Глава 15
Лела уехала на следующий день, внезапно, даже не попрощавшись.
Сквозь сон Ражный услышал, как завелась машина во дворе, и вскочил, когда фары «Опеля» уже таранили утреннюю мглу на мосту через Дивью реку. В тот миг он ещё не знал и знать не мог, что вдова увозит «персиянку» из вотчины. Накануне об этом никто и словом не обмолвился, но словно прямой удар под дых получил — перехватило грудь и заныло в солнечном сплетении. В это время забухтела электростанция в притворе, потом хлопнула входная дверь и вспыхнул свет на первом этаже. С улицы вернулись лишь сёстры в накинутых на плечи бушлатах — ходили провожать подругу…
Ражный спустился по скрипучей лестнице и сел на последнюю ступень.
— Значит, так, — по–хозяйски сказала сестре Арина. — Ты иди баню топить и печь в сарае. А я завтрак готовлю.
Ульяна отчего–то светилась и, всегда медлительная, тут поспешно продела руки в рукава бушлата и убежала исполнять приказание. Ходики на стене постучали и остановились на шести часах утра — гирька достала пола…
— Лела уехала? — спросил Ражный, хотя мог и не спрашивать: её кожаного пальто на вешалке у входа не было…
— Проводили! — весело отозвалась Арина, поджигая газ на плите. — У неё соревнования на носу, подготовиться нужно. Тренер ждёт, бассейн, дорожки и всё прочее… Здесь же плавать невозможно, сам видел.
— А баня зачем? — совсем уж не к месту спросил он. — Виноград весь передавили…
Арина принялась бить яйца на сковородку.
— Тётка Николая велела чаны вымыть, начисто. И всё оборудование… Потом просушить, накрыть мешковиной. То есть поставить на консервацию. А ещё рабочую одежду перестирать. Забот невпроворот!
— А мне что делать? — про себя спросил Вячеслав, но получилось, вслух.
— Тебе только бочки катать, оживлять брожение! — засмеялась Арина. — Чисто мужское дело, возбуждать стихию. Ну и нам помогать, если захочешь… Позавтракаем и пойдём с тобой в погреб. А ещё тётка наказала всячески тебя ублажать! Кормить, поить… В бане парить!.. Так завидую. Ну что не родилась араксом?
Ражный молча встал и вышел на улицу. Свет фар давно уже затерялся между гор, однако он увидел свечение над дорогой: ярко–синий, как плащ Манорамы, призрачный след. И только тогда ощутил, что непроизвольно и легко воспарил нетопырём. Никто больше не довлел над ним, не подавлял, не загонял летучий взор с высоты под теменную кость. Но сейчас возвращение полной воли не радовало, поскольку, мысленно умчавшись по синему следу, он узрел Лелу в тесном пространстве машины, точнее, её графический, чёрно– белый образ.
И точно так же, как провожая Дарью с Сычом, ощутил желание немедленно бежать следом, однако на сей раз удержал внезапный волчий вой. В первый миг показалось, он непроизвольно вырвался из собственной глотки, но в синем сполохе следа обозначилось каменное изваяние Молчуна. Он сидел на дороге возле моста, вскинув морду к небу, и его низкий, пронизывающий пространство голос откликался близким эхом, отражённым от останца.
— Ко мне, Молчун! — крикнул и тут же пожалел об этом: зверь не повиновался собачьим командам.
Вячеслав послушал вой и пошёл к мосту. Волк поперхнулся и замолк, но остался сидеть с раскрытой пастью.
— Ты чего, брат? — спросил Ражный. — Понравилась девица?.. Ну хороша она, берёт за душу. Только мы–то с тобой стреляные волки. Зачем нам то, что само в руки идёт? Это уже было, а что вышло, знаешь… Я пойду искать Белую Диву. Они есть на свете, Молчун. Пойдёшь со мной?
Волк тихо заскулил, однако даже не шевельнулся. Пространство над горами оказалось лёгким, всепроникающим, и требовалось усилие, чтобы загнать нетопыря на место.
