Глава 3

Эливьетта Фаросс смотрела на свое отражение в зеркале, пока быстрые, умелые руки служанки расчесывали густую волну длинных, светлых волос. В большом зале для приемов ее ожидало собрание дворян, и требовалось предстать перед ними во всем великолепии. Какими бы темными ни были приносимые вести, какой тревожной ни была обстановка, она – маркиза Фаросс, наследница престола – должна предстать перед собравшимися в достойном виде.

В дверь деликатно постучали. Так стучал только один человек.

– Входите, Индрис.

– Ваше высочество, благородное собрание начинает беспокоиться. Меня послали узнать, когда вы почтите вниманием свет фаросского общества, – сказал дворецкий, деликатно отведя глаза. Не дело слуг пялиться на полуодетую наследницу престола! Даже столь доверенным.

Бросив на верного помощника лукавый взгляд, Эливьетта сказала ангельским голоском:

– Передайте благородному собранию, что маркиза Фаросс изволит почтить их своим вниманием тогда… когда изволит.

Растерянный дворецкий переспросил:

– Изволит, когда изволит? Так и передать?

– Так и передать.

Индрис сумел сохранить невозмутимое выражение лица и, отвесив безупречный по всем дворцовым канонам поклон, удалился.

Эливьетта тихо вздохнула. Она вовсе не думала издеваться над одним из вернейших помощников, но что ей еще оставалось? Наследница престола не может бежать по первому зову своих вассалов. Это может быть расценено столичным дворянством, умеющим подмечать мельчайшие нюансы, как слабость ее власти. А выказывать слабость нельзя даже в благополучное время, не говоря уж о нынешнем тревожном периоде. Хваткие амельские сеньоры не преминут использовать любую подвернувшуюся возможность для укрепления своих позиций, а становиться послушной игрушкой в руках столичной клики маркиза Фаросс не желала.

А ведь еще есть и разнесшиеся по столице слухи о гибели Данхельта Фаросс! Самое удобное время подчинить своему влиянию единственную, оставшуюся в живых наследницу Фаросского престола. Особенно если она напугана грозными событиями.

Маркиза не была напугана. Встревожена – да. Обеспокоена – да. Но не напугана. Хотя кто-то может решить иначе… И попытается этим воспользоваться.

В отличие от остальных, Эливьетта не верила слухам о гибели Дана – в душе она по-прежнему называла вселенца именем брата, – в прошлый раз она почувствовала его смертельное ранение. Сейчас – нет. Значит, Данхельт не погиб. И это внушало определенную надежду.

От размышлений ее оторвал тихий голос служанки:

– Готово, госпожа. Вы позволите мне уложить волосы или позвать мэтра Унгольца?

– Нет, не стоит. Можешь идти, Варена.

Эливьетта решила оставить волосы свободно струящимися по плечам. Тяжелая волна длинных волос сама по себе является украшением, притягивая восхищенные взгляды мужчин. Еще это придаст элемент беззащитности. Но – не беспомощности! Какими бы прожженными интриганами ни были собравшиеся, по своей мужской натуре, они интуитивно почувствуют желание ее защитить. Ждать от них истинных рыцарских порывов не стоит: расчетливые главы дворянских семейств – не герои романтических баллад и не наивные юнцы, но… В разговоре любая мелочь может оказаться решающей! А, чтоб не выглядеть чересчур вульгарно, голову можно накрыть полупрозрачной накидкой. Да, это наилучший выход! И платье подобрать темных тонов. Так будет символично. Скромный наряд покажет, что маркиза Фаросс скорбит по погибшим членам столичных благородных семейств вместе с их безутешными родственниками. Пожалуй, такой жест оценят. Еще один дополнительный плюс в переговорах.

Эливьетта не знала, с чем пришли дворяне, но не ждала от будущей встречи ничего хорошего и заранее готовилась к тяжелой борьбе, учитывая каждую мелочь. В трудное время инициатива снизу – если эта инициатива исходит от столичного благородного общества – грозит многими тревожными неожиданностями.

Эливьетта сбрасывает тонкую, полупрозрачную ночную рубашку, оставшись обнаженной. Задорно подмигивает своему отражению в зеркале. Она была довольна своим телом.

Грудь идеальной формы – не большая, но и не маленькая, – крепкая и упругая. Животик с красивой впадинкой пупка, плоский, подтянутый. Талия тонкая, на боках нет ни складок, ни жировых отложений. Заросший светлыми волосами треугольник внизу живота. Ноги длинные и изящной формы. Эливьетта поворачивается к зеркалу боком, отставив в сторону ножку и чувственно прогнувшись. В зеркале мелькают крепкие, подтянутые ягодицы. Волна расплескавшихся волос скользит по телу, щекоча чистую, шелковистую кожу, покрытую золотистым загаром.

– Мы просто чудо! – смеется Эливьетта, запрокинув голову, и посылает своему отражению воздушный поцелуй.

Проскальзывающий в раскрытое окно теплый ветерок ласкает обнаженное тело, словно чуткий, нежный любовник. Эливьетта блаженно замирает, прикрыв глаза. Но она не может позволить себе надолго отрешиться от забот – ее ждут нерешенные дела, ждет дворянское собрание. Маркиза убегает в соседнюю комнату, ей еще предстоит подобрать подходящее к случаю платье.

Нарядов много. Маркиза, задумчиво прикусив губку, перебирает платья, но выбор не затягивается надолго. В голове уже сформировался подходящий образ, осталось только воссоздать его вживую. Скромное, без лишних украшений, черное платье кажется ей подходящим.

