Глава 9
В свете новых обстоятельств

Лыков явился к Фрезе с больной головой. Генерал от инфантерии накинулся на него с напускным раздражением:

– Ну и затеяли вы тамашу! Так было в Тифлисе тихо и спокойно.

– Вот-вот! Три года в Тифлисе для всей России ворованные деньги «отстирывали». Пока власть дремала. А теперь я вам покой нарушил, – съязвил Лыков в ответ.

– Ну, господа, начнем.

На совещании присутствовали Трембель, Ковалев и два новых лица. Генерал представил их питерцу:

– Члены Совета главноначальствующего: от МВД действительный статский советник Устрялов, а от министерства финансов – тайный советник Султан-Крым-Гирей.

Устрялов сразу попытался взять быка за рога:

– Я правильно понял результаты дознания коллежского советника? Вы обвиняете во всем Козюлькина. Но улик не предъявляете. Если не считать слов каких-то абреков.

– Один из которых убит, а второй пропал. Возможно, тоже уже того, – поддакнул Трембель.

– Кстати, Карл Федорович, – обратился к нему Лыков. – Разрешение министра получено. Начинайте готовить бумаги на помилование Алибекова.

– Где же он сам? – желчно парировал статский советник. – Как я без него бумаги сделаю? Он должен подписать присягу, представить метрику. Какая ему теперь, жмурику, присяга? Прикажете на покойника оформлять?

– Пока не увижу труп Имадина, буду считать его живым, – категорично заявил питерец.

Трембель покосился на Фрезе. Тот приказал:

– Делайте, что вам говорят.

Затем генерал ответил Устрялову:

– Прямых улик против Козюлькина нет, вы правы. Но как минимум халатность он проявил. «Большая постирочная» действительно существует и опирается на Тифлисское казначейство.

– Из чего это следует? – вскинулся Устрялов. – Опять слова? А где факты?

Лыкову надоело это препирательство, и он обратился к генералу:

– Александр Александрович, хоть этот человек и из МВД, а ведет себя, словно он одного ведомства с мошенниками. Давайте спросим настоящего финансиста, как тот оценивает ситуацию.

– Давайте, – согласился Фрезе. – Николай Александрович, выскажитесь. Прав Лыков насчет вашего Козюлькина?

Султан-Крым-Гирей ответил лаконично:

– Прав.

– А если подробнее?

– Мы начали подозревать, что в казначействе нечисто, с Пасхи. Но Козюлькин прикрывал его, говорил, что все на контроле, он глаз не спускает, нарушений нет. Однако вчера я получил доклад от управляющего Тифлисской казенной палатой Михайлова. Во Владикавказе нашли купоны к облигациям, украденным у фабриканта Дракопуло. Списки с номерами облигаций разосланы по всем финансовым учреждениям Кавказа. И несмотря на это, купоны отыскались в платежах за проведение трамвая! Сумма была перечислена из Тифлисского казначейства.

– Кто опечатывал пачку? – оживился Ковалев. – Вот сейчас и вычислим злодея!

– Не выйдет, прошло уже больше недели. Пачку давно вскрыли, а бандероль выбросили.

– Так-так, – повеселел сыщик. – Значит, след ведет, куда я и говорю. Правильно, ваше превосходительство?

– Увы, – кивнул Султан-Крым-Гирей. – Хоть это и стыдно признавать, господин коллежский советник, но ваши подозрения верны.

– Значит, надо отстранить губернского казначея на время расследования. Прислать нам в помощь ревизию из Петербурга. И накрыть всех.

– Еще раз увы. Козюлькин вчера сел на пароход в Одессе и уплыл в Марсель.

– В Марсель? – поразился Фрезе. – Кто же его отпустил?

– Да вы и отпустили, Александр Александрович, – ответил Султан-Крым-Гирей. – С моего ведома. Мы с вами оба тогда не знали, к чему приведет дознание господина Лыкова. Теперь казначей собирается пить воды в Виши. Вернется через два месяца… Если вообще вернется.

– Мать его так! – выругался Фрезе. – И что теперь делать?

– Арестовать его временного преемника, – предложил полицмейстер. И пояснил сыщику: – Фамилия у него славная: Гонзаго-Павлючинский. А в душе жулик. Он у Козюлькина правая рука. Тот сам-то краденые купюры в пачки вряд ли подкладывает. Технически, так сказать, все наверняка поручено Гонзаге. Вот и надо его накрыть.

– Как же мы это сделаем? – спросил Фрезе. – Поставим возле каждого кассира по солдату? И что это даст?

– Теперь поздно ловить что казначея, что исправляющего его обязанности, – поддержал генерала Трембель. – Вся организация настороже. Операции с подменой бумаг они свернули. Нить оборвана со смертью абрека Чолокова.

