ГЛАВА 24

Леди Кларенс оказалась права. В Пери я нашла легкого, нетребовательного товарища, и та мгновенная симпатия, которую я ощутила к нему, когда впервые увидела его, теперь укрепилась даже помимо моей воли. Он был самым приятным молодым человеком, какого я когда-либо видела. Он никогда не бывал в плохом настроении. Я всегда видела его неизменно улыбающимся и счастливым.

Его мать поощряла нашу дружбу. Когда она хотела видеть меня в Хаверинг-холле, она посылала за мной Пери, а не своего лакея. Если мне случалось задержаться у них, то она отпускала меня только в сопровождении Пери. Когда она учила меня делать реверанс в ответ на поклон мужчины, именно Пери стоял передо мной с рукой, прижатой к сердцу.

Дома я никогда не видела его таким пьяным, как в тот первый день. А если он имел неосторожность выпить слишком много портвейна после обеда, то, сосредоточившись, шел к нам через гостиную твердой походкой и предусмотрительно усаживался рядом со мной, а не с матерью.

Я не могла понять, замечает ли она это. В ней непостижимым образом уживались искренность и манерность. Иногда Пери удавалось сказать что-нибудь забавное, и она весело смеялась, запрокинув голову. А иной раз ее голубые глаза заволакивались дымкой, и она из-под ресниц взглядывала на меня, будто проверяя мою реакцию. И я никогда не слышала, чтобы она бранила Пери.

Это была знать — знать, с которой я прежде никогда не общалась. Они жили по совершенно особым правилам, в своем собственном мире. Читая письма из Лондона, леди Кларенс часто смеялась над похождениями богатых аристократов и светских дам. Знатные господа вели себя так, как мы бы никогда не осмелились. Они никого не боялись. Для них не существовало ни приходского старосты, ни суда, ни викария. Весь мир принадлежал им.

Но леди Кларенс была очень умной женщиной. Дочь ирландского пэра, она молодой и прекрасной вышла замуж за старого подагрика, лорда Хаверинга. Я получила некоторое представление об этом браке из рассказов Пери о долгих годах, проведенных матерью в деревне, пока его милость пил и играл в карты в столице. Она знала, что он купил ее, и выполняла свой долг с каменным лицом. У них родились дети. Когда лорд Хаверинг позволял ей выезжать в город, она тратила его деньги как хотела. Я подозреваю, что она выжидала, когда он умрет и она, пока еще молодая и прекрасная, станет наконец богатой и свободной. Но едва лорд Хаверинг умер, как ее постигло разочарование. Она получила наследство, но не такое, на которое надеялась.

Но леди Кларенс сумела поправить дела. Она наняла управляющего и объяснила ему, что земля должна давать прибыль. Она обложила арендаторов огромным налогом: они должны были платить ей за рождение детей, за свадьбы и даже за похороны. Она все поля засеяла пшеницей, а крестьян держала на ячменном хлебе. Для работы она нанимала нищих, и даже им она платила меньше, чем в других поместьях. Она была жестоким, неумолимым хозяином и стала наконец получать прибыли, о которых мечтала. Они не могли компенсировать ей прошлые лишения, но, по крайней мере, теперь она имела богатое поместье, роскошный особняк в Лондоне, гардероб, полный платьев, и конюшню с превосходными лошадьми.

Наблюдая за леди Кларенс, я многому училась у нее. Я не любила ее, да я думаю, ее никто не любил. Но я понимала эту женщину. Мне было прекрасно известно, что такое нужда и бедность. И мне нравилось, как она победила их. Большего контраста моему спокойному, обязательному опекуну я не нашла бы, даже если бы обыскала всю Англию. Мы оба это знали. Боюсь, это обижало его.

Однажды в конце второй недели, когда я почти каждый день проводила в Хаверинг-холле, мистер Фортескью попросил меня задержаться в гостиной. Я уселась на стул, расправив на коленях мое новое шелковое платье.