Обычно маркизу одевают расторопные служанки. Обычно… но не всегда!

Скользит по гладкой коже тонкая, черная, просвечивающая, ажурная вязь чулок из эльфийского шелка, нежно обнимает длинные, стройные ножки. Упругая, пружинящая полоска плотно садится на верхнюю часть бедер. Узенький черный кусочек шелка прикрывает пах, тонкие пальчики уверенно затягивают боковые завязки трусиков в элегантные бантики. Следом приходит черед платья. Сшитое лучшими портными точно по фигуре, оно нигде не топорщится, не жмет, ложится на тело, словно вторая кожа.

Вернувшись к зеркалу, Эливьетта совершает несколько оборотов.

Черное, облегающее платье с высоким воротом, при всем своем закрытом виде, не столько скрывало, сколько подчеркивало изящные линии фигуры. Эливьетта задумчиво оглядела свое отражение, постукивая длинным пальчиком по выпяченной губке. При всей внешней скромности наряд выглядит откровенно вызывающим.

Она решила сменить платье, но потом передумала. Весело улыбнулась. Ну и пусть! Наоборот, то, что надо! Придраться к выбранному маркизой платью не сможет самый ярый поборник морали. Фасон платья не то что скромный – наискромнейший. А остальное… Пусть лучше благородное собрание пялится на ее идеальные линии, мечтая о запретном и втихую пуская слюни, чем будут сыпать псевдоумными советами по поводу сложившейся ситуации.

Эливьетта набросила на голову легкий, почти невесомый покров в тон платью. Выпустила наружу – пусть думают, что случайно выбилась! – прядку волос.

Ее отвлек вновь раздавшийся стук, и почтительный голос напомнил из-за двери:

– Госпожа, собрание ждет.

Маркиза улыбнулась уголками губ. Бедный Индрис все не может успокоиться. То есть это она знает, что он волнуется. Для всех остальных дворецкий выглядит живым воплощением невозмутимости. Пробежалась пальчиками по украшениям. Задумалась. С черным неплохо сочетается и золото, и серебро. Но какие выбрать камни? Алмазы, изумруды, рубины, сапфиры? Сапфиры хорошо сочетаются с цветом ее глаз, но не с черным нарядом. Кроваво-красные рубины добавят ее образу зловещности, а он и без того довольно мрачный. Пожалуй, лучше всего подойдут прозрачные как слеза алмазы, но не стоит увлекаться. Достаточно будет серебряного обруча, чтоб придерживать покров, с одним крупным камнем в центре и серебряных же сережек, тоже с алмазами, колье… Без колье – ворот у платья высокий. Колечко? Одно. Тоже серебряное и с алмазом. Нет, не это – слишком массивное. Давно пора от него избавиться – ни разу не надевала. И не это. Из гарнитура выбивается. Нашла! Нет… а, впрочем, почему – нет? Маркиза полюбовалась плотно охватившим пальчик колечком с прозрачной капелькой алмаза…

– Госпожа?

– Индрис?

Дворецкий входит, аккуратно притворив за собой дверь.

– Госпожа, собрание. Дворянство начинает волноваться.

– Сколько они уже ждут?

– Два часа, госпожа.

Эливьетта задумалась, чуть склонив голову набок, и приложила пальчик к щечке.

– Подождут еще немного, – решила она.

– Как вам будет угодно, – отвечает Индрис хладнокровно. Он невозмутим, но по мельчайшим деталям хорошо изучившая своего доверенного помощника маркиза чувствует исходящее от него неодобрение.

– Как вам мой наряд?

Эливьетта не зря интересуется мнением дворецкого. У него наметанный взгляд. В нарядах – мужских и женских, – он разбирается не хуже лучших столичных портных и даст фору самым завзятым кокеткам.

Взгляд Индриса придирчиво скользит по маркизе. Маска спокойствия на лице остается неизменной, по-рыбьи равнодушные глаза не выражают никаких эмоций, словно перед ним не самая красивая девушка герцогства, а манекен для демонстрации нарядов. Привыкшая ко всеобщему восхищению девушка невольно чувствует себя уязвленной. Чурбан бесчувственный! Нет, бледный, педантичный дворецкий ее ничуть не увлекает, но мог же он проявить хоть капельку эмоций! О собрании и то больше беспокоится. Когда после внимательного осмотра Индрис заговорил, то голос его звучал как всегда бесстрастно и сухо:

– Наряд неплох, но, на мой взгляд, выглядит мрачновато.

Эливьетта фыркает:

– Это все, что вы можете сказать?

Дворецкий пожимает плечами:

– А что еще?

– Могли бы похвалить, – уязвленно говорит девушка.

Индриса этим не пронять. За долгие годы службы он нарастил на душе толстый панцирь, и ничьи капризы, остроты и оскорбления его не задевают. К любым возмущениям он относится с философским спокойствием, как к погодным изменениям: любой дождь, любая гроза когда-нибудь заканчиваются. Стоит ли каждый раз обращать на них внимание? Так и здесь.

– Зачем? Работа мастера сразу чувствуется. Платье хорошо «сидит». Хотя не знаю, чья заслуга больше: мастера или вашего тела?

Любой комплимент приятен, но только не из уст Индриса. В его изложении звучит только сухая констатация факта, и Эливьетта чувствует себя уязвленной еще больше. Лучше бы он просто промолчал! Чопорность, вежливость и корректность Индриса порой звучат, как изощренная издевка.

Эливьетта рассерженно отворачивается к зеркалу, перебирает драгоценности, словно еще не сделала окончательный выбор.

