну мы живем хорошо, а они плохо, – хмуро сказал его сосед. Широкоплечий атлет с суровым профилем, больше всех из этой компании похожий на истинного служителя Ареса. – Значит, должны отдать им то, что заработали.
– Изложено грубовато, но в целом верно, – подтвердил инженер в зеленой бандане. – Требование немереных дотаций… а потом все эти миллионы разворовываются и на них строятся дворцы с золотыми полами. Недовольство миграционной политикой Полиса. Позиционирование, ведущее к выводу, что мы должны не просто соблюдать права близкого соседа, а приравнять его права к правам своих граждан.
– Количество рейсов в Александрию сократили, – сказала симпатичная девушка с короткой стрижкой, сидящая наискосок от меня. Она смотрела в планшет, лежащий на коленях, и тонкие пальцы с недоступной мне скоростью порхали над виртуальной клавиатурой. Запястье ее левой руки плотно обхватывал широкий металлический браслет массивных часов. – Мы сворачиваем большинство работ в агломерации. Специалисты уезжают. Про туризм я вообще не говорю… Кто бы мог подумать, – произнесла она с неожиданной горечью. – Полис столько вложил в поддержание этой культуры и экономики. И все, пути разошлись.
– Что, никаких возможностей сближения?
– Никаких в ближайшие годы. – Она посмотрела на меня в упор серо-голубыми глазами и спросила с легким неодобрением: – Ты без сопровождения?
– Можешь одолжить мне одного Ареса, – я улыбнулся ей.
Девушка усмехнулась в ответ, подалась вперед, и я разглядел крошечные веснушки на ее высоких скулах.
– Боюсь, он поджарит тебя до того, как ты успеешь с ним поздороваться.
– А ты представь меня сама. Я – Мэтт.
Оператор боевой системы рассмеялась, пожимая мою руку:
– Афина.
Ее сосед, переговаривавшийся с одним из коллег через ряд, отвлекся от беседы и поинтересовался:
– Надеюсь, ты не в туристическую поездку? Для этого сейчас не лучшее время.
Я отогнул отворот куртки, второй раз за полчаса демонстрируя знак сновидящего. Мои спутники посмотрели на бронзовый мак с одинаковым выражением уважительного понимания.
– Все настолько серьезно? – вернула мне девушка мой же вопрос и улыбнулась невесело.
– Разберусь на месте.
– Тебе нужно сопровождение? – спросил ее сосед, тот самый, с кем я начал разговор. – Можем довезти до гостиницы при посольстве…
– Нет, спасибо. Меня встречают.
Двери вагона закрылись с легким шипением. Состав тронулся с места, затем последовал мягкий толчок, и шаттл понесся вперед, наращивая скорость. На стенах засветились экраны, заменяющие окна.
Я откинулся на спинку кресла, размышляя.
– Афина, можно вопрос? Не слишком корректный.
Она подняла заинтересованный взгляд от планшета.
– Давай.
– Вот представь. Вы управляете мощнейшими, опасными машинами. Вдруг что-то случится с тобой, и управление над ними перехватит кто-то другой. Или заставит тебя повернуть оружие против своих же…
Я не произнес слова «дэймос». Однако она поняла, о чем я.
– Мы проходим специальную подготовку, – ответила девушка. – С участием сновидящих в том числе. В моем подсознании мощные блоки. И если что-то или кто-то попытается воздействовать на мой разум, ему вряд ли удастся это сделать. Но если вдруг моя защита все же будет повреждена, я сделаю одно-единственное действие. Уничтожу доверенные мне машины.
И вполне возможно, погибнет при этом сама. Потому что отряд штурмовиков, которым командует человек, захваченный дэймосом, чудовищная разрушительная сила.
Афина вновь погрузилась в свои расчеты. Ее сосед прислонился затылком к подголовнику, закрыл глаза. Его лицо с чертами скульптур микенского периода было абсолютно непроницаемо.
Постепенно разговоры стихли. Остальные операторы также выглядели расслабленными, но я знал, они готовятся к серьезной работе, которая будет занимать все их внимание…
Торможение началось ровно через два часа пятьдесят пять минут. Как всегда, шаттл из Полиса пришел без опоздания.
Мои спутники зашевелились, почти идентичными движениями касаясь одинаковых массивных часов на запястьях, оказавшихся мощными сенсорными коммуникаторами. Средством управления их механическими подопечными. Разворачивали миниатюрные виртуальные экраны, отдавая быстрые приказы, прикрепляли к ушным раковинам клипсы гарнитур.
Я понял, что должен задержаться, чтобы понаблюдать за их работой.
Шаттл остановился. Помедлил и открыл двери. Кондиционированный воздух, напоминающий по вкусу дистиллированную воду, хлынул в салон.
Багажа у инженеров не было, точно так же как и у меня. Они открывали вагоны, замки которых реагировали на отпечатки пальцев и сканы сетчатки глаз. Двери бесшумно раздвигались, из темных недр вагонов выезжали платформы, где стояли «Аресы». Они были похожи на металлические статуи, вылитые по одной форме. Вооружены штурмовыми винтовками «немезис», гранатометами модели «таурус», комплектами противопехотных и противотанковых мин, плазменными резаками, а также еще многим не менее смертоносным, сокрушающим одинаково легко живую плоть, боевую технику противника, металл и бетон.
Афина, следящая за выгрузкой своих «солдат», отвлеклась на миг и окликнула меня:
– Мэтт, на минуту.
Я подошел к ней – невысокой, сосредоточенной, с короткими светлыми волосами, плотно прилегающими к вискам и лбу.
– Я скину тебе мой номер. На всякий случай.
Она коснулась пальцами своих часов, настраивая беспроводную связь, и поднесла к моему коммуникатору, передавая короткую информацию. На экране вместе с привычным сигналом входящего сообщения появился ряд цифр.
– Спасибо. Надеюсь, не понадобится.
Афина кивнула, поворачиваясь к своим машинам.
Руф встречал меня в зале прибытия. Одинокий пожилой человек сидел на скамье, рассматривая выходящих из ворот. Суровое лицо в морщинах, неестественно прямая спина, недорогая добротная одежда. Пожалуй, я мог представить, каким он был в молодости. Сколько ему лет?.. События, о которых рассказала Талия, произошли не меньше чем полвека назад. Самому Руфу тогда было около двадцати или чуть больше. Значит, сейчас этому человеку за семьдесят. Но выглядел он значительно моложе. Конечно, не генетическая модификация, но кровь Полиса давала долголетие и бодрость.
