Глава 7
Закаталы

Друзья скитались по горам три дня. За это время Лыков убедился, какого незаменимого спутника подкинула ему судьба. Имадин знал всех, и все знали его. Или как минимум слышали о нем. У разбойника среди туземцев особенная репутация. Он окружен ореолом геройства. На Кавказе разбой считается не преступлением, а уважаемым ремеслом. Молодые мечтают стать головорезами. Убийство – настолько заурядное событие, что ни у кого не вызывает осуждения.

Сразу возник вопрос: что за русский состоит при Алибекове? Имадин говорил всем, что это дезертир из запасных, которого призвали на войну с японцами, а он ударился в бега. Таких стало много, и легенда никого не удивляла.

Чеченец выбирал для ночлега лишь те жилища, где ему гарантировали укрытие. В каждом ауле, как уяснил Лыков, было несколько таких домов. Существовала целая сеть притонов, которые передавали беглых друг другу по цепочке. Если у человека не было денег, его все равно прятали, только в долг. Обязательства соблюдались строже, чем в высшем обществе по карточной игре. Это был не долг чести, а долг жизни. Разок не вернул – и тебе откажут в приюте. Поэтому разбойники, разжившись, первым делом гасили задолженность. Иногда бывало так: объедет бандит после удачного грабежа всех своих кредиторов – и опять сидит без копейки. Его снова кормят. Часто дают подработать: напасть с местными на почту, угнать овец у соседей… Потом он перейдет к тем же соседям и украдет лошадей у своих вчерашних укрывателей. И это никого не смущает.

Лыков подмечал вещи, которые никогда не увидит русский чиновник. Так, в любой сакле имелась винтовка. Закон это запрещал, но горцы не могли без оружия, слишком опасна была жизнь вокруг. В каждом ауле имелась своя банда, и ее главарь – был весьма уважаемый человек. Ему полагалось нанести визит, сообщить новости, сделать скромный подарок. В ответ приезжий тоже узнавал что-то интересное. В горах не было газет, и их заменяли кочующие разбойники.

На четвертый день Имадин с Алексеем Николаевичем прибыли в Закаталы. Они заранее разделились. Чеченец укрылся в туземной слободке под городом. А Лыков поехал сразу в крепость. Ему пора было воскреснуть из мертвых. В Тифлисе, как он полагал, его уже похоронили. Кое-кому сильно не понравится, если он вдруг оживет…

Алексей Николаевич поднимался в крепость по узкой дороге, с двух сторон обсаженной вековыми на вид чинарами. Экая распущенность! Нападавшие могли расстреливать из засады всех, кто решит выйти наружу. Давно, видать, здесь не воевали.

Крепость на вершине горы оказалась значительной по размерам. В воротах стоял часовой, он не обратил на всадника в туземном костюме никакого внимания. Внутри все выглядело привычно для опытного глаза Лыкова. Он много раз бывал в подобных укреплениях. Посредине имелся плац, вокруг него по периметру – управление начальника округа, комендатура с гауптвахтой, казарма, конюшни, почтово-телеграфная контора, несколько домиков для офицеров и чиновников, баня, казначейство и крохотный скверик, в котором, к удивлению гостя, обнаружился памятник. Подъехав, сыщик прочел надпись. Это оказался памятник генералу Гулякову – покорителю мятежных земель джарских лезгин.

Осмотревшись, приезжий заметил и другие особенности. Двор крепости был выложен плитами. В углу, вокруг церкви, находился погост с добротными крестами на офицерских могилах и с покосившимися – на солдатских. И сразу две тюрьмы, одна деревянная, другая каменная. Зачем им столько?

Алексей Николаевич беспрепятственно залез на стену и осмотрелся. Красота снаружи поразила его. На Кавказе виды один лучше другого, но тут было что-то особенное. Лес подступал прямо к укреплениям. Гигантские сосны окружали окаймленное стенами плато, словно морские волны остров. Чуть ниже виднелись три сотни домов типичной туземной архитектуры. Это и был город Закаталы, выросший из крепостного форштадта.

Лыков как старый кавказец знал кровавую историю крепости. Русские появились тут в 1803 году. А спустя шесть десятилетий, в 1863-м, в округе вспыхнуло восстание. Его поднял Хаджи-Муртуз, и начал удачно. Половина гарнизона вышла на сенокос, не взяв с собой оружия. Джарцы внезапно напали на русских и всех убили. А потом двинулись к почти беззащитной крепости. Но один мулла, сохранивший верность правительству, сел на коня и предупредил русских. В последний момент солдаты успели разобрать винтовки и прибежать на стены… Штурм был отбит. Несколько недель ослабленный гарнизон выдерживал осаду и в итоге все же отстоял Закаталы.

Налюбовавшись пейзажем, сыщик спустился вниз и направился в храм. По-прежнему никто вокруг не обращал внимания на горца с револьвером и кинжалом на поясе, и на то, что он шлялся по укреплению.

Ну и чудеса… Батюшка удивился появлению в церкви туземца. Но тот попросил благословения на чистом русском языке. Помолившись, Лыков двинулся к окружной канцелярии.

У входа часовой попытался преградить ему путь. Сыщик скользнул по солдатику начальственным взглядом и бросил, не останавливаясь:

– К полковнику.