Индрис в глубине души улыбается. Он привык к накатывающим время от времени на Эливьетту капризам и относится к ее взбалмошным выходкам, как относится любящий родитель к капризам своего ребенка. Дети его покойного господина стали для дворецкого своими. Такими же своими, как его собственные дети… если не больше. И прекратись эти спонтанно возникающие пикировки с Эливьеттой, он почувствовал бы себя обделенным.

– Что передать благородному собранию? – спрашивает Индрис все тем же безмятежным голосом.

Внешне он холоден и собран, но изнутри – Эливьетта это чувствует, – весь лучится довольством.

– Передайте, что скоро буду, – отвечает маркиза, не поворачивая головы, она делает вид, что всецело занята рассматриванием украшений.

– Госпожа, члены Совета также почтили своим присутствием благородное собрание.

Члены Совета?! Ой-ей! Ничего хорошего ждать не приходится. Жадные до власти советники не могут смириться с тем, что вся власть постепенно переходит в руки маркизе. Не иначе задумали какую-то каверзу!

– Все?

– Все, кроме Эрно Альтина.

– Отправьте людей за графом. Его присутствие мне понадобится.

– Да, госпожа.

Эливьетта переводит взгляд с разложенных драгоценностей на свое отражение в зеркале и обратно. Ее занимает важный вопрос – не слишком ли скромно она будет выглядеть? Но после недолгих размышлений приходит к выводу, что подобрать еще что-то, гармонично сочетающееся с отобранными украшениями, вряд ли получится. Впрочем, и так не плохо – скромненько, но со вкусом. И вообще, избыток украшений нужен только тем, кому больше нечем похвастаться! А у нее?.. У нее – все в порядке. Она – сама по себе лучшее украшение.

– Что ж, идем. Узнаем, что им понадобилось. Заждались поди, – говорит Эливьетта, залихватски подмигнув своему отражению, и выходит из своих покоев.

В тронный зал входит уже не веселая, взбалмошная девчонка, а холодная, величавая наследница Фаросского престола. При ее появлении все разговоры смолкают. Сотни глаз следят за ней, как она шествует к тронному возвышению. Кое-кто судорожно сглатывает, не отрывая взгляд от ее фигурки. Не зря она подбирала наряд!

Опустившись на сиденье, маркиза обводит взглядом собравшихся дворян, мозг ее вовсю работает, подмечая и анализируя мельчайшие нюансы.

Барон Сарсмет держится рядом с семейством Ней, у них и раньше были довольно теплые отношения, а после ареста Тайной Стражей представителей обоих родов – сблизились еще больше. Даже поодиночке эти рода представляют серьезную силу. Богаты и многочисленны. А уж объединившись… Чем это может грозить?

Барон Конрад Тре дремлет в кресле, уронив тяжелую голову на грудь. Барон стар, очень стар, и, по мнению большинства столичных дворян, старик давно уже впал в детство. Что вкупе с его прескверным характером доставляет столичному дворянству немало хлопот. Недаром барона на каждое собрание сопровождает кто-то из более молодых потомков, чья основная задача вовремя одергивать разошедшегося старика. Но Эливьетта знает, что мнение дворян ошибочно. Старческое брюзжание, дикие выходки барона, ставшие притчей во языцех – это всего лишь маска, за которой кроется недюжинный ум, помноженный на колоссальный житейский опыт. Что от него ждать?

Граф Визмор. Один из самых влиятельных столичных дворян. Этот на всех смотрит зверем. С войском Данхельта отправились трое его сыновей, и граф терзается тяжелыми предчувствиями относительно постигшей их судьбы. Кого он винит в своей утрате? Кому будет мстить? Туронскому маркграфству?.. Или Фаросскому престолу? Кто знает…

Многочисленные бедно одетые дворяне, лица их угрюмы, из-под сердито насупленных бровей сверкают колючие взгляды – без сомнения, нугарцы. Много… Как же их много! Что им нужно?

Граф Ир…

Барон Карри…

Барон Унгольц…

Члены Совета. Держатся скромно, на заднем плане. Но пришли все, в полном составе. За исключением Эрно Альтина… Пришли… Выжидают… И обязательно вмешаются, если посчитают для себя выгодным. На чьей они стороне? Кого поддержат? Предчувствия самые тревожные.

И многие, многие другие… Такие разные… Такие одинаковые…

Кто первый начнет?

Дворяне переглядываются. Эливьетта не обманывается. Она знает столичное дворянство и уверена, что перед тем, как заявиться во дворец, они все обсудили в своем кругу, а значит – роли расписаны заранее.

Наконец, с одухотворенным видом великомученика и злорадным огоньком в глазах с места поднимается граф Ир, но начать заготовленную речь не успевает. Барон Тре, доселе мирно дремавший в кресле, внезапно вскидывает голову, смотрит осоловелым взглядом, потом вскакивает с места и взревывает:

– Позор! Позор!

Многие столичные дворяне недовольны. Явно, что барон действует без согласования с ними. У многих в глазах сожаление, что Конрада вообще допустили до участия в собрании.

– Отец! – дергает вскочившего барона за рукав сын… младший.

Барон раздраженно отмахивается от всех попыток его угомонить. Несколько раз граф Ир пытался вставить хоть слово, но оглушающий рев Конрада пресекал его жалкие потуги на корню. Разочарованно махнув рукой, граф плюхается на свое место с видом оскорбленной добродетели.

– Позор!

