ГЛАВА 37
Я выбралась из экипажа и медленно поднялась по ступенькам, не сказав ни слова ни дворецкому, ни лакею. Мне хотелось плакать от усталости и казалось, что я никогда больше не смогу выпрямить спину. Наверное, если я бы родилась и воспитывалась как леди, я позволила бы себе и разрыдаться, и пожаловаться, и остаться на несколько дней в постели.
Но я не была леди, я была жестокой маленькой цыганкой и не собиралась отдыхать. Я позволила горничной раздеть меня и уложить в постель, но велела разбудить меня завтра в восемь, поскольку собиралась на прогулку верхом. Я боролась за себя. Всю свою жизнь мне приходилось только бороться, ни на что другое у меня не оставалось сил.
Едва горничная вышла за дверь, я мгновенно провалилась в сон, и мне приснился теплый солнечный день, когда я скакала вдоль берега моря и когда Данди была жива. И вдруг я начала просыпаться. Я услышала что-то странное среди ночных звуков дома. Легкие шаги мимо моей комнаты, тихий шум на лестнице, клацанье хорошо смазанного дверного замка. И звук отъехавшего экипажа. Я поняла, что Пери возвращался домой за чем-то.
Какой-то голодный цыганский инстинкт заставил меня приподняться на локте и уставиться в мерцающий полумрак комнаты. Что-то в доме было не так.
Откинув одеяла, я встала, подошла к двери и выглянула в холл. Все было спокойно. Лакей дремал на стуле, дворецкий уже ушел в свою комнату. Злясь на саму себя, я пожала плечами и вернулась в постель.
Послышался стук колес на улице около дома, это вернулась леди Кларенс. Лакей засуетился, дворецкий вышел ей навстречу. Парадная дверь отворилась, высокие каблучки леди Кларенс простучали по мраморному полу. Я услышала, как она поинтересовалась у дворецкого моим самочувствием и затем прошла мимо моей комнаты к себе.
Входная дверь закрылась в последний раз, и затем я услышала, как со вздохом прошла к себе служанка, неся в руках перепачканные пылью юбки леди Кларенс. За ночь они должны быть выстираны и отглажены на случай, если госпожа надумает их завтра надеть.
Теперь все уже были в постелях, кроме кухарки. Это ей предстояло возиться со стиркой, затем с золой в каминах и еще со многим, прежде чем она отправится в свою маленькую комнатку на самом верху. Все было спокойно.
Я выскользнула из постели, накинула на плечи капот и босиком подошла к двери. Осторожно выглянув и убедившись, что снаружи никого нет, я вышла в коридор и крадучись направилась к комнате Пери. Дверь открылась с легким скрипом. Я замерла и прислушалась. Никого. Я открыла дверь чуть пошире и скользнула внутрь.
В камине угасало пламя, мерцали три свечи в канделябре, здесь никого не было. Я переставила свечу поближе и раскрыла дверцу гардероба.
Сегодня, когда я отдала Пери брачный контракт и документы на Вайдекр, он был одет в темно-красный сюртук и зеленый жилет. Они оба висели здесь среди двух десятков других. Я проверила правый карман, затем левый. Потом я сняла сюртук с плечиков и потрясла, на случай, если находившиеся в нем документы были тщательно перепрятаны.
Там ничего не было.
Документы на Вайдекр исчезли. Я разложила сюртук на полу и еще раз тщательно его осмотрела. Пакет пропал. Я уже прекрасно понимала, что его здесь нет, но во мне теплился лучик надежды, что было весьма глупо с моей стороны. Документы не пропали. Меня ограбили.
Я швырнула этот сюртук в угол и принялась за другой. Я запускала озябшие маленькие руки в каждый карман и все их обыскивала. Я трясла каждую вещь в надежде услышать хруст бумаги. Ничего. Я искала так, будто еще верила, что найду документы, будто не знала, что Пери пьяница, лжец, картежник и вор.
Ничего.
Тогда я принялась за ящики. В самом верхнем лежали его прекрасные льняные рубашки. Я вынимала их одну за другой, осматривала и затем бросала на пол. Когда в ящике ничего не осталось, я вынула его и потрясла. Оттуда выпал маленький муслиновый мешочек с сухой лавандой.