Я подошел.
– Добрый день, Руф.
Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом. Явно сверялся с описанием в мысленной картотеке и, как только сходство было установлено на сто процентов, встал, опираясь на трость.
– Аметил?
– Просто Мэтт.
Я подал ему руку, и он сжал мою ладонь. Когда люди дотрагиваются до меня, я могу очень многое узнать о них. Их уверенность, зажатость, радость, холодность, энергичность, симпатия или антипатия переставали быть секретом практически мгновенно.
Руф устал, но боролся с этой физической усталостью. Воля, стремление к цели держали его. А также привычка быть в форме.
– Ты без багажа? – спросил он, еще раз осмотрев меня.
– Лишние вещи – лишняя забота, – ответил я с улыбкой.
Мы направились к выходу. Просторные залы ожидания с рядами стульев были залиты ярким электрическим светом. И как везде на востоке, сверкали зазывными огнями прилавки.
Золото – массивное и вычурное, дорогая техника, шеренги тяжелых флаконов с парфюмом, на отдельных стендах медленно поворачивались, сверкая полировкой, автомобили последних моделей.
Похоже, с тех пор как я был здесь в последний раз, порт перестроили. Расширили уж точно. Появился закрытый для простых людей лодж под названием «Золотой орикс», добавилось бутиков, ресторанов и стоек для зарядки новейших коммуникаторов…
– Впервые в Александрии? – Руф заметил, с каким интересом я поглядываю по сторонам.
Он говорил на койне очень чисто, но я улавливал в его речи легкий акцент. Намек на примесь другой культуры, в которой он вырос.
– Нет. Уже бывал здесь.
– Когда?
– Давно.
Мои ответы можно было посчитать небрежными, если бы не мой веселый, дружелюбный тон, который скрашивал первое впечатление невнимательности к спутнику.
Вокруг было многолюдно. Черными тенями проплывали женщины, облаченные в абайи и никабы, полностью закрывающие тела и лица. Из-под подолов верхней одежды иногда выглядывали зеленые, желтые, красные шелка нижних платьев. На сгибах рук, затянутых в такие же черные перчатки, висели брендовые сумочки. Их мужчины в белых куфиях с черными кольцами агалями, неторопливые, с громкими голосами, перстнями на мясистых пальцах и дорогими коммуникаторами.
Густые запахи мускуса и амбры окутывали их – и окатывали всех, попадающихся на пути.
Я заметил, что Руф крепче сжимает трость, проходя мимо них, и держится неестественно прямо.
– План такой, – произнес он отрывисто. – Придется спуститься в Массар. – Спутник сделал паузу и пояснил: – Это подземная ветка дороги. Сейчас в городе пробки, такси лучше не брать. Простоим часа три, пока доберемся. В моем районе есть приличные недорогие отели, но лучше остановиться у меня.
– Разумно, – откликнулся я.
– Долго планируешь здесь пробыть?
– Не знаю. Как пойдет.
В залах ожидания почти все места были заняты. Толпы людей сидели на полу у стен – в основном мужчины в потрепанной одежде, смуглые до черноты, с быстрыми, скользящими взглядами блестящих оливковых глаз. Дешевая рабочая сила переправлялась из одного района Александрии в другой за счет нанимателя.
Нам обоим хотелось поговорить о деле, но каждый из нас знал, что этот разговор не для посторонних ушей. Поэтому, обмениваясь ничего не значащими комментариями, мы неторопливо продвигались к выходу, следуя указателям.
– Кофейня на углу Кусхуба сохранилась? – спросил я.
– Не помню такой, – ответил он, нахмурясь. – …Доехал нормально?
– Вполне.
За столиками кафе сидела группа говорливых чернокожих женщин. Их яркие до рези в глазах наряды переливались словно неоновая реклама, скрывая под многочисленными складками обилие плоти. Огромные тюрбаны с бантами и цветами, скрученными из ткани, потрясали воображение. Я уставился на жительниц южных районов Александрии, они – на меня. Настороженно, хотя и не без любопытства. Я чувствовал на себе их взгляды до тех пор, пока мы не спустились на нижний уровень порта.
Вагоны первого класса уже были заперты. Выходы к ним открывались только из залов ожидания бизнес-класса. Остальная публика торопливо занимала места попроще, заходя с платформы, выложенной плиткой с одинаковым пестрым рисунком – закрученные линии: синие и зеленые. Сложнейшие куфические надписи, заключенные в медальоны, выглядели дополнительным декором. Присмотревшись, я понял, что забыл еще не все уроки Феликса и даже могу прочесть некоторые слова.
Вязь более простого и распространенного стиля насха на указателях сама казалась повторением одного и того же узора.
Мы с Руфом вошли в вагон, и дверь за нами захлопнулась. Плотная толпа дышала сладковатым душком семян дурмана, прогорклым жиром, приторными духами…
Я легко почувствовал настроение людей. На нас смотрели неодобрительно, однако пока еще не враждебно.
Свободных сидячих мест больше не было, и мы со спутником остались стоять, держась за поручни. Состав тронулся – и устремился вперед.
– Ехать недолго, – сказал Руф. – Полчаса, не больше.
Ну еще бы. Эти подземные пути построены по технологиям Полиса. Иначе всем пришлось бы трястись сутками по пустыне от одного оазиса до другого.
Вагон качнуло. Я по инерции слегка подался назад и тут же услышал за спиной гневное восклицание. Оглянулся и понял причину недовольства. Прямо за мной стояли три женщины, с ног до головы закутанные в черное, и я случайно оказался к ним ближе чем на шаг. Возмутительное неуважение.
Ко мне уже пробивался мужчина, сопровождающий их, глаза налиты кровью, на лбу набухла жила. Ну как же, белый чужак покусился на достоинство его спутниц. Ему очень хотелось выкинуть меня из вагона на полной скорости.
Руф попытался оттеснить меня в сторону, чтобы принести извинения или отойти подальше.
– Подожди, – бросил я ему, глубоко вдохнул, будя в глубине души негодование, граничащее с гневом, и повернулся.
Впился взглядом в расширенные зрачки оскорбленного мужчины и произнес с величайшим презрением:
– Не хочешь, чтобы к тебе и твоим женщинам приближались, езди на личной машине.
Он увидел в моих глазах ярость и уверенность сильного хищника. Выражение его лица тут же изменилось, став приниженно устрашенным. Он отшатнулся, забормотал извинения и поспешил отвести спутниц подальше от бешеного белого.
Руф посмотрел на меня с непонятным выражением. Похоже, мне удалось озадачить его.