Сын барона чуть не плача безуспешно пытается усадить разошедшегося родителя на место. Благодаря природному здоровью, проведенному в молодые годы магическому упорядочению жизненных потоков и ежегодным – дорого, но обладающий солидным состоянием барон может это себе позволить – чародейским очищениям организма, Конрад Тре в свои сто двадцать два года выглядит лет на шестьдесят с хвостиком и обладает поистине медвежьей силой, так что даже не обращает внимания на повисшего на руке сына. Правда, злопыхатели утверждают, что своим долголетием он обязан не живительным эликсирам и целительским заклинаниям, а тому, что кто-то из старших родственниц – не то бабка, не то прабабка – погулял на стороне. Вот только затрудняются определить, чья кровь течет в жилах барона: для эльфа он слишком широк и крепок в кости, для гнома – высок, для орка – цветом кожи не вышел. Кто-то намекал на огров, но всем известно, что те предпочитают людей только в одном качестве, исключительно кулинарном. Слухов ходит много, но никто еще не осмелился сказать что-то подобное в лицо барону – дорожили жизнью.

Сзади кто-то ехидно хихикает. Барон Конрад резко разворачивается, опрокинув кресло, и обжигает насмешника гневным высверком из-под седых бровей. Насмешник осекается. Связываться с бароном он не хочет. Может, разум у Конрада и помутился, но телесная-то мощь все еще при нем! Одним ударом кулака убить может!

– Позор! Не дворяне, а стадо овец! Х-ха! Да в мое время с таких сразу золотые шпоры сдирали! Устроили тут, понимаешь, коллективное нытье! Позор! Смотреть тошно! Ой, спасите, ой, защитите! Спасите! Помогите! Х-ха! – покрасневший от злости барон притопывает тяжелым сапогом в такт своим выкрикам. – Ой, почему наследница престола ничего не делает?! Почему она позволяет туронским войскам хозяйничать на нашей земле?! Пусть даст дополнительные полномочия Совету, если не может справиться с возникшей угрозой самостоятельно! Х-ха! Позор! Действовать нужно, а не ныть! Дей-ство-вать! Войска собирать! Дружины!

Многие присутствующие помрачнели, досадливо прикусили губы. Слабоумный старик вывалил прямым текстом все, к чему они собирались исподволь, осторожно подводить наследницу престола. И что теперь делать? Вздорный барон все планы поломал! Особенно недовольными выглядели члены Совета. Небось, уже представляли свалившуюся в руки огромную власть.

Эливьетта благодарно прикрыла глаза. Спасибо, барон! Их планы раскрылись раньше времени. Что-то подобное, зная неудовлетворенные амбиции членов Совета, она могла ожидать, но всегда лучше знать наверняка.

Барон подмигивает в ответ. Держись!

Их быстрый обмен взглядами остается для остальных незамеченным.

Конрад громогласно распекает сына, отвлекая все внимание на себя, пока тот не возвращает опрокинутое кресло на место, и тяжело опускается на услужливо подставленное сиденье. Неприязненные взгляды собравшихся на барона не оказывали никакого воздействия, он поглядывал по сторонам с довольным видом, молодцевато подкручивая пышный седой ус.

Эливьетта улыбнулась. Атака вражеского авангарда была сорвана благодаря умелым действиям барона Конрада, доблестно принявшего удар на себя. Кто следующий, господа?

Граф Ир больше не рвется в первые ряды, вместо него поднимается полнотелый, пышуший здоровьем барон Дарен Карри. По возрасту он значительно уступает барону Конраду – восемьдесят восемь лет, – но считается одним из старейших представителей столичного дворянства, пользуется большим уважением и отнюдь не считается выжившим из ума вздорным стариком. Кто он: верный друг или опасный враг? От того, чью сторону он займет, зависит очень многое. Поддерживает он властолюбивые устремления членов Совета или нет? Вроде бы он на ножах с Вельтором Сво, но в политике это ничего не значит: вчера враги – сегодня друзья. Начинает…

– Я ничуть не сомневаюсь в доблести достопочтенного барона Тре. – Конрад смотрит на выступающего с выраженной насмешкой, мол: кто бы сомневался. За такое и вызов на дуэль можно получить. Конрад Тре любил повторять в молодости – любые сомнения можно исправить ударом топора! Исход дуэли ни у кого не вызывал сомнений. Более молодой – почти на три с половиной десятка лет – барон, любящий роскошь и вкусную еду, вряд ли сможет хоть что-то противопоставить Конраду, до сих пор ежедневно упражняющемуся с тяжелой секирой. – Его предложение – предложение настоящего рыцаря! – о всеобщем сборе дружин в данной ситуации, мягко говоря, опрометчиво. Я не могу не заметить, что помимо туронского маркграфа у нас имеются и другие соседи. Кто поручится, что они не воспользуются подвернувшейся возможностью и не вторгнутся в земли герцогства, если мы оставим свои владения беззащитными, уведя все свои вооруженные силы к Каоре? Никто! Кто хочет ввязаться в долгую вой ну с Альгердом и, вернувшись домой, застать на месте своего поместья пепелище? Никто! – вдохновенно вещал барон Карри, и многие присутствующие согласно кивали головами. Речь оратора пришлась им по нраву. – Я согласен с уважаемым бароном Конрадом, что сидеть сложа руки глупо. Барон прав: нужно действовать. Но как? – задал вопрос Дарен и обвел взглядом собравшихся, сам ответив на свой вопрос: – Уводить дружины нельзя! Но можно нанять наемников, увеличить численность гарнизонов, собрать ополчение… Создать мощный заслон на берегах Каоры, не допустив дальнейшего продвижения туронских войск. Поручить этот важнейший вопрос многоопытным людям – членам уважаемого Совета.