Я знала, что документы украдены. И я знала имя вора. Но я снова и снова осматривала ящики, пока все они не оказались пусты. Ничего. Я подошла к умывальнику и бессмысленно посмотрела на бритвенный прибор, флакон туалетной воды и мягкое полотенце. Теперь я точно знала, что документов нигде нет.
Письменный стол Пери был завален грудой бумаг. Я стала внимательно просматривать их, шевеля губами, будто надеясь прочесть «Вайдекр», а потом бросать их на середину кровати. Иногда я медлила, пытаясь разгладить смятые листы, прочесть непонятное, сравнить их с другими. Все это время мой мозг напряженно работал, пока наконец все бумаги не оказались сваленными в одну кучу. Это заняло у меня немало времени. В основном там были долговые расписки или квитанции из банка. Мне трудно было их разобрать, я не знала ни их терминов, ни многих слов. Обессиленная, я оглянулась вокруг. Комната носила следы настоящего погрома, будто кто-то в бешенстве расшвырял все, что находил. Но я была совершенно спокойна. Я искала свои бумаги. В этом мире мне не нужно было ничего, кроме моей земли. К тому времени, когда часы пробили два, я сидела на стуле и в моей голове возникла точная картина того, что случилось. Я любила Вайдекр, это был мой родной дом. И тот, кто украл его у меня, становился моим врагом. Что бы я ни потеряла в прошлом, что бы я ни надеялась обрести в будущем, Вайдекр был для меня главным. Мне он был нужен, как воздух для дыхания и вода для питья. Я любила свою сестру и потеряла ее. Но Вайдекр я должна сохранить.
Я сидела очень спокойно, глядя на огонь. Впервые за всю свою жизнь я подумала о маме, моей настоящей маме, и о том, как она хотела, чтобы меня нашли и воспитали как обычного деревенского ребенка. Джеймс Фортескью рассказал мне, что она любила землю и людей, живущих на ней. Я знала, что одним из ее друзей был Тайк, родственник первого человека, встреченного мной в Вайдекре. И мое ожесточенное сердце в первый раз потянулось к памяти о ней и простило ей то, что она отдала меня, такую маленькую, в жестокий мир. Я простила ей все, потому что она попросила любившего ее человека найти меня и научить жить честно.
В ту минуту, когда бумаги на Вайдекр находились в чужих руках, я поняла, что они не должны принадлежать никому. И не просто моя житейская осторожность заставила меня встревожиться, когда Пери унес их из дому. Думаю, это было нечто большее. Чувство справедливости.
Нельзя продавать и покупать землю, по которой ходят люди, дома, в которых они живут. Землю можно доверить только тем, кто трудится на ней. Воздух, солнечный свет, чистая вода не могут принадлежать только одному человеку. Они нужны всем.
Сидя неподвижно, я гадала, где сейчас может находиться Пери. Что является ставкой в его сегодняшней игре, я знала. И знала, в каком он состоянии после сегодняшнего обеда, когда мы с его матерью шипели друг на друга, как разъяренные кошки. Пери никогда не научится противостоять матери или мне. Он будет всю жизнь лгать, юлить и изворачиваться и потом по-своему мстить за свое унижение.
Я вдруг поняла, где он играет сегодня. Как я могла не догадаться, что его новоявленные друзья — два картежных шулера, они заманивали Пери пустяковыми выигрышами с самого его возвращения из Ньюмаркета, они называли его «счастливчик Пери», и сегодня, именно сегодня, когда он пьян и обижен, они решили расставить ему ловушку.
Я сидела, грызя костяшки пальцев и ломая голову над тем, как мне его разыскать.
Внезапно раздался тихий шум, будто кто-то бросил в окно пригоршню камешков. Я бросилась к окну, на минутку подумав, что вернулся Пери и не хочет будить прислугу. Прижав лицо к стеклу, я пыталась разглядеть темную фигуру на улице. Стоило ей войти в круг света, как я мгновенно узнала, кто это.
Это был Уилл Тайк, стоящий на темной улице, как карающий ангел, пришедший убить меня.
Босая, я бесшумно сбежала по лестнице, сдернула цепочку и открыла входную дверь.
