Часть вторая. Возрождение
Держится Стая на Волке, и держится Волк на Стае.
Редьярд Киплинг
6
ЮГО-ВОСТОЧНАЯ РУМЫНИЯ, ДАКИЙСКИЕ ГОРЯЧИЕ ИСТОЧНИКИ
Два богато украшенных вагончика бесперебойно бегали вверх и вниз по мощной восьмикабельной системе фуникулера. В компьютерной программе, управлявшей их движением, не было ни одного изъяна. Канатная дорога работала, последние приготовления к шикарному приему на выходных были почти закончены, и у Яноша Важича появилось ужасное беспокойство перед началом того, что могло стать концом его мечты.
Янош наблюдал, как несколько работников, прибывающих из замка, вышли из вагончика. Настроение мужчин, казалось, сильно улучшилось после того, что произошло предыдущей ночью в горах высоко над замком. Когда Важич отвернулся, он увидел, как Джина вышла на платформу канатной дороги высоко над атриумом. Она протянула ему лист бумаги.
– Это только что пришло по факсу из Бухареста.
Янош взял листок и быстро пробежал его глазами.
– Что, черт возьми, Заллас пытается с нами сделать? Он включил в этот список всех нелегальных торговцев, бандитов и аферистов в мире. Если в эти выходные сюда удастся пробраться прессе, об открытии можно будет забыть, и мне плевать, что Заллас держит министра внутренних дел на коротком поводке. Одного международного давления хватит, чтобы закрыть нас! – Важич скомкал список гостей и сбросил его с края платформы канатной дороги прямо на куст герани.
– Полагаю, что все, что мы можем сделать, это увеличить охрану и… – заговорила его помощница
– Мы не отвечаем за охрану. Охранный персонал курорта в выходные не понадобится.
– Что? Это же казино, Янош! В нем должна быть вооруженная охрана в любое…
– В эти выходные охрану предоставит Заллас. Здесь будут его люди, и он говорит, что их будет в два раза больше нашей обычной охраны. А еще он сказал, что прессы не будет в радиусе сотни миль от «Края света».
Янош увидел, как поникла его управляющая, и приобнял ее.
– Я пожалел о том, что стал партнером этого человека, в первый же день. Такое чувство, что у него никогда раньше не было денег, и теперь он сходит с ума, не зная, как их потратить. Как с этой проблемой с жителями на перевале: он посылает туда тупого русского якобы на охоту, и тот возвращается оттуда один, однако нападения прекращаются. Я просто не понимаю этого.
– Где вообще этот неандерталец? – спросила Джина, когда они направились к подъехавшему вагончику.
– Посмотри туда, – ответил Важич, показывая наружу через большое стеклянное окно в конце вагончика. Он указывал вниз, на бассейн, растянувшийся на пятьсот футов в задней части курорта. У бассейна сидел русский охотник. Он устроился на шезлонге и не двигался.
– Что он делает? – поинтересовалась Лувински.
– Он сидит так с пяти утра, с тех пор как пришли рабочие. И все это время он не двигался. Отказывается от еды и воды. Просто сидит и смотрит в пустоту в ожидании приезда Залласа.
– Что с ним такое и где румынские охотники, которые приехали с ним?
– Они пропали. По крайней мере, мы их не видели в тех пор, как они ушли прошлым вечером. Он просто что-то бормочет о перевале, – рассказал Янош, глядя наверх вдоль канатной дороги на гору. – И все. Он не пошевелится, пока лично не поговорит к Залласом.
Джина посмотрела на неподвижного и молчаливого человека внизу, а затем снова повернулась к своему шефу.
– У меня ужасное чувство, что мы находимся в эпицентре чего-то, что совсем не можем контролировать.
Янош Важич прошел к началу вагончика и увидел черный «Мерседес», приближающийся с юга. Он глубоко вздохнул и повернулся к управляющей.
– Что ж, человек, в чьих руках находится контроль, только что приехал.
Посмотрев туда же, куда и Важич, Джина увидела более пятидесяти машин, двигавшихся к самому шикарному курорту в Восточной Европе.
Вторжение преступников в Карпаты началось.
КОМПЛЕКС ГРУППЫ «СОБЫТИЕ», ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА «НЕЛЛИС», НЕВАДА
Джек услышал стук в дверь, и в следующую секунду в кабинет просунул голову Карл Эверетт, выглядевший измученным и сонным.
– Я заметил, что тут повсюду горят красные лампочки чрезвычайного происшествия, как в День независимости. Что я пропустил? – поинтересовался он.
– Это точно. Присаживайся, Карл. Нужно поговорить, – ответил полковник.
Эверетт открыл дверь кабинета и вошел внутрь, после чего потер глаза и сел перед столом Джека.
– В какой-то момент я подумал, что уже потерял вас, – заметил тот. – С Райаном все в порядке?
– Райан отправился на боковую после перелета. Он пока не может к нам присоединиться, разница во времени и все такое.
– А ты как?
Карл ответил не сразу – некоторое время он просто смотрел на полковника.
– Я злюсь на женщину и двуличного полковничка «Моссад», который пытался нас убить, – сказал он, наконец. – Но меня сейчас волнует не это. Можно на минутку сменить тему, полковник?
Коллинз откинулся в своем кресле и стал ждать, что же скажет ему Эверетт. Он заметил, что Карл обратился к нему по званию, хотя в кабинете больше никого не было – обычно в таких случаях «морской котик» этого не делал. Джек кивнул, показывая, чтобы он продолжал.
– Я считаю необходимым доложить своему командиру о том, что я подал заявку на перевод в новый Научно-исследовательский центр проблем надводной войны ВМС, открывающийся на мысе Канаверал, – объявил капитан.
Джек поднял брови, слушая своего заместителя – человека, с которым он пережил тяжелые времена, и настоящего друга. Он знал причину происходящего.
– Новый эвфемизм для центра космических боевых систем? Слово «надводная» там не совсем к месту, – заметил он. – Ты не капитан корабля, Карл. Ты гораздо более ценный специалист.
– Некоторые так считают, полковник. Но, с другой стороны, ты не позволил мне помочь тебе в поисках убийцы твоей сестры. Это для меня очень личное дело, потому что я знал и любил Линн. Думаю, что будет лучше, если я приму участие в этой новой программе и, возможно, смогу быть там полезным.
