16

Плюхач доложил обстановку своему руководству и только развел руками.

— Еще раз извиняюсь, товарищ полковник, но мне приказано выполнять свою задачу.

Он выключил аппарат, побродил вокруг машины и вздохнул.

— Нет, я понимаю, там у них сейчас неразбериха, суета. Будут объясняться, подтверждать полномочия. Каждый одеяло на себя, каждому хочется снять пенки… А у тебя совсем туго?

— Туго, — сказал Самохин, чуть ослабляя живот.

— И вид у тебя нездоровый, дышишь плохо и лицо какое-то красное… Давление, что ли?

— Нет, это от стыда.

— Нам-то чего?.. Мы тут то грибы собираем, то просеки чистим… Один с сошкой, семеро там, с ложкой… Давай так. Пока руководство разбирается между собой, я тебе одного опера дам. Помогу по старой дружбе…

Самохин забрал у него космический телефон и ушел в болото, на свою кочку. Секретный телефон

Липового отозвался лишь с третьей попытки — видно, харизматическая личность была слишком занята.

Старые разведчики, включая даже больного смершевского сексота Добша, нравились тем, что никогда не кричали, не впадали в истерику и не делали разноса. Они могли говорить жестко и страстно относительно времени, политики и самих политиков; возмутить, поколебать их спокойствие могли события только глобальные, и они никогда не позволяли себе выплескивать сиюминутные эмоции в отношении своего подчиненного, в том числе и положительные.

— Мне уже доложили, — спокойно сказал Липовой. — Как и почему удрал от Баринова, расскажешь потом, лично. А сейчас хочу знать из первых уст самое главное из того, что произошло. У меня очень мало времени.

— Сума нищего у меня, — как можно тише сказал Самохин и все-таки с оглядкой.

— Давай без иносказаний, открытым текстом. Нас никто не слушает.

— Я и говорю открытым.

— Что это значит — сума у тебя?

— Двенадцатилетний прогноз пророка. Адмирал соображал быстро, верил на слово, но пошел не в ту сторону.

— Ты что, отнял его у Ящера?

— Он сам отдал.

— Вот так взял и отдал? Без контракта? Без требований?

— Нет, одно условие есть.

— Всего-то? Надеюсь, это не МИД?

— Ни МИД, ни прочие забавы ему не нужны.

— Чудеса случаются, — заключил он. — А что за условие?

— Открыть пирамиду. Одну из пирамид.

— Погоди. — Липовой будто споткнулся. — Какую пирамиду?

— Из таганаита. Она стоит на отшибе Тартара.

— А кто ее должен открыть-то?

— Самозванец и должен.

Самохину показалось, связь отключилась — в трубке было долгое молчание, однако индикатор контакта на панели мерцал зеленым светом. Для слишком занятого адмирала это было расточительством времени.

— Ты меня запутал, — наконец-то произнес он. — Кто же тебе дал прогноз?

— Нищий пророк по имени Ящерь.

— Их все-таки два?

— Второй самозванец. Баринов вам докладывал.

— Так пусть открывает эту пирамиду! Он что, не хочет?

— Я еще не спрашивал, только собираюсь. Но знаю, что он потребует взамен.

— Что?

— Суму нищего.

— Стоп! Дай подумать… А если за согласие немедленно подписать контракт?

— Попробую…

Договорить адмирал не позволил, и после выразительной фразы матом добавил изумленно:

— Если передать, значит, нам опять придется иметь дело с ним? А он начнет торговаться!

— Начнет…

— Не отдавай. Ни под каким предлогом! Какой объем?

— Объем чего?

— Ну, самого прогноза, информации?

— Уместилась в суму нищего.

— И это все наше будущее?

— Какое уж отпущено…

— Сам-то читал? Ведь, читал, наверное?

— Не успел, времени не хватает.

— Ладно, если все в одной сумке — храни у себя и глаз не спускай.

— Мне надо сегодня идти к самозванцу. Обстоятельный и мудрый разведчик вдруг стал легкомысленным.

— Да теперь наплевать на него! Потом сходишь.

— Но пирамиду нужно открыть в любом случае и сегодня. Пока он ничего не знает. Завтра может быть поздно, или уже сегодня вечером. В его службе безопасности ваши коллеги.