— Уилл! — вскрикнула я и кинулась к нему. — Как вы мне нужны!
Он грубо отстранил меня, и в удивлении я увидела, что его лицо полыхает от гнева.
— У меня нет времени на ваши обиды, — сказала я. — Вы, наверное, сердитесь на меня, но есть более важные вещи. Это Вайдекр. Вы должны помочь мне спасти его.
Но лицо Уилла не смягчилось.
— Я пришел задать вам один вопрос. — Его голос был хриплым от гнева. — Всего лишь один вопрос, и тогда я уйду.
Я дрожала, стоя на ледяных ступеньках босиком, в одном тонком капоте.
— Вам известно, что ставит ваш муж сегодня на карту?
— Что?..
— Вы знаете, на что играет сегодня ваш муж? — повторил он.
— Да, — твердо ответила я. — Он приходил домой и забрал бумаги. Вы знаете, где он?
Уилл кивнул.
— Я хотел видеть вас, — объяснил он. — И пошел к тому дому, где вы сегодня были. Мне сказали, что вы уже уехали домой, и вместо вас я встретил его милость. — Уилл помолчал. — Потом он отправился в один игорный дом, это в бывших конюшнях позади Керзон-стрит. Он был мертвецки пьян, но начал играть в пикет. В клубе болтают, что он выигрывал весь вечер, но потом счастье изменило ему. Когда я уходил, ставили на Вайдекр.
Мы оба молчали. Я дрожала все сильнее, но не уходила.
— Он его еще не проиграл? — спросила я.
— Нет.
— А вы видели его? Вам разрешили войти в клуб?
Твердый рот Уилла дрогнул в усмешке.
— Это отнюдь не клуб для джентльменов, туда впускают всякого, у кого достаточно денег или глупости. Они превратили старые конюшни в игорные заведения, поставили у входа швейцара, а в комнате, где спали грумы, поставили столы для игры. Его открыли-то всего несколько недель назад.
Мой мозг судорожно работал.
— Подождите здесь, — попросила я. — Я только что-нибудь накину.
Не дожидаясь ответа, я бросилась к себе, накинула на плечи плащ и сунула ноги в сапоги для верховой езды. Я не чувствовала никакой усталости, да и ужасно торопилась, так как боялась, что Уилл уйдет, не дожидаясь меня. Сунув в карман кошелек с гинеями, я сбежала по лестнице, уже не заботясь о шуме.
Уилл был на месте.
— Пойдемте! Это ваша лошадь?
Уилл кивнул и отвязал своего большого гнедого. Он подсадил меня в седло, затем вспрыгнул на лошадь сам.
— Куда? — спросил он меня.
— К нашей конюшне.
Когда мы подскакали туда, я увидела внутри свет и стукнула в дверь. Чьи-то шаги раздались у входа, и хриплый голос спросил:
— Кто там?
— Леди Хаверинг! — крикнула я.
Я почувствовала, как Уилл вздрогнул от гнева, услышав ненавистный титул, но зато грум мгновенно отомкнул замок и высунулся наружу.
— Леди Хаверинг? — недоверчиво спросил он. И, увидев меня, выскочил на улицу. — Чего изволите, ваша милость?
— Вы могли бы одолжить мне ваш костюм и шляпу? — отрывисто спросила я. — Ваш лучший воскресный костюм? Мне он очень нужен, Джерри.
Он продолжал стоять, раскрыв рот.
— Быстро, Джерри! Я переоденусь в вашей комнате.
Уилл выступил вперед и снял меня с лошади.
— Вы слышали? Делайте, как она сказала.
Наконец оторопевший грум обрел дар речи.
— У меня есть один хороший костюм. Я как раз собирался надеть его на свадьбу моего брата.
— Отлично, — сказала я. — Чем лучше я буду одета, тем скорее меня пропустят в клуб.
Парень подошел к комоду и с благоговением достал костюм. Тот действительно был очень неплохим, почти как у джентльмена или клерка, из хорошего фабричного сукна темно-серого цвета. Если в клуб Пери впустили Уилла в его домотканых брюках, то меня они определенно пропустят.