– Я был спокоен за вас с Райаном, пока вы были в Риме. Даже когда я знал, что ваши жизни в опасности. Я могу с этим жить. Я могу позволить вам отправиться на опасное задание, если вы едете туда по работе и под эгидой организации, в которой вы служите. – Джек встал из кресла, прошелся к двери и запер ее, а затем вернулся к своему столу и сел. – Я не готов терять друзей из-за личных проблем или из-за мести, когда они и так сталкиваются со смертью каждый день прямо здесь, в этом сумасшедшем доме истории. Мы все сознательно пошли на это. Но я не могу позволить тебе умереть, нарушая закон ради меня, Карл, и никогда не позволю.
Эверетт не отвел взгляда от глаз полковника, в которых блестела ярость.
– В этом твоя ошибка, Джек. Если ты не видишь, в чем здесь проблема, то ты еще более слеп, чем можешь себе представить. Ты не прав не только в том, как лучше подойти к поиску убийцы твоей сестры, но в том, что не используешь то, на чем держится вся работа группы – людей, которые верят, что они для тебя не просто сотрудники, черт возьми.
Коллинз пытался уложить у себя в голове то, что сказал ему Эверетт. Впервые в своей сознательной жизни он не знал, что сказать.
– Твое общение с французом должно прекратиться, Джек. – Карл встал и посмотрел на своего друга. – Фарбо помогает тебе, потому что тебе кажется, что он лучше справится с тем, что ты хочешь сделать – найти и убить этого подонка. Но ты не видишь, что Анри Фарбо не делает ничего, что бы не было выгодно Анри Фарбо. Он убьет тебя при первой же возможности, можешь быть в этом уверен.
– У моих действий, какими бы бредовыми они ни казались, есть основания, Карл. Возможно, он сделает то, о чем ты меня предупреждаешь, хотя бы для того, чтобы заполучить Сару, кто знает, – но ты упускаешь один очень важный момент: если этот сукин сын погибнет, мне будет плевать, а на тебя и на других моих друзей – нет. Больше никто не умрет из-за меня. Умереть на службе – одно, а из-за какого-то личного дела – совсем другое.
Эверетт стиснул зубы и впервые посмотрел прямо на Джека.
– Запрос о переводе остается. Я нужен в других местах, обстановка в мире сейчас очень сложная.
Коллинз глубоко вздохнул и сел обратно в свое кресло. Он посмотрел на Эверетта, а затем на свой стол. И кивнул в знак согласия.
Карл вытянулся по стойке «смирно» и отсалютовал. Джек поднял голову и нахмурился.
– На флоте не принято салютовать в кабинетах, капитан… Вы свободны.
Эверетт опустил руку, резко повернулся, открыл дверь и вышел из кабинета.
Когда «Европа» проиграла звуковой сигнал по системе громкоговорящей связи, встроенной в стены, Джек сидел и смотрел в пустоту. Мысли о событиях последних дней ушли на второй план. Он только что потерял одного из своих лучших друзей из-за упрямства, о котором его тысячу раз предупреждала Сара.
– Внимание, всем сотрудникам, в двенадцать часов сорок пять минут сегодняшнего дня директор отдела пятьдесят шесть – пятьдесят шесть отдал оперативное распоряжение об объявлении чрезвычайного происшествия в Карпатском регионе Румынии. Руководители всех подразделений должны немедленно прибыть в главный зал заседаний. Персоналу запрещается покидать базу, выходы один и два закрываются. Степень боевой готовности два была повышена – в силу вступают максимальные меры безопасности.
Джек не слышал не единого слова суперкомьютера, объявившего о чрезвычайном происшествии. Он думал о своих друзьях – о тех, кого он терял из-за своих страхов, и о страхах других людей, старше его по званию.
За стенами его кабинета начали формироваться оперативные группы. Вторжение в Карпатские горы только что приобрело официальный характер.
Теперь Группа «Событие» была в своей стихии.
ПЕРЕВАЛ ПАТИНАШ, КАРПАТСКИЕ ГОРЫ, РУМЫНИЯ
Луна светила ярко, и жители перевала Патинаш наслаждались прохладой вечера. Эта деревня считалась большой по сравнению с большинством в регионе. По данным переписи населения, проведенной в 1980 году бывшим коммунистическим правительством, в ней проживало 752 человека. На главной деревенской площади, окруженной каменными и деревянными домами, горел костер, который каждый вечер разжигали для того, чтобы жители могли собраться и поделиться друг с другом событиями уходящего дня. Это было традицией на протяжении более двух тысяч лет. Семьи собирались и смеялись, пели и играли на струнных инструментах к радости детей. Большинство музыкальных инструментов были новыми и блестящими, а в небольшой деревне теперь было электричество, появившееся совсем недавно – уже после инструментов, подаренных за последние пару лет человеком, который скоро должен был стать их королем.
Когда колокол румынской католической церкви прозвучал один раз – что означало, что на часах девять, – все те, кто сидел на траве вокруг огня и слушал музыку, начали прощаться и желать доброй ночи друзьям и родственникам. Затем все со смехом направились по домам или за пределы деревни на свои фермы, и у костра остался только один человек – пожилая женщина, которая устроилась в своем обычном кресле и отмахивалась от нескольких своих племянников и племянниц, которые пытались убедить ее не сидеть на улице такой сырой и холодной ночью.
Когда все жители деревни разошлись, старая цыганка посмотрела по сторонам на то, что им удалось построить за долгие годы. Она медленно встала, оперлась на деревянную трость, в рукоять которой было вставлено Око Ра, и так же медленно повернулась и посмотрела на гору у себя за спиной, окружавшую красивую, но маленькую долину и перевал Патинаш. Взгляд ее разноцветных глаз остановился на храме, который был виден только ей, и она покачала головой. Поток, струившийся из нескольких отверстий вдоль дороги, ведущей на гору, был постоянным напоминанием о том, что мать-природа варила бульон ярости, чтобы когда-нибудь вылить его на долины далеко внизу – эта примитивная древняя сила, в конце концов, должна будет сровнять с землей горный хребет, которому было 250 миллионов лет. Пар от горячей воды в источниках, протекавших через гору, вырабатывал достаточно тепла, чтобы влиять на погоду зимой, принося обманчивое тепло в деревню и на перевал.
– Нужно было похоронить тебя под целой горой еще до того, как ты был достроен. – Женщина ткнула своей тростью в темноту над собой, в гору, которая скрывалась за этой темнотой. – Ты проклятие, которое нам никогда не следовало брать на свою душу. – Неожиданно силы покинули ее, и она опустилась обратно в кресло.
– Чтобы снести этот храм, одной старой палки не хватит, бабушка.
Старуха закрыла глаза и опустила голову на рукоять трости.