– Есть другая нить, – напомнил сыщик. – Казначеев и впрямь не ухватишь: один уплыл, второй лег на дно. Будем ловить рыбку поменьше. Она даст показания на главную акулу. Появятся улики – мы вашего Козюлькина арестуем прямо на водах. Точнее, это сделает французская полиция по нашему запросу. Но нужны факты.

– Алексей Николаевич, вы кого имеете в виду под мелкой рыбешкой? – насупился генерал. – Уж объясните.

– Карл Федорович пусть следит за поляками, у него кое-кто есть под наблюдением.

Трембель кивнул. А сыщик продолжил:

– Мы же с Георгием Самойловичем начнем искать главного тифлисского бандита.

– Безвуглого?

– Да. Ведь он помимо того, что бандит, еще и агент «постирочной». Отвечает за связь с русским уголовным элементом.

Ковалев раздухарился:

– Давно пора взять гадину!

– Тогда и получим те самые факты, которые требует господин Устрялов. Обязательно надо захватить агента живьем. И потом караулить как следует, а то снова проспим.

Фрезе повеселел. Есть еще ниточки!

– Итак, господа, за дело. Все свободны.

Сыщик с полицмейстером вышли вместе.

– Ну что, едем ко мне? – спросил Ковалев.

Алексей Николаевич ответил:

– Давайте завтра начнем, Георгий Самойлович. Сегодня у меня дела до самого вечера, а с утра я в вашем распоряжении.

– Хорошо. Приходите на квартиру к восьми. А я пока подумаю над мерами, которые следует предпринять.

Полицейские расстались, и Лыков вернулся в гостиницу. Он сел сочинять для Плеве большую телеграмму. В ней содержались одна просьба и одно предложение.

Вчера сыщик едва не погиб. Его спасли от верной гибели казаки. И собственная осторожность тоже, но что бы она дала без казаков? Если дашнаки взялись за командированного, они так легко не отступят. Похоже, устроители «большой постирочной» наняли их, чтобы избавиться от питерца. Поэтому тот собирался обзавестись собственной вооруженной силой. И для охраны, и для проведения тех операций, что он наметил. С некоторых пор Лыков не доверял никому в Тифлисе, в том числе полиции. А как ей доверять? Динда-Пето успел рассказать о продажности властей. И потом, все ниточки, о которых становилось известно тому же Ковалеву, подозрительно быстро обрывались. Вот сейчас они вместе станут ловить атамана шайки дезертиров. Однако мертвый тот бесполезен. Длинный ряд покойников уже оставило за собой дознание Лыкова. Сколько их еще будет? Нужна сила, которая находится в прямом подчинении коллежского советника и слушается лишь его команды.

Такой силой в Тифлисе могли бы стать пограничники. Они люди бывалые, в боях с контрабандистами не соскучишься. В городе находился штаб 6-го округа ОКПС. А корпус подчинялся министру финансов, который в первую очередь заинтересован в успехе лыковского дознания. И сыщик попросил своего министра переговорить с Коковцовым. Пусть тот распорядится подкрепить командированного.

Это была просьба. Следом шло предложение. Лыков задумал секретную операцию по выявлению мошенничества в Тифлисском казначействе. Секретную и от здешнего начальства тоже. Месяц назад в Одессе была ограблена банковская контора Сиюза. В числе прочего она занималась скупкой ценных бумаг. Бумаги хранились в сейфе, его и взломали грабители. Пропали железнодорожные облигации на сумму сто девяносто семь тысяч рублей. В газетах писали об этом деле. Но неделю назад грабители были пойманы вместе с добычей. Взяла их петербургская сыскная полиция. Сообщение об этом не давали в прессу, чтобы не спугнуть сообщников.

Алексей Николаевич предлагал направить в Тифлис сыскного агента под видом одесского грабителя. Приехал человек с ворованными бумагами на большую сумму и хочет их обернуть. Весь фартовый мир в курсе, что здесь оказывают такие услуги. Никто, включая даже Фрезе, не будет знать, что это агент. Только Лыков. Тогда есть гарантия, что продажные полицейские не сорвут операцию.

В качестве исполнителя Лыков предлагал привлечь своего помощника Азвестопуло.

Долго сочинял коллежский советник телеграмму и еще дольше шифровал. Когда закончил, отнес на полицейский телеграф, после чего повеселел. Мы еще поглядим, кто хитрее!

У Лыкова неожиданно образовалось свободное время. Вечером он собирался в гости к Скибе. Намеки бывшего сыщика обещали ему романтическую интригу. Алексей Николаевич еще не решил, как повести себя с жевешкой. Однажды на Кавказе его уже обхаживала одна такая… Тоже держалась свободно, тоже строила глазки. Теперь это верная супруга лучшего друга Витьки, баронесса Таубе. Иногда они со смехом вспоминали начало их знакомства. А Фомина-Осипова? Одинокая женщина, разводка, и все еще хороша собой. Как удержаться? И надо ли удерживаться? Уже много лет, с несчастного случая в Ташкенте, сыщик не позволял себе увлечений на стороне. Но, может быть, пора оскоромиться? Там видно будет, решил он.