Одевшись, я накинула сверху свой плащ, сапоги я оставила тоже свои, так как башмаки этого парня наверняка были слишком велики для меня. Когда я появилась в комнате, они оба ахнули.
— Бог мой, леди Хаверинг, что вы задумали?
Я оглядела их по очереди.
— Как вы считаете, я могла бы сойти за молодого человека?
— Ага, — запинаясь, ответил Джерри. — Но зачем вам это, ваша милость?
Я весело рассмеялась, какая-то неведомая сила подхватила меня и несла, словно на крыльях.
— Спасибо, что выручили меня, — сказала я. — Я верну его вам в целости и сохранности. Никому ни о чем не говорите, и вы получите от меня гинею. К рассвету приготовьте, пожалуйста, Кея и этого гнедого. И ждите меня.
Джерри хотел что-то ответить, но я уже стрелой вылетела на улицу, за мной спешил Уилл. Он ни о чем не спрашивал меня и только ободряюще улыбался. Если бы я уже не любила его, я влюбилась бы в него сейчас за одну эту улыбку.
— Показывайте дорогу, — попросила я. — Нам надо спешить.
Новый клуб был всего в нескольких минутах ходьбы от дома; свернув с Керзон-стрит, мы взялись за руки и неторопливо, словно гуляки, пошли к бывшим конюшням.
— Это здесь, Майкл, — громко сказал Уилл.
— Тогда стучи. — Я старалась немного заикаться, словно была чуть навеселе. — Стучи-ка погромче в эту чертову дверь.
Но не успел Уилл поднять руку, как дверь распахнулась и появился швейцар в поношенной ливрее. Он широко улыбнулся нам, и я увидела, что во рту у него недостает зуба.
— Это частный клуб, джентльмены, — сказал он. — Только для благородных господ и их друзей.
Поскольку они явно экономили на освещении, он не мог хорошо разглядеть мое лицо, но мой плащ был дорогим и держала я себя уверенно.
— Я приятель сэра Генри Питерса, — хвастливо заявила я. — Он сегодня здесь?
— Сегодня нет. Но вы можете войти, господа, заплатив совсем небольшую пошлину.
Я сунула руку в карман и достала кошелек, при виде которого глаза швейцара алчно блеснули.
— Будьте как дома, господа. Надеюсь, у нас вам понравится.
Мы спустились по шаткой лестнице и вошли в зал. Первое, что я услышала, был голос Пери:
— Черт побери! Опять не вышло! Счастье отвернулось от меня сегодня!
Я минутку помедлила, размышляя, настолько ли пьян Пери, чтобы не узнать меня и не вскрикнуть в удивлении. Но швейцар распахнул дверь, и нас окутали клубы табачного дыма. Теперь ничего уже не боясь, я шагнула внутрь.
В зале было полно народу и так накурено, что игроки щурили глаза, чтобы разглядеть свои карты, а у меня сразу стало щипать глаза. Никто не обратил на нас никакого внимания.
— Слуга! — позвал Уилл.
Слуга принес бутылку бургундского, мы уселись за столик и стали не торопясь осматриваться. Со стороны мы, верно, казались старыми приятелями, надумавшими кутнуть.
Швейцар подошел к мужчине, сидевшему за столиком наискосок от двери, и стал что-то шептать ему на ухо. Тот метнул на нас быстрый взгляд, встал и, подкручивая рыжие усы, направился к нам.
«Капитан Томас», — подумала я и не ошиблась.
— Доброе утро, друзья, — армейским басом приветствовал он нас. — Рад, что вы заглянули ко мне в заведение. Не хотите ли сделать ставочку?
Я заколебалась. Пока что мои планы не шли дальше спасения Пери и моих бумаг. Но было похоже, что капитан Томас не привык так просто расставаться с добычей. Заведение имело по меньшей мере трех слуг и дюжину крепких вышибал, у большинства из которых были у пояса дубинки.
Я оглянулась. Пери сидел спиной к входу, его золотистые кудри казались потемневшими и слипшимися. Он безвольно сутулился. Около его противника лежала куча бумаг и золотых монет. Большинство из них, несомненно, являлись долговыми расписками, но там вполне могли оказаться и мои документы. Мы с Уиллом явились слишком поздно.
— Конечно хотим, — развязно сказала я. — Во что тут играют?