В большой комнате сидел и скучал одинокий канцелярист. Гость протянул ему полицейский билет и сказал:

– Секретный разговор к начальнику округа.

Чинуша увидел страшные слова «Департамент полиции» и опрометью бросился в кабинет. Оттуда быстро вышел пожилой полковник в белом летнем кителе с Владимирским крестом.

– Кто вы и что вам угодно?

– Я бы предпочел сообщить об этом при закрытых дверях.

Они вошли внутрь, и там уже сыщик представился.

– Позвольте, – удивился начальник округа, – вас же убили третьего дня. Я читал об этом в телеграмме генерала Фрезе. Вернее, что вы пропали без вести, но ясно, что убиты.

– Так было нужно в интересах дознания, – пояснил гость. – Как видите, я жив-здоров. Мне необходима ваша помощь. С кем имею честь?

– Полковник Павлов Андрей Павлович.

Лыков протянул ему открытый лист. Павлов прочитал и сразу подтянулся.

– Все силы округа в вашем распоряжении, господин коллежский советник.

– Алексей Николаевич, с вашего дозволения. Все, что я сообщу, носит крайне секретный характер.

– Понимаю.

– По личному распоряжению министра внутренних дел я дознаю случаи разбойных нападений с захватом крупных сумм. Их на Кавказе что-то особенно много. Деньги эти, даже будучи записанными по номерам и сериям, не помогают схватить преступников при предъявлении. Кто-то ловко разменивает их, минуя банки.

– Ого… По-ни-маю… – протянул полковник.

– Одним из таких преступников является уроженец Закатальского округа Елизбар Чолоков, абрек, известный под кличкой Динда-Пето.

– Есть такой негодяй, – подтвердил начальник округа. – Мы ловим его, но безуспешно. Пока. Когда-нибудь попадется, конечно.

– Где он сейчас?

Павлов развел руками:

– Никто не знает. Осведомление в Закаталах невозможно. Горцы не выдадут своего.

– Динда-Пето сейчас здесь. В селении Кахи.

– Неужели! Может, вы и дом назовете?

– Назову. Он прячется у кунака Измаила Борева.

Полковник вскочил в волнении:

– Ах они, негодяи! Два сапога пара! Этот Борев – контрабандист. Но чтобы прятать абрека… Вы хотите, чтобы я арестовал Чолокова?

– Я сам его арестую. При вашей поддержке, разумеется.

– Давайте я приглашу старшего помощника. Он занимается такими делами… Под моим руководством.

Явился молодой стройный грузин, чем-то похожий на покойного Абазадзе.

– Позвольте представиться: старший помощник начальника Закатальского округа капитан Гвелисиани Александр Николаевич.

Лыков стал объяснять ему задачу и понял, что тот понимает все с полуслова. Коллежский советник с капитаном быстро договорились. Павлов сидел рядом и важно поддакивал. Потом спросил:

– Не вызвать ли князя Вачнадзе?

Гвелисиани пояснил питерцу:

– Это начальник Кахского участка. По регламенту, он должен руководить арестом. Но лучше поручите мне.

– Поручаю, – не моргнув и глазом, ответил сыщик.

Капитан сразу повеселел и ответил начальнику:

– Князя мы известим в нужное время.

– А…

– В его канцелярии много лишних ушей.

Полковник хотел выдать очередное «понимаю», но передумал.

– Если кого и звать, то штабс-ротмистра Хан-Елисуйского, – продолжил капитан.

– Хана? – удивился Лыков. – Зачем нам здесь туземная титулованная особа?

Гвелисиани начал объяснять:

– Закатальский округ труднодоступный. Его потому и создали…

– Почему «потому»? – встревожился полковник Павлов.

– Ввиду неудобства управления.

– А-а…

– Так вот, – продолжил капитан, – местоположение округа диктует его специфику. Он расположен как бы в углу, у южной подошвы Главного Кавказского хребта. С северо-востока нас запирает Дагестанская область с ее высотами. С юго-востока – река Алазань. С запада – Тифлисская губерния. Округ состоит из трех полос, и в каждой свой собственный климат. Север горный, середина почти ровная, болотистая, а на юге безводная малонаселенная местность, которая годится лишь для выпаса скота. Девяносто три процента жителей округа исповедуют ислам. По большей части это джарцы и ингилойцы, то есть омусульманившиеся грузины. – Гвелисиани скривился и продолжил: – Костяк населения составляют так называемые джарские лезгины, или джарцы. Эта народность появилась от смешения трех рас: грузинской, лезгинской и татарской. Смесь получилась крайне неудачной. Как часто бывает у метисов, они взяли от народов-праотцев лишь их дурные качества, откинув хорошие. Вышло самое разбойное племя на всем Кавказе… Прошу вас не путать, Алексей Николаевич, джарских лезгин с благородным племенем лезгин аварских. Ничего общего! – Он перевел дух и продолжил: – Для чего я все это вам говорю? Чтобы вы понимали, как тут живет русская власть. А живет она на лезвии кинжала. Так вот, на западном склоне Дагестанского хребта расположено особое Елисуйское ханство. Его бывшие владетели давно поступили на коронную службу. Правда, среди них были перебежчики к Шамилю, но теперь они являются нашей опорой в округе. Джарцы с ними считаются больше, чем с русскими.