До визита к Скибе оставалось еще полдня. Лыков не находил себе места из-за вчерашнего. Жив ли Имадин? Если напали на него самого, значит ли это, что и чеченец в списке? Он опытный человек. Пятнадцать лет в горах, не в ладах с законом, научили его выживать. Но из засады легко убить кого угодно, даже бывалого разбойника. Нужен только хороший стрелок.

От темных мыслей следовало отвлечься. Здесь возникали сложности. Выходить без нужды в город Лыков опасался. Вряд ли дашнаки сегодня смогут мобилизоваться и опять напасть. Потеряли человека, выдали себя. Пока спрячутся, потом наладят слежку… Несколько дней вроде можно не опасаться. Но риск все равно оставался. Вон как ловко их вчера выследили. Ни он сам, ни его друг не заметили хвоста. Лучше посидеть в гостинице, не лезть на рожон.

Алексей Николаевич спустился вниз, сгреб целую кучу газет, что лежали на стойке, и отправился в курительную. Давно уже он не интересовался новостями. Ну-ка, что там делается в мире?

Больше всего писали, конечно же, о войне. Первые полосы были заняты сводками из Маньчжурии. Там отбили японцев с большими для врага потерями, тут провели успешную разведку. Но почему-то все время отступали… Трудно Куропаткину. Это вам не по гарнизонам разъезжать в поисках прогонных! А как воевать, генерал-адъютант, видать, уже забыл. Лыков искал в сводках фамилию Таубе. Когда началась кампания, барон бросил должность в Генеральном штабе и отправился на фронт. Сейчас он командовал пехотной дивизией из запасных. Даже кадровую не дали, для себя оставили. Но японцы одинаково успешно били и тех, и этих. Виктор, конечно, человек хорошо подготовленный. Настолько хорошо, что самураи об него зубы обломают! Но если бы исход кампании решался на его участке… Полковые командиры у нас хороши, ротные опытны, нижние чины храбры. Старый вояка, Алексей Николаевич знал сильные стороны русской армии. Их много, армия первоклассная. Во всем, кроме генералов… Когда юный вольноопределяющийся воевал с турками в Кобулетском отряде, он насмотрелся на людей с лампасами. Их как будто месили из другого теста, чем простых офицеров. Или лампасы меняют что-то в голове?

Тут имелся и личный момент, трудный для семейства Лыковых. Сыновья-то уже выросли! В июле закончат училище и выйдут в строй подпоручиками. Оба героя написали рапорт с просьбой направить их в действующую армию. Варенька сдонжила мужа, и Лыков пошел в Военное министерство на коленях просить, чтобы юных дураков не пустили на войну. Благо там остались приятели Таубе в штаб-офицерских чинах. Те посмеялись, напомнили Алексею Николаевичу, в каком возрасте тот отправился драться с турками. Сказали: ну теперь ты понял, каково тогда было родителям? Теперь понял, ответил он. В результате ему обещали, что обоих балбесов направят в Туркестан. Там тоже несладко, наедятся трудностей полной ложкой. Главное, чтобы они никогда не узнали, кто порвал их рапорта…

Газеты между тем врали безбожно. Лыкову попалась совсем уж глупая заметка. Казаки атаковали японский разъезд, и некий орел зарубил троих врагов, а командира проколол пикой насквозь. Так, что пику потом не удалось вытащить! Японские офицеры бегут с поля боя. А чтобы сподручнее было драпать, сбрасывают сапоги. Наши герои со смехом поднимают их и показывают друг другу… М-да. Еще сообщали, что в армии микадо много женщин, одетых в мужское платье. Что они там делают? Далеко ли до греха?

Были и другие сообщения. Внимание Лыкова привлекло следующее. «Отношение к русским раненым такое, что сначала с поля боя выносят их, а потом своих. К пленным – самое хорошее, к офицерам – уважительное. Отношения между японцами и русскими таковы, что после войны, как и после Севастополя с французами, возможна искренняя, основанная на взаимном уважении дружба. Все зверства над ранеными совершают не японцы, а китайцы». Хорошо, если бы так… Но в другой газете писали иначе: русские пленные страдают, японские конвоиры добивают обессилевших, а над здоровыми издеваются. Кому верить, непонятно.

Наши тоже обзавелись пленными. Тысячу японцев намерены разместить в Полтаве, для чего срочно приспосабливают казармы. Ближе нельзя было найти казарм?

Известный певец Собинов признан врачами здоровым и должен явиться в Воронеж, где его призовут на воинскую службу. И отправят в Маньчжурию. Общественность негодует и требует освободить гения от такой гражданской обязанности. Пусть черная кость воюет…

В Петербурге открылось Центральное справочное бюро о военнопленных под началом профессора Мартенса. Сведения оно получает через французское посольство в Токио, и пока лишь об офицерах: где попал в плен, как состояние здоровья. Надеются скоро наладить работу и по нижним чинам. В бюро безвозмездно работают пятнадцать человек из высшего общества.