– Ты говоришь на фусху?
– Иногда, – улыбнулся я.
– Где учил?
Я наклонился к нему и шепнул тихо:
– Во сне.
Он понимающе усмехнулся.
– И все же будь осторожнее. Не цепляйся с местными.
– Непременно. Если они не будут цеплять меня.
Очень светлые глаза Руфа стали подозрительно задумчивыми. Похоже, он понял, что со мной ему будет нелегко.
Экспресс остановился. Двери разошлись в стороны. Кроме нас, из вагона никто не вышел.
На платформе, выложенной неизменной разноцветной плиткой с пестрым узором, было совсем немного пассажиров. Я с интересом разглядывал людей, собиравшихся в тот же район агломерации, что и мы. На первый взгляд они напоминали жителей Полиса. Но я видел, что они другие. И дело было даже не в смуглых по-южному лицах, темных глазах и волосах у многих или более коренастом телосложении. Они по-иному смотрели. Настороженно. Опасливо или, наоборот, вызывающе – готовые отразить нападение в любой момент, подозревающие угрозу на каждом шагу. Голоса намеренно приглушенные, бубнящие, иногда прорывающиеся раздраженным женским окриком на детей или гневным мужским бурканьем.
– Оазис Навкратис, – сказал Руф, наблюдавший за мной. – Бывшее древнегреческое поселение, возникло еще до Александрии. Здесь живет большинство белых агломерации.
– Резервация?
Он неодобрительно хмыкнул, видно собираясь возразить, но, поразмыслив, согласился:
– Можно и так сказать.
Единственный работающий эскалатор поднял нас наверх.
Сухая, оглушающая жара шелестела острыми листьями пальм. Растекалась в воздухе белой мглой, в которой тонуло солнце – таяло и размокало, словно кусок сахара. Над асфальтом плавился зной. Разноуровневые коробки домов, возведенные без всякой системы, поднимали в небо столбы недостроенных этажей. Стрела минарета грозила серым бетонным пальцем с высоты. Под ногами хрустело битое стекло и растекались ржавые пятна.
Руф заметил мой взгляд, устремленный на торчащие из верхних этажей арматуру и бетонные столбы.
– Строительные компании экономят, – сказал он, направляясь к стоянке, где жарились под солнцем ряды запыленных машин.
– Знаю.
Чтобы не платить налог на готовую недвижимость, строители банально не доводили дома до конечной стадии. Оставляли верхние этажи без стен и окон, с одними лишь пучками арматуры и частично вылитыми каркасами несущих конструкций, продавая при этом квартиры на нижних.
Старая машина Руфа стояла в ряду таких же подержанных «тайрат» и «корвусов». Салон внутри раскалился и наполнился душным запахом нагретой пластмассы, дешевого кожзаменителя и табака. Натужно загудел кондиционер, пытаясь охладить воздух, и через несколько минут стало возможно дышать.
Руф попытался включить навигатор, но тот лишь померцал экраном и не загрузился. Тогда мой новый знакомый переключил управление на ручное и уверенно вывел автомобиль со стоянки.
В городе было тревожно.
По улицам ходили патрули с собаками. Почти не было видно прохожих. Женщины в черном напоминали тени самих себя. Мужчины в белом, выходя из стеклянных дверей офисов, спешили сесть в личные авто и поскорее покинуть открытое пространство. По дороге тек бесконечный поток транспорта. В раскаленном воздухе висела гарь. Прогрохотали военные грузовики.
– Недавно были беспорядки, – сказал Руф, хотя я ни о чем не спрашивал. – Усилили меры безопасности.
Когда мы проезжали мимо дорогого отеля, выстроенного в специфическом александрийском стиле, окруженного пальмами, фонтанами и цветниками, я видел, как перед черным «альтаиром», свернувшим к нему, из асфальта поднялись мощные металлические шипы, останавливая движение. К автомобилю поспешила охрана с металлоискателями.
– На прошлой неделе прямо в фойе одной из гостиниц въехал «сиад», начиненный взрывчаткой, – сказал Руф, выруливая ни тихую боковую улицу. – Разворотил холл и часть ресторана. Половина гостей, которые были там, тяжело ранены, половина убиты.
Отличная атмосфера для дэймоса. Я просто чуял проплывающие рядом возможности. Протягивай руку и бери, пользуйся.
– Кто с кем воюет?
– Официальная версия – ихаггареги добиваются независимости. Ну, и выступления против «представителей Полиса».
– А неофициальная?
Он притормозил на светофоре, пропуская еще одну колонну грузовиков.
– Цепная реакция, – сказал Руф и пояснил нехотя: – То, что происходит в Александрии. Когда Полис еще только развивался и на эти земли приплыли наши первые корабли – здесь были дикие необжитые территории. Наши соотечественники прокладывали дороги, рыли каналы, боролись с малярией и лихорадкой, строили дома, используя уже неплохо развитые у нас знания по инженерии. И вот земля стала пригодна для жизни – и тогда сюда потянулись местные племена. Стали активно заселиться, рассчитывая на помощь более сильных соседей. И получали ее. – Он усмехнулся совсем не весело. – Но знаешь, если постоянно черпать из полной бочки и не доливать, рано или поздно она опустеет. И теперь нуждающиеся уже начали скрести по дну, пытаясь добывать воду по-прежнему. Но ее почти не осталось. А они злятся, требуют. Хотят, чтобы все было как раньше… Под эту тему, конечно, и бандитские группировки стали вести свои разборки, и вооруженная оппозиция поднимает голову. Может произойти что угодно. Вплоть до смены правительства. Или войны.
Он замолчал, потом оценивающе взглянул на меня, словно решая, можно ли доверить мне дальнейшую информацию. Видимо – заключил, что я достоин доверия, и продолжил:
– Но это еще не все. Служба безопасности работает так плохо, что некоторое время назад, на соколиной охоте в оазисе Сах-дхара, часть семьи шейха была захвачена террористами. Чтобы не раздувать скандал, информацию скрыли. Но шейх отбашлил за выкуп столько, что теперь на эти деньги можно совершить пару революций и несколько смен правящих режимов.
– Значит, ваши военные группировки хорошо вооружены?
– Да, неплохо, – согласился Руф. – Прямые поставки из Баннгока.
Я задумчиво смотрел на руки бывшего сотрудника ОБСТ, лежащие на руле. Они были тяжелыми, мускулистыми, несмотря на возраст, перевитыми выступающими венами. И думал о том, сколько нелегкой работы сделано ими. И как много сил потратил этот человек на поддержание порядка в своем городе.