– Вы хотите привлечь елисуйцев к аресту абрека?

– Нет, к его выдворению из округа. Вы же повезете его в Тифлис, так?

– А что, армия с этим разве не справится? – удивился Лыков. – Сейчас не времена Шамиля. На календаре тысяча девятьсот четвертый год. И ханы ваши – уже анахронизм.

Капитан нахмурился:

– Вы сейчас, господин коллежский советник, рассуждаете как приезжий, не знающий местных особенностей. У вас, конечно, открытый лист…

– Расскажите про Динда-Пето, – перебил его сыщик. – У него есть тут сторонники?

– И немало! Он личность популярная в Закаталах. Поэтому я и предлагаю, чтобы туземца конвоировали туземцы. Так будет спокойнее.

– Теперь я вас понял. Но для этого абрека надо сначала арестовать. А ведь он далеко отсюда.

– Да, Кахи в тридцати верстах.

– Там достаточно полицейской силы для ареста?

– Нет, что вы. Начальник участка, да при нем три стражника. Борев с Чолоковым раскидают их, как котят…

– Значит, надо подъехать нам с казаками. Сколько сабель возьмем?

Грузин ухмыльнулся:

– Зачем казаки? Одного негодяя вам, второго мне. Чем меньше людей, тем лучше. А то пойдут слухи, Динда и улизнет.

Полковник возмутился:

– Что еще за авантюризм, Александр Николаевич? Вы всегда были храбрый, это общеизвестно. Но идти на Динда-Пето один на один…

– А я согласен с капитаном, – категорично заявил Лыков. – Он прав: чем меньше в операции участвует народу, тем меньше риск, что разболтают. Только нас будет не двое, это действительно перебор. Возьмем еще третьего.

– Кого? – сразу насторожился старший помощник.

– Имадина Алибекова. Слышали про такого?

– Разбойник? Я ловил его в прошлом году в Тушетии. Не поймал – ловкий малый. Этот головорез поедет с нами? Каким образом?

– Я знаю Алибекова двадцать лет. Познакомились в Забайкалье, вместе воевали там с варнаками. И вот теперь он разбойник… Я ручаюсь за него, господа. Он помогает полиции, в частности, именно Алибеков выяснил местопребывание Динда-Пето. И готов содействовать нам в его аресте. Ловкий малый не помешает в таком деле, Александр Николаевич?

Капитан был обескуражен.

– Разбойник – и с нами заодно? Предательство дурно пахнет.

– Алибеков давно мечтал вернуться к мирной жизни. Он стареет, нуждается в лечении, хочет покинуть горы. А его знания абречества изнутри весьма нам на руку.

– Но как преступник, да еще с таким прошлым, вернется к мирной жизни? – возразил начальник округа. – Вы обещали ему невозможное, это нечестно.

Закатальские бюрократы начали нравиться сыщику. Он рассказал им свой план, как помочь чеченцу. И добавил:

– Я беру его с собой на операцию. Под мою ответственность.

– Ну, ежели так… – развели руками офицеры.

– А ваше предложение, Александр Николаевич, насчет привлечения елисуйцев я вовсе не отвергаю. Но мы обсудим это потом. Сегодня ночью предлагаю навестить Елизбара Чолокова. И доставить его с кунаком в крепость. Там я проведу первый допрос. Иногда, обескураженные неожиданным арестом, преступники делаются разговорчивыми.

– Не тот случай, Алексей Николаевич, – возразил Павлов. – Динда-Пето прожженный.

– Да уж, сволочь первый сорт, хоть ставь на него синий штамп, – поддержал начальника его помощник.

– Есть один аргумент, – поделился с хозяевами гость. – Чолоков застрелил полицейского поручика у меня на глазах. Поскольку Тифлисская губерния уже два года как на положении усиленной охраны, абрека ждет военный суд. Если расскажет, что интересует нас с министром Плеве, может быть, тот выхлопочет ему у государя пожизненную каторгу. А не расскажет – повесим.

– Да, это сильный аргумент, – согласился Павлов. – Вот только на каторге абреки долго не живут. Или гибнут от дурной пищи и тяжелого климата, или сбегают. Нам в горах Динда-Пето не нужен. Пусть лучше сдохнет. Эшафот вернее.

На этом разговоры закончились и началась подготовка к опасному задержанию. Чолоков убил много людей, власти уже сбились со счету. Терять ему было нечего. В том числе и поэтому Алексей Николаевич не хотел привлекать посторонних. Казаки, конечно, по приказу головы под пули подставят… И их жалко. У сыщика же имелся свой интерес, он шел на заряды сознательно. Имадин тоже никого не боялся – ему надо было зарабатывать прощение. А капитан Гвелисиани – похоже, родная душа с поручиком Абазадзе. Из этих соображений питерец сообщил Александру Николаевичу, что произошло на Кахетинском шоссе. Храбрый грузин свел брови и ничего не сказал. Но задумался.

Вдвоем они спустились на форштадт. Там было полдюжины магазинов, стояли мечеть и армянская церковь. Рынок уже закрывался, народ расходился по домам. В глазах рябило от татарских папах. Лишь иногда в толпе мелькали русские и армяне, их было издалека видно по фуражкам.

