1623 ГОД
Всю зиму Джон и его сын много и упорно трудились, размечая четкие линии регулярного сада и цветников на террасах, выбирая места в планируемых фруктовых садах его светлости, где будут стоять скамьи из дерна.
Основная часть работ была отложена до весны, когда земля станет мягкой и можно будет копать. Но Джон уже подготовил маленький лес из деревьев, ожидающих, пока земля согреется. Каждое дерево имело ярлычок с обозначением его места, и за каждым деревом было зарезервировано место посадки. Для рабочих, которые не умели ни читать, ни писать, Джон ввел специальную схему из цветных точек. Например, дерево, на ярлычке которого обозначены три красные точки, следовало посадить на место с теми же тремя красными точками. Или зелеными, или желтыми.
— Это шифр, — похвастался Традескант.
— Это сумасшествие, — возразил Джей. — Всех нужно учить читать в начальной школе. Как без этого они могут понять Библию? Как могут выполнять свои обязанности?
— Не всем же быть такими учеными, как ты, — мягко промолвил Джон.
Джей вспыхнул своим внезапным приступом застенчивости.
— Я не ученый, — пробубнил он угрюмо. — И не собираюсь им прикидываться. Я не лучше других. Но мне кажется, что всех нужно учить считать и писать, чтобы они могли читать Библию и думать самостоятельно.
Согласно замыслу Джона началось возведение стен с подогревом. Территорию уже разметили, канаву под фундамент выкопали. Необходимо было обнести весь сад двойной стеной из красного кирпича. Следом планировалось построить три очага, расположенных один над другим на одинаковом расстоянии друг от друга. В каждом будут разжигать печки на древесном угле, и дым будет равномерно распространяться в стороны на всю стену, пока каждый кирпич не прогреется. Грядки и клумбы в саду Джон не хотел огораживать обычным бордюром, он собирался приподнять их над землей так, как никто еще не делал, по краям выложить низенькие стеночки из кирпича, а сами грядки заполнить смесью из просеянной земли и перегноя. Из конюшен Традескант собрал целую гору навоза, которую оставили перегнивать, переворачивая каждый месяц. Джон объяснял сыну и другим садовникам, что ему не нужен свежий навоз, который может занести в сад сорняки, он был против сорняков и камней на грядках. Традескант мечтал о такой мягкой и плодородной земле, чтобы можно было просто положить на нее ус клубники и не трогать, а он сам дал бы корни.
Помощники ворчали за его спиной, но в лицо согласно кивали и снимали шляпы. Репутация Джона как великого садовника бежала впереди него, уже считалось честью трудиться под его руководством, даже если речь шла о приподнятых грядках, перемешанном навозе или полых стенах.
Дворец отдыхал после рождественских праздников. В январе герцог оставил двор и жил со своей женой Кейт. Его мать собиралась навестить молодых позже. И поэтому Традескант, заглядывающий в конюшни в поисках незанятого рассыльного мальчишки, которого можно привлечь к прополке, удивился, увидев исключительно прекрасного арабского жеребца, которого выводили из стойла во двор. Лошадь герцога в упряжи, готовая к поездке, пританцовывала рядом на булыжнике.
— Чья это лошадь? — обратился Традескант к груму.
Тот в ответ просто подмигнул.
— Дурень! — коротко бросил Джон.
Он подобрал свою мотыгу и отправился в сад. В то утро он мерил шагами длину предполагаемой липовой аллеи, которая должна была вести к дому от дороги на Челмсфорд. Вдруг на подъездной дорожке зацокали копыта, и показались те две лошади с незнакомыми всадниками.
Джон выступил вперед, преграждая путь.
— Кто вы? И что вам угодно? Это лошадь моего господина.
— Дай мне проехать, мой Джон, — раздался знакомый голос.
Незнакомец наклонился с лошади Бекингема и сорвал шляпу. На Джона смотрели темные глаза герцога, садовник услышал его неудержимый сдавленный смех.
— Обманул! — торжествующе крикнул герцог. — Обманул тебя начисто.