– Прошлой ночью кто-то погиб на дороге к перевалу. Ты ослушался меня, мальчик, – сказала она.
– Нет, один из них выжил. Сообщение, которое я хотел передать, было доставлено, а мужчины, которые пришли вместе с этим подонком, заплатили за доставку. Никому не дозволено подниматься выше этого идиотского замка. Больше сюда никто и никогда не придет без приглашения.
Старая цыганка слегка приподняла трость над землей, а затем снова опустила ее, обернувшись, чтобы посмотреть на своего внука. Он был одет в ярко-красную рубашку и головной платок, на этой раз королевского голубого цвета. Его черные волосы и кожаные штаны переливались в свете восходящей луны. Пока он смотрел на нее, старуха сделала над собой усилие и попыталась успокоиться.
– В последнее время тебя не хватало у костра, – упрекнула она внука. – Ты, похоже, не замечаешь, что твоя семья скучает по тебе. И для человека, который подарил нашему народу множество таких прекрасных вещей, ты слишком много внимания уделяешь тому, что происходит внизу, и слишком мало – тому, что происходит наверху.
Молодой человек фыркнул и покачал головой.
– Сидеть вокруг костра и петь старые цыганские песни, в которых так же мало правды, как и в легендах, которые мы рассказываем о стародавних временах? Нет, мне больше не интересно слушать ложь. Прошли времена, когда нужно было просто хранить богатства и знания наших предков. Настал момент забрать то, чего мы заслуживаем. А небольшие подарки для народа – это обычная помощь будущего короля цыган людям.
С этим старуха не могла поспорить.
– Скольких наших мужчин ты забрал из деревень внизу? – спросила она, боясь услышать ответ.
– Достаточно, чтобы защитить то, что принадлежит нам.
– Ты недавно ходил в храм.
Мужчина засмеялся. Его бабушка всегда знала, как он восхищался храмом и что это магическое место для него значило. Еще маленьким ребенком он уходил в горы и сидел там часами, а иногда и днями, чтобы просто поговорить с хранителями храма, своими друзьями, голиа, и полюбоваться самим храмом и окружающей природой. Она знала, как он любил огромные каменные глыбы, созданные древними мастерами для людей, которым никогда не суждено было увидеть результаты их труда. Ее внук всегда думал о жертве, которую принес его народ ради благополучия людей, которые избегали племени Иедды еще до начала Исхода.
– Не пытайся скрыть свои действия очередной ложью. Сестра приедет завтра и выяснит, что ты задумал, Марко, – сказала пожилая цыганка.
Мужчина повернулся к ней, и улыбка исчезла с его лица.
– Да, впервые за много лет мы увидим сестру, мой мальчик, и правда выйдет на поверхность. Я не знаю, какую сделку и с каким дьяволом ты заключил, но сестра поймет, как лучше поступить. Я молю Бога о том, чтобы не оказалось, что ты обманывал меня, Марко. Меня или голиа. – Бабушка улыбнулась, глядя на своего внука. – Они не настолько всепрощающие, как эта старуха.
– Ты отослала ее на много лет, чтобы она познакомилась с законами иудейского государства и следила за тем, что говорят о храме и о том, что в нем спрятано. Но я остался здесь и так и не увидел внешнего мира. Мне никогда не суждено побывать в городах и пожить жизнью, для которой была избрана моя сестра.
– Марко, она была лучше подготовлена, более уравновешена для обязанностей, которые я возложила на нее. Дело не в том, что я…
Молодой человек поднял руку, прерывая ложь своей бабушки. Ему удалось выдавить из себя улыбку.
– Я рад снова увидеть сестру, – сказал он, повернувшись и направившись прочь, глядя в сторону спрятанного храма. – Прошло много лет, и я действительно скучал по ней.
Старая цыганка наблюдала, как Марко уходит, сжав кулаки от злости. При его приближении заблеял ягненок, отбившийся от стада за главными воротами и забредший в деревню. Мужчина пнул маленького ягненка, который завизжал и упал на землю.
Старуха медленно поднялась на ноги, подошла к ягненку, положила на него свою сморщенную руку, и он перестал блеять от боли. Но потом глаза ягненка расширились, и она перестала гладить испуганное животное. Ягненок вскочил на ноги и бросился к открытым воротам, а женщина поняла, что прямо за ней стоит другое животное. Она медленно и осторожно повернулась.
Голиа, покрытый черным мехом, сидел на задних лапах и смотрел прямо на нее. Его уши были в положении, означавшем, что он не настроен агрессивно. Глядя на гигантского волка, цыганка заметила, что его желтые глаза смотрят на нее с таким же любопытством.
– Ты так сильно вырос, Станус. – Она медленно сделала шаг вперед, поднесла руку к морде животного и почесала нового вожака голиа своими короткими поломанными ногтями.
Станус слегка наклонил свою огромную голову влево, пока старуха чесала его, как она делала уже миллион раз. Он не сводил глаз с ее морщинистого лица. Пока она чесала морду альфа-самца, ее рука начала медленно подниматься к левой стороне морды, к месту под самым ухом. Станус заметил это движение, тихо поворчал и поднес правую лапу к своей морде. Женщина наблюдала, как его пальцы медленно развернулись, вытянулись и оказались такими большими, что с легкостью обернулись вокруг ее руки и запястья. Опустив руку старухи, зверь встал на четыре лапы, сделал шаг назад и снова присел на задние ноги. Желтые внимательные глаза продолжали смотреть на лицо старухи.
– Твое доверие пусто, как твоя берлога на перевале. Ты хотя бы знаешь, что задумал Марко или ты просто подыгрываешь ему, чтобы, наконец, выпустить наружу накопившуюся ярость, как, в общем-то, делает и сам мой внук? – спросила цыганка.
На этот раз волк наклонил свою огромную голову вправо, слушая слова старой женщины. Она видела, что уважение, которое испытывал к ней зверь, никуда не делось, но подозревала, что Станус находился в смятении. До нее даже доходили обрывки мыслей нового вожака голиа, но ей не удавалось понять причину испуга животного. Глядя в его желтые глаза, она улыбнулась Станусу, который даже сидя был на целую голову выше ее.
– Как твои дети? – спросила старуха.
Волк низко заскулил.
– Ты не был на перевале, не так ли? Ты все время был с Марко.
Низкое скуление прозвучало еще раз.