Французы вообще близко к сердцу принимают нашу войну. Вот деньги стали собирать в помощь раненым. На середину мая пожертвовано уже 640 174 франка и 10 сантимов…

Были новости диковинного свойства. Например, сообщалось об изобретении крестьянином Камбийской волости Юрьевского уезда особого средства. С его помощью можно привести воду в необыкновенное волнение. Изобретатель подал правительству прошение, где предлагал купить у него это средство и использовать в войне с японцами. А именно привести море возле неприятельских судов в такое состояние, что с них невозможно будет отстреливаться. Неужели купят?

В осажденный Порт-Артур пришло письмо из Австро-Венгрии на имя адмирала Того, на немецком языке. Почтовики отдали его нашему коменданту Стесселю. В письме было сказано: «Ваше превосходительство! В твердом уверении, что победоносный флот Японии до получения этих строк прогнал из Порт-Артура последнего русского, я позволяю себе передать наисердечнейшие благопожелания к геройской стойкости вашего флота и с вами молить у неба скорой победы над врагом». Подписано каким-то австрияком. Поторопился, черт нерусский…

Сыщик перешел к местной уголовной хронике. Она поражала непривычным русскому глазу своеобразием. В духане Домоухова на углу Пушкинской улицы и Серебряного ряда повздорили Панашвили и Цамалашвили. Второй обиделся, сбегал домой за ножом и, вернувшись, распорол противнику живот… В Бакинской губернии произошла перестрелка конной стражи с шайкой персидских разбойников во главе с беглым каторжником Бейкалия Кербалая Абаса Кули-оглы. А возле станции Квирилы Владикавказской железной дороги случилось уж вообще дикое происшествие. Некто Ребгаридзе ехал верхом домой. На переезде у 117-й версты его остановили – к переезду приближался поезд. Опустила шлагбаум сторожиха Нина Лелуашвили в целях безопасности всадника. Но тот расценил поступок женщины как оскорбление, вынул револьвер и выстрелил ей в ногу. Вот джигит!

В Кутаиси приведен в исполнение приговор в отношении беглого каторжника Серапиона Кварацхелия. Он с братом Нестором и еще одним крестьянином убили князя Илью Дадиани и двух сопровождавших его лесников. Суд приговорил убийц к повешению, но государь своей милостью заменил двоим из них смерть на пожизненную каторгу; казнили только рецидивиста.

В Тифлисе отличился дворник Никита Галкин. Он стоял на посту в Нахаловке, на Авчальской улице, когда на него напал грабитель-туземец Иван Бекаури. Злодей трижды в упор выстрелил в дворника, но пули застряли в куртке. То ли патроны у Ивана были из дерьма, то ли куртка у Никиты – из брони…

Три тифлисских армянина возвращались из колонии Екатериненфельд. Близ станции Сандар Карской железной дороги из канавы вылез татарин и выстрелом из винтовки убил правую пристяжную. После чего потребовал отдать ему все ценности… Пассажиры беспрекословно подчинились. Добычей разбойника стали бумажники, часы и серебряный пояс. В канаве прятались еще трое, но их помощь злодею не понадобилась. По приметам, сообщенным потерпевшими, полиция заподозрила жителя селения Геурарх, двадцатилетнего Гумбата Ибрагима Халил-оглы. Во время обыска в его доме нашли бумажники ограбленных армян, а в яслях под камышом – берданку со следами свежего порохового нагара. А в подушке, на которой сидела мать грабителя Сакин Асан-кизы, отыскались вещи, похищенные путем разбоя у Людвига Фердинанда в июле 1902 года и у Василия Жабина в июне 1903-го. Получается, что молодец гуляет с ружьем по окрестностям аж с восемнадцатилетнего возраста. А добычу не обращает в деньги, а кладет в материну подушку… Что за дурдом?

Много хуже вышло в Озургетском уезде. Торговец Кигурадзе с женой, служанкой и приятелем ехали в Поти в собственном экипаже. На них напали пятеро с револьверами. Уложили на землю, ограбили. Добыча получилась солидная: у одного только Кигурадзе взяли пятьсот рублей, а еще кольца, часы. Торговец отдал все без боя и умолял только не трогать их. Но один из разбойников в упор выстрелил ему в затылок, убив наповал. Служанка и кучер опознали негодяя – это оказался односельчанин служанки Ивлади Тугуши. Раньше он служил на рыбных промыслах убитого им торговца. Военный суд приговорил всех пятерых к повешению; приговор приведен в исполнение.

Крестьяне селения Диди-Джижанши застрелили князя Ивана Цилукидзе. Тот продал им несколько лесных и пахотных участков, а потом заложил участки от своего имени в Михайловский дворянский земельный банк. Крестьяне сначала поступили по закону: подали на обидчика в суд. Но когда тот приехал мириться, прикончили.