– Однако у вас тут халифат, – поразился сыщик.

– Я же сказал: девяносто три процента. В городе меньше, а в деревнях только мусульмане. Так что арест единоверца им не понравится.

– Какая вера у абрека?! – возмутился Алексей Николаевич. – Он уж и дорогу в мечеть забыл. Перед любым богом виноват, даже перед Аллахом.

– Все равно Динда-Пето им свой, а мы нет, – возразил капитан.

– Но не всякий же мусульманин поддерживает абречество.

– Не всякий.

Для Гвелисиани это была, видимо, важная тема. Он остановился и придержал сыщика за рукав.

– Я много об этом думаю. Ислам – великая религия, спору нет. А религия может стать великой лишь тогда, когда она гуманна. Так или не так?

– Вроде бы так, – ответил Лыков, но неуверенно.

– Но если это так, почему только ислам дает фанатиков?

– Не только он. Я знаю очень культурных и интеллигентных иноверцев. И знаю православных фанатиков самого дурного пошиба.

– Фанатики есть и у нас, – раздраженно подтвердил грузин. – Но они не кидаются на людей другой веры с ножом. А магометане кидаются.

– Армяне тоже балуются террором, – возразил Лыков. – И поляки с латышами и финнами.

– Это другое, это национальный вопрос, – не согласился капитан. – А мы говорим о религии. Поляки-католики режут русских за то, что те православные?

– Нет.

– А мусульманские фанатики режут. Вон что с несчастными армянами турки выделывают. А курды? Я скажу больше: скоро эта дрянь заведется и в России. В Закаталах в том числе.

– Для мирного магометанина крайности тоже неприемлемы, – упрямо продолжил спор сыщик. – Коран не поощряет кровопролития. Извращенные толкователи великой книги находят в ней то, чего там нет. А вы обвиняете религию целиком.

– А почему в нашем с вами Евангелии этого никто не находит?

Они так и не договорили, потому что пришли к убежищу Имадина. Тот скрывался у ингилойца, который держал духан на форштадте. Капитан и коллежский советник зашли внутрь. Мусульманские духаны отличаются от грузинских. Там так же чисто и вкусно, провизия всегда свежая, но нет вина. Выпив по чашке кофе, офицер и сыщик попрощались друг с другом. Капитан ушел, а сыщик остался. И через минуту уже беседовал с другом-чеченцем.

– Мы обо всем договорились, – сообщил он. – Сегодня ночью берем Динда-Пето. Втроем: мы с тобой и вот этот капитан. Он сказал, что ловил тебя в прошлом году в Тушетии.

– Гвелисиани? – обрадовался Имадин. – Он порядочный человек. Только немножко самонадеянный: думает, что самый умный. Я завел его в ущелье и там оставил. Сутки капитан оттуда выбирался, ха-ха!

– Никого там не подстрелил?

– Ты что? – возмутился чеченец. – Говорил же, что не пролил крови честных людей. Мы побегали немного туда-сюда, я над ними посмеялся и ушел.

– Для капитана ты разбойник, понимаешь?

– Так я для всех разбойник. Еще никто не знает, что ты меня… – чеченец замялся.

– Завербовал, – подсказал Лыков.

– Нет, это нехорошее слово. Ты меня переубедил, вот.

– Пусть так. Гвелисиани еще долго будет относиться к тебе настороженно. Причем не только он.

– Понимаю. Людям не нравится, когда кто-то меняет веру. Это как предательство. А теперь я должен буду выдать своих пусть не товарищей – они никогда ими не были – но тех, с кем делил чурек у костра. Больше скажу: когда станет известно, что я перешел на твою сторону, мне лучше будет уехать с Кавказа.

– Вот к докторам и поедешь.

– Сначала на войну.

Они посидели еще какое-то время. Имадин нервничал, отвечал односложно, долго смотрел в одну точку. Переживал. Сегодня ночью чеченец должен перейти Рубикон. Помочь полиции схватить абрека. Обратной дороги уже не будет – на Кавказе за такое убивают. Да, Лыков ему друг и всегда поможет. Но жить Имадину придется в обществе, среди других людей. На нем будет клеймо предателя. Он станет изгоем и у таких, как Динда-Пето, и у таких, как Гвелисиани. Это тяжелый крест.

В полночь из Закатал на юго-восток выехали три всадника. Помощник начальника округа тоже оделся в горский костюм. Черные тени быстро летели по дороге. На мосту через Талачай их окликнул караул. Капитан что-то сказал вполголоса, и их пропустили.

По ночам на кавказских дорогах пусто. Не ездит почта, не ползут обозы, путники стараются сидеть по домам. Если стучат копыта, то это почти наверняка разбойники. Заслышав шум, все живое убирается в сторону. Вот и теперь три человека ехали рысью и никого не встречали.

Через несколько часов показались плоские крыши Кахи. Тут на мосту через Курмухчай всадников тоже встретил караул. На этот раз чеченец сказал одну короткую фразу, и гостей впустили в селение.

– Где сакля Борева? – шепотом спросил Лыков у товарища.

– В том конце.