– Что бы он ни делал против воли королевы, он делает это против семьи голиа. Ты будешь нужен мне, Станус, в ближайшие дни. Мы должны…
Голиа неожиданно прыгнул с того места, где сидел. Он перемахнул через старую женщину, прыгнул снова и перескочил через каменную стену, окружавшую деревеньку, и молча исчез в ночи.
Цыганская королева повернулась и прислушалась к пронесшемуся по горам вою множества волков, покинувших свои логова и храм. В последние месяцы вой доносился из темноты все чаще, по мере того как все больше голиа переходили на сторону Стануса и Марко. Дело было не в том, что Марко хотел лучшей жизни для своих людей – его бабушка сама несла ответственность за бунтовскую натуру своего внука, поскольку, по правде говоря, большую часть жизни посвятила борьбе с традициями и древними суевериями, чтобы освободить свой народ от проклятия, наложенного на него три с половиной тысячелетия назад. Просто они с Марко не могли прийти к согласию насчет способа, которым нужно было добиваться свободы своего народа.
Земля содрогнулась, и все стихло – ночь превратилась в блеклую картину горного пейзажа, воплощавшую собой Знамение времен. Вой разбудил всех обитателей Карпат: все жители окружающих деревень в эту минуту подошли к окнам и закрыли ставни.
ПАЛИЛУЛА, СЕРБИЯ, ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ РЕКУ ДУНАЙ
Женщина с иссиня-черными волосами, известная израильской разведке и Группе «Событие» как майор Мика Сороцкин, сидела и смотрела на свое отражение в грязном окне поезда. Она увидела темные круги под воспаленными глазами и зажмурилась, чтобы не смотреть на свое уставшее лицо. Потом она и вовсе отвернулась от окна, за которым проносился ночной пейзаж сербского муниципалитета Палилула – поезд в тот момен как раз въехал на старый мост через Дунай. Мика снова закрыла глаза, чувствуя себя в гораздо большей безопасности от того, что впервые за девять лет въезжала в Румынию.
Вагон, в котором она ехала, был почти пустым, несмотря на то что перед пересечением Дуная поезд сделал незапланированную остановку, и в несколько передних вагонов зашли больше сотни солдат. Они все были румынами и несли с собой полное обмундирование и пайки: было похоже, что они ехали на учения. Солдаты разместились в трех вагонах перед Сороцкин, и усталая женщина тут же забыла об их существовании.
Закрыв глаза, она пыталась вспомнить последний день, который провела на перевале Патинаш. Как она плакала и в каком была отчаянии, когда бабушка решила отправить ее за границу. Сначала Мика потратила четыре года своего детства на учебу в Праге под вымышленным именем. Когда с этим было покончено, бабушка отправила ее еще в одно тяжкое изгнание – ей пришлось поступить в военное училище под новым именем и проучиться там два последних года своего высшего образования. Так сложилось, что училище находилось в Израиле. Под новым именем девушку приняли в сверхсекретную военную программу «Тальпиот». Это училище было самым элитным учебным заведением в Израиле, принимавшим всего пятьдесят студентов в год. Там они изучали физику и другие науки, которым в большинстве военных учебных заведений внимания не уделялось. Целью учебы было воспитание будущих лидеров Армии обороны Израиля, не только способных изменить привычную тактику большинства военных – «сначала делай, потом думай» – но и, наконец, сделать вооруженные силы государства показателем эффективности.
В течение этих двух лет Мика так хорошо справлялась с учебой в «Тальпиот», что привлекла внимание «Моссад». Все это время планировалось организовать с ними «случайную встречу» под руководством ее бабушки, которая была умнее своих лет и всегда утверждала, что отослала внучку из дома для служения народу и что то же самое пришлось сделать и ей самой много лет назад, с той единственной разницей, что она училась в Оксфорде и в Каире. Они обе покинули свой дом, чтобы изучить современный мир и защитить свой народ.
Сороцкин открыла глаза и посмотрела в окно на далекий горный хребет, спрятанный в темноте за чистыми и холодными водами Дуная. Пробегавшие перед ее глазами слабо освещенные домики, построенные вдоль железнодорожных путей трудолюбивыми жителями этих плодородных земель, начинали потихоньку оживать.
Мика слегка улыбнулась, понимая, что приближается к дому, и почувствовала себя счастливой впервые за много лет. Она не отвернулась от улыбки, подаренной ей ее же отражением, но заметила, что ее лицо изменилось за девять лет отсутствия. Не то чтобы оно сильно состарилось, но на нем отразилось беспокойство за ее народ, и оно было теперь сильнее, чем когда она была маленькой. Теперь майор начинала понимать, что горы больше нельзя защитить. Ей предстояло сообщить эту новость своей бабушке.
Беспокойство о судьбе храма, людей и животных, которые защищали его, испарилось, когда она подумала о том, что снова попадет на перевал. Это было место, где Мика бегала и играла с животными, жившими в мифах и легендах. Голиа ждали ее возвращения, и ей не терпелось восстановить дружбу, которая была потеряна, когда ей пришлось уехать.
Она задумалась, и когда кто-то присел на место рядом с ней, это застигло ее врасплох.
– Генерал и представить себе не мог, насколько ты хороша. Но я знал, что стоит перевести тебя в Рим и навести на след забытых легенд, и ты откопаешь что-нибудь, чтобы помочь правому делу и вернуть то, что принадлежит нам, домой.
Мика отвернулась от окна и посмотрела в глаза подполковнику Бен-Невину. Пистолет, который он держал в руке, находился низко и был нацелен вверх, а его ствол ни разу не дрогнул, как и кривая улыбка Ависа.
– Подполковник, вы и люди, которым вы подчиняетесь, наслушались сказок, которые никогда не основывались на фактах. Из-за таких, как вы, Израиль отстал от других стран и не нашел себе союзников в мире, – ответила Сороцкин. – Если бы не власть нескольких тщательно выбранных друзей, от этой страны уже ничего бы не осталось.
– И это говорит мне верный и преданный патриот? Я так не думаю, майор. – Бен-Невин немного поднял пистолет. Женщина медленно отвела глаза, чтобы получше оценить ситуацию, которая оставляла желать лучшего. Вагон поезда был почти пустым, за исключением мальчика в сопровождении – вот уж повезло! – козы. «Добро пожаловать домой, Аня», – подумала майор, взглянув на мальчика в начале вагона и мгновенно пожалев о том, что пришлось оставить своего маленького племянника в Риме. Однако тогда ей показалось, что пока лучше оставить продавца апельсинов в безопасности.
Подполковник посмотрел, как она изучает обстановку, и улыбнулся еще шире, чем раньше.