Джон уставился на его лицо, скрытое под нелепой фальшивой бородой и шарфом.
— Ваша светлость, — начал было Джон, но тут разглядел второго всадника.
Он был потрясен, когда узнал в нем юного принца Карла, которого в последний раз видел хныкающим под прессингом старшего брата. Но теперь молодой принц был наследником трона.
— Боже мой! Ваше высочество!
— Как по-твоему, годится? — довольным тоном спросил Бекингем. — Я Джон Смит, а это мой брат Томас. Сойдем за них?
— О да, — ответил Джон. — Но что вы затеяли, милорд? Поедете к девкам?
От этих слов Бекингем громко расхохотался.
— К самой красивой девице на свете, — прошептал он. — Мы отправимся в Испанию, Джон. Собираемся женить его высочество на испанской инфанте! Что ты на это скажешь?
Джон был так ошеломлен, что не мог вымолвить ни слова. Затем он схватил уздечку герцогской лошади почти у самой морды и воскликнул:
— Остановитесь! Вы не можете.
— Ты мне приказываешь? — осведомился герцог. — Лучше убери свою руку от моей лошади, Традескант.
Садовник отступил, но не отпустил уздечку.
— Пожалуйста, ваша светлость, — уговаривал он. — Подождите. Подумайте. И зачем вы переоделись?
— Ради приключения, — весело пояснил Бекингем.
— Нам пора, Томас, — вмешался принц. — Или ты Джон, а я Томас?
— Умоляю, — не сдавался Традескант. — Вы не можете вот так путешествовать. Вы не можете вот так везти принца.
Конь принца рыл копытом землю.
— Нам пора, — повторил Карл.
Традескант посмотрел на него.
— Простите меня, ваше высочество. Возможно, вы не взвесили все хорошенько. Вы не можете войти во Францию, будто это Восточная Англия, ваше высочество. А если вас схватят? А если Испания откажется выпустить вас?
— Чепуха, — отмахнулся принц. — Поехали, Вильерс.
Лошадь Бекингема двинулась вперед и потащила за собой Джона, который все еще держал уздечку.
— Ваша светлость, — попытался он снова. — Королю об этом известно? Что, если это настроит его против вас?
Бекингем низко склонился к шее лошади, так чтобы Традескант его услышал.
— Отпусти меня, мой Джон. Я на работе. Если у меня получится поженить принца и инфанту, тогда я сотворю то, что прежде никому не удавалось, — сделаю Испанию нашим союзником, создам величайший союз в Европе, а сам стану лучшей свахой на свете. Но даже если моя затея провалится, мы с принцем совершим эту прогулку как братья и останемся братьями на всю жизнь. В любом варианте я получу свое. А теперь отпусти уздечку.
— У вас есть еда, деньги, смена одежды?
Герцог рассмеялся.
— Джон, мой Джон, в следующий раз собирать меня в дорогу будешь ты. Но сейчас нам пора!
Шпора герцога тронула бок лошади, животное вскинуло голову и рвануло вперед, лошадь принца Карла поскакала следом. В лицо Джона ударило облако пыли; всадники исчезли.
— Господи, храни его, храни их, — пробормотал Традескант, глядя вслед своему новому господину и принцу, которого он помнил одиноким неуклюжим маленьким мальчиком. — Прошу Тебя, Господи, останови их в Дувре.
Когда Джон вернулся домой в сумерках и за столом уставился на свою похлебку, забыв о еде, Элизабет сразу поняла, что что-то случилось. Как только Джей закончил обедать, она кивком отослала его из комнаты, а сама села рядом с мужем на скамью, что стояла у очага, и положила ладонь на его руку.
— В чем дело?
Тот покачал головой и взглянул в обеспокоенное лицо супруги.
— Не могу тебе рассказать. Со мной все в порядке, дорогая. И с Джеем все в порядке, и с садом. Но я должен хранить чужой секрет. Я никому ничего не могу рассказать.
— Значит, дело в герцоге, — просто заключила Элизабет. — Он сделал что-то дурное.
