1569 год, сентябрь, замок Татбери: Мария

Клянусь Богоматерью, в последний раз меня привезли в эту ненавистную тюрьму, в замок Татбери. Сейчас я держусь смирно, но в последний раз меня провезли по извилистой дороге в эту зловонную темницу, где солнце никогда не озаряет мою комнату и где над полями постоянно дует холодный ветер. Елизавета надеется, что я умру тут от холода и сырости или от болезни, причиненной нездоровыми туманами от реки; но она ошибается. Я ее переживу. Клянусь, я ее переживу. Ей придется убить меня, если она хочет носить по мне траур. Я не ослабну и не умру, чтобы ей было удобнее. Я сейчас войду в этот замок, но выйду я из него во главе собственной армии. Мы пойдем на Лондон, и я заточу Елизавету, и вот тогда мы посмотрим, сколько она протянет в сыром замке, который я для нее выберу.

Могут отволочь меня сюда, могут хоть отвести обратно в замок Болтон, если хотят; но я – королева приливов, течение для меня сейчас бежит быстро. Меня здесь продержат в заключении не дольше недели. Они не смогут меня удержать. Для Шрусбери это конец, они еще не знают, но они скоро падут. Северные лорды придут за мной с Норфолком во главе. Дата избрана, это случится 6 октября, я начну отсчет своего правления с этого дня. Мы будем готовы, я уже готова. Тогда мои тюремщики станут моими пленниками, и я поступлю с ними, как сочту нужным.

Норфолк сейчас собирает жителей своих земель, на его призыв ответят тысячи. У северных лордов будет огромная армия. Все, чего добьются Шрусбери, привезя меня сюда, в свою ничтожную темницу, – это заключат меня там, где меня легко отыскать. Все знают, что меня держат в Татбери, все знают дорогу в замок. Северная армия придет за мной через несколько недель, и Шрусбери придется выбирать: умереть, обороняя свой грязный замок, или сдать его мне. При мысли об этом я улыбаюсь. Они придут ко мне и станут просить простить их, напоминая, что всегда были ко мне добры.

Я уважаю самого графа – им нельзя не восхищаться; и Бесс мне тоже, скорее, нравится, у нее доброе сердце, хотя она и отъявленная простолюдинка. Но их ждет крах, а возможно, смерть. Любой, кто встанет на моем пути, между мной и моей свободой, должен будет умереть. День известен, 6 октября, и они должны приготовиться, как готова я сама: к победе или смерти.

Я не выбирала этот путь. Я пришла к Елизавете в нужде, как родственница, прося о помощи. Она отнеслась ко мне как к врагу и сейчас относится к своим лордам и ко мне как к врагам. Любому, кто считает ее великой королевой, стоит об этом подумать: в миг своего торжества она подозрительна и не щедра. В опасности она исполнена паники. Она довела меня до отчаяния, а их до восстания. Ей некого будет винить, кроме себя самой, когда ее замок возьмут штурмом, а ее бросят в Тауэр и потом на ту же плаху, где была казнена ее мать. У нее и у ее главного советника Сесила такие подозрительные желчные умы, что они сами придумали, как погибнут, и сами навлекли на себя эту гибель. Как всегда и бывает с пугливыми суеверными людьми: они воображают худшее и заставляют его случиться.

Я получила письмо от своего посла, епископа Росского Джона Лесли. Он в Лондоне, он наблюдает, как слабеет власть Елизаветы. Я нашла письмо, засунутое в свое седло, когда мы поспешно садились на коней, чтобы ехать в Татбери. Даже в исполненной ужаса гонке из Уингфилда в Татбери верный человек нашел время мне послужить. Собственные грумы Шрусбери уже на моей стороне. Бесс и ее мужа предают их собственные домочадцы. Здесь все наводнено шпионами, которым щедро платят испанским золотом, и все они хотят мне услужить. Записка Лесли, написанная на смеси французского и тайной грамоты, сообщает мне о панике в Лондоне и о том, как ежечасные доклады о восстании, поднимающемся по всей стране, заставляют Елизавету сходить с ума от страха.

Я сворачиваю письмо и прячу его в карман, я сожгу его, когда мы остановимся пообедать. Я еду, распустив поводья, едва помня, что подо мной лошадь. Передо мной стоит образ Елизаветы, моей кузины, мчащейся в Виндзорский замок, оглядывающейся по сторонам при дворе и видящей на каждом лице слишком радостную улыбку предательства. Я знаю, как это бывает. Я сама это видела. Она испытает то же, что я в Холируде, – почувствует, что некому верить, узнает, что знала я в Данбаре, – что поддержка покидает ее и ее последователи клянутся ей в верности, оставляя ее. Теперь она знает, что даже Дадли, ее друг с детских лет и многолетний любовник, вступил с Норфолком в заговор с целью меня освободить. Ее собственный любовник, ее кузен, все лорды ее Тайного совета – все они на моей стороне. Каждый лорд в этой стране хочет, чтобы меня освободили. Простонародье всей душой за меня. Ее все предали. Когда она взошла на трон, ее звали «наша Елизавета», а теперь она утратила их любовь.

Я думаю о Шрусбери, который мрачно едет рядом со мной, о том, как он торопится, чтобы помочь мне спешиться, о том, как он тихо радуется моему обществу за столом, о его подарках и постоянной любезности. Он принес ей присягу, но я его переманила. Я переманила всех лордов Англии на свою сторону. Я это знаю. Я вижу, что чувствует Шрусбери и каждый в доме Бесс. Они все хотят, чтобы я была свободна.