Навкратис огораживала от пустыни высокая каменная стена. А может, и не только от пустыни. Поверх каменной кладки была натянута колючая проволока в три ряда. По периметру стояли наблюдательные вышки. Въезд в оазис перекрывали стальные ворота с блокпостом.
Вернее, так было раньше. Теперь я видел, что проволока оборвана местами, створки ворот раздвинуты и частично занесены песком, а единственный охранник даже не удосужился заглянуть в проезжающую мимо него машину.
Я посмотрел на Руфа. Тот нахмурился.
– Раньше агломерация выделяла средства из бюджета для обеспечения порядка на этой территории. Работать здесь было очень престижно. Но с некоторых пор платить практически перестали и, естественно, желающих резко убавилось.
Я молча кивнул, принимая эту информацию. Если бы в Полисе не давали возможности всем гражданам выражать свою позицию и выдвигать требования, нашей Стены тоже бы не существовало. Да и сам мегаполис развалился на десятки отдельных частей, конкурирующих друг с другом.
Навкратис выглядел почти так же, как и его жители, которых я уже наблюдал на платформе подземной железной дороги. Какое-то сходство с Полисом есть, и в то же время ничего общего. Вроде бы он напоминал один из районов Полиса – похожая застройка, попытка оставить парки и скверы между кварталами, белые храмы, вырастающие посреди пустырей. Но в итоге все закончилось точно как со стеной, опоясывающей оазис. Старые здания, давно нуждающиеся в ремонте, улицы, заваленные мусором…
Руф остановил машину возле блочной трехэтажки. Ничем не выделяющейся из ряда такого же дешевого, серого жилья, стоящего вокруг пыльной шумной площади.
Окна первых и вторых уровней домов были забраны решетками, на витрины магазинов опускались тяжелые щиты, разрисованные кривыми граффити. Разбитый асфальт засыпан осколками, мусором, высохшими объедками. Несколько чахлых пальм, словно по ошибке забредших в этот район, уныло свесили растопыренные листья.
У подъезда с провалившимся козырьком и растрескавшимися ступенями компания мальчишек лениво гоняла доску для скейта, ее колеса тарахтели по асфальту. Из приоткрытой двери кальянной по соседству доносились негромкие голоса и мерный бубнеж телевизора. Торопливо прошла женщина в полном никабе, и, если бы не светлые глаза, ее можно было принять за коренную жительницу агломерации.
В подъезде стоял полумрак. Свет едва просачивался сквозь окна, забитые фанерой. Густая вонь застарелого сигаретного дыма, высохшей плесени и гнили сползала со стен, покрытых крошащейся штукатуркой и частично отколотой разноцветной плиткой.
Поднимаясь по лестнице на последний этаж, Руф останавливался время от времени, а на одном из пролетов украдкой закинул в рот таблетку.
Возле своей квартиры он вытащил из кармана связку ключей: два сейфовых, один кодовый, перепрограммируемый. И начал открывать замки один за другим.
– Так и хочется спросить, что там у тебя хранится внутри такое ценное.
Руф усмехнулся и распахнул дверь – тяжелую, металлическую, с дополнительными ребрами защиты.
Я вошел, с любопытством оглядываясь. Квартирка оказалась совсем небольшой – минималистская кухня, отгороженная от столовой тонкой перегородкой, спальня с узкой, идеально застеленной кроватью. Два окна с дешевыми жалюзи, пахнущие нагретым на солнце пластиком. Через них с улицы долетал приглушенный гул машин.
Чистота, доходящая до стерильности – все горизонтальные поверхности пустые. Ни чашек, ни обрывков бумаги, ни пыли. Оштукатуренные стены сияют белизной, на полах с дешевым покрытием – ни соринки. Хэл, любительница порядка, оценила бы.
Жилье одинокого человека. В нем не было бы ничего особенного, если бы не металлические несгораемые шкафы, занимающие почти все свободное пространство стен.
– Что здесь? – Я постучал по светло-серой стенке ближайшего, он отозвался гулким железным звуком.
– Списанные архивы. – Руф нажал кнопку на пульте, и комната наполнилась тихим шелестом кондиционера, гонящего прохладный воздух. – Есть хочешь?
– Нет. Спасибо. – Я подергал дверцу ближайшего, но та оказалась заперта.
– Чай? Кофе?
– Кофе.
Окна не открывались. Половина фрамуг глухие, а с распахивающихся сняты ручки. Хотя смысла в этой предосторожности не было – решетки снаружи перекрывали все пути к отступлению. Впрочем, и к проникновению извне – тоже.
Я одобрительно посмотрел на Руфа, сосредоточенно варившего кофе в кованой чезве на маленькой плитке. Пряный, горьковатый аромат плыл по комнатам, кондиционер, очищая воздух до стерильной чистоты, пытался втянуть его, но крепкий, бодрящий запах невозможно было победить.
Определенно мне был близок налет легкого безумия этой квартирки.
Ванная оказалась крошечной. Унитаз, угловая раковина и душевая кабина. Все также идеально чистое. Два белых полотенца висят ровно, как по линейке. Одна-единственная зубная щетка, в шкафу над зеркалом рядом с запасом мыла и зубной пасты – шеренга флаконов, заполненных россыпью мелких черно-фиолетовых кристаллов. Очень знакомых. За ними виднелись ампулы с еще чем-то многообещающим из верхнего списка веществ, не предназначенных для хранения дома. Сбоку приткнулась пачка стимуляторов. Я позаимствовал одну упаковку, сунув ее в глубокий карман штанов.
Затем поднял сиденье унитаза, встал на край и отодвинул решетку вентиляционного люка. Черный пластиковый пакет лежал в углублении, на ощупь в нем легко угадывался пистолет и запасная обойма.
«Приятно не ошибаться в людях», – подумал я, возвращая все на место, как было.
Интересно бы проверить кухню, наверняка там в безобидных шкафчиках за кастрюлями и сковородками тоже найдется пара тайников с занятным содержимым.
– Кофе готов, – послышалось из-за двери.
– Иду. – Я вымыл руки и вернулся в комнату.
Микроскопическая расписная чашка была наполнена крепчайшим ароматным напитком, рядом на подносе стоял кофейник. Руф, сидя на диване за журнальным столиком, пил чай.
Я сел в кресло напротив.
– Ну, теперь можем поговорить.
Он достал из нагрудного кармана своей рубашки флэш-карту на тонкой, потемневшей от времени цепочке, положил на стеклянную столешницу и подтолкнул ко мне.