— Всё, пошли! — Вячеслав повернулся. — Хватит тоску нагонять, и так тошно. Мне надо к поединку готовиться. Богини без боя не сдаются! — Помедлил ещё и махнул рукой. — Как хочешь…
Возвращаясь, он увидел, что из всех труб уже курится дым, а на востоке розовеет холодная по местным меркам заря. Девицы были за столом, однако не ели, сидя перед нетронутой пищей в напряжении, будто Ражного ждали. Едва он сел, как волк снова завыл.
— Тоскует по Леле, — определила Арина, обращаясь к сестре. — Волк влюбился в девушку. Интересно, правда?
— Нет, сегодня просто полнолуние, — между делом проговорила та. — Волки всегда воют…
— Почему он сидит у моста, на дороге? По которой Лела уехала?..
— Вячеслав! — вдруг осмелев, окликнула Ульяна. — Ты знаешь, почему они воют? Ты же давно держишь волка?
— Я его не держу, — пробурчал Ражный. — Он сам по себе…
Похоже, Лела всё это время подавляла скромницу и теперь она окончательно раскрепостилась.
— Значит, с ним общаешься. И много чего знаешь о волках! Может зверь влюбиться в девушку?
— Может, — подумав, согласился он. — Молчун не зверь. Он человек в образе волка.
Арина просияла.
— Как интересно! А если оборотень? Такое возможно? Обернётся прекрасным юношей!..
— Помечтай, — обрезала её сестра, показывая совсем неожиданный характер. — Ударится о землю и предстанет принцем…
— А если она, Лела, оборотень?! Превратится в волчицу и убежит с Молчуном в горы!
Ульяна показывала зубки.
— Хватит тебе сказки придумывать!
После отъезда Лелы у сестёр назревал конфликт. Ражный есть не стал, выпил травяной чай, прихватил с вешалки шинель и ушёл на улицу. И только там ощутил, что от матёрого солдатского сукна, пролежавшего на складах лет тридцать, если не больше, ощутимо пахнет лавандой. А Лела пробыла в ней вчера всего–то полчаса…
Запах был манящим, будоражащим, как волчий вой…
Вячеслав спустился к мосту и встал перед Молчуном.
— Или ты замолчишь, или беги за ней!
Волк замолчал, встряхнулся, словно избавляясь от окаменелости, и лёг на дороге. В это время у ворот появилась Арина, призывно замахала рукой.
— Нам пора в погреб!
И голосок был манящий, как в первый день, когда она обняла за шею и сообщила, что у неё кружится голова.
Кажется, начинался новый этап искушений…
В винном погребе стояло нескончаемое бульканье водных затворов. Здесь дозревал почти весь урожай, и в сарае оставалась единственная бочка с забраживающим соком, отжатым из жмыха. По логике, с третьесортным материалом, но, по уверению вотчинницы, самым ценным, ибо шкурка винограда впитывает солнце, а семя — соки земли. Поэтому в старину скифы подавали такое вино только на свадебном пиру жениху и невесте, чтобы они, вкусив то и другое, не опьянели, но обрели плодородность.
Два часа кряду Ражный проторчал в погребе: катал и тряс бочки, вышибал пробки, добывал стеклянной трубкой вино и давал на пробу Арине. Она высасывала его, некоторое время держала на языке, шевеля губами, после чего сплёвывала в ведро, тщательно прополаскивала рот и саму трубку водой. И сначала как–то не обратил внимания на дегустаторские способности, поскольку был себе на уме и делал работу механически, не задумываясь. Но когда в очередной раз поднёс ей вино, заметил: Арина вкушает его как–то очень уж профессионально и делает ещё какие–то пометки в тетрадке — той самой, куда Лела записывала свои наблюдения.
— Ну а ты–то откуда всё это знаешь? — не удержался Ражный. — Если приехала сюда впервые?
Она дёрнула плечиками под широким бушлатом и обескуражила почти мгновенным ответом:
— Мы с Ульянкой учимся. Оканчиваем институт пищевых технологий.
Смысл сказанного доходил трудно, поэтому он переспросил:
— Где?..
Арина тоже не поняла его.