Троица разделилась. Имадин ехал первым, не скрываясь. Двое других, таясь, следовали за ним на расстоянии в сто саженей. Чеченец уверенно выбирал дорогу. Вот он остановился, слез с коня. Сразу залаяли собаки.

– Проклятье, – скрипнул зубами капитан. – Про собак мы не подумали. Как будем подбираться?

– Подберемся… – безмятежно ответил питерец.

Стукнула дверь, раздались приглушенные голоса, и гость исчез в доме.

Полицейские выжидали, и не зря. Вскоре на улицу вышел туземец и долго стоял, прислушиваясь. Потом скрылся внутри.

– Идем, – бросил сыщик и уверенно направился к сакле. Гвелисиани шел рядом. Он на ходу вынул из кобуры револьвер. Покосился на Лыкова – тот шел с пустыми руками. Грузин поколебался и тоже убрал оружие.

Алексей Николаевич уже завелся. Вот-вот он встретится с негодяем, который убил Абазадзе. Вот-вот он с ним поквитается. Еще немного… Собаки пришипились, словно поняли, что не их час. Сыщик подошел к двери, сильно пнул ее ногой. Дверь полетела на пол. Лыков ворвался внутрь, увидел, как кто-то шарит по стене – там на крючках висело оружие. Он двинул в голову, не разбираясь, и повернулся ко второму. Динда-Пето! Абрек стоял посреди комнаты, опешивши, и крутил головой. Наконец спохватился и тоже метнулся к винтовке. Но Имадин сбоку ударил его по шее, и детина повалился навзничь. Пока он хрипел, чеченец ловко связал пленного.

Алексей Николаевич нагнулся ко второму противнику. Измаилу Бореву сильно досталось: он был без сознания. Схватка закончилась меньше чем за минуту.

Гвелисиани присвистнул:

– Ну вы даете! А я тогда зачем пришел?

Трое незваных гостей стали хозяйничать в кунацкой. Оружие сложили в один угол, связанных бандитов усадили в другой. Александр Николаевич занял шестиугольный туземный столик и принялся составлять опись вещей. В бедной сакле обнаружились дорогие меха, серебряная посуда, пачки банкнотов. Гвелисиани опознал «николаевскую» шинель с бобровым воротником. Ее недавно отобрали у графа Доливо-Добровольского-Евдокимова на дороге в Телави. Вот и еще одно преступление раскрыто.

Через час раздался топот копыт, и перед саклей спешилась целая кавалькада. Это явилось подкрепление из Закатал. Вновь прибывшие продолжили обыск в хлеву и в жилых комнатах, пошли за понятыми, начали складывать на арбу воровскую добычу. Сразу сделалось шумно. Сбежались соседи и молча смотрели на действия властей. Динда-Пето с кунаком вывели наружу. Абрек плюнул в сторону Имадина:

– Собака!

И тут же получил оплеуху от Лыкова. Такую, что полетел кубарем. Сыщик, казалось, только ждал повода. Он накинулся на пленника и начал жестоко избивать его. При этом приговаривал:

– Это за Арчила! А вот это за мое унижение. Теперь снова за Арчила!

Окровавленный, с выбитыми зубами и выдранной бородой, абрек только охал. Никто и не пытался остановить Лыкова. Наконец прибежал маленький грузин с погонами капитана и закричал:

– Что вы делаете?!

– Кто такой? – спросил у него сыщик, отпустив джарца.

– Я начальник Кахского участка князь Вачнадзе. А вы кто и по какому праву своевольничаете в моем участке?

К нему приблизился Гвелисиани и с насмешкой сказал:

– В вашем участке скрывался абрек Динда-Пето. Вот он, у вас перед глазами. Почему не сообщили? Почему не арестовали?

– Я… я не знал.

– Плохо! Вы не знали, и мы, благодаря вам, тоже. А вот коллежский советник Лыков приехал из Петербурга – и узнал. Как так?

– Лыков? Из Петербурга?

– Кстати, познакомьтесь. А сейчас помогите оформить все протоколы, а потом пишите рапорт.

– Какой еще рапорт?

– На имя начальника округа. В нем и объясните, почему вы позволили абреку разгуливать под вашей юрисдикцией.

Князь окончательно смешался и отошел в сторону. А сыщик сказал капитану:

– Теперь нас много, можно ехать в Закаталы. Трофеи пусть не спеша соберут, опишут и доставят позже.

– Согласен, батоно.

Группа всадников триумфально вернулась в крепость. Сам полковник Павлов выбежал на плац встретить храбрецов. Алексей Николаевич представил ему Имадина и сообщил, что тот лично схватил главного преступника. Гвелисиани подтвердил это. В результате чеченцу выделили место в гостевом домике, в одной комнате с Лыковым, и поставили его на довольствие. Начальник округа хотел сразу же телеграфировать в столицу края о крупном успехе. Но Лыков заявил:

– Сначала я допрошу Чолокова.

Обоих арестантов посадили в новый корпус тюрьмы, причем порознь. Коллежский советник не спеша отобедал, вздремнул часок и отправился на допрос.

Динда-Пето глядел на него волком. Сыщик не обратил на это внимания. Он сел напротив абрека, вынул из кобуры наган и положил на стол.

– Поговорим?

– С-собака…

– Ты, дурак, повторяешь одно и то же. Как заевшая граммофонная пластинка.

