– Папа, пойдем в гараж, – это звучало не просьбой, не предложением, скорее утверждением.

Мне четыре года, папе тридцать семь, у нас с ним на двоих одна тайна, один интерес и одна машина.

Волшебное место, практически Страна чудес. Лязг немного ржавых замков, щелчок электрического выключателя… Лампа под потолком освещает все наше богатство: старый патефон, потертые разнокалиберные баллоны, служащий столом верстак, неработающий, но от этого не менее ценный ламповый приемник «Балтика», банки, склянки, канистры, подвешенные на крючьях лыжи, велосипеды и неизменная репродукция «Охотники на привале» в покосившейся раме.

Посреди всего этого великолепия стоит Он – неопределенного возраста горбатый Запорожец серовато-голубоватого цвета. Сдерживая желание и внутреннюю дрожь, я сначала совершал различные ритуальные действия – помогал открывать ворота, подпирал их кирпичиками, раскладывал на стеллаже какие-то предметы… Возможно, я боялся, что папа подумает, будто я хожу в гараж только ради Него!

Через какое-то время я подхожу к Нему с левой, водительской стороны, открываю почти роллс-ройсовскую дверь (помните, против движения с петлями сзади?) и заныриваю на сиденье.

Ноги не достают до педалей, я рву кулису без сцепления, руль вправо, влево, сухие губы выдают: жжжжжж, рьрьрьрьрь! Слышу издалека папин голос: ручник вытяни, нельзя на нейтрале без ручника!

В четыре года я не знаю, что такое нейтраль и почему на нем нельзя, но знаю, что такое ручник и послушно вытягиваю его…

Прошло более сорока лет.

Я поменял великое множество машин. Нет, я не искал совершенство в чистом виде. Я коллекционировал впечатления от обладания техникой. Опыт помогал расставлять приоритеты: в идеале задний привод, немецкое происхождение и не менее 500 сил. И только два кресла: переднее левое или заднее правое. Звук правильно настроенного выхлопа и раскаленный асфальт под днищем в любое время года.

Арифметическая прогрессия: четыре цилиндра, шесть, восемь, двенадцать…

– Папа, поехали прокатимся!

Мне сорок пять, сыну двадцать три.

Впрочем, об этой поездке мы договорились накануне.

Разговаривая по телефону, я без всяких на то причин брякнул, что у нас никогда не было английской машины. Он ответил, что как раз в последнее время почитывал статьи на эту тему, приценивался, пристреливался, ну, в общем, интересовался.

Сказано – сделано. Воскресенье закончилось просмотром, понедельник начался с покупки.

Двенадцать немецких цилиндров сменились двенадцатью английскими.

Что изменилось? С точки зрения идеологии и техники – почти все, вернее, одновременно все и ничего.

Немец перемещался в пространстве тихо и быстро, шильдик V12 вызывал уважение, салон качеством сборки и материалов внушал самоуверенность, а «правильные» номера отворачивали взгляды гаишников прочь.

Англичанин – он и в России англичанин, создан для того, чтобы отличаться от других. И никакой левый руль не замаскирует его прошлое.

Он более тяжел, но вместе с тем и более быстр. Весь состоит из звуков: сидящие впереди наслаждаются свистом турбины почти с холостых оборотов, сзади – похрюкиванием выхлопа. И потому качество работы музыкального центра не имеет никакого значения: музыка здесь лишняя. Отстрочка салона неидеальна, но именно она создает ощущение полного hand made. Кожа, дерево, металл – все очень настоящее.

За две недели я к нему привык, и жизнь потекла дальше своим чередом, заставляя вращаться в колесе одинаковых рабочих будней.

То ли время притупляет чувства, то ли мы достигли какого-то предела, но сегодня смена одного очень мощного автомобиля на другой еще более мощный не вызывает практически никаких эмоций. Достигнув совершенства, мы понимаем, что старая машина была вовсе не хуже новой.

А может, мы совсем забыли Высоцкого? Вспомните: лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал.

Но дело, мне кажется, абсолютно не в том, что мы пока не готовы выйти за пределы разумного при покупке авто, либо шестизначные суммы со знаками +/– для нас еще имеют значение.

Самая навороченная, самая современная машина хороша в обычно в тех случаях, когда она только-только вышла, пока она самая-самая. Пройдет месяц, два, и их уже полным полно на Новом Арбате и на Тверской; полгода – и вместо GTS появляется Turbo S, и все начинается сначала.

