ГЛАВА 35

Где-то далеко послышалось пение малиновки, и я поняла, что наступила зима. Воздух вокруг меня пах свежестью, а не потом тяжело больного человека. Не слышно было хрипов. Я могла дышать. Я чувствовала, как благословенный воздух входит в мои легкие и выходит из них без всякого труда. Я свободно подняла подбородок, подушка под головой не обжигала меня. Не было больше боли, натруженные мускулы отдыхали в покое, горло не саднило. Я прошла через худшее.

Я поняла это раньше, чем кто-либо другой, проснувшись ранним сереньким утром. Сиделка оглушительно храпела, сидя в кресле у догорающего камина. Наконец появилась Эмили, и, открыв глаза, я увидела над собой ее изумленное лицо.

— Черт меня возьми, — пробормотала она и метнулась к сиделке. — Эй, проснитесь же! Проснитесь! — принялась она ее расталкивать. — Посмотрите на мисс Сару! Она совсем не потная. И даже не горячая. Она начала поправляться!

Сиделка тяжело поднялась из кресла и направилась ко мне, ее клубничного цвета лицо оставалось таким же равнодушным.

— Вы меня слышите, дорогуша?

— Да, — ответила я тоненьким, но чистым голосом.

— А ей действительно получше, — сообщила сиделка Эмили. — Вы бы принесли ей теплого питья из кухни. Да и я с удовольствием чего-нибудь бы перекусила.

Эмили торопливо выбежала из комнаты и с грохотом сбежала вниз по лестнице. Старуха оценивающе взглянула на меня.

— Вы помните, что они вас женили? — прямо спросила она.

Я кивнула.

— Он спит все время в соседней комнате, и дверь в вашу открыта, — добавила она. — Это и правильно, и по закону. Вам что-нибудь нужно?

Будь она проклята за свое любопытство. Я не хотела думать ни о Пери, ни о леди Кларенс, ни о докторе, которому обещали домик в моем Вайдекре, ни о ректоре, поженившем нас, пока я не могла говорить. Все, что я хотела, это слушать пение малиновки, следить за облаками, проплывающими в пасмурном зимнем небе, и ощущать радость оттого, что могу наконец свободно дышать и горячий пот не заливает мне глаза. Я победила тиф. Теперь я здорова.

В последующие недели я, совершенно обессилевшая, училась ходить, будто маленький ребенок. В первые дни я могла только сидеть в кровати и ужасно уставала от этого. Потом я смогла сидеть на стуле. Через несколько дней я попросила Эмили надеть на меня платье и вышла в коридор, но, едва дойдя до лестницы, повернула обратно, и Эмили помогла мне лечь. На следующий день я нашла в себе силы и спустилась по лестнице, а чуть попозже я сошла в гостиную пить чай.

Той маленькой мисс Сары, что заболела тифом, больше не было. И светская леди, которая попыталась с этим тифом бороться, тоже куда-то пропала. Исчезла даже мисс Лейси, которая, сжав зубы, велела Эмили помочь ей встать на ноги, хотя они подкашивались на каждом шагу.

Выжила только Меридон, ожесточенная, готовая сражаться, маленькая злая цыганка. Остальные все умерли. Чтобы выжить от такой болезни и при таком уходе, нужно было быть прочной, как железный трос. А чтобы не остаться после этого инвалидом, нужно было быть еще прочнее. Я не позволила себе ни одного дня отдыха. Каждый день я проходила чуть больше, каждый день я оставалась на ногах чуть дольше. И скоро я попросила привести из конюшни Кея и, спустившись самостоятельно по ступеням, прижалась к его носу белым как мел лицом. Его родной вид и чистый запах придали мне сил.

После моего выздоровления я едва видела Пери и леди Кларенс. Они почти не бывали дома. Сначала я не могла понять, в чем дело, но Эмили посвятила меня в слухи, просочившиеся на их половину. Леди Кларенс носилась по городу, стараясь замять скандал вокруг имени ее дочери. Всего несколько месяцев спустя после свадьбы Мария завязала роман с собственным учителем пения, и если леди Кларенс сейчас не удастся ее миссия, то отголоски сплетен достигнут ушей злополучного мужа, а Бэзил и так, по всей видимости, устал как от непомерных счетов за туалеты своей супруги, так и от ее злого язычка и вечного недовольства.