По ошарашенному выражению лица Джона она поняла, что ее догадка верна.
— Что же он сделал? — допытывалась Элизабет.
— Умоляю Тебя, Господи, — прошептал Традескант, — только бы это не обернулось слишком плохо. Господи, только бы все закончилось благополучно!
— Его светлость дома?
Джон снова покачал головой.
— Отправился в Лондон? Наносит визит королю?
— Уехал в Испанию, — очень тихо произнес Традескант.
Элизабет отшатнулась от мужа, будто он ущипнул ее.
— В Испанию?
Традескант быстро и виновато взглянул на жену и приложил палец к губам.
Элизабет встала, подошла к очагу, нагнулась и поворошила кочергой пылающие поленья. Джон видел, что ее губы двигаются в молчаливой молитве. Элизабет была верующей женщиной. Для нее посещение Испании приравнивалось к спуску в преисподнюю. Испания была сердцем католицизма, родным домом антихриста, с которым обязаны были бороться все хорошие протестанты, бороться с рождения и до могилы. По мнению Элизабет, сама цель путешествия была приговором для Бекингема. Если он решил наведаться в Испанию, то он заведомо дурной человек.
На миг Джон прикрыл глаза. Он не мог даже представить, как сурово осудят Бекингема, если Элизабет, а с ней сотни, даже тысячи верующих мужчин и женщин узнают, что он планирует привезти испанскую инфанту и сделать ее королевой Англии.
Элизабет выпрямилась, повесила кочергу на крючок рядом с очагом и вдруг заявила:
— Мы должны уехать.
Джон открыл глаза и моргнул.
— Что?
— Мы должны уехать немедленно.
— О чем ты? Мы совсем недавно здесь поселились.
Она снова села рядом с мужем, взяла его руку, коснулась ее губами, а потом поднесла к сердцу, словно давала клятву. Традескант ощущал, как бьется сердце жены, ровно и успокаивающе. Ее серьезное лицо было обращено к нему.
— Джон, этот герцог нехороший человек. Я общалась с его слугами, половина из них молится на него и не желает слышать ни слова против его светлости, другая половина утверждает, что герцог повинен в страшных грехах. В его доме нет равновесия, нет надежности. Здесь просто вихрь суетных вожделений, а нас занесло в самый центр этого урагана.
Джон собрался перебить супругу, но Элизабет мягко сжала его ладонь, и он позволил ей закончить.
— Я не хотела покидать Кентербери, однако ты убеждал, и мой долг заставил меня подчиниться. Но пожалуйста, муж мой, послушай меня теперь. Мы можем отправиться в любое место в мире, которое ты выберешь. Я последую за тобой даже в заморские края, даже в Виргинию, только чтобы здесь не оставаться.
Традескант дождался, пока жена замолчит. Потом заговорил, осторожно и тщательно подбирая выражения:
— Даже не предполагал, что услышу от тебя такое. Почему тебе так сильно не нравится герцог? Как человек? Как мой господин?
Элизабет передернула плечами и уставилась на очаг. Языки пламени взметались над поленьями и отбрасывали на ее лицо мерцающий отсвет.
— Я не знаю его как человека, и еще слишком рано судить о том, каким он будет господином. Все, что я видела до сих пор, — это его светский облик. Бриллианты на шляпе, лошади, запряженные в карету. У кого в Англии раньше была карета? Ни у кого, кроме прежней королевы и короля Якова. А теперь есть у Бекингема, да еще с великолепной упряжкой. Мои наблюдения внушают мне подозрения, что он не истинный христианин. Если собрать все слухи о нем, все, что мне известно, то невольно приходишь к выводу: его светлость глубоко погряз в грехе. — Элизабет понизила голос: — А сам ты никогда не думал, что он в сговоре с самим дьяволом?
Джон попытался рассмеяться, но искренность жены была слишком глубокой.
— Ох, Элизабет!
— Откуда он родом?
— Да уж не из ада! Из Лестершира!