А в Баку другой князь попался на разбое. Три бандита напали на артельщика, перевозившего деньги. Сначала выстрелили в воздух, а потом трижды ударили жертву кинжалом. После чего вырвали сумку с тысячью рублей и бросились прочь. На выстрелы прибежал тифлисский мещанин Степан Сараджев и отбил у бандитов сумку, а заодно задержал и одного из нападавших. Им оказался князь Георгий Соломонович Чхеидзе! Раненый помещен в больницу, титулованный бандит – в тюрьму. Ну и князья пошли…

В селении Хашми Тифлисского уезда восемь татар напали на сад и похитили несколько корзин винограда. При этом убили владельца сада Звана Чивадзе. Суд принял во внимание, что двое из бандитов были еще несовершеннолетними, и приговорил их к трем годам тюрьмы. Взрослые получили по четыре года каторги. Вдове Софии Чивадзе постановили взыскать с осужденных, поровну и с круговой порукой, по девять рублей ежемесячно со дня их ареста и до смерти вдовы, либо до ее нового замужества.

Лыков читал и ужасался: что происходит на Кавказе? Есть ли здесь вообще законы? Оказалось, что есть. И даже иногда чересчур мягкие. На шоссе между Сигнахом и Телави трое ограбили правительственную почту. Кучер уверенно опознал грузина Барата Канашвили и двух татар, Поро Мугаило Союн Измаил-оглы и Ниазда Намаз-оглы. Суд приговорил всех к каторжным работам. Но те подали апелляцию. Ловкий адвокат заболтал свидетелей и поймал их на противоречиях, в итоге разбойников оправдали!

А в окрестностях стеклянного завода барона Кученбаха пять конных вооруженных татар обобрали множество людей, угрожая им убийством. Десятки потерпевших опознали их в зале суда. Но адвокат предоставил свидетелей: начальника Шурангельского участка Карской области, его помощника и делопроизводителя. Те, не моргнув глазом, подтвердили под присягой, что все пять разбойников во время налетов неотлучно находились в участке. Аж полтора месяца с места не сходили. И громилы были оправданы.

Наконец хорошая новость! Стража Лагодекского района убила известного абрека Улухана. Его напарник Магомед бежал, раненый, но попался в селении Ковахчел Закатальского округа. Пристрелили, и правильно сделали. А то потом придется отпускать, если разбойники снова наймут пройдоху-адвоката.

Лыков решил перевести дух и снизошел до бытовых происшествий. Хоть там дать отдохнуть глазу… Жители Карса Пергузов и Тер-Степанов похитили из магазина Бархударова пять фунтов шпагата. Стоило ехать издалека за такой дрянью? Два крестьянина украли из лавки Мириманова на Армянском базаре девять медных тазов. Задержаны на месте преступления с поличным. Как они надеялись незаметно вынести столько посуды?

Вдруг в колонке мелькнула знакомая фамилия. Участково-думский врач Первого участка госпожа Фомина-Осипова закрыла буфеты в гульбищных садах в Вере. Попались три самых популярных: «Эдем», «Фантазия» и «Тилипучури». Смело ведет себя дамочка…

Дальше что? В номерах «Таврида» на Песковской улице у жителя города Нухи Зейнал Шабан Мамед-оглы украдено из хурджина 125 рублей старинной серебряной монеты… Нумизмат был Мамед-оглы? Прихватили еще разных векселей на 945 рублей. Воры не найдены.

Лыков с досады перешел в раздел международных новостей. Но и там не было ничего хорошего. Полковник Юнгхезбанд с отрядом англичан движется к Лхассе. Это ведь тот шильник, которого Таубе ловил в Памирах двадцать лет назад! В Салониках, при Джумай-бала повстанцы-четники режутся с турками, с переменным успехом. А в Париже полиция обнаружила «Клуб убийц». Каждый вступивший в него давал присягу в короткий срок убить человека…

Устав от глупостей и злодеяний, сыщик отложил газеты. И решил-таки прогуляться. Не жить же теперь в постоянном страхе. Он вышел на площадь, и ноги сами понесли командированного на Головинский проспект. Там было людно и бойко, прямо как на Невском. Вскоре Лыков заметил, что глядит с опаской на каждого встречного армянина. Даже если это толстый добродушный малый. Усилием воли он заставил себя не думать о дашнаках. Выпил кофе в кондитерской Науменко – в Тифлисе он повсеместно был очень вкусный. Изучил программу театра Артистического общества. А потом упрямо тряхнул головой и отправился на Армянский базар, к персам.

Персы издавна, еще с семнадцатого века, правили в Тифлисе. Когда Россия присоединила к себе Грузию, диаспора быстро уменьшилась. Но не исчезла совсем. Древнейшие кварталы Кала и Абанотубани и по сей день изобиловали персами. Их духаны были даже чище грузинских, а кофе много лучше того, что варили греки. Сыщик прогулялся по базару, купил жене серебряные серьги с дивной бирюзой «старого завоза», выпил еще кофе. Страх исчез, и Лыков теперь одинаково спокойно смотрел на людей, кем бы они ни были.