Я знала, что леди Кларенс сделает все возможное, и совсем не из любви к дочери и не из уважения к священному институту брака. Она была в смертельном ужасе от того, что Бэзил выставит белокурую Марию вон и она вернется под родимый кров, прихватив с собой несчастного учителя, погубленную репутацию и бесчестье для семьи. Леди Кларенс сама сказала мне об этом.

— Рада видеть вас на ногах, дорогая, — приветствовала она меня. — Просто замечательно, что вы в состоянии обедать внизу, в столовой. Уже завтра Пери возвращается из Ньюмаркета.

— Я тоже рада, — ответила я, придерживаясь рукой за перила. И после некоторого колебания добавила: — Вы выглядите усталой, леди Кларенс.

— Я и в самом деле устала. — И она скорчила забавную гримаску. — Но мне непременно нужно быть у Марии. Бэзил сегодня обедает дома, и я не решаюсь оставить их наедине. Мария со своим острым языком раздражает его, я это прекрасно знаю. Найдется немало людей, готовых кое в чем просветить его, если он будет склонен их выслушать. Так что на мне возлежит миссия миротворца.

— Вы специализируетесь по заключению выгодных браков, не правда ли? — Я холодно смотрела на нее. — Но сохранить их гораздо труднее.

Ее ответный взгляд был так же холоден, как и мой.

— Но не тогда, когда этот брак устраивает обоих супругов, — четко произнесла она. — Мария глупа и не видит ничего дальше своих мелких страстишек. Вы не такая. Вы станете хозяйкой состояния Пери и своего собственного Вайдекра. Жить вы можете хоть на луне, мне нет до этого дела. Вы хотели, чтобы вас ввели в светское общество, я без колебаний сделала это для вас. Я представлю вас ко двору. Ваше дитя будет самым богатым землевладельцем на юге Англии. Вы сами выбрали для себя такую судьбу, Сара. Решение принадлежит вам. Не надо обвинять в этом меня.

— Мне придется научиться жить такой судьбой, — кивнула я. — Но я не выбирала ее.

Леди Кларенс пожала плечами, она была слишком умна, чтобы продолжать такой разговор.

— Ваша судьба принадлежит вам, — повторила она. — К тому же у вас нет выбора.

Я промолчала, но во мне теплился слабый огонек надежды на освобождение. Когда я давала свое согласие на свадьбу, я имела на это несколько причин: я жалела Пери, жалела себя и уважала, даже почти любила леди Кларенс. Но, увидев, что Пери грабит меня, даже не дожидаясь свадьбы, а леди Кларенс крадет у меня, умирающей, мою землю, я отбросила всякую жалость. Если мне удастся вернуть свободу, я сделаю это. Меня ждет Вайдекр. Там все еще живет Уилл.

Я послала лакея с запиской к адвокату мистера Фортескью и пригласила его к себе. Когда я рассказала ему о том, что произошло, он изменился в лице и заходил по комнате, как рассерженный кот.

— Я ничего не знал об этом, — сказал он. — У меня запросили специальное разрешение на брак, поскольку вы были не совсем здоровы. И мне было известно, что вы живете в этой семье как родственница довольно долгое время.

— Я ни в чем не виню вас, — успокоила я его. — Я никого не виню. Но скажите мне, пожалуйста, может ли этот брак быть признан фиктивным?

Он неловко отвернулся к камину и принялся изучать поленья.

— Спал ли ваш муж в вашей постели? — деликатно спросил он.

— Нет, — кивнула я. — До этого дело не дошло. Между нами ничего не было.

Он чуть не подпрыгнул от моей откровенности. Но перед ним сидела не прежняя мисс Сара.

— Понимаю, — неуверенно произнес он. — В таком случае возможно медицинское освидетельствование, если вы решитесь на это.

— Это будет делать доктор? — спросила я.

— Да, — кивнул он. — С целью доказать отсутствие серьезных намерений при заключении брака и подать просьбу на его аннулирование. — Теперь он пристально изучал коврик перед камином, покраснев, как школьник.

Я вспомнила о всех своих падениях с лошадей и бесконечных поездках верхом. О прыжках на спине неоседланной лошади и лазании по деревьям.