— Дела вызывают меня в Бристоль, Сара, — начал он. — Я дал вам время узнать поближе семью Хаверингов и понять их. Леди Хаверинг — очаровательная женщина, а лорд Перегрин — весьма привлекательный молодой человек. И теперь я хотел бы узнать, как вы относитесь и как вы смотрите на то, чтобы леди Кларенс стала вашим спутником в обществе.

— Вам же она не нравится, — резко сказала я.

Он заколебался на мгновение, затем улыбнулся мне.

— Пожалуй, лучше мне быть откровенным, — сказал он. — Вы правы, я не люблю ее. Ее репутация как жены и затем как вдовы несколько подмочена. Но что, на мой взгляд, более важно, она слишком жестока к людям. Арендаторы живут на ее земле, отчаянно нуждаясь. Она засеяла все поля пшеницей, а несчастным людям негде пасти скот или посадить овощи. Каждый раз, когда она повышает цену на хлеб, целые семьи умирают с голоду, умирают прямо на ее глазах. Некоторые винят во всем ее бейлифа, но она сама рассказала мне, что он только выполняет ее приказы. Она очаровательная собеседница, Сара, но если бы вы посмотрели на нее глазами ее слуг, вы бы ужаснулись.

Я кивнула.

— Как вы думаете, чего она хочет от меня?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Она прекрасно разбирается в платьях и шляпках, она вращается в лучшем лондонском обществе, и, я думаю, для нее не составит труда ввести вас в него. Может быть, она смотрит на вас как на средство развеять скуку деревенской жизни. Кроме того, — помолчав, добавил он, — возможно, ей доставляет удовольствие сердить меня.

— Но вы ничего не можете с ней сделать? — бросила я.

— Да, не могу, — согласился он. — Я являюсь вашим опекуном только в вопросах управления имением и контролирую ваши финансовые дела, пока вы не достигнете совершеннолетия или не выйдете замуж. Я могу советовать вам, но не приказывать.

— Вы могли бы отказать мне в деньгах, — подсказала я ему.

Джеймс спокойно улыбнулся.

— Я не стану принуждать вас таким способом, — мягко ответил он. — Может быть, я выгляжу глупо в сравнении с блестящими Хаверингами, но я отнюдь не тиран, Сара. Я очень любил вашу матушку, и во имя ее памяти я хочу, чтобы вы были счастливы. Если общество леди Кларенс приятно вам, наслаждайтесь им, я не буду вам мешать. Ввести вас в свет она сможет лучше, чем кто-либо другой.

— Я повторяю, что хочу только самое лучшее из того, что можно иметь, — выпалила я, потеряв терпение. — Та леди, которую вы собирались определить мне в компаньонки, это второй сорт. Я поняла это, когда услышала о ней. Она могла бы только научить меня жить здесь, в захолустье. Какое счастье! Стоило проделывать такой путь от цыганского фургона до этой гостиной, чтобы быть благодарной за приглашение на бал в Чичестер!

Джеймс спокойно смотрел на меня, и его улыбка была полна жалости.

— А вы думаете, что леди Кларенс — это самый лучший из вариантов? Так же, как лорд Перегрин?

Я на мгновение задумалась. В глубине души я понимала, что леди Кларенс жестокая, скупая и лукавая женщина, настоящий старый барышник. А ее сын — просто слабое, очаровательное дитя, лучшее в котором — это его льняные кудри и безмятежные голубые глаза.

Но мне было весело с ними, они часто приглашали меня к себе в гости и обещали помочь мне отобрать мое состояние у этих крестьян.

— Да, я так думаю, — упрямо стояла я на своем, обманывая при этом и саму себя, и Джеймса. — Я хочу принадлежать к их миру.

— Ну что ж, очень хорошо, — вздохнул Джеймс. — Я написал леди Кларенс записку с подсчетами, сколько вы можете тратить в месяц. Там же указан банк, куда вам следует обращаться, и адреса моих контор в Лондоне и Бристоле. Я буду рад видеть вас у себя. И если вы вдруг перемените свое решение, Сара, сразу же напишите мне, я приеду и заберу вас.