Эливьетта дипломатично пропускает слова про членов Совета и, удивленно приподняв бровки, интересуется у Дарена Карри:

– Барон, я не ослышалась? Вы действительно предлагаете отдать в руки Альгерду все земли до Каоры?

Дарен принялся смущенно теребить пояс. Маркиза совершенно не отреагировала на его предложение передать всю полноту власти членам Совета на время военных действий, а зацепилась совсем за другое. И как теперь отвечать? Естественно, что ни самого барона Карри, ни многих других не прельщает губить свои отряды, тратить большие деньги на то, чтобы отбить у туронцев земли, принадлежащие другим дворянам. Ему-то какая здесь выгода? Вот, кому надо, тот пусть и воюет за свои поместья, а его задача – не допустить войну на свою землю. Но и открыто признаться он не может. Не поймут! Дарена осудят даже те, кто втайне разделяет его позицию. Барон Карри молча плюхается на свое место.

Вторая волна нападающих возвращается на свои позиции, приводя в порядок потрепанные отряды.

Третья атака!

– Ваше высочество, барон не совсем точно выразил свои мысли, – прикрывает отход Карри граф Хакон Фьельф. – Он вовсе не имел в виду, что туронцам следует уступить побережье Каоры. Сэр Дарен хотел сказать, что заслон нужен на то время, пока мы не соберемся с силами, чтобы суметь выставить с нашей земли наглых захватчиков.

– Мы? Вы готовы присоединить к войскам свою дружину?

Граф Фьельф смутился:

– Ваше высочество, кажется, барон Карри уже объяснял, почему дворянские дружины не должны участвовать в предстоящем противостоянии.

Барон Конрад фыркнул:

– Он многое тут объяснял. Только толку с его объяснений! Тут не слова нужны, а действия!

Фланговый маневр старого барона вновь вносит сумятицу в ряды противника. Вместо того чтобы продолжать наступление на позиции Эливьетты, граф Фьельф бросается следом за отходящей кавалерией барона Тре.

– Да что вы говорите! – Хакон терпеть не может Конрада и пользуется подвернувшейся возможностью вступить с ним в словесную дуэль. Ненависть графа Фьельфа к барону Тре общеизвестна. В свое время крепкий, семидесятипятилетний, прославленный воин, выглядевший лет на сорок, увел у графа молодую невесту. Оскорбленный Хакон вызвал Конрада на дуэль, где и потерпел сокрушительное поражение. Благодушно настроенный барон оставил тогда проигравшему поединок сопернику жизнь. Пускай с тех пор прошло с полсотни лет, но нанесенное оскорбление граф не забыл. Холил и лелеял. И, как всегда бывает, старые обиды часто всплывают в самый неподходящий момент, тогда все разработанные планы идут побоку. Как сейчас. – Действия? Какие действия? Бросить все дружины против туронцев и оставить тыл не прикрытым?

Барон Тре испытывает к графу не меньшую неприязнь. Когда граф, чье уязвленное самолюбие требовало мести, лет тридцать назад стал распускать слухи, что родившийся у Конрада сын – вовсе не его сын, то он прилюдно пообещал вырвать у Хакона язык если тот не уймется. Если же этого будет недостаточно, то он – барон Тре – обстругает блядослова своим топором, как полешко, после чего тот не сможет не только говорить или ходить, но и иметь детей. Конрад тоже ничего не забыл. Барон гремит в ответ:

– То, что вы предлагаете – не лучше! Оставить Эливьетту Фаросс в одиночку противостоять армии маркграфа – это трусость и предательство.

Граф бледнеет:

– Трус? Я – трус?! Барон, это оскорбление!

– Ага! – кивает Конрад. – Оно самое. Только я назвал вас не только трусом, но и предателем. Или для вас это не оскорбление?

– Господа, он меня оскорбил. Все видели? Барон, я требую извинений.

Конрад в ответ показывает кукиш.

– Вот тебе извинения, щенок! Ты на кого тявкаешь? На меня?!

– Барон, я этого так не оставлю!

– Х-ха!

– Отец, не стоит затевать ссоры!

– Не учи отца!

– Барон…

Конрад рычит, как зверь, и пытается добраться до графа Фьельфа. Его сын висит на отце, не давая ему подняться.

– Может, наконец, прекратишь вопить и вызовешь меня на дуэль?

– Господа, господа! – загомонило хором собрание. – Какая дуэль, господа? В такое время?

Строгий голос Эливьетты разносится по залу:

– Господа, я запрещаю дуэль.

– Но… но меня оскорбили! – возмущается граф Фьельф.

Маркиза разыгрывает неподдельное удивление:

– Вы хотите дуэли? Мне казалось, что вы против.

– Да… Нет… Я требую извинений и компенсации.

– Требуете?! – у Эливьетты такой вид, словно она не может поверить в услышанное. – У меня?! Граф, вы сошли с ума!

Граф Фьельф глуповато моргает глазами. Он выбит из колеи неожиданной интерпретацией своих слов. Но… но его слова, действительно, можно было так понять! Столичные друзья-приятели-сообщники смотрят на Хакона с сочувствием, но большинство глядит с осуждением. Как можно?! Судя по виду, кое-кто из присутствующих, в основном нугарские дворяне, не прочь повторить вызов барона Тре. Останавливает их лишь высказанный наследницей престола запрет.

– Не… не у вас. У барона Конрада.

– Х-ха! – в этот раз старик демонстрирует уже два кукиша.