— У меня никогда не было мужчины, но боюсь, что я не смогу доказать это, — тихо произнесла я. — Там, откуда я пришла, лишь немногие девушки имеют в первую ночь кровь на простынях. Там живут слишком трудной жизнью.

Адвокат кивнул, но я была уверена, что он ничего не понял.

— Тогда мы столкнемся с проблемой развода, — осторожно начал он. — Но развод, даже если мы выиграем дело, не возвратит вам вашего состояния.

От подступившей слабости я прислонилась к спинке стула.

— Поясните, пожалуйста, то, что вы сейчас сказали, — попросила я. — Я не смогу добиться аннулирования брака?

— Нет.

— Тогда я согласна на развод.

— Причиной развода может быть вопиющая жестокость и насилие, — мягко объяснил он.

Я взглянула на него недоумевающе.

— Например, лишение свободы, пытки, побои.

Теперь я все поняла. В моей прежней жизни, если муж и жена уставали друг от друга, им достаточно было появиться в людном месте и объявить себя неженатыми. После этого они могли вновь жениться или оставаться холостяками. Но знать должна была отвечать за свои земли и наследников.

— К тому же теперь это земля лорда Хаверинга, — продолжал адвокат. — Он ваш муж и хозяин. Все, чем вы владели до свадьбы, теперь принадлежит ему. И он может поступать, как ему заблагорассудится. Таков закон нашей страны, леди Хаверинг. Религия, законы и наши традиции полагают, что гораздо больше пользы, когда всем управляют мужчины. — Тут он немного помолчал. — Я знаком с вашим брачным контрактом и должен признать, что он составлен на редкость великодушно. Вы будете получать прекрасное содержание.

— Все будет принадлежать ему? — переспросила я.

Перед моими глазами встала буковая роща у подножия холма, пронизанная солнцем и пахнущая орехами.

— Все, — твердо ответил он.

— Значит, я обвенчана и обеспечена прекрасным содержанием, — горестно сказала я. — Придется мне с этим примириться.

Адвокат взял со стула шляпу и перчатки.

— Очень сожалею об этом неприятном происшествии во время вашей болезни, — церемонно сказал он. — Но как только вы поставили свою подпись под брачным контрактом, дело было сделано.

— Понимаю. — Я даже ухитрилась улыбнуться. — Мне не мешало быть осторожней. Я прожила первую половину своей жизни среди воров, и мне следовало знать, что я и теперь живу среди них.

Мой собеседник промолчал. Он не мог разделить мое мнение о том, что почтенная вдова пэра и его сын являются ворами, но, так как он получал жалованье за счет моего Вайдекра, он предпочел не вносить ясность в этот вопрос.

После его ухода я позвонила Эмили. Чтобы подняться наверх и лечь в постель, моих сил было недостаточно. Я чувствовала себя как наполовину утопленный котенок.

Все долгие недели моего выздоровления я не видела Пери, он уезжал на скачки в Ньюмаркет. Он появился дома ясным морозным днем, когда в воздухе носился запах снега, поглотивший вечный лондонский смог.

Я выезжала кататься в ландо леди Кларенс и теперь возвратилась уставшей. Пери сиял, как только что отчеканенная монетка. К тому же он был изрядно пьян. Он буквально вывалился из дорожного дилижанса и стоял, хихикая, как младенец. Когда он попробовал направиться к дому, его ноги разъехались в разные стороны, и он бы свалился прямо к ступеням крыльца, если бы не подоспевший лакей.

— Смотрите-ка, Сара! — радостно изумился он при виде меня. — Ты уже на ногах? Как я рад! Выглядишь ты замечательно.

Я прекрасно знала, как я выгляжу: бледная как смерть, с коротко подстриженными волосами.

— А мне так везло! — продолжал радоваться Пери. — Я все время выигрывал, и теперь новенькие гинеи просто отягощают мой кошелек. Давай отправимся сегодня в театр, Сара, и отпразднуем это событие.

— Помогите ему войти, — коротко приказала я лакею и пошла впереди них.

Очутившись в доме, Пери стал держаться прямее. В гостиной он тяжело опустился в кресло и одарил меня улыбкой.

— Мне и вправду чертовски везло, — продолжал он.

— Я рада за тебя, — едва выговорила я.