Между тем уже наступил вечер. Пора было идти в гости к Скибе. Как там смелая барыня, нападет на сыщика или нет? Взбодрившийся Лыков летел, как на крыльях. Давно у него не было любовных приключений, таких, чтобы кружилась голова и что-то сладкое и притягательное копилось в груди.

Максим Вячеславович не обманул. Врачиха действительно обрадовалась питерцу. Так, что тому сделалось даже неловко. Она схватила его за руку и долго не выпускала, прижав к груди. Сердце ее часто-часто билось – такое не сыграешь. А впрочем, кто знает этих женщин? Еще Виктория Павловна проникновенно рассказала, как горько рыдала, узнав про смерть особенного человека, хоть и малознакомого. Но она успела понять, что Алексей Николаевич не как все, и тем больше была ее горечь.

Вечер у Скибы оказался посвящен Лыкову и смахивал на своего рода заговор. Были лишь Максим Вячеславович с супругой и Виктория Павловна. А хозяин вел себя как сводник. Коллежский советник, впрочем, был ему за это только признателен. Фомина нравилась сыщику все больше и больше. Внимание ее возвышало командированного в собственных глазах, а восторженный взгляд ободрял. Алексей Николаевич легко поддавался на расспросы и даже, возможно, сболтнул что-то лишнее. А как было устоять? Жевешка хотела знать все до мелочей. Каким образом столичный человек вышел живым из диких гор? И не просто уцелел, а привел с собой пленного абрека. Виктория Павловна пошла дальше и заинтересовалась дознанием Лыкова. Тот рассказал в двух словах о «большой постирочной». Так и так об этом знало множество людей – чего скрывать? Лишь когда любопытная барыня полезла в детали, питерец ловко перевел разговор на другое. Перспективы дознания он не хотел сообщать никому.

Волей-неволей речь зашла о национальном вопросе. Лыков обратился к хозяину, как к человеку, давно живущему на Кавказе: чего ждать завтра? Ничего хорошего, ответил тот. Гость потребовал разъяснить.

– Я прочитал здешние газеты за неделю и ужаснулся, – сказал Лыков. – Разгул преступности невиданный для России. Даже в столицах, где крайне много сброда, нет такого. А тут убивают с невиданной легкостью. И особенно татары отличаются в разбое. А князь Голицын обрушил свои гонения на армян, самую мирную нацию. Почему так?

– Грузины тоже охотно идут в разбойники, – поправил сыщика Скиба. – Чаще других имеретинцы и мингрелы.

– Но до татар им далеко, тем более до закатальских.

– Алексей Николаевич! – воскликнул бывший сыщик. – Не ожидал услышать такое от вас. Разве есть на свете плохие нации и хорошие?

– Ну…

– Без всяких «ну», пожалуйста. Нет таких наций!

– Согласитесь, однако, что татары – наименее образованный из трех главных кавказских народов, – возразил питерец.

– Как посмотреть. Мусульманин обязан быть грамотным, чтобы читать и толковать Коран. Есть ли такое у нашего крестьянства? А власть называет татар неграмотными за то, что они не знают русской письменности. Да, в этом магометане пока отстают. Вокруг меня все больше грузин с армянами, получивших высшее образование и обратившихся к наукам. Врачи, ученые, преподаватели, артисты. Те, кого называют интеллигенцией. Но она нарождается и у татар. Дайте им время – будут не хуже других.

– А есть оно, это время? – тихо спросил Лыков.

Скиба погрустнел:

– Кто знает? Я уже говорил, что жду большой войны между татарами и армянами. Ее искусственно разжигает нынешняя политика властей. Это большая ошибка…

– Так власти сталкивают их лбами?

– А вы не видите? – взъелся Максим Вячеславович. – Армянские церкви ограблены, школы закрыты. На государственную службу армян тоже не пускают.

– Но ведь не просто так начались репрессии. По словам администраторов, тут ответные меры за террор партии «Дашнакцутюн». Которую поощряют и финансируют церковные иерархи.

– Во-первых, мы с ними верим в одного бога. Конфессии пусть разные, а Христос у нас общий. Во-вторых, армяне активны и предприимчивы, склонны к умственной деятельности. В-третьих, у них огромные заслуги перед Россией. Вспомните адмирала Серебрякова, художника Айвазовского. А славные генералы? Мадатов, правая рука Ермолова и Паскевича. Князь Аргутинский-Долгоруков, Самурский Лев. Тергукасов и Лорис-Меликов, герои последней войны с Турцией. А? Их бы сейчас тоже записали в террористы?