Я кивнула, не обращая внимания на странное предчувствие, что я совершаю очень серьезную ошибку.

— Если вы все-таки передумаете, Сара, — настойчиво повторил он, — и захотите вернуться в Вайдекр, то помните: двери этого дома всегда открыты для вас. Вы не должны жить у Хаверингов вопреки своему желанию.

В ответ я отрицательно покачала головой.

— Мне они нравятся, — с вызовом сказала я. — Я не тот человек, о котором вы мечтали, мистер Фортескью. Их образ жизни я полюблю, я знаю это.

— Очень жаль, — тихо произнес он и церемонно мне поклонился.

И оставил комнату, не поцеловав моей руки.

Некоторое время после его ухода я сидела в смущении. Казалось, я должна была чувствовать торжество оттого, что победила его. Но у меня не было такого ощущения. Более того, мне вдруг показалось, что вместо настоящего золотого у меня в руках фальшивая монета. Я слегка повела головой, чтобы ощутить шнурок с золотыми застежками на своей шее. Интересно, что подумала бы обо мне мама, если б увидела, как я отвергла помощь так любившего ее человека и отвернулась от земли, которую я назвала своим домом.

Но молчалива и грустна я была только одну лишь ночь. Уже на следующее утро в Вайдекр-холл приехала леди Хаверинг, обменялась деловыми бумагами и адресами с мистером Фортескью, велела сложить мои вещи и увезла меня к себе. Джеймса Фортескью я увидела в последний раз, когда он заехал попрощаться со мной перед отъездом в Бристоль. Он не стал даже заходить в комнаты, подождав меня на террасе.

— Уилл Тайк заедет за вами завтра и повезет вас на прогулку по полям, — сказал он мне. — Мне очень хочется, Сара, чтобы вы научились управлять поместьем. Я знаю, что сердцем вы сейчас в Лондоне, но даже леди Кларенс скажет вам, что можно блистать в обществе и быть при этом рачительной хозяйкой на своей земле.

— Я обязательно научусь, — горячо сказала я, но не добавила: «Чтобы изменить здесь все, когда смогу», — это повисло в воздухе между нами.

— Может быть, сравнив, как обстоят дела в Вайдекре и здесь, вы поймете истинное положение вещей, — сказал мистер Фортескью мягко.

— Может быть.

Он протянул мне на прощание руку, и я подала свою так, как учила меня леди Кларенс. Она бранила меня за мое отвращение к чужим прикосновениям. Чтобы отучить меня от этого, она заставляла меня спокойно стоять и медленно водила рукой по моему лицу, рукам, плечам или гладила мне волосы.

— В конце концов, — однажды заявила она, — от тебя не требуется, чтобы ты кидалась кому-то на шею, но ты — девушка, и тебе должно нравиться, когда за тобой ухаживают.

Так что теперь я стерпела бы, если бы мистер Фортескью поцеловал мою руку или по-отечески поцеловал меня в лоб. Но он не сделал этого. Мы обменялись с ним крепким дружеским рукопожатием, будто я была юным джентльменом.

— У вас имеется мой адрес, — сказал он напоследок. — И что бы вы ни думали о моем опекунстве, вы должны знать, что я ваш искренний друг и стараюсь сделать все, что могу, для вас и для вашей земли. Если у вас будет во мне нужда, прошу вас, пошлите за мной, я приеду сейчас же.

Эти слова вызвали у меня кривую усмешку, ибо я сразу вспомнила о тех годах, когда я ходила голодная и мне никто не предлагал помощь. А сейчас, когда я живу в доме с двадцатью слугами и ем четыре раза в день, мистер Фортескью опасается за меня.

— Думаю, что я сумею позаботиться о себе сама, — сказала я.