Она нахмурилась, услышав его легкомысленный ответ, и промолвила:
— Сын слуги и всего-навсего представителя графства в парламенте. А посмотри, как высоко взлетел. Ты что думаешь, такое богатство можно заполучить честным путем?
— Герцог пользуется благосклонностью короля, — заявил Джон. — Он был виночерпием, а потом грумом спальни и фаворитом многих влиятельных людей, которые помогли ему занять пост королевского шталмейстера. И Бекингем раздобыл для короля таких лошадей, каких не было ни у одного принца. Конечно, он пользуется огромной благосклонностью, и заслуженно. Его светлость достал королю арабского скакуна, единственного во всей стране. Красивее лошади в Англии еще не бывало.
Элизабет покачала головой.
— И за это его сделали лордом-адмиралом — за то, что он сторговал лошадь?
— Элизабет, — предостерегающе проворчал Джон.
— Послушай меня хотя бы на этот раз, — попросила она.
— Не собираюсь выслушивать предательские речи.
— Но я говорю только правду.
Секунду они смотрели друг на друга, и в глазах мужа Элизабет прочла, что он понимает: правда и будет изменой. Если уж вспоминать о правде, то она в том, что король сходит по герцогу с ума. И именно это безумие лишает короля возможности управлять государством. Бекингем занимает место гораздо выше своих способностей, вряд ли вообще найдется человек, достойный столь высокого места, поскольку король буквально помешан на желании угодить Бекингему.
— Чем же он так держит короля? — осведомилась Элизабет.
— Король любит его, — отрезал Традескант. — А герцог — верный слуга короля.
— Он называет себя королевским псом, — добавила Элизабет, намекая на запретную тему.
— Это в шутку. Король же называет его Стини в честь святого Стефана. Его величество просто восхищается красотой герцога, Элизабет. В этом нет ничего дурного.
— Он называет себя королевским псом, и ходят сплетни, что король кроет его, как кобель суку.
Традескант вскочил на ноги и отпрянул от жены.
— Замолчи! Как ты можешь произносить такие слова, Элизабет? У нашего очага! Как ты можешь говорить подобные вещи? Такие непристойности! Мерзкие слухи из таверны! И повторять их мне! Как бы отреагировал твой отец, если бы услышал, что его дочь изъясняется как шлюха!
При упоминании об отце Элизабет даже не дрогнула.
— Я лишь пытаюсь прояснить ситуацию, это нам обоим пойдет на пользу. Господь знает, что мое сердце чисто, хотя рот полон грязи.
— Чистое сердце и грязный рот? — возмущался Традескант.
— Лучше так, чем сладкие речи и грязное сердце, — парировала Элизабет.
Он схватился за голову, ведь оба они подумали о Бекингеме и о красоте его певучего голоса.
— Хорошо, выкладывай все до конца, — глухо отозвался Джон.
— Так вот, его мать, рожденная служанкой, теперь графиня, и многие считают, что она ведьма…
Джон ахнул, однако его жена продолжала:
— Да, ведьма. А еще ходят сплетни, что она католичка и еретичка. Всего лишь пару лет назад ее бы сожгли заживо. Так что герцог обрел свое место содомией под королем и сводником при короле. Он получил жену, похитив и изнасиловав ее. Он соблазнил короля и соблазнил принца! Он содомит с мужчиной и его сыном. И неизвестно, может, он вступил в союз с самим дьяволом. И он точно глубоко погряз в грехах. Прошу тебя, Джон, умоляю тебя, давай уедем сейчас. Давай уедем от герцога. Он отправился в Испанию, к врагам нашей страны, значит, он предатель даже по отношению к королю, который сам грешит вместе с ним. Так что давай уедем, Джон. Мы с тобой и с Джеем уедем отсюда куда-нибудь, где воздух не так насыщен грехом и распутством.
Наступило длительное молчание.
— Ты несдержанна в выражениях, — слабо вымолвил Джон.
Элизабет покачала головой.
— Не обращай на это внимания. Какое же твое решение?