– Даже не пытайся. Нашего прибытия ждут больше пятидесяти человек. Ты проведешь нас к сокровищам Исхода, чтобы истинные патриоты Израиля смогли вернуть наследие своего народа.
Аня Корвески даже не посмотрела на пистолет, потому что знала, насколько жестокими по отношению к женщинам были люди, с такими же религиозными убеждениями, как у Ависа. Они были довольно отсталыми и думали только о своей драгоценной религии. Большинство израильтян были согласны жить в гармонии с остальным миром, но были и такие, кто не хотел находить общий язык с людьми, которые сопротивлялись засилью еврейской власти на оккупированных территориях. Полковник был членом организации под названием «Патриоты Масады», названной в честь небольшой горы, которую однажды осаждала римская армия, чтобы подавить небольшой бунт две тысячи лет назад. Ане стало интересно, знает ли подполковник о том, что каждый из этих древних патриотов покончил жизнь самоубийством, чтобы избежать римского правосудия. Возможно, пришло время освежить память Бен-Невина по этому вопросу.
– Вы знаете, что нет места, куда вы сможете сбежать и спрятаться, – сказала женщина. – Генерал Шамни сожжет любые убежища и убьет всех доносчиков, он возьмет вашу группу в плен, чтобы отследить вас, не взирая на закон.
– А ты, его любимица? Твое предательство так же не понравится генералу, как и мое. Боюсь, что мы с тобой в одной лодке. – Выражение лица Ависа напоминало взгляд кота на канарейку, сидящую в клетке. – Только у меня есть много друзей и влиятельных союзников.
Аня рискнула еще раз окинуть взглядом вагон, но его единственным пассажиром продолжал оставаться маленький мальчик с козой далеко впереди. В половину пятого утра получить помощь было довольно сложно.
– Не стоит все усложнять. Нас провозгласят мужчиной и женщиной, которые вернули наследие и сокровища избранного народа и доказали всему миру, что Бог действительно был когда-то на нашей стороне, и вот тому доказательства, – сказал Бен-Невин. Глаза его расширились, а дыхание стало тяжелым.
– Это обычные старушечьи сказки, которые придуманы, чтобы люди продолжали верить в прошлое, когда им нужно смотреть вперед, в будущее. Нет никакого золота и других сокровищ. Нет никаких артефактов, доказывающих, что Бог когда-то помогал нам. Возможно, кому-то и удалось приблизиться к правде, но ни к чему хорошему это не приведет. – Корвески посмотрела прямо на своего противника и даже не моргнула, когда он поднял пистолет еще немного выше. – Ковчег Завета был потерян в стародавние времена – потерян, подполковник. Сокровища Исхода никогда не существовали. Вы навлекли смертный приговор на свою голову и на головы своих последователей, и все израильские агенты в мире будут охотиться за вами, чтобы убить.
– Вы можете обмануть генерала, майор, но я и мои люди не так наивны, как остальные. Мы знаем правду. Мы знаем, что сделал Иисус, и наша судьба – сделать так, чтобы в Израиле знали эту правду, несмотря на то что делают эти предатели генерал и премьер-министр.
– Генерал – хороший человек, как и премьер-министр. Они никогда не позволят вам продолжить вашу деятельность.
– Из-за хороших людей всегда погибают прекрасные люди. Он и ему подобные сделают все возможное, чтобы не дать нам право на жизнь – жизнь и расширение границ Израиля.
– И вы думаете, что находка каких-нибудь ценностей позволит еврейскому народу подняться и взять все под контроль? Люди не такие, как вы думаете, подполковник. Они изменились с тех времен, когда несколько фундаменталистов могли загнать их в патриотический раж. Для этой политики было определенное время и место. Но сейчас все сплотились, а теперь вы хотите снова разделить нацию. – Аня наклонилась к Бен-Невину, ошарашив его настолько, что он поднял пистолет еще выше и в результате направил его прямо ей в лицо. – Знаете, подполковник, за то время, что я провела с народом Израиля, я поняла одну важную вещь – эти люди любят жизнь. А еще они любят смотреть, как их сыновья и дочери приезжают домой на автобусах, в которых не взрываются бомбы. Матери, отцы, дедушки и бабушки любят жить в мире, и ради этого они готовы порвать с традициями. Им на самом деле нравится жить… тупые идиоты, да?
– Некоторые из нас не настолько преданы правому делу, как остальные. Некоторым из нас нравится брать лучшее от жизни.
– Я знаю таких как вы, подполковник, – женщина на мгновение отвела взгляд, – потому что у меня есть брат, который не сильно от вас отличается. Он тоже готов обрушить мир на наши головы, потому что его вера для него превыше всего. Но даже я не верю, что он способен продать свой народ, как это делаете вы.
– Мне не нужны сокровища, – солгал Авис с профессиональной убедительностью, которую Аня прочла в его глазах. – Израилю нужно жизненное пространство, и мы можем его получить, только убедив низшие народы в том, что Господь всегда был на нашей стороне.
Корвески улыбнулась, заметив, что подполковник сам загнал себя в ловушку.
– Адольф Гитлер, тысяча девятьсот двадцать восьмой год. Ваши познания в истории впечатляют, подполковник Бен-Невин. Интересно, найдут ли ваши попытки создать жизненное пространство для людей такую же поддержку, как действия Гитлера в тридцатых и сороковых годах. Я припоминаю, что он вырезал миллионы, чтобы получить это жизненное пространство. Он даже пытался следить за моим народом, потому что думал, что мы знаем какой-то великий и ужасающий секрет, связанный с нашими общими предками.
– Гитлер был маньяком. А под своим народом ты подразумеваешь цыган?
Аня улыбнулась и изогнула брови.
– На сегодня мне, пожалуй, хватит уроков истории, почему бы нам…
Подполковник понял, что они уже были не одни. Маленький мальчик с козой теперь стоял в проходе и смотрел на него.
– Отойди, мальчик, – велел ему Бен-Невин. – Возьми свою козу и сядь на место.
Мальчику было лет одиннадцать или двенадцать, и он переводил взгляд с мужчины на женщину, которая только сейчас поняла, кем был этот ребенок. Она сначала не узнала его, да и не могла понять, откуда у него взялась коза. В ее маленькой деревне все так же творились сумасшедшие вещи, и Корвески знала, что этот ребенок оказался здесь по поручению ее бабушки.
– Извините, – сказал мальчик на ломаном английском. – Тетя Аня?