– Шакал! Ослиный сын!

Сильный удар сбил пленника со стула. Динда-Пето с трудом поднялся: и хотя смотрел на Лыкова с той же ненавистью, уже помалкивал.

– Тебе жить незачем. Будь моя воля, пристрелил бы прямо здесь, – сказал ему сыщик. – Хотя постой! Зачем откладывать? Воли моей вполне достаточно. Скажу, что ты напал на меня, а я защищался. Как думаешь, съедят?

Абрек смотрел озадаченно.

– Конечно, съедят. Потом, даже если и усомнятся, что с того? Ты известная сволочь, полицейского недавно убил. У меня на глазах. – Голос сыщика стал предельно жестким: – Никто мне слова не скажет. Даже одобрят. Потому зачем тебе жить? А?

– Я абрек, я никого не боюсь, – хрипло ответил Чолоков.

– Вот сейчас и проверим.

Лыков вытряхнул из нагана патроны, оставив в барабане только один.

– Ну, поиграем в рулетку? Буду крутить барабан до тех пор, пока не прострелю твою дурную башку. Хоть развлекусь. Или…

Головорез побледнел, но по-прежнему молчал.

– Или пока ты мне не скажешь, кто выдал нас с поручиком. Ну, дошло? Ведь кто-то выдал. Ты ждал нас на дороге, ты точно знал, когда мы поедем в Гомборы. – Он крутанул барабан.

Пленник застыл, не сводя глаз с револьвера. Лыков приставил ствол к его лбу и добавил:

– А когда я один поехал в горы, ты тоже знал. Послал убийцу. Ну, решайся. Раз… два… три!

Динда-Пето сжался в комок и закрыл глаза. Выждав секунду, сыщик спустил курок. Раздался щелчок, но выстрела не последовало.

– Первый раз мимо, – констатировал питерец. – Повезло тебе, скотина. Посмотрим, когда твое везение кончится.

Он снова закрутил барабан. Тут абрек не выдержал и крикнул:

– Шмыткин!

– Что Шмыткин? Он тебя предупреждал оба раза?

– Да, он.

Лыков быстро сочинил протокол допроса и протянул Динда-Пето. Тот не глядя подписал.

– Ну, уже лучше. Шмыткин помогает разбойникам «отчищать» добычу?

– Да.

– А кто еще?

– Я не знаю, я простой абрек.

– Врешь! Козюлькин тоже в деле? Он главный?

– Не знаю никакого Козюлькина.

Коллежский советник осуждающе покачал головой и потянулся к револьверу.

– Безвуглый все знает, спроси Безвуглого! – взвизгнул кочи.

– Это еще кто?

– Первый в Тифлисе бандит. Он меня свел со Шмыткиным, он предложил и купоны поменять меченые.

Алексей Николаевич задумался. С одной стороны, есть результат: абрек начал давать показания. Правда, он пытался юлить. Его можно было сейчас дожать и выбить еще что-нибудь. Но с другой стороны, стоило ли перегибать палку? Допрос опытного преступника – целое искусство. Надо подготовиться, посмотреть захваченные в кунацкой улики, ловить на противоречиях. Понадобится помощник, чтобы вымотать арестанта. Сыщик понял главное: Динда-Пето боится смерти. И на этом его неминуемо удастся сломать. Притом делать это лучше в Тифлисе, поближе к агентам «большой постирочной», чтобы сразу производить аресты.

– Ладно, Елизбар. Будешь сотрудничать – тогда получишь шанс. Но учти, за убийство полицейского офицера тебе полагается виселица. Только чистосердечное признание и помощь в аресте сообщников могут тебя спасти. И то, если государь захочет.

Чолоков напрягся, не сводя с сыщика глаз.

– На государя влияет министр внутренних дел. Тот, кто послал меня сюда. Он ждет рапорта по завершении дознания и прислушается к моему мнению. Значит, Елизбар, твоя жизнь зависит главным образом от меня. Понимаешь?

– Угу…

– А ты очень меня разозлил, очень. Шанс твой крохотный.

– Они заставили убить кровника, заставили. Я не хотел.

– Кто заставил?

– Большие люди, – глухо сообщил абрек.

– Какие? Назови имена, должности.

– Я же говорю, не знаю. Простой абрек, кто мне скажет? Они давно уже используют Динда-Пето. И не только. Все разбойники в крае платят, чтобы их не поймали. Не будешь платить – стражники тебя убьют. Шмыткин сказал: если я не кончу того поручика, покровительство снимут.

– И что тогда?

– Тогда конец. Рано или поздно застрелят. Шмыткин приказал – я исполнил.

– Это полиция? Покровительство за деньги оказывает полиция?

– Полиция или кто еще – какая нам разница? Они не представляются. Мы видим лишь посредников в низких чинах. Но все очень строго. Плати десять процентов и делай, что хочешь. Однако так не везде. В Закатальском округе покровительства нет. В Горийском уезде тоже.

– А обмен меченых купонов?

– Там другие расценки. Пятнадцать процентов было, а теперь они повысили до двадцати. Любые бумаги и любые суммы.

– Почему повысили?

– Шмыткин сказал, стало труднее. В Петербурге пронюхали, послали сюда сыщика. Тебя, значит. Вот расценки и выросли.