— Мне заплатили за целый квартал…
— Если мы уедем сейчас, мы найдем способ рассчитаться.
Какое-то время Джон размышлял над доводами супруги. Потом медленно поднялся и покачал головой. Он оперся о каминную трубу, будто ему требовалась дополнительная поддержка, ведь он собирался пойти против желания жены, против здравого смысла, против глубокого и надежно спрятанного убеждения в том, что Элизабет права.
— Мы остаемся, — сообщил Традескант. — Я пообещал герцогу, что создам великолепный сад. И не нарушу слово. Я не нарушу слово, даже если все, что ты сказала, справедливо. Для Бекингема я делаю только сад, и в этом для нас нет греха. Мы остаемся, пока я не закончу сад. А потом уедем.
Элизабет стояла рядом с Джоном и смотрела на него. Он наблюдал, как меняется лицо жены, словно ему не удалось пройти очень важный экзамен и теперь она никогда не сможет полностью ему доверять.
— Умоляю тебя, — произнесла Элизабет дрогнувшим голосом, — всем, что для меня свято, то есть всем, что твой новый господин отрицает, отвернись от него и снова встань на праведный путь.
Услышав этот проповеднический тон, Джон раздраженно передернул плечами.
— Я думаю иначе. Я согласился сделать сад для своего господина, и мы будем здесь, пока я не закончу. Когда работа завершится, мы уедем.
Традескант вышел из комнаты. Элизабет слышала, как он закрыл дверь спальни, как скрипели половицы, пока он раздевался, чтобы лечь в их общую кровать.
— А я думаю так, — пробормотала она, обращаясь к умирающему огню, будто произнося торжественную клятву. — Ты сбился с праведной тропы, муж мой, и мне тяжело идти рядом с тобой.
Джон ждал известий о своем хозяине, но поначалу все было тихо. Потом новости об эскападе юного принца и молодого герцога начали просачиваться. Эти двое были никудышными конспираторами, да и путешественниками никудышными. Оставалось загадкой, почему их не задержали в Дувре, хотя на это надеялся Джон. Вильерс сорил деньгами направо и налево и, пользуясь своей властью лорда-адмирала, приказал кораблям покинуть бухту Дувра. Очень скоро двор и король узнали о том, как мальчики развлекаются в Париже. Потом герцог и принц проехали половину Франции и в конце концов достигли Мадрида.
Яков смотрел на это как на прекрасный пример приключений странствующих рыцарей или как на представление во время дворцового маскарада, когда красавец герой добивается любви самой красивой девушки и в финале они танцуют. Но постепенно до Англии стали долетать слухи, что все не так уж просто. Эти сплетни обсуждались даже в «Королевском гербе» — таверне в Челмсфорде, где Джону нравилось пропустить стаканчик-другой по вечерам. Неделя бежала за неделей, а молодые люди не возвращались с принцессой-невестой. Вместо этого они требовали новых и новых средств.
Король начал раздражаться, он уже скучал по герцогу, да и по сыну, хотя обычно пренебрегал им. Без Вильерса, который отлично организовывал развлечения, охоту, маскарад или скандал, жизнь покинула двор. Как-то раз Традескант задержался в кабинете управляющего и осмелился задать ему прямой вопрос: удастся ли их господину сохранить свое положение, если он вскоре не объявится. Беспокойство Джона отразилось и в глазах Уильяма Уорда.
— А пока нашего господина здесь нет, — задумчиво сказал Уорд, — королю каждый день представляют разных молодых людей. К тому же король не любит, когда из него тянут деньги, и упрекнет в этом нашего господина. — Управляющий сделал паузу. — Вы знали принца, когда он был совсем ребенком. Он может быть преданным другом?
Традескант вспомнил хромого мальчугана, который, заикаясь, просил своего красивого братца подождать его, но всегда отставал и оставался один. Болезненный ребенок, которого никто не любил, пока наследником был старший брат. Джон утвердительно кивнул.
— Отдав кому-то свои чувства, он останется верен. Если принц любит нашего герцога так, как любил брата, значит, боготворит его.