Перебранка между дворянами не входит в планы членов Совета. Их приспешники и компаньоны дружно кидаются урезонивать разошедшихся сэров. Наконец, после долгих усилий, удается восстановить порядок.

Четвертая атака!

Опасливо покосившись на вздорного старика, от которого никому нет покоя – не вздумал бы вновь вмешаться, – барон Унгольц подхватывает выпавшее из рук графа Фьельфа знамя.

– Госпожа, для противодействия туронским войскам я предлагаю организовать набор наемников и поручить руководство военными силами герцогства членам Совета. При всем моем к вам уважении, ваше высочество, полководческими талантами вы совсем не блещете.

Старая песня, только исполнитель – новый.

– Членам Совета? – переспрашивает маркиза. Больше уклоняться от столкновения не получится. – У них внезапно открылись способности к военному делу? Интересно. Может, они хотят послужить герцогству в новом качестве и готовы возглавить отряды в качестве гарнизонных командиров?

Резковато!

Члены Совета переглядываются, презрительно поджимают губы. Покинуть теплое место в столице никто из них не рвется.

– Я не имел в виду, что их нужно ставить на должности командиров отрядов. Это унизительно! Только общее руководство.

– Общее? Общее я и сама могу осуществлять. И что унизительного в командовании отрядами? – Эливьетта прилагала все силы, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего, но получалось плохо – тревожные вести из-за Каоры подточили ее всегдашнюю выдержку, – Мой брат, лично возглавивший поход, почему-то так не считал!

– Ваш брат бездарно загубил наших детей! – завопил со своего места граф Визмор.

Не выдержал! Сорвался!

Эливьетта глубоко вдыхает. Спокойно! Только спокойно! Еще не хватало устроить вульгарную перебранку с обезумевшим от горя графом. Нет! Наследница Фаросского престола всегда, в любой ситуации должна держать себя в руках.

– Граф, я знаю, что вы переживаете за своих сыновей, но я нахожусь в том же положении, судьба моего брата также неизвестна, – холодным тоном чеканит Эливьетта.

Смутился… Умолк…

Есть еще желающие высказаться?

Есть – как не быть! Ларон Ней – брат казненного Альтином за распространение «Росы фей» графа Гастона Нея. И остальные родственнички преступника здесь же. Они не простили гибели родича. Злопамятная семейка. Но будут ли искать вражды с наследницей престола? Присутствуй здесь Данхельт – все было бы предсказуемо. А сейчас? Решатся выступить против или предпочтут не наживать еще одного врага? Им и без того приходится тяжело – не каждый вступит в затяжное противостояние с Эрно Альтином. Старый граф – страшный враг. Эливьетта слышит слова Ларона Нея и понимает: «Решились!»

– Ваше высочество, мы осознаем, какие трудности свалились столь неожиданно на ваши плечи, но это ваша обязанность защищать своих вассалов. Или вы справляетесь самостоятельно, или должны выдать дополнительные полномочия членам Совета.

Ого! Это больше похоже на ультиматум.

Маркиза смотрит на присутствующих на собрании членов Совета. Они довольны, очень довольны, хоть и скрывают свою радость под маской спокойствия. Они могут обмануть кого угодно, но не Эливьетту Фаросс. Она с детства умеет слушать эмоции других – тщательно оберегаемая тайна Фаросских драконов. Несомненно – граф Ней действует с их подачи, пользуясь поддержкой кого-то из членов Совета. Но что ему обещано взамен? Поддержка в борьбе с Эрно Альтином?

Эливьетта видит, что слова нынешнего графа Нея пришлись по душе не только членам Совета, но и многим другим дворянам. Вот и добрались до сути! Довольные-е-е. Все самые влиятельные столичные дворяне. Хорошо хоть Конрад Тре на стороне наследницы престола. Но и без него… Граф Ир, барон Унгольц, граф Фьельф, барон Карри, барон Сарсмет… Сарсмет?! Да, вон какая рожа довольная. Что ж, сейчас настроение у него немножко подпортится, так же, как и у графа Ларона. Эливьетта умеет наносить ответные удары.

– Почему же, граф? Многие верные вассалы готовы предоставить свои военные отряды в помощь престолу. Например, доблестный барон Тре или юный баронет Сарсмет.

– Баронет Сарсмет находится в тюрьме.

Эливьетта мило улыбнулась:

– Уже нет. За неоценимые заслуги баронета перед Тайной Стражей по поимке распространителей «Росы фей», мною подписано поданное Эрно Альтином ходатайство о досрочном освобождении баронета Сарсмета, снятии с него всех обвинений и восстановлении в правах.

Эрно будет недоволен, но он поймет, что у Эливьетты не было другой возможности быстро разбить сложившуюся коалицию Ней-Сарсмет. Он всегда ее понимал и поддерживал. Поддержит и теперь.

Дворянское собрание загудело – новость, что и говорить, была неожиданной. Многие украдкой бросали взгляды на барона Сарсмета и графа Нея. Разъяренный граф Ларон, казалось, был готов убить барона на месте. Наверное – не находись он в присутствии правящей особы, – так бы и поступил. А барон? Барон Сарсмет выглядел растерянным, но быстро пришел в себя. С одной стороны, известия об оправдании сына обрадовали барона, с другой – он предвидел грядущие осложнения с родом Ней и теперь мысленно подсчитывал своих сторонников, тех, на кого он мог бы опереться в случае конфронтации. И естественно, он не мог пренебречь поддержкой правящей семьи. Находящаяся в сложном положении наследница престола с радостью примет его помощь, что сулит в дальнейшем поддержку благодарной маркизы – верными сторонниками не разбрасываются попусту. Быстро сориентировавшись, барон заявил:

– Полностью поддерживаю благородные стремления моего сына и заявляю, что в войне с туронским маркграфом мы не должны оставаться в стороне. Мы должны действовать вместе с престолом.