– Из-за этого я приезжал в Полис.
Я не взял устаревший носитель информации – кубик красного цвета со снимающейся крышкой.
– Не будешь смотреть? – удивился Руф.
– Нет смысла. Твой сон уже изучила Талия. Лучше, чем она, я в нем не разберусь.
– У тебя есть какой-нибудь план действий?
Феликс рассказывал, что прежде, давно, дэймос, победивший соперника, приходил в семью проигравшего и мог потребовать любую ценную вещь, или несколько вещей на свой выбор. И никто не смел ему отказать.
Но это в прошлом. Я не могу заявиться в дом Сотеров с приказом срезать пуговицы у всех представителей древнего рода. Неразумно. Опасно. И я не дэймос.
Тайгер, пожалуй, смог бы. Но вряд ли бы стал ворошить гнездо гидр. Могут затаиться или, наоборот, полезть во все стороны, а могут броситься душить всех без разбора.
Мне нужны нити воздействия. Невидимые, но крепкие.
– Тебе знакома фамилия Сотер? – Я взял чашку и отхлебнул обжигающий кофе. Глубокий яркий вкус растекся по языку, аромат ударил в голову, на миг погружая в состояние полной эйфории.
– Конечно, – сказал Руф, облокачиваясь на потертый валик дивана. – Кому здесь она не знакома. Раньше этому роду принадлежал весь город. Но со временем их влияние сильно уменьшилось. Теперь живут закрыто. Скрытно, я бы даже сказал. Почему интересуешься ими?
Я не ответил, погруженный в свои мысли. Если бы я был дэймосом, пленил бы кого-нибудь из работников дома, записал приказ в подсознание и отправил в резиденцию Сотеров, велев прихватить личную вещь родственника Лонгина, а затем принести мне. Раньше я поступал именно так. Еще можно залезть самому. Но это уже глупый риск.
Руф поднял кофейник и вновь наполнил мою опустевшую чашку.
Ладно, время на размышления еще есть. Пора заняться более выполнимыми делами.
– Я хочу встретиться со сновидящим, который работал с тобой.
– Можно устроить, – ответил Руф, поразмыслив. – Я позвоню ему.
Он достал свой старый телефон, вошел на кухню, прикрыл за собой тонкую створку. Но из-за хлипкой преграды я все равно слышал его голос.
– Да, Левк, это я… По делу. У меня здесь сидит сновидящий. Хочет с тобой побеседовать. Из Полиса… Нет, я предупреждал. И ты… Нет. Никто не собирается вас контролировать. Нет, сам ты погоди!
Разговор пошел на повышенных тонах. Я поднялся с кресла, открыл кухонную створку, привлек внимание Руфа щелчком пальцев, демонстрируя ему флэш-карту, и многозначительно ткнул в телефон. Хозяин дома кивнул, показывая, что понял мой намек, и прикрыл микрофон ладонью.
– Скажи, что у меня его вещь, и, если он отказывает мне во встрече в реальности, я приду к нему в сон.
Руф не без удовольствия повторил мои слова. Его собеседник помолчал, затем бросил что-то кратко и отключился.
– Встреча сегодня. Через три часа. Он будет ждать.
– Отлично.
– Оазис Таманассет. Если выедем сейчас, как раз успеваем. – Он достал из-за дивана свою трость.
– Руф, ты можешь меня не сопровождать. Я доберусь сам.
– Исключено. Я еду с тобой.
– Слушай, это далеко и муторно…
– Не надо считать меня старой развалиной. По городу лучше не перемещаться без содействия местного.
Я хотел сказать, что вряд ли могу рассчитывать на его помощь, даже если кто-то решится напасть на меня… Но не сказал.
– Руф, еще раз, ты – остаешься. Я поеду один.
– Не указывай мне, что делать, – резко ответил он. – Я тебе в отцы гожусь.
Я открыл было рот, чтобы озвучить свой настоящий возраст, если уж он приводит его в качестве главного аргумента…. Однако не стал ничего говорить и по этому поводу.
– Ладно. Хочешь тащиться по жаре на другой край пустыни – твое дело.
До оазиса Таманассет мы добирались на машине Руфа. Территория была отделена от резервации белых пыльным, жарким отрезком серо-желтых барханов.
Казалось, пустыня хотела слизнуть старые полуразрушенные дома окраин обоих районов, но так и прилипла серым, песчаным языком к грязной, запутанной паутине улиц, напоминающих термитник. Глиняные заборы выше человеческого роста сменялись стенами зданий с крошечными окошками под самой крышей и неизменными бетонными столбами недостроенных этажей. Лестницы со сбитыми ступенями вели с одного уровня дороги на другой. На каждой более-менее широкой улице возникали стихийные рынки. Под драными навесами лежали груды медной посуды, дешевые украшения, фрукты, ткани, рыба, над которой роились мухи, клетки с курами.
И, как насмешка, в ряду глиняных коробок зданий – античный храм, превращенный в свалку. Колонны, до половины заваленные гниющим мусором, в нем обломки статуй с разбитыми, изуродованными лицами, мраморные стены со следами от пуль исписаны ругательствами. Крыша провалена.
По улицам, несмотря на жару, слонялись горожане. Торговались, просто сидели на земле, провожая бессмысленными взглядами ползущие среди заваленных отбросами обочин машины, шумно играли в сенет.
Я не увидел ни одного белого лица.
Руфу пришлось покрутиться по городу, чтобы найти место для парковки. Он загнал машину в тенистый переулок, провонявший мочой и помойкой, приткнулся рядом с двумя помятыми «таирами» и выбрался наружу, захватив свою трость.
– Здесь недалеко, – сказал он мне, запирая дверцу со стороны водителя. – Пройдем пешком.
Остервенело трещали цикады, казалось, их тоже сводила с ума жара. Мусор на тротуарах был спрессован до плотности глины. Посреди мостовой грызлись собаки из-за окровавленной требухи. Жирные зеленые мухи взлетали над протухшими отбросами.
Руф покосился на меня, пытаясь понять, какое впечатление производит на его гостя пейзаж. Но я видел райончики и похуже.
Возле одного из старых домов с провалившимися окнами сидели дети. По очереди бросали об стену кости от бараньего позвоночника и в зависимости от того, как те падали, боком или на четыре ножки костяных отростков, начинали радостно вопить или, наоборот, разочарованно подвывать.