Уильям Уорд кивнул.
— Тогда, вероятно, наш хозяин ведет более хитрую игру, чем нам кажется. Возможно, сейчас он разбивает сердце отца, но когда отца не будет, на троне появится новый король.
Джон насупился при мысли о работе царедворца, которая опиралась не на искусство изощренной политической интриги, а на умение лебезить, ранить и вызывать ревность — умения борделя, а не канцелярии.
— У лорда Сесила все было так же? — поинтересовался управляющий.
При одной мысли о такой возможности Джон резко отпрянул.
— Нет! Его-то точно уважали не только за внешность, — заметил он с чуть заметной улыбкой. — В нем нуждались благодаря его уму и способностям. Вот почему никто не мог занять его место. Вот почему он всегда ощущал себя в безопасности.
— Тогда как наш господин…
Управляющий смолк.
— Что же он делает в Мадриде, что отнимает так много времени? — удивился Джон.
— Я слышал, испанцы с ним просто играют, — тихо пояснил управляющий. — А в это время настроения против испанцев растут при дворе, в парламенте и на улицах. Для герцога было бы лучше вернуться домой без испанской принцессы. Если сейчас он привезет ее, то заплатит за это жизнью. Его разорвут на куски за то, что он попытался организовать еретическую свадьбу.
— Вы не могли бы написать обо всем этом герцогу? — осведомился Джон. — Предупредить его?
Уильям Уорд замотал головой и быстро ответил:
— Я ему не советчик. Он идет своей дорогой. Его светлость сказал, что испанский брак — дело принципа.
— Принципа? — уточнил Традескант.
И после того, как управляющий утвердительно кивнул, он повернулся и вышел из кабинета.
— Плохи наши дела, — пробормотал Джон себе под нос.
Принц Карл окончательно устал от ожидания, а Бекингем растерял остатки самообладания только к июлю, в самую середину мадридского лета, в самую жаркую пору. Испанцы наконец составили брачный контракт, и принц Карл вывел под ним свое имя. Ему разрешили короткое свидание с невестой, во время которого он пообещал, что после заключения брака она станет королевой Англии и что в следующий раз они встретятся уже как муж и жена в Дувре. Сам король Испании проводил принца и герцога из Мадрида, на прощание он осыпал гостей подарками и поцеловал принца Карла как зятя. Чтобы найти Традесканта, Уильям Уорд отправился в сад. Джон в это время открывал ворота шлюзов и наблюдал, как речная вода заполняет новое озеро, предназначенное для катания на лодках. Прохладная стена воды ниспадала у самой стены дворца. В заболоченном участке озера Джон посадил желтые ирисы — как раз там, где он впервые посоветовал Бекингему прогнать коров.
— Как, по-вашему, встретят герцога? — обратился управляющий к Джону. — Полагаю, у него есть в запасе какая-нибудь хитрость. Он же должен осознавать, что если осмелится доставить сюда испанскую невесту, то его попросту растерзают.
Джон поднял глаза от потока воды, вытер руки о старые штаны и обеспокоенно произнес:
— Его светлость не может быть таким дураком, ведь иначе он не забрался бы настолько высоко. Он наверняка понимает, что существует баланс между королем и парламентом, между народом и церковью.
Традескант вспомнил о Сесиле — в доме своего нынешнего хозяина он постоянно вспоминал о графе.
— Герцог не может занимать все свои должности и при этом быть дураком, — уже уверенней добавил Джон. — Значит, он что-то замыслил и выправит ситуацию.