— Лорд Хаверинг и я играли в пикет, пока не было партнеров на вист. Возможно, если вы и ваш друг…
И он вопросительно глянул на Уилла.
— Нет, я лучше посижу тут, — неловко ответил тот.
— Хорошо, тогда позвольте представить вам мистера Редферна, который сидит вот за тем столиком. Рядом с ним — лорд Перегрин Хаверинг. Друзья, я привел для вас партнера. Сыграем в вист.
Пери поднял глаза и замигал в удивлении, как разбуженная сова.
— Простите, мы не знакомы? — спросил он у меня.
— Знакомы, но сомневаюсь, что вы меня помните. Мы с вами встречались прошлым летом в Брайтоне. Я был там на скачках с Чарлзом Прендерли.
— Да-да, конечно, — отсутствующе ответил Пери.
— Так мы играем в вист, милорд? — настойчиво повторил свой вопрос капитан.
— Нет, — твердо ответил Пери. — Оставим прежние ставки. Я должен отыграться. Иначе я не могу вернуться домой.
Капитан Томас кинул на меня лукавый взгляд.
— Его милость сегодня несколько увяз, — объяснил он.
Я лихо сдвинула на затылок шляпу. В меня словно вселился какой-то чертенок, мне хотелось смеяться. На карту было поставлено все мое состояние, за этим столом мой вдребезги пьяный муж проиграл все, что мы имели, а мной овладело какое-то бесшабашное веселье.
— Может быть, я принесу ему счастье? — улыбнулась я. — Хотите, сыграем в вист, милорд?
Пери непонимающе моргнул, углы его рта опустились, словно он собирался заплакать.
— Я не хотел бы менять игру, — сказал он. — Как же я отыграюсь, если мы переменим ставки.
Капитан Томас заколебался. К Пери подошел сзади швейцар и что-то прошептал ему на ухо, наверное, рассказывал, какой толстый кошелек с деньгами он видел у меня.
— Хорошо, давайте сохраним ставки, — уступила я. Какое-то странное возбуждение охватило меня. Сейчас я была прежней Меридон, ни земли, ни мужа, ни любимого. И очень мало шансов на выигрыш. — Я вступлю в игру, и у милорда будет возможность отыграться.
— Отлично, — просиял капитан Томас. — Ставлю сто гиней. Отвечаете, Боб?
Я потянулась за кошельком и незаметно пересчитала деньги. Их было немного.
Уилл с суровым лицом сидел за столиком, потягивая вино. Он не имел азарта игрока, мой солидный Уилл Тайк. И не догадывался, что я задумала.
Первым сдавал капитан Томас. Я внимательно следила за тем, как он это делал. Насколько я могла судить, все было чисто: новая колода, чистые карты, и раздавал он сверху. Он даже дал Пери срезать колоду.
Мне не очень везло. Пару взяток я взяла, пару — проиграла, но меня это не тревожило. Мне хотелось знать, как они работают. Раздача перешла к Пери, Боб Редферн заказал масть, и он выбрал трефы. Мои карты оказались отличными, и я взяла четыре взятки из шести. Следующая очередь была моя, и я опять выбрала трефы, но карты были не слишком хороши, и я взяла всего две взятки. Боб Редферн взял три и получил следующую раздачу.
Я все еще ничего не замечала и к концу игры уже оказалась должна капитану Томасу восемь гиней. Пери остался должен десять. Проигрыши Пери объяснялись очень просто — он совершенно не умел играть, не помнил, ни какие карты выходили, ни кто заказывает масть. То, что он взял несколько взяток, объяснялось просто удачей.
Я все поняла во время второй игры. Конечно, мне следовало заметить это гораздо раньше, ведь я провела среди карточных шулеров все детство. В распоряжении капитана Томаса и Боба Редферна был полный репертуар трюков: сдача снизу колоды, крапленые карты, засовывание карт в рукав и так далее. Играя с Пери и со мной, они использовали самый простой шифр. И тут я вспомнила своего отца, когда он, сидя на ступеньках фургона и попивая из кружки чай, учил меня:
— Запомни: ухо означает туз. Рот — король, плечо — дама. Запомни, Меридон, это очень просто. Правая рука — красная масть. Левая — черная. Сцепленные ладони — трефы, средний палец на большом — черви, сжатые пальцы — пики, расставленные — бубны. Все просто.