– Армяне раздражают татар именно своей предприимчивостью, – напомнил Лыков. – Эта распря длится столетия, что может изменить в ней сегодняшняя власть? А тут еще религиозный момент…

– Власть, – Скиба поднял вверх указательный палец, – должна быть над всеми подданными. И всех их любить, уважать и защищать. У татар тоже много заслуг перед государством. А то, что твои подданные верят в разных богов, не повод делить их на своих и чужих. У русского царя все свои!

– Даже на бумаге не так, а на деле тем более.

– И это ошибка! Сейчас администрация действует по принципу «разделяй и властвуй». Оно плохо кончится. Вон евреев вывели из общего законодательства, и что получили? Среди революционеров их особенно много. Теперь, видать, решили пополнить их ряды кавказцами… А вспомните, что рекомендовал великий Пушкин! Он считал необходимым условием просвещения Кавказа распространение двух вещей: самовара и Евангелия. Причем ставил самовар на первое место. А нынешняя власть что творит?

– Максим Вячеславович, но ведь вы не станете отрицать, что кавказский сепаратизм существует?

– Существует, – вздохнул Скиба. – И неумелая самоедская политика князя Голицына его лишь подпитывает.

– Голицын помогает идее Великой Армении? – усомнился Лыков. – От Турции до Воронежа?

– Да это бред! Газетчики определенного толка раздувают сплетню, что армяне тайно готовят создание своего государства. Но почему именно до Воронежа? Откуда он взялся? Кто-нибудь видел бумаги, программные документы?

– Пусть про Воронеж загнули, – согласился питерец. – Но армяне ведь действительно думают о собственной стране. Сначала автономной области в составе Турции. Но как только она появится, что станет с русской Арменией? Эти две части неминуемо захотят объединиться. И вряд ли под нашим скипетром.

– Наш скипетр, как я только что сказал, умеет лишь наказывать. Кто же добровольно захочет в ярмо?

– Максим Вячеславович, не уходите от ответа. Мы с вами русские люди и, полагаю, верноподданные. Как нам относиться к кавказскому сепаратизму? Ведь следом за армянами независимости захотят и грузины, и татары. Не будет тогда русского Кавказа. Столько крови мы за него пролили… Я и сам проливал, не только чужую, но и свою. И что, все псу под хвост?

– Не знаю, – развел руками Скиба. – Однако есть пословица: насильно мил не будешь. Если здешние народы захотят жить своим умом, нам останется только стрелять. Разве это будет справедливо? Вы лично готовы стрелять в грузина, армянина, татарина, если те потребуют независимости?

– Нет, конечно, – отшатнулся питерец.

– И что тогда делать?

– Нам или власти?

– И нам, и власти.

– Я не знаю, Максим Вячеславович. Для того и завел разговор, чтобы узнать ваше мнение.

– И я не знаю, – вздохнул Скиба. – Власти надо стать одинаковой для всех. Не разъединять людей разного исповедания, а объединять. Не закрывать национальные школы, а, наоборот, поощрять их. Пусть внутри одной большой страны каждый народ живет своим обычаем, лишь бы исполнялись законы. И вообще, из хорошего государства никто не захочет уходить. Тем более на Кавказе.

– В каком смысле?

– Армянам с грузинами трудно будет решиться на самостоятельную жизнь. Ведь они окажутся в окружении мусульман. Вспомните, что толкнуло Грузию в лоно России. Панисламизм, по моим наблюдениям, набирает силу. И что будет с христианами тогда? Мы же только и делаем, что отталкиваем от себя местное население. Даже называем их оскорбительно: туземцы. Причем в официальных документах!

– Да, – смутился Алексей Николаевич, – это глупо. Я знаю много грузин и армян, которые образованнее меня, а в казенной переписке они туземцы.

– И опять обошли комплиментом татар, – заметил Скиба.

– Значит, от центральной власти зависит будущее империи? – сменил тему Лыков.

– А как иначе? Не будет государства, в котором хорошо, удобно и безопасно жить, – все разбегутся. Начиная с поляков и финнов и кончая нашими абреками.

– От центральной власти, – пробормотал сыщик вполголоса, – и от Его Величества.

– И от государя, и от его министров. Такие, как ваш Плеве, только ускоряют процесс распада империи. Он, как говорят в кавалерии, слишком затянут на правый повод. Но не только от царя зависит или от его ближайших слуг. Много людей ежедневно вносят свою лепту. Больше всех, конечно, полиция.

– Полиция?

– Разумеется. Ведь обыватель чаще всего сталкивается с властью в лице полиции. Нам ли с вами не знать? Так что, дорогой Алексей Николаевич, будущее империи зависит в том числе и от вас. А я провожу трамвай, от меня теперь ничего существенного не зависит. И знаете, так легче жить!

– То есть ответа на вопрос, что делать, у вас по большому счету нет, – констатировал Лыков.

– Можно и так сказать, если вам от этого станет легче, – покачал головой Скиба.