— Это принципиально, чтобы открыл ее именно он?

— Нет, могу и я…

— Тогда какие проблемы?.. Погоди, что там может быть, в пирамиде-то?

— А что бывает? Мумии, наверное… Но она наглухо замурована, говорят, полтора метра бетона…

— Что тебе бетон, если ты пробился сквозь толщу времени?

— Мне нужна группа Плюхача. Харизматическая личность, кажется, испытывала счастье всемогущества.

— Да я тебе теперь полк ФСБ пригоню, вместе с директором!

Самохин вернулся к машине, отдал аппарат все еще виноватому и озабоченному помощнику.

— Жди звонка, а я вздремну, — проговорил мимоходом. — Голова пухнет…

— Там роба валяется, так подстелите. — Снова зауважал его Плюхач. — Только у нас грязновато…

Он махнул рукой и забрался в кабину. На сей раз вместо одного заштатного и паркетного генерала легенду обеспечивали два трудовых полковника, и наверное, потому их автомобиль был начинен топорами, мотопилами, спецодеждой лесников, и все это рабочее, ломанное, ношенное, пропахшее потом. Да и сам обшарпанный салон «буханки» выглядел убедительно, с картинками голых женщин, окурками и пустыми бутылками. Выбивались из легенды только лопаты, но не видом своим, а количеством — семь штук, причем и совковые в том числе, да бухта толстой веревки. Многовато для лесоустроительской экспедиции, однако Самохин отметил это походя, поскольку глаза, как в лесу, рыскали по кабине в поисках укромного места. Он сразу же обратил внимание на инструментальный ящик под боковым сиденьем сзади, постелил рабочие куртки в проходе и уже лежа приподнял железную крышку: ключи, болты, запчасти, прикрытый черной промасленной тряпкой.

Плюхач устроился на обочине дороги возле развернутого аппарата, сидел, как надо — лицом к болоту. Быстро и бесшумно выгрести весь железный хлам из ящика не удалось, ко дну еще в прошлом веке, наверное, прилипли гайки, шайбы, папиросные пачки, но пространство уже позволяло вместить туда будущее, завернутое в грязную тряпку, и сверху заложить ключами и прочим мусором.

Если машина не сломается, в этот ящик ни один опер не полезет…

И все равно Самохин повернулся на бок, к нему лицом, и, прикидываясь, что спит, глядел сквозь ресницы. Сквозь них, но боковым зрением, увидел, как минут через десять в кабину заглянул Плюхач, и не окликнул, не потревожил — стоял и смотрел на его мокрые до колен, ноги с задравшимися штанинами.

— Ну, чего глядишь? — сказал Самохин, не открывая глаз. — Собирай бригаду, срочная переквалификация…

— Вы знаете, с кем я сейчас разговаривал? — хрипловато спросил он.

— С директором лесхоза.

— Ага, лесхоза… Теперь я верю, пирамиды там есть.

— Уж не раскопки ли ты собрался делать?

— Соберешься тут…

— У тебя компрессора случайно нет в арсенале?

— Компрессора? — после разговора с высоким начальством майор не потупел, но будто очаровался. — Откуда компрессор?

— Значит, будешь долбить ломом.

— Что долбить?

— Пирамиду.

— Новая вводная… — он будто выдохнул из себя очарование и вдруг взорвался. — Да что я вам? Пацан? Дергаете меня!.. Плюхач — туда! Плюхач — сюда!.. Вы свои дела делаете, а я у вас как рабочая лошадь!

— Это хорошо, что тебя разозлили. — Самохин сел и протер глаза. — Где люди? Поехали!

Он выдернул из кармана радиостанцию и с силой захлопнул дверцу.

Дорога и впрямь оказалась длинной и кривой, однако же поплутав по старым вырубкам, зарастающим полям и брошенным, чаще всего, сожженным деревням, вывела к длинному бетонному сооружению, торчащему из земли. Вокруг густо поднимались молодые сосны, а по верху — березы, и назвать четырехметровую стену плотиной было невозможно, поскольку рядом не было ни реки, ни даже намека на какой-нибудь водоем. Потревоженная пустыня лишь дохнула сюда и словно разгладила, выровняла берега, оставив лишь этот монолитный надолб.