Я никогда не думала, что буду когда-нибудь благодарна этому человеку. Но сейчас я наклонила голову, чтобы скрыть теплую улыбку.
Теперь они были у меня в руках. Эти два отъявленных мошенника, укравших у меня землю. Один из них, тот, у кого были лучшие карты, сигнализировал другому требуемую масть. Время от времени они позволяли выигрывать Пери или мне, чтобы поддерживать в нас интерес. Игра самая простая, и обман тоже.
Я следила за ними из-под опущенных ресниц. Теперь я понимала все так же хорошо, как они. К Редферну пришли бубны, поэтому капитан назвал бубны козырем, хоть сам не имел их на руках. Зато я смогла использовать две небольшие бубны и взять под них взятки.
Такая игра вполне устраивала меня с моим тощим кошельком. Жалкие долговые расписки Пери не интересовали шулеров совсем. Они предпочитали золото — как у меня или недвижимость — как у Пери.
Резко отодвинув стул, Пери встал.
— Я не стану больше играть, — грустно объявил он.
Я видела, как дрожит его нижняя губа, и понимала, что он, быстро трезвея, начинает осознавать, что он наделал.
— Джолион, — обратился он жалобно к капитану. — Умоляю вас, примите от меня долговую расписку вместо этих бумаг. Мне не следовало ставить их на кон. Вы не должны были принимать их.
— Бросьте, милорд. — Капитан улыбался, но глаза его были холодны как лед. — Вы выиграли у меня в Ньюмаркете целое состояние. В золоте, заметьте! А не какое-то дурацкое поместье, которое еще неизвестно, где находится. Что вы за игрок, в конце концов!
— Никогда не видывал такого, — тут же поддержал его Редферн.
Пери часто моргал, и я видела, что в глазах его стоят слезы.
— Дело в том, что я нарушил обещание, данное одной леди… Я не должен был играть на них… Я надеюсь, что вы примете мою расписку вместо них.
Капитан Томас поднялся на ноги и обнял Пери за плечи.
— Конечно, — приветливо пообещал он. — Хотите, я завтра навещу вас, милорд? Заодно покажу вам мою новую лошадь.
— И я смогу расплатиться с вами? — с надеждой спросил Пери. — Они будут в сохранности?
— Как новорожденный младенец у своей мамочки. — Капитан потихоньку выпроваживал Пери за двери. — Поосторожней на ступеньках, Пери. Я хочу, чтобы вы завтра были в полном ажуре.
Пери помедлил на лестнице и опять обратился к капитану:
— Вы не подведете меня, Джолион? Я обещал одной леди, я поклялся ей…
— Конечно, конечно, — заверил его капитан.
Он махнул на прощание рукой, и мы услышали шаги Пери по лестнице и хлопанье входной двери.
Капитан и Редферн обменялись мимолетной понимающей улыбкой. Я знала, что Пери получит свои бумаги не раньше, чем эти двое оценят и уточнят стоимость моего поместья.
Я рассмеялась, как отчаянный сорванец.
— Играем на землю, да? — спросила я. — Давно мечтаю выиграть какой-нибудь райский уголок. Что скажете, если я поставлю свое имение против вашего?
Капитан рассмеялся так же беззаботно, как я, но я видела его оценивающий, осторожный взгляд, брошенный сначала на меня, потом на Уилла.
— И ты, Уилл! — воскликнула я. — Присоединяйся к нам. Не так уж часто мы выбираемся в Лондон поиграть в настоящем клубе для джентльменов.
Уилл обиженно выпрямился.
— Никогда в жизни я не поставил бы на ставку отчий дом, — строго сказал он. — А ты, Майкл, должно быть, просто сошел с ума. После смерти твоего отца не прошло и недели, а ты уже играешь в карты на его деньги, еще даже не успев получить все бумаги.
Я мельком подумала, что для честного управляющего эта ложь довольно лихо закручена, но дерзко рассмеялась.
— Ну и что из этого? В конце концов, земля ведь моя, правда? Что ж мне, так и похоронить себя в ней, что ли?