Майор улыбнулась в ответ и успокоилась, окончательно убедившись, кто этот малыш. Она чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и пыталась скрыть свою слабость, хотя и понимала, что в этот момент была обычной женщиной, а не профессиональным агентом «Моссад», которым себя считала. Теперь Аня поняла, как сильно скучала по дому. Она посмотрела на мальчика и кивнула, из-за чего тот улыбнулся еще шире.
– Привет, Георгий, ты знаешь, что как две капли воды похож на своего двоюродного брата Кинту, который жил со мной в Риме? – спросила Аня, широко улыбаясь мальчику, который тоже расплылся в улыбке. – Сейчас он там, но я надеюсь, что к следующей неделе он уже будет дома.
– А, мальчик, который спас американцев, продавец апельсинов! – сказал Бен-Невин, не в силах скрыть удивление. – Вы не перестаете меня удивлять, майор. Привести с собой ребенка в Рим для работы и скрыть его от «Моссад» – вы еще хитрее, чем я думал.
Корвески повернулась к подполковнику.
– Я обычный человек. То, что со мной был кто-то из родной деревни, помогло мне держать себя в руках и полностью сосредоточиться на том, что мне нужно было сделать. – Она на мгновение опустила глаза. – Я совершала ошибки, но помощь моего племянника напоминает мне о том, что действительно важно, как и вот этот мальчик. – Женщина улыбнулась и снова подняла глаза на ребенка, не обращая внимания на Ависа.
– Да, я твоя двоюродная тетя. Тебя отправила сюда бабушка?
– Довольно, – сказал Бен-Невин, потянувшись и взяв мальчика за руку. – Порадуетесь семейному воссоединению позже. Он поедет с нами, когда мы встретимся с моими людьми в Бухаресте.
Мальчик просто посмотрел на руку, которая схватила его. В тот же самый момент подполковник увидел, как он поднял глаза, а затем услышал блеяние козы, которая попыталась отступить назад по проходу. Ее глаза тоже расширились, после чего она упала на пол и попыталась забиться под ближайшее кресло. Авис увидел, как улыбка на губах ребенка расширилась, а его взгляд переместился с его руки на то, что находилось у него над плечом. Он услышал низкое рычание из-за спины и почувствовал влажное, теплое дыхание на своей шее.
Аня понятия не имела, как ему это удалось, но ее племянник каким-то образом умудрился провести одного из голиа в поезд. Она медленно повернула голову и увидела животное, сидящее в проходе. Его желтые глаза смотрели прямо в затылок подполковнику. Бен-Невин сглотнул и медленно повернул голову, чтобы посмотреть на огромного черно-серого зверя, угрожающе смотревшего ему в спину.
– Боже мой!.. – прошептал он, медленно поднимая пистолет.
– Это, – со знанием дела сказала Корвески, – не самая лучшая идея, подполковник. Животное откусит вам руку до того, как вы успеете нажать на спуск. – Она выпрямилась в своем кресле и внимательно посмотрела на голиа. Ее глаза расширились, когда она увидела, что от его правого уха оторван кусок. Женщина вспомнила, что, когда она была маленькой, этот зверь был ранен в схватке со своим старшим и гораздо более агрессивным братом, Станусом.
– Георгий, это Микла? – спросила майор племянника.
Двенадцатилетний мальчик кивнул, а волк заскулил и тряхнул ушами, услышав свое имя. Но его желтые мерцающие глаза продолжали смотреть на подполковника.
Аня улыбнулась, повернувшись лицом к голиа, который родился всего через два дня после нее. Из-за того, что они появились на свет почти в одно время, ее бабушка всегда включала черного волка с серыми кончиками ушей и хвостом в празднование ее дней рождения в детстве. Позже майор с любовью вспоминала маленького волчонка с дурацким праздничным платком на голове. Теперь же гигантский волк не обращал на нее никакого внимания, потому что был полностью сосредоточен на Бен-Невине.
– Это невозможно, что это за животное? – пробормотал тот.
Корвески медленно протянула руку, забрала у подполковника пистолет и направила оружие на него.
– Старый и дорогой друг, которого мне не хватало. – Она улыбнулась, а затем увидела, что Микла повернул голову и стал смотреть на что-то, находящееся далеко за плечами и головой ее племянника. Послышалось низкое рычание, и уши зверя медленно опустились. Стало ясно, что к ним кто-то идет, и огромный голиа почувствовал это. Аня быстро подняла глаза, и кровь застыла у нее в жилах.
– Похоже, у нас скоро будут гости, майор… какое там у тебя настоящее имя, – сказал Бен-Невин, который тоже поднял глаза и увидел, что из предыдущего вагона к ним по проходу идут солдаты. Они смеялись и шутили, у одного из румынских военных была большая бутылка водки, а двое других постоянно оглядывались назад, словно все они пытались незаметно ускользнуть, чтобы выпить крепкого алкоголя.
На этот раз сомнений не было – рычание Миклы было угрожающим. Подполковник поморщился, почувствовав, что волк позади него меняет положение. Он закрыл глаза, когда рычание стало еще ниже и гораздо более угрожающим, чем всего несколько секунд назад. Военные подошли к двери вагона и собирались зайти в тамбур между вагонами. Микла прыгнул и оказался в центре прохода в десяти футах перед мальчиком и Аней, державшей Ависа под прицелом.
– Нет, Микла! – закричала женщина, когда солдаты открыли дверь в вагон, а огромный зверь в четыре шага преодолел расстояние до начала вагона. Корвески видела, что голиа не собирается подчиняться: он чувствовал опасность, исходящую от незнакомых людей, и собирался защитить ее и мальчика, и никакие ее слова или действия не смогли бы его переубедить. Аня встала со своего кресла. – Нет, Микла, не нападай на них! – закричала она в тишине вагона.
Вместо того чтобы послушать ее, волк встал на задние лапы, и трое людей в вагоне услышали хруст костей, менявших свое положение, благодаря чему голиа получал чудесную возможность карабкаться по любым стенам, горам или зданиям. Сначала щелкнула и встала в нужное положение кость одной лапы, из-за чего зверь наклонился вправо и ухватился своими длинными пальцами за два ближайших к проходу кресла. Когда он облокотился на кресла, кость второй ноги тоже встала на свое место, позволив животному выпрямить спину и встать на две ноги. Ноги его стали сильнее, длиннее, и новые пропорции волка теперь давали ему возможность ходить, как человек.
Бен-Невин не мог поверить своим глазам, которые расширились, когда он увидел, что зверь даже не мог выпрямиться в вагоне из-за своего огромного роста. Его уши упирались в деревянную облицовку потолка вагона, а рычание стало таким громким, что даже окна вокруг них завибрировали.