— В Нижнем Новгороде. У нас производственная практика…
После Сирого урочища, оказавшись сразу же в Дивьем, Вячеслав как–то очень уж скоро оторвался от существования всего остального мира, который воспринимался теперь как некий параллельный, предполагаемый и почти нереальный.
— Подумал, вы совсем случайные, — признался он. — То есть тётка пригласила племянниц, и съехались по случаю…
— В Дивьем урочище ничего случайного не бывает, — выразительно произнесла она. — Ни отроков, ни девиц, ни событий.
И в летучем её голосе зазвучала едва слышимая, звенящая медь. Правда, когда поднимались из погреба по бетонным ступеням, она пошатнулась и опёрлась на руку Ражного.
— Кажется, напробовалась, — проговорила знакомым влекущим шёпотом. — Хорошее будет вино. Голова закружилась… Надо на воздух.
Он взял под локотки, вывел и посадил на скамейку возле сарая. День был солнечным, тёплым. Пчёлы вышли на облёт, над пасекой висел рой, с гор бежали ручьи, и вода в речке прибывала на глазах.
Только волка у моста не было…
— Скорей бы весна, — мечтательно произнесла Арина, скрывая внутреннюю дрожь после холодного погреба.
— Баня, наверное, вытопилась. Иди грейся, — мимоходом проговорил Ражный, осматриваясь: Молчуна не было ни на дороге, ни во дворе…
— Ты что–то потерял? — участливо спросила Арина.
— Странно, волка нет.
— Вернётся…
— А где же Ульяна?
— В бане, наверное… Ты париться пойдёшь?
— Потом, — отмахнулся он. — Неужели следом ушёл?
— Кто?
— Молчун!
Арина помялась и вдруг впервые открыто посмотрела в глаза.
— Тётка Николая велела… В общем, всячески искушать тебя. Но это между нами!
— Каким образом? — смысл её слов дошёл не сразу.
— Ну, чтобы я начала в погребе… Когда пойдём вино встряхивать…
Увлечь тебя, научить дегустировать… Ну, из уст в уста, голубей поить. По сути, целоваться, чтоб соблазнить…
— Почему не исполнила волю тётки?
— Ты бы не очаровался мной. Тебе даже сейчас волк интересней…
— Постаралась бы, может, и очаровался…
— Ты воин, привык брать сам, — словами тётки объяснила Арина. — Но это не всё. Если сейчас пойдёшь в баню, там окажется Ульяна. Она неприступна… Тебе станет интересно, азартно. Сестра должна тебя парить, дразнить, как Лела. Но вести себя строго, чтоб ты привязался к ней. Запретный плод! Уходящая добыча…
— А если не привяжусь?
— Только не выдавай нас, ладно?
— Не выдам, продолжай.
— Если в бане не получится с Ульянкой… с нами в чан пойдёшь. Сразу с обеими. Мы станем мыть, а ты стенки и дно скоблить. Топором, до свежего дерева. И там… уже откровенно обольщать. А нам с сестрой… В общем, стыдно. Мы же не артистки…
Ражный на минуту и о волке забыл.
— Зачем вдове это нужно?
— Чтоб ты Белую Диву не искал, — не сразу призналась она. — Лела уехала, а ты от тоски наконец бы заметил нас. Тётка Николая сказала, клин клином вышибают. Ты ведь о Белой Диве думаешь? Даже сейчас… Потому что она напустила на тебя чары. Был бы в образе волка, завыл бы. Да ты и воешь, только про себя. Вот мы вместо Лелы и должны снять с тебя очарование. То есть разочаровать.
Ражный помотал головой.
— Постой, Арина… Ничего не понимаю. Вдова сама сватала мне Лелу! Теперь своих племянниц? Несуразица…
— Я тоже многого не понимаю. Но всё, что делается в Дивьем, не случайно. Всё имеет смысл и цель. А вот какую, никто не знает. Тебя так испытывают. И нас тоже…
— Целую операцию придумала, интриганка! — со злым восхищением произнёс Ражный. — Целомудренных девчонок втянула. Родных племянниц! Ну и ведьма же эта ваша тётка!..