Женщины будто только этого и ждали. Серьезная беседа мужчин надоела им. Мария Ивановна на правах хозяйки объявила:

– Достаточно разглагольствований! Садимся за стол. Сегодня у нас люля-кебаб из баранины со свининой и свежие алазанские овощи. И вина, давайте выпьем вина. За чудесное воскрешение Алексея Николаевича. Я тоже, признаться, всплакнула, когда стало известно о его пропаже.

Разговор опять стал общим. Хозяйка всячески превозносила свою подружку. В частности, она похвалила Вику за храбрость особого рода. Сыщик удивился и потребовал разъяснить, что это за храбрость такая появилась у дамочек.

– На Масленую Вика в собрании танцевала кэк-уок!

Скиба, видимо, смутился и пошел на кухню за соусом. А Мария Ивановна воинственно подбоченилась:

– Да, кэк-уок. Назло ханжам.

– А как отнеслось к этому общество? – осторожно поинтересовался питерец.

– По-разному. Мужчины одобрили. А глупые бабы осудили. Галдели, как стая разъяренных гусынь. Я единственная поддержала Вику.

– А вы что испытывали в этот момент, Виктория Павловна? И зачем, простите мне мой вопрос, вам это понадобилось?

Жевешка ответила с вызовом:

– Захотела и станцевала.

– Но эпатаж, разве не так?

– Да плевать мне на гусынь! Я живу своим трудом, от бывшего мужа беру деньги лишь на содержание сына. Он ведь и его сын тоже. А все прочие расходы мои. И эти сибаритки, что сидят на шее своих супругов, будут мне указывать? Хочу – полюблю, хочу – разлюблю, хочу – танцую. Вот такая. Кому не нравится – может со мной не общаться.

Это было сказано специально для гостя. И тот прикусил язык. Здесь, на Кавказе, где у женщины прав еще меньше, чем в европейской России, Виктория Павловна выглядела вызывающе самостоятельной. Но это и привлекало…

Еще Лыков попытался представить себе Вареньку, танцующую неприличный танец в Благородном собрании. И не смог…

Разговор сменил русло, постепенно выпили все вино, за окном окончательно стемнело. Наконец хозяин вынул из кармашка золотые часы с гербом, откинул крышку и присвистнул:

– Мария, опять они отстают. Подведи, пожалуйста. И снеси все-таки в починку.

На этих словах Скиба отстегнул часы и протянул их жене. Лыков перехватил вещь и стал ее разглядывать.

– «Тиссот». У вас тоже из Кабинета Его Величества?

– Так по одному списку получали, – улыбнулся директор-распорядитель. – Забыли? За коронацию.

– Да-да, теперь вспомнил, – вернул часы Марии Ивановне гость. – Точно такие же, как и у меня были. А теперь вот с чем хожу.

Сыщик показал простенькие глухие часы на стальной цепочке.

– А где же ваши наградные? – удивился Скиба.

– Отобрал Динда-Пето. Там, на дороге.

По лицу питерца прошла тень. Все сразу замолчали. Вспомнили о молодом, так рано погибшем поручике Абазадзе – и тут же забыли опять. Скиба поторопился вернуться к часам:

– И что же, нет никакой надежды найти? Ведь абрек мертв. Вы искали в его вещах?

– Это не имело смысла. Часы, по словам Имадина, достались некоему кочи по фамилии Солтан-оглы.

– Что он с ними может сделать? – воскликнул хозяин. – Слишком приметная вещь. С двуглавым орлом и императорским вензелем – да такие были одни на весь Тифлис. Я имею в виду свои. А ваши, получается, вторые. В ломбард их не отдашь. Самому носить? Первый же законопослушный человек сообщит в полицию. Зачем такая улика кочи?

– Боюсь, их давно уже смяли в золотой лом. Жалко! Так-то им в магазине цена сто пятьдесят рублей. Но то важно, что с гербом. Сейчас Кабинет Его Величества стал закупать наградные часы у торгового дома «Павел Буре», а нам еще достался «Тиссот» из старых запасов. Скажите лучше, Максим Вячеславович, зачем вы заставляете Марию Ивановну подводить стрелки? Силы вас покинули?

Теперь погрустнел отставной коллежский советник:

– Да тут другое. Я ведь старше вас на шесть или семь лет, верно? И что-то… Рано, конечно… Но не могу иной раз попасть ключом в скважину. Когда получается, когда нет. Руки дрожат. Так это незаметно, но мелкие работы выполнять мне уже не под силу. Вынужден Машу обременять.

Алексею Николаевичу пришлось менять тему разговора. Беспокойные пальцы хозяина он давно заметил, но не придал этому значения. Теперь выяснилось, что это не пустяки. Именно так и начинается дрожательный паралич…

Закончив с чаем, гости решили расходиться. Лыков, разумеется, проводил госпожу Фомину-Осипову до извозчика. А там и до дому. Они начали целоваться еще в фаэтоне. Докторша и впрямь оказалась женщиной решительной и не стала откладывать в долгий ящик…