Солдаты находились в тамбуре между двумя вагонами: они пили водку и смеялись. Голиа зарычал еще раз, и у подполковника кровь застыла в жилах.
– Микла, оставь их в покое! – продолжала требовать женщина. – Иди…
Бен-Невин протянул руку и схватил оружие, которое у него отобрали несколько секунд назад. Он направил его на Аню, толкнул ее и собирался прицелиться в голиа, когда почувствовал, что пистолет вырвали у него из руки вместе с тремя пальцами. Подполковник в шоке поднял глаза, поскольку животное передвигалось так быстро, что он не успел заметить, как на него напали. Волк стоял над ним, сжимая пистолет в своей огромной левой руке. Зверь понюхал оружие, а затем его желтые глаза медленно поднялись и встретились с испуганными и шокированными глазами Ависа.
Аня знала, к чему все идет, поэтому перепрыгнула через кресла и втиснулась между голиа и мужчиной, которого зверь готовился разорвать на части. Но она не успела ничего сделать, чтобы спасти человека, которого презирала, когда дверь вагона медленно открылась, и все они услышали смех румынских солдат, входящих на поле боя.
– Микла, домой, сейчас же! – прокричала Корвески так громко, как только могла, пока дверь еще была открыла лишь наполовину, а трое военных на мгновение замешкались, чтобы выпить еще водки.
Зверь повернул свою огромную голову вправо и увидел солдат. Аня знала, что голиа не может решить, с какой угрозой разобраться в первую очередь. Огромная голова снова повернулась с израильскому подполковнику, который упал на пол вагона и закрыл лицо рукой, запачкав свой костюм кровью из раненой кисти. Голиа поднял пистолет, который держал в руке за ствол, схватил его всеми пальцами и бросил в конец вагона. После этого Микла наклонился к Бен-Невину и начал широко открывать пасть. Его зубы были ровными, чистыми и самыми большими, какие Авис видел в своей жизни. Затем, так же неожиданно, как все началось, все закончилось – животное выпрямилось, повернулось и посмотрело на солдат, закончивших пить. Зверь зарычал и начал поворачиваться к угрозе, приближавшейся к женщине и мальчику.
– Микла, домой! – рявкнула Аня.
Голиа повернулся и посмотрел на нее, а затем одним быстрым движением схватил ребенка и его козу. Потом он легко забросил мальчика и блеющую козу к себе на спину, посмотрел на Аню и зарычал, недовольный тем, что ему приказали не убивать солдат. Его уши снова выпрямились, и зверь невиданной силы взял женщину за руку и засунул ее себе под мышку, а затем сделал огромный шаг к стене вагона и выбил своей когтистой лапой три сиденья между собой и свободой. Микла поднял свою мощную ногу и ударил один, два и, наконец, три раза по окну вагона. Целая панель из дерева и алюминия отделилась от поезда, оставив после себя дыру диаметром футов в восемь. Зверь высунулся из вагона, и его мех обдало ветром. Глаза Ани, мальчика и козы расширились, когда голиа повис над землей, проносившейся под движущимся поездом.
Микла завыл, оттолкнулся от вагона, и голиа и его перепуганные пассажиры выскочил в темноту раннего утра.
Голиа ударился о землю, выпрыгнув из поезда, двигавшегося со скоростью пятьдесят шесть миль в час. Однако огромный зверь ни на секунду не потерял равновесия, соприкоснувшись с жесткой щебенкой рядом с путями. Он просто взвыл от боли, а затем исчез в темноте.
Солдаты вошли в открытую дверь и почувствовали ветер, прежде чем увидели лежавшего на полу испуганного и окровавленного человека. Их взгляды переместились на огромную дыру в стене вагона, а бутылка водки выскользнула из руки мужчины, стоявшего впереди двух своих товарищей.
В следующее мгновение рядом с ними оказался помощник командира взвода. Он посмотрел на каждого солдата по очереди, а затем наклонился и подобрал наполовину пустую бутылку водки. Его брови поднялись в знак молчаливого осуждения. Румынский сержант просто показал на дверь, через которую они вошли.
– Думаю, что пора завязывать с выпивкой на службе… Пошли.
ПЕРЕВАЛ ПАТИНАШ, КАРПАТСКИЕ ГОРЫ
Старуха стояла, прислонившись к стене храма рядом со входом, где созданные человеком материалы встречались с камнем, из которого состояла гора. Она крепко держалась за выступ, пока утренний воздух охлаждал ее лицо после жары, стоявшей внутри огромного храма. Мадам Корвески знала, что за ней следили с того места, где она сошла с дороги, ведущей к подножию горы. Голиа были там и наблюдали за ней, некоторые просто с легким любопытством, а некоторые – с недобрыми мыслями. Она знала также, что это молодые голиа – самцы и самки, которые пришли отдельно от остальных. Одним из пришедших был Станус. Королеве цыган было известно, что он лежит на высоком выступе над храмом в одиночестве и наблюдает за всем, что происходит вокруг огромного каменного строения и замаскированного входа, ведущего в глубь горы.
Жара внутри стала невыносимой для старой цыганки, и теперь она расплачивалась за то, что так много времени провела внутри. Она глубоко вздохнула и почувствовала боль в обеих ногах от десяти тысяч ступенек, по которым нужно было спуститься и подняться, чтобы добраться до сердца огромного замка. Ей нужно было пойти домой и выпить столько чая из корня горечавки, сколько удастся себя заставить, чтобы облегчить боль, которая скрутит ее, когда она проснется на следующий день. Женщина знала, что один чай убьет ее или вызовет такой запор, что она пожалеет, что жива. Вздохнув еще раз, цыганка задрала свое цветастое платье чуть выше правой лодыжки. Она была пурпурно-черной, и хотя мадам Корвески точно не знала, сломана ли у нее нога, все говорило именно об этом. Стоило ей немного надавить на щиколотку или на ступню, как всю ногу пронизывала ужасная боль.
Осторожно опираясь на свою трость, старуха сделала несколько шагов по узкой тропинке, ведущей в деревню, и услышала смех нескольких мужчин где-то впереди. Всего через несколько шагов перед ней появился ее внук с четырьмя другими цыганами, которые повсюду сопровождали его последние шесть лет. Трое из них были из той же деревни, а четвертый – с фермы в пятнадцати милях от нее. Корвески не доверяла никому из них. Марко остановился, и разговор между цыганами прекратился, когда они увидели, какой измотанной и нездоровой она выглядит. Ее внук выглядел шокированным – он подошел к бабушке, а четверо его друзей поприветствовали цыганскую королеву полупоклоном и растворились в деревьях, которые росли по краям тропинки.