Арина как–то отстранилась, замолчала, но потом вновь вскинула глаза.
— Она ведьма. И нам не тётка вовсе… Мы так условились, будто племянницы.
— Всё равно!…
— И это даже не она придумала… Точнее, не сама. Как нам поехать в урочище, к родителям привезли немощного старца. Всё время думала, он из сказок… Ослаб, ты же знаешь его? С посошком…
— Знаю, — ушам не поверил Ражный. — И что дальше?
— Долго с родителями беседовал… Потом нас с сестрой позвали. Ослаб и впрямь древний, слабенький на вид и добрый. Но взгляд у него… Орлиный! Когда смотришь в глаза, кажется исполином!
— Я видел, — поторопил Вячеслав. — И Ослаб велел вам искушать меня?!
— Нет, не так, — в голосе Арины зазвенела медь. — Он сначала притчу рассказал. Как в старину ковали меч–кладенец. Закаливали в огне, в воде… Но самое главное, не в железе дело. Меч приручали к владельцу, к его ладони. Как ты волка приручил… Потому и называется кладенец. Меч знал только одну руку! И если попадал в чужие, становился бесполезным или даже опасным… Засадный полк — это меч–кладенец. Может повиноваться только рукам владельца. И никогда не попадать в чужие…
— А кроме сказок, что ещё рассказывал?
Арина словно и не услышала его.
— У всякого аракса самое уязвимое место — любовь к женщине, чувства. Поэтому раньше они принимали обет безбрачия. Завладеть волей даже самого сильного мужчины можно через женщину. Через природное начало… Ослаб не заставлял искушать. Сказал, с нами будет ещё третья девушка, Лела. Мы раньше её не знали… И ещё попросил во всём повиноваться тётке Николае. Что бы она ни велела, всё исполнить. Даже если нам будет невыносимо трудно… Мы же дочери Засадного полка, нам рожать араксов…
— Откуда Лела вообще взялась?
— Не знаю… Мы с Ульянкой в машине уснули. Две ночи в поезде переживали… Просыпаемся — девица, ну и познакомились.
В этот миг Ражный ощутил чужие крылья над головой, заломило виски, а на темя словно чугунную плиту положили.
— С чего вдруг ты решила признаться? — скрывая состояние, спросил он.
Арина несколько сникла, потеряла прежнюю уверенность.
— Нам даже вдвоём ни за что не затмить Белую Диву. Это же смешно! Даже если голенькими в чане попами вертеть станем… Да и не хотим. Если ты Лелу из своей постели выгнал, нам делать нечего…
На другой стороне реки словно из воздуха проявился Извек с карабином на плече, несколько секунд смотрел из–под руки, затем так же и растворился. Охрана урочища не дремала…
Вячеслав по–волчьи встряхнулся, пытаясь сбросить давящее оцепенение.
— Ладно. А что тётке скажем?
— Тебя не спросит. А мы знаем, что сказать. Старались — не поддался, не удалось. Мы же и в самом деле не смогли бы тебя искусить? Ты бы не поддался соблазнам? Ты же влюбился в призрак, в богиню…
Ответить он не успел, от бани прибежала Ульяна — распаренная, розовая, в облипающем голое тело сарафане.
— Ну, вы что тут сидите? — непривычно весело закричала. — Баня готова! Все перестирала, а вас нет!..
— Я Ражному рассказала, — призналась ей Арина. — Можешь не заманивать…
Ту словно подстрелили на бегу, ноги подкосились. Но в следующую секунду она распрямилась.
— Кто тебя просил?! Ты предала всех! Меня, родителей, тётку Николаю! А самое главное!..
То ли заплакала, то ли застонала от неистовства и, круто развернувшись, умчалась к речке.
Арина лишь по–матерински вздохнула, глядя ей вслед:
— Она у нас такая… принципиальная. И очень хочет замуж, а ты ей понравился…
Совиные крылья трепетали над теменем так близко, что хотелось отмахнуться рукой. А переизбыток новостей и женских страстей только усугублял: показалось, на голову, как на бочку, надели железный обруч…
— Но это ещё не всё, — осторожно проговорила Арина. — Лелу никто не топил. В речке не было Дивы, мне кажется, их вообще не существует… Лела купалась одна. И всё разыграла.