И только время все расставляет на свои места. В историю входит даже не одна из ста моделей, а, дай Бог, одна из тысячи. Красота – вещь субъективная, но мне на ум приходят такие родившиеся в разные годы красотки и красавцы, как Alfa Romeo 8C Competizione, Mercedes-Benz 300SL Gullwing, Jaguar XK 150, Porsche Carrera GT, BMW 328 Roadster, McLaren F1 и уж точно Ferrari F12 Berlinetta…

Машины запредельной стоимости.

Они существуют для того, чтобы их владельцы могли выделиться из толпы. И не более того. Динамические качества и технические характеристики в этом случае не имеют существенного значения. Главное – цена.

Вы можете назвать хотя бы одну дорогу, где владелец Bugatti Veyron Super Sport может разогнаться до ста за 2,5 секунды и достичь немыслимых 430 км/ч? Теоретически такие места есть, но практически – нет. Электронные мозги Вейрона жестко следят за всеми параметрами работы механизмов, и если колеса отклонятся от прямой даже на небольшой угол, сразу включается ошейник, ограничивая максимальную скорость на уровне 300 с небольшим. Выехать на таком на кольцевую трассу? На той же Северной петле Нюрбургринга найдется немало машин, дарящих значительно большее удовольствие от пилотирования. Кстати, в книге рекордов Северной петли Вейрон записан только 36-м.

Удел Вейрона – фланировать на скорости до 40 по Родео Драйв или авеню Принцессы Грейс. Хотя некоторым мало просто Вейрона. Все чаще в Монако, европейской столице Bugatti, можно наблюдать машины, покрашенные в хромовую краску. Причем в какие-то ядовитые красные, зеленые и синие цвета. При желании можно найти алюминиевые или, например, матово-черные экземпляры под оптимистичным названием «Черная кровь».

Мир сошел с ума. Если поддержанный Bugatti с пробегом в несколько сотен или тысяч километров хоть как-то продаваем, то от хромированного красавца можно избавиться только тремя способами: подарить, перекрасить или разбить вдребезги. Или даже не вдребезги: замена колеса, переднего бампера и нескольких деталей подвески вследствие небольшой аварии обошлись московскому владельцу почти в четыре миллиона рублей. Будь повреждения посерьезней, и можно задуматься о новенькой Ferrari взамен ремонта.

Существуют ли вообще машины-легенды, машины мечты?

Не рассыпаются ли сказки о них вместе с ржавчиной с видавших виды кузовов?

Могу ответить однозначно: да, да и еще раз да!

Для тех, кто не в курсе: знаете ли вы, сколько ежегодно собирается на австрийском озере Вертерзее поклонников VW Golf GTI? Сто сорок тысяч! Для нас это просто Гольф, неважно, с каким мотором и подвеской, а для них – Икона. И они знают ответы на любые возражения: Бентли – это их Фаэтон, Фантом – семерка от конкурентов, Майбах – наполовину 140-й, а ожидаемая бомба, внедорожник от Мазерати, – вообще родной брат Гранд Чероки!

А фанатизм владельцев Феррари? На очередной тусовке расставили на площадке заброшенного аэродрома машины так, что с пролетавших самолетов на земле читалось слово FERRARI!

Любовь и фанатизм порой безграничны. И изменчивы, как погода в Лондоне. Машина может разонравиться, или выйдет новая, еще лучшая, или новый аукцион выведет на свет Божий очередной шедевр…

Каждый, у кого к крови подмешено хоть чуть-чуть бензина, проходил это и не раз.

Но, все-таки, есть почти вечные ценности. За них бьются, как за любимую женщину, продают душу дьяволу, совершают поступки, кажущиеся большинству безумством.

Единичными машинами владеют единицы. Даже если кому-то повезло в жизни, это вовсе не значит, что ему же повезло стать автоколлекционером.

Самое большое счастье – жить в ладу с самим собой и окружающим миром. Мне кажется правильным иметь классные, мощные, красивые машины, но в душе оставить место для неосуществимой мечты, такой как Bugatti Type 57, Ferrari 250 GTO, Mercedes-Benz 540K или Talbot Lago. А самые настойчивые всегда могут прикоснуться к мечте руками, пока существуют конкурс элегантности на вилле Д’Эсте, коллекция классических автомобилей князя Монако или Олдтаймер-Галерея, в конце концов. Да и Ральф Лорен иногда показывает публике то, что не увидишь нигде в мире.

Для моего же мироощущения Concorso d’Eleganza на вилле Д’Эсте куда ценнее, чем все Детройты, Женевы и Токио вместе взятые.