– Что ты здесь делаешь, бабушка? – Марко взял ее под руку и поддержал ее, в то время как разговор его людей затихал вдали. Он подождал, пока они удалятся, и только потом заговорил снова. – Ты была в храме? – Его голос все еще был обеспокоенным, но теперь в нем звучало подозрение.
– Думаю, я пока еще имею право свободно посещать свой собственный храм, не так ли? – Старуха посмотрела на него и даже выдавила из себя улыбку, но вскоре у нее пропало желание улыбаться и высоко держать голову.
– Давай, я отведу тебя домой и положу в кровать, глупая женщина, – сказал молодой человек, обняв ее и двинувшись вперед по тропинке. Они шли молча. Когда Марко снова заговорил, солнце уже всплывало из-за восточного горного хребта. – Станус сегодня очень взволнован. Думаю, что ты заметила это вчера у костра. Кажется, один из его голиа пропал.
Старуха не ответила. Она просто медленно и осторожно продолжила свой путь, постоянно опираясь на палку, чтобы уменьшить боль в правой лодыжке.
– Конечно же, это самец, Микла. Он всегда был угрюмым, и он единственный из братьев, которого Станусу сложно контролировать, – продолжал ее внук.
Королева цыган продолжала идти молча.
– Ты скажешь мне, что делала в замке так поздно одна? – настаивал Марко.
– Я не могла уснуть. И да, причиной стала сегодняшняя встреча со Станусом. Мне нужно было помолиться. Альфа-самец чем-то обеспокоен. – Мадам Корвески приостановилась и посмотрела наверх в темное лицо внука. – Ты ничего не знаешь об этом, мальчик мой? – Она знала, что застала его врасплох и взяла реванш, потому что Марко остановился и отошел от нее, чтобы видеть ее целиком в обманчивом утреннем свете.
– После всех перемен в долине внизу и даже на нашей горе ты хочешь, чтобы Станус не был обеспокоен? Он успокоится, вот увидишь, – заявил мужчина. – Так ты знаешь, куда делся Микла?
– Да, – сказала его бабушка, неожиданно передумав играть в эту игру со своей собственной плотью и кровью. – Я знаю, где Микла.
Ее правая нога полностью отказалась служить ей, и она почти упала на землю, когда Марко поддержал ее. Он приподнял ее и донес до небольшого каменного выступа рядом с тропинкой, после чего снял с нее сандалию и увидел, что ее лодыжка распухла и была раз в пять больше своего обычного размера.
– Что случилось? Ты упала на лестнице в храме? – встревожился молодой человек.
– О, я всего лишь подвернула ногу. Иногда это происходит, когда я спотыкаюсь на ровном месте.
Марко посмотрел на бабушку, а затем снял с головы свой голубой платок и начал перевязывать им ужасно опухшую лодыжку.
– Подвернула? Я очень удивлюсь, если нога не сломана, бабушка. – Он закончил перевязку, положил локти на свои согнутые колени и посмотрел на цыганскую королеву. – Где Микла и что ты с ним сделала, что у тебя так опухла нога? С ним все в порядке? Мне отправить Стануса, чтобы вернуть его?
– Это не очень хорошая идея, потому что Микла и еще несколько молодых голиа не очень любят Стануса. И Микле не нужна помощь, чтобы добраться домой, с ним двое очень ответственных людей, – ответила старуха.
– Что ты сделала?
– Защитила будущее своего народа лучшим способом, который знаю. А теперь помоги мне добраться до дома, где ты должен будешь сделать мне чаю из корня горечавки, потому что я просто ненавижу его запах, – сказала она, хватаясь за сильное плечо внука, чтобы подняться на ноги.
Марко ничего не ответил. Он знал, что пользы от этого все равно не будет, потому что упрямее его бабушки был разве что сам Моисей. Молодой человек глубоко вздохнул, зная, что придется бороться с ее подозрениями, пока он не будет готов сделать то, что нужно. Он молчал всю дорогу до дома.
* * *
В ста восьмидесяти милях к западу в канаве рядом с пустынной второстепенной дорогой лежали трое. Мальчик крепко спал после их отчаянного побега с поезда, и Аня надеялась, что он не находится в шоке от произошедшего. Благодаря ее бабушке, двое ее маленьких племянников спасли ее жизнь дважды за последние сутки.
Больше всего майор Сороцкин беспокоилась о Микле. Голиа лежал на боку и лизал свою заднюю лапу и лодыжку. Зверь неудачно приземлился, спрыгнув с поезда. Он раньше не сталкивался с такими понятиями, как большая скорость, и для зверя стало неожиданностью, когда они необычно приземлились. Животному едва удалось удержаться на ногах, но вскоре пришлось перейти на бег на четырех ногах, чтобы снизить нагрузку на заднюю лапу.
– Бедный Микла, это я виновата, что заставила тебя сбежать, когда ты хотел остаться на месте и защитить нас. – Женщина протянула руку и погладила его бок. Гигантский волк посмотрел на нее, а затем заскулил и лизнул ее руку. Молодой голиа долго смотрел Ане в глаза, а затем протянул свою правую руку с вытянутыми пальцами и блестящими на солнце когтями, взял ее руку и слегка сжал ее. Первобытный волк неожиданно вздрогнул и закрыл свои желтые мерцающие глаза, после чего отпустил руку Корвески и положил голову на траву.
– Мы постараемся сегодня получше отдохнуть и двинемся дальше с наступлением темноты. – Аня снова погладила его мех. – Может быть, мы снова прокатим тебя на поезде, на этот раз, наверху? – сказала она с улыбкой, нежно гладя его. Уши волка встали серыми кончиками кверху, и она поняла, что мысль о поездке на поезде, несмотря на то что его первая поездка закончилась не очень удачно, все равно привлекала Миклу и что он был раз возможности прокатиться снова. Корвески знала, о чем он думал в критические моменты, подобные этому, и его радость или счастье было легко заметить. Но она не была уверена, чему именно радовался Микла – перспективе прокатиться на поезде или тому, что они приближались к дому.
Гигантский голиа привалился головой к Ане и довольно закрыл свои желтые глаза, которые теперь стали почти зелеными в свете поднимающегося солнца.
Микла выполнил задачу, ради которой его сюда отправили, и по крайней мере, сегодня он был доволен и спокоен, лежа с теми, кого должен был защищать.