— Зачем? — уже тупо спросил он.
— Известно! Чтоб ты её спас, взял на руки… Она очень искусная обольстительница.
— Что же вы кричали?!
— Да мы со страху не разобрались. Лела кричала, и мы… А потом сели вдвоём с сестрой и всё по полочкам разложили. Белой Дивы не было! Её никто не видел. Лела махала руками, ныряла, будто на дно тянут… Ты же видел, актриса, да ещё мастер спорта по плаванию. Мы с сестрой пришли к ней ночью и всё сказали. Вот она и сбежала…
Арина встала и завернулась в бушлат.
—Теперь–то всё? — спросил Ражный.
—Покада, — насторожённо вымолвила она. — Но всё равно придётся идти в баню, потом забираться в чан… Тётка Николая проверит. В это время он увидел волка, намахах идущего по склону вдоль речки, и облегчённо вздохнул. И в тот же миг ощутил, как вновь затрепыхались над головой нежные совиные крылья и беспощадные, неотвратимые когти впились в виски…
Молчун покрутился волчком возле ноги улёгся головой к вожаку.
Смотрел пристально, будто чего–то ожидая, с вываленного языка стекала нить слюны. Арина при появлении зверя в тот же час убежала в баню, поэтому они остались вдвоём. От запущенных в виски когтей сначала побежал щекочущий токи, когда опоясал голову, превратился сначала в нить, которая стала медленно сжиматься. Через минуту ощущение когтей исчезло, зато на голове остался стальной пружинистый главотяжец.
—Где был? — сдавленно спросил Ражный. — Я решил, ты следом побежал… Хотел сделать шаг в сторону, однако волк ухватил за полу шинели. Держал и пялил единственный глаз.
—Думаешь, к девицам пойду? Блюдёшь нравственность? Молчун вдруг потянул его в виноградник. Вячеслав пожал плечами.
—Пошли…Интересно, что ты хочешь? Среди шпалер волк выпустил шинель и потрусил впереди, то и дело озираясь, как бдительный конвоир. Они прошли сквозь полосу препятствий из кольев, проволоки и лозы, перескочили через дувал, потом миновали каштановый перелесок.
— Неужели на ристалище? — с надеждой спросил Ражный.
Однако Молчун провёл его через дубраву стороной и направился по русловому склону реки вдоль гор. Он уже не озирался, разве что изредка сбавлял рысь и скашивал уши назад, слушая шаги вожака. Этим же путём он уже вёл однажды, когда случилось ночное купание, и Вячеслав догадался.
— На Дивью гору? — спросил у волка.
Тот на бегу оглянулся и потянул к скалам, которые ночью показались неприступными без снаряжения. Вода в реке поднялась уже на метр, даже галечный откос затопило.
— Ты же знаешь, там брода нет.
Молчун, однако же, на другую сторону и не собирался, упорно вёл его к Каменному Идолу. Возле развалов покрутился и пропал за серыми глыбами. Тяжёлый, сдавливающий обруч так плотно сидел на голове, что казалось, перехватило сосуды и нижняя часть лица наливается кровью, отекает книзу, превращаясь в грушу. Стоило посмотреть вверх, как начинало ломить затылок, темнело в глазах, и никакие движения шеей, разминающие упражнения не снимали давящего ощущения. Поэтому Ражный всё время отставал, и тут, пока нагонял своего поводыря, волк оказался уже на скальном уступе, взбежав туда по камням, как по лестнице. Дальше начался подъём по крутой, почти отвесной стенке, но вполне проходимой без верёвок и страховки, если есть альпинистские навыки и нет обруча, насаженного до самых ушей. Чаще всего здесь поднимались горные козлы, поскольку везде был их помёт, но и людьми нахоженный, даже обустроенный. Кое–где виднелись следы расширения ступеней, высеченные карманы для захвата рукой, только подниматься приходилось зигзагами, наугад отыскивая точку опору. Зато Молчун всходил скачками, словно барс, и за четверть часа всё же вывел Ражного на гребень скалы.