Браво, барон! Вы сказали именно то, что от вас и ожидалось.

Кто еще хочет выступить?

– Согласен с бароном, – говорит высокий рыцарь в длинной кольчуге. Он заявился на дворянское собрание, как на битву – в полном боевом облачении. Не хватает только щита и коня. Кажется, он родом из Нугары, – Туронцев нужно бить дружно.

Рыцаря поддерживают присутствующие здесь нугарцы. Обычно они редко участвуют в столичных собраниях. Только не сейчас! В этот раз съехалось большинство друзей и родственников погибших нугарских рыцарей. Их присутствие на собрании – это мощная поддержка Эливьетте. Нугарцы всегда были верны престолу. А сейчас еще и кровно заинтересованы в войне с маркграфом Туроном. Многие из них бросают благодарные взгляды на барона Сарсмета, он второй после Конрада из столичных дворян, которых нугарцы в большинстве своем презирают за изнеженность и изворотливость, прямо выступил за участие в войне с туронским маркграфом.

Барон Сарсмет приосанивается. Он видит, что нугарцы поддерживают его предложение, и рассчитывает, воспользовавшись их расположением, получить от них дополнительную помощь в борьбе в Неями. Не сейчас, позже. Нугарцы славятся тем, что всегда сполна платят по счетам. Любым.

Двое… Всего двое из столичных дворян поддержали наследницу престола.

Атака успешно отбита, и недавние союзники вцепились в глотки друг другу… Иносказательно, конечно, но дружбе барона Сарсмета с графом Неем пришел конец.

Дворянское собрание бушует, разделившись на два лагеря. Но гнев их направлен не на наследницу престола, а на своих оппонентов, и Эливьетта улыбается – древний принцип: «разделяй и властвуй» еще никто не отменял.

Возле Ларона Нея группируются его родственники и почти все влиятельные столичные дворяне: Фьельф, Унгольц, Ир, Карри. Рядом с Сарсметом Конрад Тре и бедные, но многочисленные и воинственные нугарские дворяне. Члены Совета пока скромно держатся в стороне, но и без того понятно, на чьей стороне их симпатии. Граф Визмор еще не встал ни на одну сторону, но вряд ли от него можно ожидать поддержки. Держит нейтралитет, и то хорошо!

Эливьетта ловит взгляд барона Розберри. Этот держится незаметно, предпочитает отмалчиваться. Хитрец!

Но в этот раз стандартная тактика барона не сработает, он должен будет поддержать наследницу престола. И он поддерживает маркизу, он еще не растерял надежды вытолкать в фавориты своего сына.

– Господа, я согласен с баронами Конрадом и Сарсметом, а также со всеми уважаемыми нугарцами, – Унгер Розберри отвешивает в сторону поддерживающих Эливьетту дворян вежливый поклон. – Я готов выставить в поддержку престола две сотни тяжеловооруженных всадников.

Всё! Слово сказано! Две сотни кавалеристов – это почти половина всех имеющихся у барона сил.

– Благодарю, барон. Ваша поддержка очень ценна, – сказала Эливьетта.

Конрад Тре веско говорит со своего места, не обращая внимания на робкие протесты сына:

– Три сотни пеших латников, полсотни всадников и столько же пеших лучников.

Барон недолюбливает кавалерию и, в отличие от остальных дворян, ядро его дружины составляют тяжеловооруженные пешие солдаты, вооруженные копьями, мечами и излюбленным оружием Конрада – топорами. Сильный отряд! Опытная дружина Тре способна успешно штурмовать укрепленные крепости и умело отражать наскоки вражеской кавалерии. В большой войне герцогство не участвовало сотню лет, но пограничные стычки случались, и отряд под знаменами Тре успел отметиться во многих из них. К тому же, если Эливьетту не подводит память, старый барон, единственный из всех присутствующих, кто ходил в последние походы ее отца. Единственный недостаток дружины Тре – малая численность стрелков. Обычно они составляют от одной трети до двух третьих всех имеющихся вооруженных сил. Только не в отряде Конрада – их он тоже недолюбливает. Мол, воины – это только те, кто сходится в прямом столкновении: грудь на грудь, меч на меч, щит на щит, остальные так – поддержка.

– Благодарю, барон Тре.

– Кто больше! – слышится чей-то задорный голос.

Барон Сарсмет принимает брошенный вызов и солидно заявляет:

– Две сотни всадников, двести лучников и пятьдесят копейщиков.

Кто-то тихо ахнул. Озвученная цифра означает, что барон готов выставить почти всю свою дружину, хорошо еще, если для защиты замка останется с полсотни солдат.

– Благодарю, барон Сарсмет. Мы вас не забудем, – говорит маркиза.

– Что вы, ваше высочество! Не стоит благодарностей. Я просто выполняю свой долг, – отвечает барон. Если вас потом все равно вознаградят – почему бы не поиграть в благородство?

Нугарцы рукоплещут барону Сарсмету.

Конрад не собирается уступать барону, дружина Тре считается не только опытной, но и самой многочисленной:

– Пять сотен латников, сто лучников, полсотни всадников и пятьдесят двуручников.