Когда мы проходили мимо, мальчишки прекратили игру и угрюмо уставились на нас. Черные глаза из-под косматых волос, падающих на чумазые лица, следили за каждым нашим движением. Но сами они молчали и не двигались.
Тишина была полной, лишь где-то вдалеке слышался рокот машин.
А потом я услышал за спиной невнятное бормотание. И что-то ударило меня по лопатке. Очень твердое. Под ноги покатился камень, как раз такой, каким хорошо кидаться в людей – удобно ложится в руку.
Я наклонился, поднял его и развернулся стремительно. Они не успели метнуть в двух белых чем-то еще. Мальчишка, выбежавший на середину улицы, чтобы лучше прицелиться, замер, когда я встретился с ним взглядом. Видимо, что-то в моих глазах лишило его былой лихости и уверенности. Искушение запустить в ответ его же снарядом было велико. Чтобы почувствовал на себе, каково это, когда в тебя бросают камнями. Но вместо этого я показал ему осколок булыжника, зажатый в кулаке, и произнес:
– Целился в собаку, а попал в волка.
Но не на обычном разговорном ходемуни, а на его сложном литературном аналоге. Языке имамов и шейхов, очень отдаленно напоминающем наш койне.
Еще секунду подержал обломок на виду у маленького агрессора, а затем неторопливо убрал в карман.
Мальчишка разинул рот, шагнул назад, едва не упал, зацепившись за неровность на дороге, и с воплями бросился бежать прочь. Его приятели припустили следом.
– Что это было? – нахмурился Руф, настороженно наблюдающий за устроенным мной спектаклем.
– Напомнил, что нельзя давать незнакомцам свои вещи или вещи, которые подержал в руках. Они все рассказывают друг другу страшные истории о людях, которые умирали во сне, оскорбив самого обычного на первый взгляд человека.
– Да, здесь в ходу такие притчи, – задумчиво произнес мой спутник.
Мы свернули за угол, и я выбросил камень. Феликс на моем месте доставил бы мальчишке несколько весьма неприятных ночей, наполненных кошмарами. Чтобы в следующий раз рука не поднялась бросаться в людей… Иногда перековка страшно мешала. Впрочем, если рассматривать воздействие в качестве воспитательной меры… Я кинул прощальный взгляд на брошенный булыжник. Ладно, на такие пустяки все равно нет времени.
Через минуту мы уже подходили к цели нашего пути, и мой интерес переключился на более важные вещи.
Дом сновидящего ничем не отличатся от остальных в этом термитнике. Калитка в стене распахнулась, когда мой спутник толкнул ее. За ней обнаружился маленький, раскаленный каменный дворик без единого дерева или куста и одноэтажное здание, недостроенное, как и все остальные. Либо мастер сна работает не здесь, либо залил сныть бетоном.
Металлическая дверь, чем-то напоминающая сейфовую створку в квартире Руфа, была приоткрыта.
Узкий темный коридор вывел в круглую комнату с низким сводом. Свет пробивался сквозь дыру под потолком, окрашивая все вокруг пыльной желтизной. На глиняных стенах набиты деревянные полки, единственный стол завален бумагами и пластиковыми тарелками с присохшими объедками недельной давности. На крошечном свободном его участке стоял мощнейший лэптоп.
Из вечной духоты, застарелого запаха пота, плесени и очень знакомой мне сладковатой дурноты гашиша здесь давно сформировалась собственная атмосфера, разрушить которую не смог даже поток относительно свежего воздуха, который мы принесли с собой.
Занавеска отдернулась, пропуская еще немного желтого света, и в комнату выбрался сновидящий. По всей видимости, тот самый Левк.
Тощая полуголая фигура, нечесаные космы, лицо одновременно худое и отекшее от долгого сна. Пошатываясь, он побрел в комнату, наощупь нашел на столе бутылку с мутноватой водой и жадно присосался к ней.
Первая мысль, которая пришла мне в голову при виде него, была – слишком много времени проводит во сне, пренебрегая физической активностью.
Мы сами зачастую работали на износ, но каждый мастер сна знал: не будешь заботиться о реальной оболочке, тело сновидения не вытянет, не заменит реальность. И никакая генетическая модификация не спасет.
– Садитесь. – Левк махнул рукой на два раскладных стула, добрался до низкого дивана, заваленного лоснящимися от грязи подушками, и повалился на него. – Подождем. Сейчас придет мой ученик… он хотел присутствовать… А, вот и Тахир!
Из коридора послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел второй сновидящий. Он выглядел гораздо внушительнее Левка. Но при взгляде на него я почувствовал короткое сожаление от того, что кровь Полиса растворилась в чужой крови. Римский профиль еще угадывался в его оплывшем книзу смуглом лице, но черные брови, сросшиеся над темными глазами, и черные волосы уже указывали на принадлежность к другому народу. Так же как и приземистое, коротконогое тело с выпирающим животом, мощные руки, кисти с толстыми пальцами, в которых ощущалась огромная, звериная сила.
Это были мои коллеги, занятые спасением жизней, исцеляющие, находящие пропавших людей, но я понимал, что не доверяю им. Ни истощенному, сутками погруженному в сон Левку, ни высокомерно-сытому Тахиру.
Так же как и они были не обязаны доверять мне.
– Чем тебя заинтересовал наш город? – спросил Левк, сфокусировав на мне взгляд бледно-зеленых глаз.
– Руф обратился за помощью.
– Ты действительно рассчитываешь найти двух людей, погибших более пяти десятков лет назад? – фыркнул он. – И наш, и ваш оракулы определили их смерти.
Тахир подвинул стул, сел у меня за спиной. Мне это не понравилось, но я не подал вида, отвечая спокойно:
– Оракулы иногда ошибаются. Или неверно трактуют знаки. Или им могут подсунуть ложный предмет. Я могу встретиться с предсказателем, работавшим с материалами по делу о пропавших.
– Хочешь сказать, мы небрежно работаем? – недовольно проворчал Тахир.
– Предиктор Ларгий мертв, – сказал Руф.
– Давно?
– Лет десять, – отозвался Левк и потер покрасневшие веки. – Слушай, гость из Полиса…
– Меня зовут Мэтт.
– Так вот, Мэтт, если быть до конца откровенным, у нас тут начали происходить такие события, что стало не до серьезных поисков двух человек. Погибали сотни.
– Вы про землетрясение? Хотите сказать, исчезновение произошло незадолго до катастрофы?
– За какое-то время, – уклончиво произнес Левк, посмотрел мне за спину, и его ученик, громко сопя, поднялся. – У нас случилось стихийное бедствие, а к вам хлынула толпа беженцев. Стены ведь тогда еще не было?