У Дивьей горы вершина оказалась плоской, да и сама она высотой, недостающей границы снегов, поэтому и пряталась за скальным хребтом Каменного Идола, как полуразрушенный замок за стенами. Место было хоть и уединённое, замкнутое, но мрачноватое и уж никак не райское. А то, что это убежище омуженок, сомнений не было: до середины лесистых склонов гора оказалась сплошь покрыта руинами башен, неких малых строений, напоминающих сакли, и длинных, приземистых сараев. Из далека всё это походило на раскопанный медведями покинутый обитателями муравейник. От каменного гребня сразу же начиналась хорошо набитая горными козлами тропа, ведущая вниз, к подножию Дивьей, вдоль которого бежал узкий и блестящий на солнце ручей. На вершине скальной гряды обруч слегка растянулся, по крайней мере, перестал давить на глаза и бровные дуги, хотя задирать голову всё ещё было трудновато. И отсюда же, сверху, Ражный высмотрел ещё один ход к горе: вода пробила узкое горло в каменной стене и, судя по кипящему шуму, где–то невидимо вливалась в реку. То есть чтобы не карабкаться по скалам, можно преспокойно войти и выйти «мокрым»путём.
Волк привёл по тропе к ручью, перепрыгнул его и сразу потянул к мёртвым руинам. Если и жили здесь омуженки, то даже сразу не сказать, сколько лет назад, а селение их разрушило, скорее всего, землетрясение. Крепкие стены рухнули не от вражеского штурма, от каменных глыб, скатившихся с крутых склонов горы. Наверное, её вершину венчал скальный останец, который, развалившись, снёс прилепленные друг к другу строения и отдельно стоящие башни. Потом уже вырос лиственный лес, спрятал следы погрома, хотя и до сих пор в сараях и просто на склонах у ручья валяются почерневшие и замшелые конские кости. А если здесь было много лошадей, значит, когда–то существовала дорога или тропа. Сейчас же гора выглядела безжизненной, если не считать стайки козлов, вспугнутых Молчуном и стоящих, как мишени, на высоком уступе скалы. Значит, были не стреляные, охранник урочища Извек сюда и впрямь не заходил…
Ражный брёл за волком вдоль подножия, иногда заглядывая в развалины, уцелевшие хотя бы наполовину, где можно было если нежить, то спрятаться от дождя. Такие места были, но, судя по навозу, там прятались горные козлы и, как ни странно, — птицы. Он ещё из далека приметил снесённую наполовину башню с деревьями, а если они росли, значит, была какая–то кровля. И волк повернул к ней же, причём с предупреждающей оглядкой на вожака. Они поднялись по склону, и Молчун вдруг лёг неподалёку от руин, словно показывая тем самым, что задачу свою выполнил, привёл к логову Белой Дивы.
В это время Вячеслав уловил запах дыма, нанесённый ветерком, и тоже присел за камень. Видимые три стены башни входа не имели, кладка из дикого камня была искусной и казалась монолитной, с чётко очерченными углами. То есть проникнуть в неё можно было или от крутого склона горы, или через кровлю с угнетёнными, раскидистыми деревами. Таясь, Ражный понаблюдал несколько минут–никакого движения и дым слабый, как от угасающего костра.
Молчун остался в засаде, а он подобрался к стене, осторожно заглянул за угол: входа не было и в четвёртой стене. Эдакий домик без окон и дверей! Но явно жилой, поскольку дымок наносило с кровли. И ни лестницы, ни шеста, ни другого приспособления, чтобы подниматься на четырёх метровую высоту.