— Через километр начинается граница его владений. — хмуро объяснил Плюхач. — Между прочим, территория частного владения…

— Давай команду, — распорядился Самохин.

— Может, все-таки подождем ночи?..

— Не подождем…

Задача группе была поставлена еще по дороге — незаметно снять всю наружную и внутреннюю охрану Тартара, после чего блокировать таганаитовую пирамиду и ждать сигнала.

— Тогда я с группой. — Плюхач пошел было к двери, но Самохин поймал его за куртку.

— Пойдешь со мной.

Майор сел и отвернулся, оперативники и бойцы спецназа парами растворились в лесу. Самохин подстелил ватник в освободившемся салоне и лег лицом к инструментальному ящику, однако на глаза снова попали лопаты, из-за тесноты сложенные за спинку сиденья.

— Для чего тебе столько шанцевого инструмента? — спросил он.

— И это я обязан докладывать? — огрызнулся Плюхач.

— Выброси, не понадобятся.

— Ты и копать мне запретишь?

— Сам не станешь. Ты в пустыне уже был?

— А что?

— Знаешь, до командировки в Забавинск я занимался очень интересной темой, — примирительно заговорил Самохин. — Энергетическими каналами Земли… И у меня ее отняли. На самом интересном месте.

— Только не надо утешать, товарищ полковник. А то расплачусь…

— Слезы в глазах — это хорошо. Говорят, сквозь них видится будущее… Вместо глобальной темы подсунули жалкий жемчуг… И вдруг две эти темы пересеклись в одной точке.

Плюхач обернулся, спросил не сразу:

— Где? В необозримом пространстве?

— Там, где ты собрался рыть землю — в пустыне за стеклозаводом.

— Если настоящий Тартар существует, то он где-то под песками. — Он отходил от обиды, как наплакавшийся мальчишка, и только не всхлипывал. — У меня в группе обеспечения эксперт по геологии и два геофизика… Правда, исходные материалы скудные, мелкомасштабные. На территории Горицкого бора никаких исследований не было… Ближайшие скважины на стеклозаводе, и то на воду бурили, да несколько мелких, инженерных…

— Не надо бурить, город под песками.

— Я хотел шурфы пробить. И сделать сейсморазведку.

— Это как?

— Геофизики объясняли… В шурф закладывается заряд, взрывается, а приборы пишут…

— Там и ходить-то лучше всего босиком! И громко не разговаривать…

— А откуда у тебя информация? Кто источник?

— Из уст очевидца, майор…

— Этим… устам известно, что где-то в пустыне есть ход в пирамиды?

— Вот это уже из области фантастики. Нет никакого хода.

— Как же достают жемчуг?

— Доставали… Теперь там и жемчуга нет. Плюхач вроде бы поверил и даже немного успокоился.

— С твоим источником можно встретиться? — помолчав, спросил он.

— Думаю, можно. — Пожал плечами Самохин. — Только зачем?

— Понимаешь, в чем дело. — Оживился он. — Жемчуг не может быть такого же возраста, как пирамиды, это же органика, карбонаты. Их жизнь — максимум три века… Если он в самом деле из пирамид, то значит, каким-то образом выращивался искусственно. А это значит, есть технология.

— В слезы богини ты уже не веришь?

— Да лично я и в слезы бы поверил. И жил бы себе… Руководство не верит, требует реальных доказательств. Иначе…

— Что?

— Можно загреметь вслед за Хлопцом.

— И куда загремел Хлопец?

— Говорят, в клинику, какие-то навязчивые идеи. Тоже о пирамидах, о слезах богини… Проверяют на вменяемость.

— Жаль генерала. Он очень одинокий человек…

— Думаю, он счастливый…

Первый сигнал о нейтрализации охранника прошел через полчаса, затем, после некоторой заминки, второй. Обездвиженных спецсредствами, их относили подальше в лес, там вытряхивали из тресов, приковывали к деревьям и заматывали головы рабочими куртками. Бойцы спецназа переодевались и становились на их место. Бункер с отдыхающей сменой, где находилось караульное помещение, тоже взяли легко, поскольку расслабленные «тресы» даже не задраили люк. Однако ко внутренней бесшумно подобраться не удалось: вероятно, сорвали сигнализацию типа «паутинки» и натасканного бывшего грушника, приставленного сторожить таганаитовую пирамиду, брали в коротком рукопашном бою. В результате два бойца пришли к плотине с сотрясением мозга и сломанным носом.