Послышался стук в дверь, и вошедшая служанка подала нам чай. Пери принялся жадно пить; пока я допила свою чашку, он опорожнил целых три и с удовольствием откинулся на спинку кресла.

— Как хорошо все-таки быть дома, — блаженно произнес он.

— Я советовалась со своим адвокатом, — резко начала я. — И брак, и контракты признаны действительными, и изменить уже ничего нельзя. Документы на Вайдекр они перешлют тебе на днях.

Лицо Пери вытянулось.

— Мои дела были ужасно плохи! — сказал он. — Меня бы посадили в долговую тюрьму, если б мы не поженились.

Мое лицо оставалось каменным.

— И мама сказала… — Но тут он оборвал себя. — Я чертовски сожалею, Сара, если огорчил тебя. Но я ни о чем плохом не думал. Доктор сказал нам, что ты умрешь, и я совсем не стремился получить Вайдекр. Я хотел только свои собственные денежки. Мне казалось, что ты не станешь возражать. В конце концов, ты же не собиралась выходить замуж за кого-то другого. Мы с тобой очень подходим друг другу.

На гнев у меня не было сил, и я просто смотрела на него. Тряпка и пьяница. Настолько труслив, что не может спорить со своей собственной матерью, и настолько глуп, что не в силах бросить игру и выпивку. Мужчина, который не только не может влюбиться в женщину, но не в состоянии даже просто уважать ее. И тут я подумала о себе: а кто же я? Женщина, которая не выносила прикосновений мужчины, которая отказывается принять его любовь. Я всю свою жизнь мечтала только о Вайдекре, а когда я обрела его, оказалось, что богатство, досуг, роскошь, которые он мне принес, почти ничего не значат.

Я не была больше маленькой Сарой Лейси, мечтавшей о блестящем лондонском сезоне, о светском обществе, о всем самом лучшем для себя. Теперь я снова стала Меридон, которую достаточно обманывали в детстве и грабили во взрослой жизни. Грабили те, о которых я думала как о прибежище.

— Да, мы подходим друг другу, — подтвердила я. — Но не знаю, почему это тебя радует.

Пери забеспокоился.

— Помнишь, ты хотела домой, — заговорил он. — В деревню. Как только ты поправишься, мы можем уехать в Хаверинг. Или, если захочешь, в Вайдекр.

— Хочу, — ответила я. — Я хочу поехать в Вайдекр как можно скорее. Уже через несколько дней.

Пери послал мне шаловливую, как у избалованного ребенка, улыбку.

— Ты больше не сердишься на меня, Сара? — заискивающе спросил он. — У меня и в мыслях не было огорчать тебя. И мама так же сказала. Все были уверены, что ты умрешь. Я надеялся, что ты не стала бы возражать. Какая тебе, в конце концов, разница?

— Никакой. — Поднявшись, я оперлась для устойчивости на каминную полку. — Я не собиралась ни за кого замуж. Просто все вышло не так, как я думала.

— Зато теперь ты — леди Хаверинг, — ободряюще сказал Пери и, покачнувшись, открыл передо мной дверь. — Тебе должно это понравиться.

Мысленно я оглянулась на долгие годы моего детства, когда немытая, завшивевшая девчонка, лежа на своей койке в фургоне и уставившись в темноту, мечтала о достойном имени, о достойном доме, о прекрасном пейзаже за окном.

— Мне это понравится, — задумчиво ответила я. — Я мечтала об этом всю свою жизнь.

Мой тон успокоил Пери, и он наклонился и поцеловал мне руку. К счастью, Пери унаследовал холодность своей матери и не докучал мне ласками и нежностями. Хоть это радовало меня. Я медленно поднялась по лестнице в свою комнату, улеглась на кровать и постаралась ни о чем не думать.

Всю следующую неделю я работала над собой еще усердней. Леди Кларенс жаловалась, что я совсем не выезжаю.

— Меня наградят титулом «вдовствующая», если вы будете и дальше жить отшельницей, — пошутила она однажды за обедом, но, увидев мое лицо, не стала больше поддразнивать меня.

Она все еще была занята попытками сохранить брак леди Марии. О нашей свадьбе сообщалось в газетах. Теперь от нас ожидали торжественного приема по этому случаю. Но всем, кого я встречала в парке, я говорила, что еще не совсем поправилась.