Неужто и в самом деле Белая Дива летала?.. Вячеслав обследовал стены, однако никаких следов не нашёл, — слишком уж неловко каждый раз карабкаться по едва выступающим камням, тем паче спускаться. Да никто и не ходил этим путём: по верхней кромке стены густо налеплены ласточкины гнёзда, и все целы…
Если бы не главотяжец, он бы не раздумывая рискнул подняться наверх, благо что в пограничном спецназе в лёгкую штурмовал и не такие стенки. Однако сейчас не мог проложить мысленный путь даже на метр выше своего роста — темнело в глазах. Ражный поднялся по склону выше останков башни и тут узрел ход на кровлю: в двух метрах от стены стоял раскидистый платан, и толстый его отросток зависал над самой башней. А это дерево никогда следов на себе не оставляло, всё время скидывая чешуйчатую кору…
Он забрался до нужного сучка и, перебирая его руками, мягко приземлился на зелёную площадку крыши. В одном углу торчала короткая жестяная труба, в другом — ничем не замаскированный лаз, прикрытый чёрной от старости, деревянной крышкой. Если из башни не было подземных ходов, то Белая Дива сидела сейчас в западне.
Ражный отодвинул люк на ширину ладони и вместе со струящимся теплом ощутил сильный, обволакивающий запах лаванды. И от него, как чёрт от ладана, шарахнулась в сторону навязчивая сова, парящая над теменем, и с осязаемым щелчком лопнул обруч на голове. Вместо давящей перегрузки в первый миг он испытал невесомость и взлетел над крышей. По крайней мере, оторвался от неё и парил секунду или даже больше. Ощущение полёта было настолько сильным и ярким, что от волны восторга перехватило дыхание. И это произошло без какой–либо подготовки и без Правила! От одного лишь аромата горного цветка!
Сила тяготения возвращалась медленно, однако ещё в течение нескольких секунд он готов был совершить холостой выхлоп энергии, в которую облёкся, словно в искристый, тугой кокон. Стоило только резко выкинуть руку, и он бы мгновенно стёк в ладонь, уплотнился бы до сверхтвёрдого сгустка и обратился в навершие разящего копья. В шаровую молнию!
И только когда он своей плотью ощутил твердь и притяжение, почувствовал, как эта незримая оболочка стекает в землю, оставляя только восторженное состояние духа.
Уже окончательно заземлившись, Ражный склонился и сказал в тёмное пространство:
— Теперь ты в моих руках, русалка!
Тепло и запах продолжали источаться из недр башни, но уже казались обыкновенными, земными, как из подушки на ложе вотчинника Булыги.
Он ожидал в ответ всё, что угодно, вплоть до того, что Белая Дива выпорхнет верхом на метле, но только не тишины. Однако прошла минута, а снизу не донеслось ни звука. Вячеслав откинул крышку и, стараясь не заслонять солнечного света, заглянул внутрь. Стены оказались побелёнными, и в косых, отражённых лучах видно было сразу всё пространство башни, напоминающее аскетичную монашескую келью. Тут и спрятаться негде! В углу камелёк с тлеющими углями, слева деревянный топчан, покрытый знакомой шкурой снежного барса, справа что–то вроде стола и сундука одновременно. И ещё высокая поленница дров, сложенных прямо под лазом…
Ражный спустился вниз и, гремя поленьями, сошёл на пол. Он не сомневался, что попал в логово Белой Дивы, и всё же машинально искал глазами доказательства этому. Вероятно, башня была её временным пристанищем, местом, где приходится ночевать или пережидать какой–то период, когда невозможно жить в вотчине Булыги. Например, в связи с появлением жениха и невест, приехавших на смотрины. Слишком уж убогая обстановка, если не считать постели из мягких, хорошо выделанных и почти невесомых шкур. Ни запасов одежды, ни продуктов, и из посуды медный чайник, котелок, пара фарфоровых тарелок и чайная чашка, всё точно такое же, как у вдовы на кухне. Вячеслав сел на топчан и случайно нащупал суконную подушку, набитую лавандой, — точно такую же, как в светлице.
И в то же мгновение понял, что вот уже неделя, как спит на ложе Белой Дивы! Не покойный вотчинник Булыга, а она жила в боярских хоромах, пока не появился Ражный. Причём самостоятельно и независимо от вдовы, ибо есть свой индивидуальный потаённый вход.