Однако Традескант слишком хорошо думал о своем господине. У Бекингема не было ни генерального плана, ни идей, спрятанных за ним. Он не был Сесилом, у которого на каждое непредвиденное обстоятельство был готов тайный заговор. Все в жизни давалось герцогу легко, и он был уверен, что эта авантюра тоже пройдет без осложнений, что он сумеет соблазнить испанцев, как соблазнял всех прочих. Но холодный формальный двор Испании оказался твердым орешком для англичанина, привыкшего разбивать сердца. Письма из дома — от матери и от жены — предупреждали Бекингема, что испанская невеста не встретит благосклонного приема и что человек, который попытается посадить ее на английский трон, неизбежно потерпит неудачу. Герцог крутился, точно флюгер, но Карл, который так рано понял, что любовь всегда приносит разочарования, цеплялся за созданный им самим образ желанной и недоступной женщины. И в самом деле, чем более недоступной она становилась, тем точнее отражала представления Карла об истинной любви и страсти.
Теперь Бекингему предстояло отвести принца от женщины, которая, скорее всего, никогда его не полюбит, чтобы он не следовал за ней всю жизнь, как в детстве за братом, и внушить Карлу мысль, что английский принц может надеяться на большее.
Задача была не из легких. Герцог постоянно напоминал принцу о пунктах брачного контракта: необдуманное обещание веротерпимости и того, что дети, зачатые в браке, будут воспитываться как католики. Он подвергал сомнению испанскую честность и предполагал, что инфанта откажется выйти замуж за еретика или же взбрыкнет и в день свадьбы уйдет в монашки, оставив Карла в дураках. Постоянное капанье на мозги и цинизм Бекингема разъедали уверенность принца в себе, которая и в лучшие времена не отличалась стабильностью. К тому моменту, как герцог и принц прибыли из Мадрида в Сантандер к английскому флоту, они крепко подружились, а Испания сделалась их врагом. Когда флот вошел в Портсмут, они были близки как братья.
Итак, Испания больше не считалась новым союзником, напротив, снова превратилась в злейшего врага. Брачный контракт, к которому так пылко стремились принц и герцог, стал западней, которой они решили избегнуть.
Когда вместе с приливом, пробираясь сквозь холодный октябрьский морской туман, они прибыли в Портсмут, то даже не представляли, какой встречи ждать в протестантском городе и в протестантской стране после того, как они попытали счастья с браком, который положил бы конец гордой независимости Тюдоров. Вдруг набережную осветила вспышка огня — в честь их прибытия зажгли костер. Потом еще один, потом еще. На городских стенах загорелась цепочка огней. Затем раздался грохот пушечного салюта, раскатившийся над водной гладью бухты, и сразу же еще один выстрел. Громко завизжали трубы, послышались приветственные крики толпы. Бекингем улыбнулся про себя, хлопнул принца по спине и спустился вниз, чтобы пришпилить к шляпе бриллиантовые булавки.
— Он сделал это, он благополучно доставил принца домой, — рассказывал Традескант супруге, когда новости о триумфальном возвращении путешественников достигли Нью-Холла. — Народ танцевал на улицах, на каждом перекрестке зажарили по целому быку. Бекингема уже называют самым великим государственным деятелем в истории Англии. Спасителем страны. Давай отправимся сегодня в Челмсфорд, посмотрим, как народ веселится.
Ликовать Джон не собирался, но в собственном голосе услышал радость. И не потому, что герцог показал себя государственным деятелем или дипломатом. Но по крайней мере, Бекингем был везунчиком, а при новом дворе удача и красота решали все.
Элизабет повернула к мужу холодное лицо, не выражающее никаких чувств.
— Прежде всего он подверг принца опасности, — заявила она беспощадным тоном. — Опасности, угрожавшей его телу, и смертельной опасности, угрожавшей душе. Карл избежал женитьбы на ученице дьявола, только став клятвопреступником. Он дал слово чести благородной принцессе. Ухаживал за ней и пообещал жениться. А теперь выходит, что он нарушил свое обещание. Я не пойду танцевать, потому что твой хозяин вверг принца в опасность, а потом опомнился и заставил его бросить невесту. С самого начала эта поездка была всего-навсего тщеславием и сумасбродством. И я не стану пить за их счастливое возвращение.
Не торопясь, Джон надел куртку и шляпу.
— Думаю, я все-таки схожу, — беззлобно сообщил он. — А ты ложись спать, не жди меня.