Алексей Николаевич вернул пленника в камеру и пошел на телеграф. Там он отбил депешу: «Губернатору Свечину, сс Трембелю. Абрек Динда-Пето мною арестован. Завтра будет доставлен в Тифлис. Данной министром внутренних дел властью приказываю задержать помощника полицмейстера Шмыткина. Принять меры к его изоляции. Кс Лыков».

После этого питерец навестил начальника округа. Тот читал протокол изъятия вещей у Борева.

– Однако награбили ребята, – сказал он, отодвигая бумагу. – Спасибо, Алексей Николаевич. Пришел, увидел, победил. Вот это я понимаю: сыщик. А мы тут…

Лыков вспомнил слова абрека, что в Закаталах ему покровительства нет. И смягчился. Павлов, при всем его стариковстве, был честный служака. А капитан Гвелисиани просто молодец.

– Андрей Павлович, я завтра возвращаюсь в Тифлис. Нужен конвой. Мы, помните, говорили про елисуйцев?

– Помню. Штабс-ротмистр Магрурыбал Хан-Елисуйский будет здесь через сорок минут.

– Без меня прошу не начинать.

В ожидании хана коллежский советник пошел к товарищу. Он вывел Имадина за ворота и спросил, указав вниз:

– Видишь это?

К форштадту спускалась дорога, по обеим ее сторонам росли платаны.

– И что?

– Завтра утром мы будем спускаться по этой дороге. Где бы ты поставил засаду?

– Слева, на полпути вниз.

– Я бы тоже. Мишени некуда будет деться. А стрелку легко убраться в лес.

– Что ты предлагаешь?

– Встань там с полуночи и будь наготове.

Чеченец усмехнулся:

– Хочешь, чтобы я поймал их, как ты поймал меня?

– Думаю, стрелок придет один. Но возможно все. Может, дать тебе напарника? Капитан Гвелисиани – храбрый человек, он не откажется.

Имадин задумался, потом произнес:

– Храбрости мало, нужна еще опытность. А капитан стоял когда-нибудь в засаде шесть часов? И чтобы ни одна ветка под ним не хрустнула?

– Не знаю. Можно спросить.

– Нет, тут требуется разбойник.

– Или бывший пластун, – засмеялся Лыков, имея в виду себя.

– Бывший пластун? – не понял чеченец. – Такой, как Безвуглый?

– Ты знаешь этого бандита? Расскажи мне о нем. Он тоже из пластунов?

– Да. Очень опасный. Дезертир, сбежал из Четвертого Кавказского пластунского батальона. Причем был там унтер-офицером.

– Не может быть! Кто же пустил такого в унтера?

Алибеков пояснил:

– Кажется, у вас это называется инструктор. Он обучал новобранцев пластунским приемам. Лучший стрелок округа, а также победитель в соревновании Тифлисского гарнизона по рукопашному бою. Еще Безвуглый любит криви, это грузинский кулачный бой. В Сурп-Карапетовском овраге дерутся на деньги. И в чидаоба участвует, это уже борьба. Она бывает в саду «Италия» на Михайловском проспекте. И там, и там пластун часто побеждал.

– И что же сбило его с пути?

– Видать, был гнилой, вот и треснул. Как-то его поставили в воскресенье под ранец по пьяному делу. Он рассердился, ударил фельдфебеля. Угодил на гауптвахту. Откуда сбежал, перебив караул.

– Недооценили? – понял сыщик.

– А кто знал, что он такой? Теперь вот знают, а поймать не могут. У Безвуглого шайка в несколько человек, собрал из дрянных солдат. И другие ему помогают.

– Шайка из военных? Плохо.

– Чего уж хорошего… – согласился чеченец. – У них знакомства по всем полкам. В каждом найдется кто-нибудь с гнильцой. При оружии, и полиции в казармы вход запрещен. Они собираются на грабеж, а потом раз! – и нету их.

– Где искать Безвуглого, знаешь?

– Сидел в Шантахе, но теперь куда-то скрылся. Он осторожный, часто меняет адреса.

– Ясно. Ну, готовься.

Лыков пошел на совещание. У начальника округа уже сидел туземец воинственного вида, затянутый в портупею. Он говорил по-русски очень плохо, и Гвелисиани помогал ему объясняться.

Коллежский советник потребовал выделить ему в конвой десять опытных людей.

– Как повезете пленников? – спросил Павлов.

– Пленника, – поправил его питерец. – Измаил Борев ваш, нас он не интересует.

– Ну, пусть одного Чолокова.

– Верхами до станции Цнорис-Цхали железной дороги Баку – Тифлис. Придется проехать Белоканы и Лагодехи, переправиться через Алазань. Допускаю засаду.

Хан-Елисуйский посерьезнел.

– Когда выступаем?

– Завтра в семь утра.

– Я сам возглавлю конвой, – заявил хан.

Офицеры одобрительно кивнули. На этом совещание закончилось. Лыков вывел помощника начальника округа в сквер и рассказал о задании Имадина. Добавил:

– Он будет там без поддержки. А стрелков может быть двое-трое.

– Я встану вместе с ним, – сразу же заявил капитан.

– Сначала, Александр Николаевич, мы вас испытаем. А то все испортите.