Наверное, Молчун, появившись здесь в первый раз, спугнул Диву, но, возможно, она покинула своё обиталище ещё позже, когда заметила, что волк ведёт за собой вожака. Камелёк был небольшой, и, чтобы спалить там в уголь охапку сухих дров, требовалось всего–то час или даже меньше — как раз то время, пока они шли от урочища до горы. Впрочем, не исключено, отпустив в полёт свою беспощадную сову, водрузив главотяжец, Дива следила за каждым его шагом и преспокойно ушла в самый последний момент, когда Ражный оказался поблизости от башни.
Размышляя так, Ражный всё ещё рыскал взглядом по логову, и тут глаз зацепился за что–то тёмное, лежащее за грубо сколоченным сундуком. Не вставая с топчана, он дотянулся и уже на ощупь понял — змеиная кожа! Точнее, рыбья русалочья одежда, сшитая как гидрокостюм, причём швами наружу. Ни застёжек, ни «молний», цельная, и натянуть её на себя можно было только через узкую горловину, точнее даже через капюшон. И при этом водолазная одёжина оказалась настолько маленькой, что поместиться в неё мог разве худосочный подросток. Или Дива выросла из костюмчика, или он был настолько эластичным, что подходил и взрослому человеку.
Но именно в нём являлась ночная гостья: на спине зияла дыра! С пришитой наполовину заплаткой! То есть Диву застали врасплох и за чисто женским занятием: штопала испорченную одежду, возвращая на место вырванный клок. Даже иголка болталась на проволочно–жёсткой нити.
Из белых, замшево мягких недр костюма пахло лавандой…
Он положил змеиную кожу на место и вдруг понял, что устраивать засаду в логове не имеет смысла. Дива ни за что не вернётся сюда, пока Ражный с волком здесь. В любой момент она спустит свою белую сову, набьёт обруч, и ей всё станет зримо. Найти временное пристанище ещё ничего не значило, так можно всю жизнь ходить по её следу и никогда не встретить…
Некая светлая мысль рождалась в сознании, но вызреть не успела, а только опахнула совиным крылом, ибо в следующее мгновение сквозь открытый лаз он услышал характерные звуки борьбы зверя и человека.
Вячеслав высунулся из люка и прямо возле башни увидел схватку: прижимаясь к земле, Молчун рыскал по склону, готовился к нападению и был в невыгодном положении — ниже соперника. А тот качался по сторонам, намереваясь подсечь момент прыжка, словно вратарь в воротах, и, судя по движениям, был опытным поединщиком. В первый момент показалось, это Извек! Сухопарый, камилавка на седой голове, издраной безрукавки уже летели клочья ваты, а голенища мягких сапог спустились гармошкой до лодыжек…
—Не смей, Молчун! — крикнул Ражный и спрыгнул с кровли на сыпучий откос.
Волк метнулся вперёди мгновенно отскочил, чуть не уронив соперника. В его пасти оказался ком тряпки с ватой, которую он отшвырнул резким движением головы, и снова зарычал, изрыгая из глотки кипящую ненависть.
Человек устоял и даже успел достать Молчуна встречным коротким ударом и огрызнуться на Ражного:
—Не мешай!
И только тогда Вячеслав узнал его. Это былинок, один из опричников Ослаба, который растравливал зверя в клетке калёным железом, чтобы выпустить потом против вожака стаи на Судном поединке. На миг в памяти всплыл момент, когда он деловито, как палач, грел прут в пламени паяльной лампы, после чего пежил волка сквозь решётку и простуженно швыркал носом. А когда растравили выпустил, то сам заскочил в клетку и наблюдал оттуда за схваткой.
Ражный встал между соперниками.
— Забудь обиду, Молчун.
Волк словно пикой пырнул его единственным глазом, дескать, око за око, но ослабил напружиненные для прыжка лапы, приподнял уши.
— Зря ты влез, Ражный! — распалённо и задиристо вымолвил инок, чувствуя, что опасность миновала. — Зверя пожалел?
— Тебя, — обернулся он к опричнику.
— У меня с ним старые счёты. Этот волк меня укусил!
— А я бы тебя загрыз…
Молчун откашлял, исторг из пасти остатки ваты, выплюнул хрипящую ненависть и, развернувшись, потрусил вниз по склону…