— Я другого мнения, — ответил Джеймс, глядя на меня. — Мне кажется, вы и так заботились о себе слишком долго. Вы, Сара, похоронили боль внутри себя, и теперь никто не в силах помочь вам облегчить ее. Я хочу, чтобы вы жили там, где о вас будут надлежащим образом заботиться и где вы обретете все то, чего были лишены в детстве.

Коснувшись полей шляпы, он кивнул мне и леди Хаверинг, махавшей ему кружевным платочком из окна гостиной. Сел на лошадь и поскакал по аллее прочь.

Я долго провожала глазами его удалявшуюся квадратную спину и чуть опущенную голову. Я знала, что если бы моя настоящая мама, Джулия, имела возможность выбирать, то он был бы ее мужем и моим отцом. Но я постаралась прогнать эти мысли от себя, я не хотела больше никаких потерь.

— А теперь, — сказала вышедшая на террасу леди Кларенс, — теперь, моя девочка, мы начнем работать.

В ответ я рассмеялась, поскольку то, что я называла работой, не могло бы явиться леди Кларенс и в страшном сне. Но в последующие дни я смеялась уже меньше.

Разумеется, это не были физические нагрузки, подобно упражнениям на трапеции. Но меня такая работа страшно изматывала, поскольку я не имела ни малейших представлений о правилах светского тона. Леди Кларенс ни на минуту не сводила с меня глаз, она по дюжине раз заставляла меня проходиться по комнате, садиться и вставать со стула. Она приказывала подавать по очереди во двор экипаж, фаэтон или карету, и я снова и снова усаживалась в них, стараясь элегантно придерживать подол платья и наклонять голову так, чтобы не задеть пером крыши.

За столом мы всегда сидели вдвоем, даже Пери не разрешалось есть с нами. И все это время леди Кларенс терпеливо, словно неполноценного ребенка, учила меня держать нож и вилку или класть их на тарелку, в то время как прожевываешь пищу, подносить стакан ко рту, так чтобы на нем не оставалось жирных следов. Она учила меня, как говорить во время еды, как управляться с крылышком цыпленка или его косточками, не грызя и не обсасывая их. Она учила меня вытирать кончики пальцев салфеткой и класть ее на колени таким образом, чтобы она не сваливалась на пол. Она объясняла мне снова и снова, сколько вина положено пить за обедом, когда полагается вежливо отказаться от него, а когда — принять.

И каждую минуту она исправляла мою речь. Удивленно приподнимая брови, она этим давала мне понять, что я говорю как цыганка, что моя речь груба или даже непристойна. Снова и снова я повторяла фразы, как лошадь трудный прыжок, до тех пор пока мне не удавалось найти нужные слова и интонацию.

— К счастью, многие знатные люди говорят как неграмотные батраки, — горько говорила леди Кларенс. — И лишь немногие из них умеют читать и писать лучше, чем вы. Но вам нужно продолжать учебу, Сара, вы делаете заметные успехи.

Я не могла не уважать ее. Что бы я ни делала и ни говорила, она оставалась невозмутимой. Какие бы ошибки я ни совершала — а часто я даже не понимала, что обижаю ее, — она не показывала своих чувств. Однажды вечером, после особо трудного дня, когда она старалась научить меня составлять букет и изящно расставлять цветы в вазах, я, не выдержав, взорвалась:

— Ах, леди Кларенс, это безнадежно. Вы мучаете и меня, и себя. Я никогда не научусь этому. Слишком поздно. Этим следовало заниматься, когда я училась ходить. Лучше я вернусь в Вайдекр и попрошу мистера Фортескью прислать ко мне ту пожилую женщину. Я устала до смерти, да и с вас тоже уже хватит.

— Никогда не говорите «до смерти» или «с вас хватит», — немедленно сказала она. — Нет, моя дорогая, я не устала от этого, более того, я считаю вас очень способной. Я совсем не собираюсь бросать ваши занятия. Мне хочется, чтобы мы продолжали их, и мне приятны ваши успехи.

— Но, леди Кларенс, — возразила я, — светский сезон начинается осенью, а я, конечно, не буду готова к этому времени.