Имадин усадил офицера на землю прямо в сквере и вынул часы. Через пятнадцать минут тот не выдержал и пошевелился. И чеченец тут же его забраковал:

– Не выйдет из тебя разбойника, капитан. Один пойду.

Раздосадованный Гвелисиани потребовал испытать самого Имадина. Лыков сел с ним на пару, и они застыли. Терпения грузина хватило на час. Сыщик и бывший разбойник сидели как изваяния.

– Ну, теперь поняли? – спросил Лыков, поднимаясь и отряхиваясь. – Однажды на турецкой войне я провел так полдня. И взял офицера.

День тянулся бесконечно долго. Вечером полковник Павлов сообщил, что неизвестные перерезали линию телеграфа. А Гвелисиани добавил, что в туземной части города неспокойно. Джарцы собираются группами и о чем-то договариваются. О чем именно, установить не удалось.

Начальник округа приказал выставить на ночь усиленные караулы, но это не уберегло от происшествий. В полночь на форштадте вспыхнул пожар. Его быстро потушили, но нашли на пепелище три трупа. Неизвестные ограбили посудно-мебельный магазин, убив хозяина-армянина вместе с женой и дочкой.

Поутру ворота крепости распахнулись, но из них долго никто не выходил. Елисуйцы толпились на плацу, нетерпеливо переругиваясь. Лыков ждал, и лишь капитан Гвелисиани знал, чего именно. И сыщик дождался. В тумане грохнул одинокий выстрел. Офицеры во главе с питерцем побежали вниз. На дороге стоял Имадин с дымящейся винтовкой.

– Где он?

Чеченец молча кивнул в чащу. Лыков за ноги выволок из кустов тело горца, уложил на обочине.

– Давайте сюда Динда-Пето!

Привели абрека. Сыщик спросил:

– Знаешь его?

– Алляс Байрам-оглы.

– Кто он?

– Из шайки Сабин-гуса. Лучший стрелок, всегда попадает в цель.

– Отпопадался, – сплюнул на дорогу коллежский советник.

Имадин вышел из-за плеча абрека и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Он был хороший разбойник. Я его не услышал. Только когда Алляс начал изготавливаться…

Лыков недобро осклабился:

– Как думаешь, Елизбар, в кого он собрался стрелять? В меня? Это глупо. Ты уже схвачен, следствие и суд неизбежны. Моя смерть ничего не изменит. Сообразил?

Динда-Пето не отвечал.

– Тебя он хотел убить. Чтобы замолчал навеки. Вот так большие люди распорядились твоей жизнью, – сказал Лыков.

После этого прозвучала наконец-то команда «По коням!». Отряд быстро пролетел город и выступил на юг, к железной дороге. Через два часа миновали Белоканы. Здесь Закатальский округ заканчивался, следующее село – Лагодехи – уже находилось в Кахетии. С полей исчезли татары в шапках грибами, и появились грузины вперемешку с русскими переселенцами. К обеду конвой подъехал к переправе через Алазань. Кажись, вырвались…

Они прибыли на станцию Цнорис-Цхали за полтора часа до поезда. Пассажиров собралось немного. Вдалеке виднелась горстка домов на горе, под развалинами старой крепости. Это был Сигнах. Сколько же крепостей в Грузии?

Лыков приказал оцепить буфет первого класса и никого туда не пускать. Чолоков сидел особняком, ему поднесли полный обед. Елисуйцы, гордые данным им поручением, ходили по платформе и звенели шашками. Штабс-ротмистр присоединился к сыщику и его приятелю и уплел бараний бок. Даже выпил украдкой стакан вина и повеселел.

– Мы можем доконвоировать тебя до самого Тифлиса, – сказал он Лыкову. – Только оплати нам проезд в оба конца и… как это? Суточные. Каждому джигиту по рублю и десять мне.

Алексей Николаевич вынул бумажник.

– Буфетчик! Накормить весь конвой. Что у тебя есть?

– Форель, только что в Алазани плавала, ай, вкусная!

– Тащи.

Всадники повеселели и радостно расселись за столы. Хан-Елисуйский вкрадчиво спросил:

– Ну как, мы договорились?

– Нет, штабс-ротмистр. Мы уж сами.

Когда вдали появился поезд, Алексей Николаевич лично вручил каждому конвойцу по рублю. Всем, кроме хана.

Втроем они заняли пустое купе. Динда-Пето, кажется, уже смирился с неизбежным и сразу уснул. Имадин на всякий случай не сводил с него глаз. А сыщик смотрел в окно. Там во всей красе раскинулась Алазанская долина. По обеим сторонам полотна тянулись сплошные поля ячменя и пшеницы, на склонах гор зеленели виноградники. Синее небо, синяя река, золотое солнце… Благословенное место…

Он любовался, а сам думал. В Тифлисе надо еще суметь доставить абрека в тюрьму. Большие люди не бросят попыток прикончить опасного свидетеля. На вокзале могут подстеречь или нападут на экипаж. Поэтому, когда они прибыли в город, коллежский советник сразу отвел арестанта в жандармский пункт. Оттуда его выпустили через служебный ход и усадили в закрытую коляску. Имадин сел рядом с кучером и держал винтовку наготове.

Так они приехали в городское полицейское управление.