– На этом участке – нет.
Пока он говорил, Тахир пошарил в корзине под столом, вытащил бутылку из темного стекла, откупорил. Я почувствовал резкий запах кислого винограда. Сновидящий разлил бледно-красное вино по граненым стаканам. Взял один себе, второй придвинул Левку, третий подал Руфу, а четвертый протянул мне.
– Нет, спасибо.
– Почему не берешь? – недовольно спросил тот, впиваясь в меня колким взглядом.
– Не пью на работе.
– Ты не на работе, а в гостях. – Он попытался сунуть мне стакан в руку, едва не облив вином.
Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Если хочешь получить от меня личную вещь – попроси.
– Извини, – вмешался Левк и небрежным жестом велел Тахиру оставить меня в покое. – У нас здесь не так спокойно, как у вас в Полисе. Приходится соблюдать осторожность.
– Если хотите соблюдать осторожность, – я взял стакан, – не давайте постороннему вещи, которые держали в руках. Это можно унести с собой. – Я постучал ногтем по стеклу в своей руке. – Или поменять на один из ваших и тоже забрать.
Тахир побагровел, сжал кулаки, нависая надо мной.
– Смотри, как бы тебя отсюда не забрали.
Одна из пуговиц на его белой рубашке, обтягивающей обширный живот, готова была оборвать тонкую нитку, не выдерживая давления мощной плоти. Ее легко можно снять, почти не прилагая усилий. «Следил бы ты лучше за своей одеждой, – подумал я, невозмутимо глядя на сновидящего, – и стаканы у гостей отнимать не придется». Но вместо этого сказал успокаивающе:
– Понимаю, у вас нет причин доверять мне. Но мы делаем одно дело. Или я ошибаюсь, и мы собрались здесь меряться длинами наших снов?
Негромкий смех Руфа, неожиданно прозвучавший в звенящей тишине, разрядил обстановку.
– А я говорил, – произнес он насмешливо. – Он не даст собой манипулировать. И не отступит…
«…Как отступили вы…» – недвусмысленно прочиталось в его недосказанной фразе.
– Отступил бы, если б его, как нас тут, стали убивать, – буркнул Тахир.
– Надеюсь, до смертоубийства мы с вами не дойдем. – Я залпом выпил вино и поставил на стол пустой стакан.
Левк, до этого неподвижно-напряженный, пошевелился на своем диване. Тахир еще несколько секунд сверлил меня грозным взглядом, затем мрачно отвернулся, устало сел на стул и обмяк на нем, словно из него выпустили весь воздух.
– Серьезные проблемы? – спросил я с невольным участием.
– Да какие у нас проблемы, – проворчал он. – Нищета, работорговля, людей взрывают, военный переворот намечается, в северных районах гражданская война… Нет никаких проблем. Это у вас все… сложно. Отгородились Стеной и забот не знаете.
– А ты сновидящий или кто? Исправляй ситуацию. Работай. Побуждай работать других.
– У вас другое население, – холодно сказал Левк. – Иные ценности, идеалы, стремления.
– Ну конечно, за стеной всегда трава зеленее, небо синее и люди лучше. – Я начинал злиться уже всерьез. Хоть и сдерживался. – Переселить сюда к вам весь Пятиглав Полиса с остальными сновидящими? Или отряд охотников, чтобы они навели порядок на вашей же земле?
Тахир хотел возразить, но я посмотрел на него с ледяной яростью, и сновидящий сдержал очередное обвинение.
– У тебя уникальный дар, которого лишена большая часть населения. Ты можешь спасать жизни, исцелять, менять судьбу, обезвреживать дэймосов, а ты сидишь и жалуешься мне на нехороших людей, которые плохо себя ведут?!
– Это не мое дело, – буркнул он недовольно. – Дэймосов ловить. Я вдохновитель.
Я едва не рассмеялся ему в лицо. Вспомнилась Талия. Тонкая и несгибаемая как стальной клинок. Харита, идущая вместе со мной по миру создателя кошмаров, чтобы вырвать из его объятий плененного человека.
– Ну так вдохновляй, – сказал я сдержанно.
– Нас не так много, – примиряюще вмешался Левк, – мастеров сна. На всю Александрию не больше полутора десятков, насколько я знаю. А может быть, и меньше. Тебе неизвестно о нашей реальной ситуации. С некоторых пор стало очень опасно заявлять о своем даре сновидящего. Официально нас, конечно, пока не убивают. Но с недавних времен начали происходить загадочные исчезновения и разные несчастные случаи с мастерами. На центры сновидений было совершено несколько нападений террористическими группировками, здания разгромили, сожгли, специалистов убили. Власти извинялись за причиненный ущерб, однако найти злоумышленников не смогли. Единственное, на что хватило их «полномочий» – порекомендовать временно прикрыть все центры, где практиковали сновидящие, до стабилизации ситуации в стране и получения финансовых средств для возможности обеспечить должную охрану мастерам сновидений. И государственную программу они под этой темой недавно также закрыли.
– Поэтому сейчас позиция такая, – поддержал коллегу Тахир, – хочешь уцелеть – не отсвечивай.
– Я оборвал все контакты с ОБСТ, уже давно. И общаюсь только с ним, очень редко. – Левк посмотрел на Руфа, и тот наклонил голову, подтверждая его слова. – Но мы все прекрасно понимаем, что каждый из нас постоянно балансирует на тонком канате, подвешенном над пропастью. Один неверный шаг, и полетишь вниз.
– Если бы Полис прислал своих специалистов… – вновь вставил в его монолог свое веское слово вдохновитель.
– Мы уже присылали вам своих специалистов, – ответил я не без горечи и кивнул на молчаливого Руфа. – И он видел, что с ними стало.
– Это были простые инженеры, – хмуро сказал Тахир, рассматривая дно своего стакана. – Они не смогли защититься, а если бы это были охотники или…
– У нас нет «простых» инженеров, – перебил я его. – У нас вообще нет «простых» людей. Каждый ценен по-своему. И вы должны были защищать этих двоих. Так же как должны защищать свой народ от произвола и насилия.
Я не всегда и не во всем одобрял работу Пятиглава. Но в одном был с ними абсолютно согласен – нельзя прийти в чужую землю, устроить там элизиум, по ходу вычистив всех дэймосов, и с почестями переселить туда ленивое, жадное, агрессивное население. Они должны сами работать над своим миром, совершенствуя и оздоровляя его. Тайгер вместе со своими охотниками не может пройтись по всей земле, огнем и мечом истребляя темных сновидящих.