Единственным существом, которое радовало меня, был мой Кей. Ему очень не хватало наших ежедневных прогулок, грумы не могли с ним справиться и не любили его за резвость и своеволие. Если по улице мимо него проезжала тяжелая карета, он пугался, при чьем-нибудь громком крике он шарахался в сторону, а стоило коснуться его кнутом, он мгновенно взвивался на дыбы и успокоить его не было никакой возможности.

Со мной же Кей был, как всегда, спокоен. Перед первой прогулкой я велела груму подсадить меня в седло, потом разобрала поводья и прислушалась к нему. Гораздо надежней мне было бы скакать по-мужски, но это, разумеется, считалось верхом неприличия.

Кей понюхал воздух и повернул было в парк, но тут же насторожился, как будто почувствовал мою непривычную легкость.

— Кей! — произнесла я.

Я была уверена, что он помнил все. Того краснолицего человека, который был когда-то его хозяином, и маленькую конюшню в Солсбери, позади гостиницы, и как я впервые села на него верхом, весом едва ли не вполовину его обычного седока, и спокойно заговорила с ним. Я знала, что Кей помнил наше возвращение домой, помнил, как он шел за тряской тележкой Роберта Гауэра, а я сидела впереди, роняя слезы и чуть не засыпая от усталости. Он помнил конюшню в Уорминстере и то, как я каждое утро прибегала к нему до завтрака, а потом еще раз, принося ему горсть сладких крошек в ладони. И конечно же, Кей помнил ту ночь, когда на земле никого не осталось, кроме нас с ним. Он не забыл, как мы с ним проезжали мимо темных деревень вблизи спящих холмов и как он без всякого компаса привел нас домой, хотя он никогда не бывал там прежде.

Я наклонилась вперед и погладила шею моего коня. Он поднял голову и спокойным, неторопливым шагом направился к парку. Не доверяя этому спокойствию, один из грумов отправился вслед за нами. Он определенно был уверен, что Кей сбросит меня при первом же уличном шуме.

Но Кей не сделал этого. Он шел ровно, словно был лошадью-поводырем у слепца. Мимо распахивающихся дверей и орущих слуг, мимо дребезжащих телег и уличных торговцев. И даже когда зеленая ровная дорога в парке разостлалась у его ног, он продолжал идти тем же неторопливым шагом.

Он мог бы скакать много быстрее, я бы позволила ему это, но Кей двигался не торопясь, словно не он, бывало, пускался в такой отчаянный галоп.

Мы повернули домой.

— Да он просто чудо, — не веря своим глазам, проговорил грум. — Хотел бы я, чтобы он так вел себя со мной. На прошлой неделе он сбросил меня прямо в парке, и я думал, что никогда не поймаю его, чтобы привести домой. Надо мной потешались все старые леди, которые там гуляли.

— Извините, Джерри, — сказала я. — Он никогда не любил мужчин, так как до меня у него был очень жестокий хозяин.

— Я отведу его в конюшню, — слезая со своей лошади, предложил мне грум. — Теперь, когда он увидел вас, я думаю, он не будет больше безобразничать.

— Ладно, — согласилась я. — Завтра утром жду вас как обычно.

— Хорошо, мисс. — Затем он тут же исправился: — Хорошо, леди Хаверинг.

Я помедлила, вслушиваясь в эти слова. Затем пожала плечами. Как Данди посмеялась бы надо мной, если б узнала, что я сама себя загнала в ловушку.

После этой прогулки я стала намного сильнее. И начала выезжать верхом каждый день. Пери не было со мной, и таким образом я в самый разгар шумного лондонского сезона жила в тишине и покое. Иногда я встречала в парке знакомых, они останавливали экипаж и интересовались, не приду ли я на тот или иной вечер. Я спокойно отвечала, что еще не совсем здорова, и они желали мне поскорее поправиться. Когда к леди Кларенс приезжали с визитами, я оставалась в гостиной и молча сидела у окна, прежде чем подняться и, извинившись, покинуть гостей.

Долгих извинений мне не требовалось. Я была принята в обществе, у меня был титул, я была женой самого богатого землевладельца в Южной Англии. Не считая скандального пьянства Пери, даже тень слухов не могла коснуться меня. Разумеется, меня считали странной и несколько нелюдимой. Но оставляли в покое.