И я повернулась к капитану:
— Самое премилое поместье, которое я когда-либо видел. Отец всю жизнь копил деньги и прикупал к нему все больше и больше земли. Ни одного пенни не истратил на меня. Только после его смерти я обзавелся хорошим портным. И черт меня побери, если я буду так же жмотничать! Я ставлю Гейтли-эстейт против вашего, как оно там называется. И тот, кто выиграет, пусть получит оба!
— Не так быстро, — ответил капитан. — Лорд Пери очень просил поберечь его бумаги.
Я равнодушно пожала плечами.
— Да я хоть завтра продам ему их. Я уверен, что сегодня выиграю.
— Это какое-то сумасшествие, — выступил вперед Уилл. — Ты не должен ставить на свое поместье, Майкл. Одна рента дает четыре тысячи фунтов в год! — И, наклонившись к моему уху, добавил: — Я ничего не понимаю, Сара! Что вы задумали?
Я откинулась на спинку стула и глянула на него. Мною владело такое же великолепное чувство непобедимости, какое было тогда, на ярмарке в Солсбери, когда я впервые увидела Кея.
— Да не хочу я жить как скряга! — воскликнула я. — Я — джентльмен и хочу играть как джентльмен.
— Ну ладно, — вступил Боб Редферн. — Не выпьете ли бургундского, мистер… мистер…
— Тайкс, — быстро ответила я. — Майкл Тайкс, сквайр. Гейтли, близ Солсбери. Приятно познакомиться.
Я протянула им руку, с которой еще не сошли мозоли моей прошлой жизни.
На столе появилась непочатая бутылка и свежая колода карт.
— Так на что же играем? — плотоядно посмотрел на меня капитан, уже предвкушая соблазнительную добычу.
— Слушай, Майкл, я обещал твоей матери… — продолжал осторожничать Уилл.
— Оставь ты, сиди спокойно, — отмахнулась я. — Это просто шутка между джентльменами. Я дам расписку за Гейтли, и все. Как ты думаешь, будет кто-нибудь возражать, если я вернусь с двумя поместьями в кармане?
Капитан с сочувствием улыбнулся Уиллу.
— Нелегкая это работа — приглядывать за юношами? Но вы не беспокойтесь, здесь все мы друзья и никого не разоряем. Мы, конечно, играем на землю, но с условием, что проигравший может затем выкупить ее по номинальной стоимости.
— Я профан в карточных играх, — насупился Уилл. — Как и в номинальных стоимостях.
— Не переживай так! — легкомысленно заявила я. — Капитан, дайте мне, пожалуйста, лист бумаги, я напишу долговую расписку и отдам вам.
— Ладно, а я поставлю тысячу гиней, — будто внезапно решившись, вскричал Редферн.
— Но пусть владельцу все-таки останется возможность выкупить землю обратно, — стоял на своем Уилл.
— Разумеется, — тонко улыбнулся Редферн. — По номинальной стоимости.
— Бога ради, Уилл, оставьте. Мы все-таки в приличном обществе, — сказала я.
Боб Редферн поддернул рукава и принялся тасовать колоду. Я опустила глаза и принялась следить за ним взглядом ястреба.
Я не была карточным шулером, я дрессировала лошадей, занималась браконьерством, таскала из карманов. В этом лондонском клубе, переодевшись в мужчину и сдвинув со лба шляпу, я играла против человека, который зарабатывал шулерством себе на очень неплохую жизнь. Здесь я была голубем, которого надо ощипать.
Новость быстро распространилась по залу, и несколько джентльменов подошли к нашему столу. Они вполне могли быть сообщниками моих противников, но у меня не было ни времени, ни возможности узнать это. Первый раз в жизни я хотела бы, чтобы отец был сейчас рядом. Я понятия не имела, что за трюки они станут использовать на этот раз.
Однако все обошлось. Они делали те же трюки, что и отец, только более изящно. Я глянула на Уилла: он сидел, хмуро глядя на свои карты, и, видно, догадывался, что его надувают, но не понимал как. Он не был ни отъявленным лгуном, ни жуликом. Он понятия не имел о таких вещах. Я все должна была делать в одиночку. И делать это быстро.