Она изящно откинула голову на спинку стула. Цвета обивки удивительно гармонировали с ее глазами, словно были подобраны нарочно в тон. Возможно, так оно и было.

— Вы должны предоставить решение мне, — ответила она. — Я ввожу вас в этот новый мир, и вы должны доверять моему суждению. Я сама скажу вам, что для вас лучше и когда вы будете готовы.

— И что потом? — резко спросила я. — Потом, когда я буду готова и вы введете меня в общество? Что должно произойти после этого?

Леди Кларенс приподняла бровь и холодно посмотрела на меня.

— Вы будете развлекаться, — ответила она. — Вы — наследница значительного состояния. Вы введены в общество женщиной с безупречной репутацией, то есть мной, и сопровождает вас самый очаровательный молодой человек в Лондоне, будущий пэр, лорд Пери. Так что если вы хотите попасть в высшее общество, то, по-моему, вы достигнете исполнения желаний.

— А потом? — спросила я.

В ответ она послала мне холодную улыбку.

— Это уж решайте сами, дорогая. Большинство девушек принимают наилучшее из сделанных им предложений; конечно, часто родители помогают им своим советом, но у вас, к сожалению, родители умерли, а мистера Фортескью в тех кругах, куда я намереваюсь ввести вас, не принимают. Вы сами хозяйка своего положения. И даже если вы умудритесь влюбиться в конюха или грума, никто не посмеет запретить вам выйти за него замуж.

— Вам прекрасно известно, что со мной этого никогда не произойдет. — Мы пристально посмотрели друг на друга. — Для любви я не создана.

— Тогда я могу предложить вам брак по расчету, — сказала леди Кларенс. — Как только вы выйдете замуж, вы получите в руки контроль над своим имением и вам не придется больше обращаться с просьбой о деньгах к мистеру Фортескью. Вы будете управлять землей как захотите и сможете распрощаться со всеми этими похитителями чужих доходов. Вы сможете превратить Вайдекр в высокоприбыльное имение и жить, как вам заблагорассудится. Если вы к тому же выберете мужа, который не станет докучать вам, то вашему счастью можно будет только позавидовать.

Внезапно я все поняла.

— Перегрин! — воскликнула я, осененная догадкой.

Леди Кларенс даже не повела бровью.

— Перегрин, если угодно, или любой другой, по вашему выбору. Я, разумеется, не стану принуждать вас.

Мне потребовалось не так уж мало времени, чтобы разобраться, что же все-таки движет ее поступками. И я невольно отдала дань уважения ее искренности.

— Прошу прощения, — сказала я, — но я никогда не выйду замуж. Ни за Перегрина, ни за кого другого. Так что я готова сейчас же отправиться домой. Мистер Фортескью, как и обещал, найдет мне компаньонку. Вы были очень добры ко мне, леди Кларенс, благодарю вас.

Одним томным движением веера она вернула меня обратно в кресло.

— Я же объяснила, что все будет только так, как вы сами решите, — мягко сказала она. — Раз вы не хотите замуж за Пери, ради бога. Просто я предположила, что вы стремитесь поскорее взять в свои руки контроль за собственным имением, а если вы не поторопитесь выйти замуж, вам предстоит достаточно долгое и томительное ожидание — целых пять лет, Сара! Но выбор за вами. Вайдекр — ваш, что бы там ни случилось. И я буду счастлива обучить вас всему, что знаю, и представить ко двору.

Я опустила голову. Уже в который раз леди Кларенс покоряла меня великодушием и честностью, которые так легко приходят к тому, кто никогда не был голоден, чья судьба была легка. Как хотела бы я быть такой же щедрой!

— Благодарю вас! — искренне сказала я, но в моем тоне сквозило недовольство.

— Голос. — Леди Кларенс холодно смотрела на меня.

Я подняла голову и улыбнулась ей.

— Благодарю вас.

— Не стоит благодарности, — ласково вымолвила она.