– Но вы же знаете, что дэймосы из нашей земли стремятся к вам, – осторожно заметил Левк.
– Да, вы расплодили их. И теперь они лезут во все щели, как дождевые черви после грозы.
– Разве не будет разумно Полису разобраться с ними в Александрии?
«А вы будете пролеживать задницы, курить гашиш и жаловаться на жизнь?»
Конечно, я не произнес этого вслух. Я знал, что не справедлив. Не совсем справедлив. Конечно, они работали – достаточно было посмотреть на опухшую физиономию Левка и нездоровую отечность Тахира.
Вспомнился невольно двор этого дома, который отлично показывал положение сновидящих Александрии – они сами вынуждены сдерживать, убивать свой дар, так же как душат алую сныть, заливая ее бетоном.
– Поэтому я здесь, как представитель Полиса.
Это заявление не внушило им оптимизма. Оба сновидящих смерили меня одинаково скептическими взглядами, в отличие от Руфа, который смотрел скорее задумчиво.
– Ну, если у вас нет «простых», как ты говоришь… – сказал Левк, запуская пальцы в грязные волосы. – Еще какие-то вопросы?
– Что вам известно про семью Сотер?
Он пожал тощими плечами.
– Очень богаты. Раньше владели всем городом. Затем начали вырождаться. Кровосмесительные браки не улучшают генетику. Глава семейства много лет был парализован. Умер недавно. Осталась дочь Амина. Замужем. Детей нет. – Левк сделал паузу и спросил с любопытством: – А зачем тебе информация про них?
– Интересно, что стало с потомками Птолемея. И насколько они могут быть заинтересованы в благополучии Александрии.
– Они заинтересованы только в собственном благополучии. – Тахир прикончил вино в своем стакане и сразу потянулся за бутылкой.
– Мы всегда сотрудничали, – снова вернулся Левк к занимающей его проблеме. – Наши авгуры предупредили вашего великого Александра о том, что его поход на восток затянулся. И грозит обернуться катастрофой не только для него, но и для всей цивилизации Полиса.
– А наши целители явили видение, в котором дракон указал целебную траву для лечения вашего Птолемея. – Я сделал упор на предпоследнем слове. – И как только растение нашли в реальности, будущий правитель агломерации был спасен от раны, причиненной ядовитой стрелой.
Мы с александрийскими коллегами еще долго могли бы перечислять примеры взаимопомощи, оказанной друг другу, но Руф, считая, что разговор ушел в сторону от важной для него темы, выпрямился на стуле, крепче сжал трость, едва ли осознанно демонстрируя, что хотел бы встать и покинуть душную, тесную комнату.
– Нам пора, – сказал я, поднимаясь, – спасибо за помощь.
– Будем на связи, – бодро отозвался Левк.
– Плохая идея. – Я забрал со стола стакан, из которого пил, и под недовольными взглядами обоих сновидящих опустил его в карман. – Извините, ребята. Я привык работать один, без присмотра. Так что большая просьба, не надо за мной следить.
Дом Левка мы покидали в гробовом молчании. Нас не провожали, не желали счастливого пути и не выражали надежды встретиться вновь.
– Умеешь ты заводить друзей, как я погляжу, – заметил Руф, когда за нами закрылась дверь. – Сложно было просто уйти? Оставить все как есть?
– Если кто-нибудь из них сунется за мной в сон, когда я буду работать, и наследит там, у меня не будет времени исправлять его ошибки. А они обязательно сунутся. Из любопытства. Так что придется пожертвовать вежливостью ради безопасности. Твоей в том числе.
– Поэтому ты снял с Тахира пуговицу? – усмехнулся Руф, шагая рядом со мной. Его хромота усилилась, и я старался не спешить, подлаживаясь под его неровную походку.
– Заметил?
– В начале моей карьеры я ловил карманников на рынке Амаля.
– Сложно было удержаться.
По большому счету мне был не нужен этот трофей. Взял по привычке.
– Чем тебе не понравились эти мастера снов?
– Они боятся, Руф. Ты работал с людьми, должен это видеть.
Он кивнул, внимательно меня слушая.
– Сновидящий не имеет права бояться. Осторожность – да, разумный риск, но не страх.
– Я могу их понять. Наши мастера снов разобщены. Это у вас в Полисе можно прийти в центр сновидений к любому специалисту. У нас контакты передаются по знакомым. Никто толком не знает, где они живут, как работают. Посторонний человек просто так не найдет. В поисковике, может, вопрос и забьешь, но ответа не будет.
– А что с дэймосами?
– А дэймосы тоже не развешивают рекламные плакаты на центральных улицах. Они как бы есть, но их нет.
Он остановился одновременно со мной. Там, откуда мы шли, раздался громкий сухой частый треск. Мне показалось, он прозвучал практически у дома Левка.
– Живее, – велел Руф и быстрее захромал к переулку, где осталась машина. Его трость выстукивала по камням частую, тревожную дробь. Он не хуже меня знал, что означает этот отрывистый, надрывный звук.
Сонное оцепенение улицы мгновенно сменилось враждебной настороженностью. Город затаился, готовясь выплеснуть из своих недр кипящее варево агрессии.
Послышался приближающийся нервный гул. Он шел с двух концов – догонял и катил навстречу. Иногда распадался на отдельные выкрики, перемежающиеся грохотом, звоном, скрежетом рвущегося металла.
Нас обогнали несколько торговцев, катящих перед собой гремящие тележки с товаром.
– Что случилось? – спросил я на фарси одного, с тачкой, наполненной медными кувшинами и чашами.
Он только махнул рукой и ввинтился в узкий проход между потрескавшимися стенами двух домов, сопровождаемый бряканьем посуды.
– Давай-давай, – торопил меня Руф, оглядываясь.
Одно из окон на верхнем этаже хлопнуло ставней. Скрипнул запор на калитке, мимо которой мы проходили.
– Здесь есть где укрыться? – Я достал из кармана нож, перехватил рукоятку так, чтобы лезвие было как можно незаметнее.
– В паре кварталов отсюда, если успеем, – откликнулся Руф и кивнул на мое скромное оружие. – Собираешься защищаться этим?
– Нет. Не этим.
Руф вытащил из кармана своего жилета-разгрузки темный платок, хотел отдать мне, но я уже доставал собственную маскировку. Полоса ткани, намотанная на голову и закрывающая половину лица, давала возможность не выделяться среди местных хотя бы некоторое время. Но долго мне и не было нужно.