Все замирают. Пятьдесят мастеров боя двуручным оружием – это много. Это элита бойцов. Каждый такой боец в состоянии справиться с тяжеловооруженным всадником. Умелый удар двуручника рассекает наездника вместе с конем. Не зря каждый боец получает тройную плату. Редко в каком отряде их больше десятка, в самых крупных – два. А тут – пятьдесят!

Барон не поскупился, выставив по примеру Сарсмета почти всю свою дружину. Сын Конрада впал в шок. Но это было еще не всё! Конрад Тре добавляет:

– И готов предоставить в казну сумму, достаточную для полугодового найма двухсотенного отряда наемников.

Оторопь… Изумление… Остолбенение…

Сын барона глядит на батюшку так, словно тот окончательно сошел с ума.

Слышится голос Эливьетты:

– Барон, найм за ваш счет отрядов – это излишне. Казна сама в состоянии оплатить услуги наемников. Благодарю вас за поддержку, но от денег отказываюсь. Они вам могут понадобиться самому.

– Ваше высочество…

– Нет, барон. Вы и так делаете достаточно, благодарю.

Сын барона облегченно вздохнул.

– Добавляю сотню лучников, – говорит барон Розберри. Тягаться с Конрадом он не в силах, но нужно же как-то продемонстрировать свой патриотизм!

Тот же нугарец, что уже выступал в поддержку баронов Конрада и Сарсмета, переговорив со своими, заявляет:

– Мы, к сожалению, после понесенных потерь, не можем похвастаться многочисленностью, но готовы выставить сотню бойцов, может быть, наберется полторы.

– Благодарю вас, сэр…

– Сэр Драмм, – подсказывает рыцарь.

– Благодарю вас, сэр Драмм. Очень благородно с вашей стороны.

Маркиза Фаросс не лукавит. Полторы сотни нугарцев – это немало. Если учесть, что большую часть бойцов составляют сами рыцари, их братья, сыновья и прочие родственники, то их полторы сотни вполне можно приравнять к трем сотням обычных бойцов. Хотя почему обычных? Обычных они сметут и не заметят. Ветеранов, к трем сотням ветеранов!

Столичные дворяне тихо переговариваются, их планы рушатся на глазах, но до полной победы сторонников Эливьетты Фаросс еще далеко, и она не расслабляется. Рано или поздно в дело вступит тяжелая кавалерия оппонентов – члены Совета. Пока они еще молчат, выжидают подходящий момент для одной-единственной, но сокрушительной атаки, той, что разом сомнет оборону противника. Эливьетта понимает и готовится дать последний бой. Тот, что выявит окончательного победителя. Жаль, что Эрно еще не пришел, он мог бы оттянуть часть сил Совета на себя. Маркиза устало прикрыла глаза. Слышится голос. Она напрягается в ожидании: «началось!», но нет, это – не члены Совета. Это граф Визмор нарушил свой нейтралитет.

– Сто всадников, двести пеших копейщиков и триста лучников, – говорит Визмор.

Голос у графа резкий, неприятный, но для Эливьетты он звучит прекрасней эльфийских баллад. Шесть сотен бойцов! Граф, по примеру остальных, предоставляет в распоряжение трона почти всех своих солдат. Видимо, злость на туронцев оказалась выше, чем на правящий дом.

Все, больше сторонников здесь нет! По крайней мере, тех, кто готов открыто выступить на ее стороне. Независимые, мелкие, столичные дворяне благоразумно не решаются лезть в схватку гигантов. Сомнут и не заметят! Лучше уж дождаться момента, пока не выявится явный победитель, тогда можно будет пнуть поверженного, демонстрируя свою поддержку победителю.

И вот последняя атака!

С места встает осанистый господин в богато разукрашенном камзоле. Холеное, самодовольное лицо, повадки уверенного в своих силах хищника, взгляд с оттенком превосходства на сторонников наследницы престола. Неофициальный лидер Совета, командир гвардии, граф Вотервилль собственной персоной! Под его взглядом бароны Сарсмет и Розберри поежились, непроизвольно в головы закралась мысль, – а ту ли сторону они выбрали? Только барон Конрад Тре не отступил, прямо встретил злой взгляд Пангрика Вотервилля, да в холодных глазах нугарского предводителя нет ни малейшего намека на страх.

Начать свою обличительную речь граф Вотервилль не успел. Раздался звук приоткрывшейся двери, шум уверенных шагов и спокойный, чуть усталый голос начальника Тайной Стражи сказал:

– Ваше высочество, прошу прощения за опоздание.

– Конечно, граф. Проходите, присаживайтесь.

Вместе с Эрно в зал зашел и Виттор. Как дворянин, он тоже имел право присутствовать на собрании.

Эливьетта старалась выглядеть по-прежнему невозмутимой, не давая эмоциям прорваться наружу. Спасена! В последний момент, когда враг пустил в дело тяжелую кавалерию, готовясь смять измотанные боем войска маркизы, подошли обещанные подкрепления, встав несокрушимой стеной на пути набравшей разгон конницы и прикрыв собой потрепанные отряды сторонников наследницы престола.

Это понял и Пангрик Вотервилль. Бросив раздраженный взгляд на так не вовремя заявившегося Эрно Альтина, он молча сел на свое место. Вступать в безнадежный бой неофициальный лидер Совета не стал, отвел войска назад, сохранив их для следующего сражения. В том, что оно произойдет, не сомневались ни сам граф Вотервилль, ни начальник Тайной Стражи, ни Эливьетта. Еще знал многоопытный Конрад Тре. Но все это будет позднее, позднее, а сейчас… Победа!