Личный телохранитель постоянно сидел в пирамиде хозяина и пока что не поднимал тревоги — эфир над Тартаром был чист. Чтобы выманить его на улицу, следовало провести отдельную операцию, а времени на это не оставалось. Система охраны только еще изучалась группой Плюхача, и не было уверенности, что в течение, например, часа охранники могут поднять тревогу лишь по той причине, что специальный сигнал не проходит по цепочке постов, и вызвать подмогу. Монашествующие члены Ордена в расчет не брались, ибо сидели, а вернее, лежали постоянно запертые, замурованные гранитными плитами, дабы обрести абсолютный покой, и выходили на прогулку перед заходом солнца.

Как только с охраной было покончено, Самохин подъехал к Тартару на уазике и велел остановиться в лесу поблизости от блокированной бойцами пирамиды.

— Слушай, а что там может быть? — запоздало, уже на ходу спросил Плюхач. — Зачем открывать-то ее?

— Пока что одни догадки…

— А твой информатор ничего не сказал?

— Вот этого он не сказал… Возможно, мы найдем целую гору жемчуга.

Майор остановился и вытаращил глаза.

— Что ж ты раньше молчал?.. Ты думаешь там?.. Производство?

— Пошли, — Самохин потянул его за рукав. — Я говорил тебе, даже две параллельные прямые где-то пересекаются…

— Погоди… Вполне! Единственная пирамида, которая охраняется… У тебя есть какие-то соображения? Факты?..

— Чувства… Возможно, там пролито много слез. Откроем — увидим…

Тартарары стоял на берегу озера среди песков, как всегда, молчаливый и монументальный, что и в самом деле навевало ощущение вечности. Некоторое оживление, а точнее, выпадение из времени, лишь на его краю, где рабы строили стены новых усыпальниц, — из-за современного автокрана.

Впрочем, кто знает, как их возводили прежде…

Плюхач не знал, есть ли видеонаблюдение, поэтому на всякий случай заходил к центральной пирамиде с тыла. Величайшее преимущество геометрии этого сооружения было в том, что если установить всего одну камеру на высшей точке, эдакий всевидящий глаз, не останется даже сантиметра мертвой зоны, так что подойти незамеченным будет невозможно. Поэтому Самохин шел к подземному входу открыто, отвлекая внимание на себя: если телохранитель сидел перед монитором, то сейчас вел его и не мог видеть, что творится сзади.

Но если бы увидел и не поднял плиту, пришлось бы воспользоваться «мокрым» ходом, для чего Плюхач нес с собой две тротиловых шашки, в общем-то приготовленные для выхода из пирамиды, если западня захлопнется на обратном пути.

Отшлифованная гранитная плита напоминала могильную, разве что без надписи, и плотно закрывала подземный вход. Самохин надавил кнопку звонка и тут же убедился, что телохранитель видит сквозь стены: его узнали, послышался жужжащий звук, камень поднялся на две трети человеческого роста и замер, словно нож гильотины. Молчуны таким образом заставляли поклониться перед входом в храм. Самохин поклонился, вошел под арку и следом, уже невзирая на видеоглаз, вкатился Плюхач и сразу же затаился в тоннеле.

На сей раз никто не встречал ни на лестнице вниз, ни на другой, вверх. Внутренняя дверь отворилась перед Самохиным сама — за ней оказался балерон, теперь уже без маски.

Значит, маскарад закончился, и еще не известно отчего: оттого, что ему доверяли и открывали лица, или наоборот, знали, что назад он уже не выйдет.

Походкой занятого делом человека Самохин прошел по корабельным коридорам и оказался в «приемной». Толстуха в легкомысленном одеянии явно зябла в каменном склепе, однако как-то неестественно встрепенулась и замерла на мгновение. На сей раз она не прыскала на него из горшочка и не предлагала сменить обувь на деревянные сандалии: нужных людей в Ордене чтили и уважали, как и во всем старом бренном мире. Или скорее всего это можно было отнести к маловыразительной суматохе, означающей, что появление Самохина было здесь внезапным: мудрые предсказатели Ордена не смоделировали будущее, не проследили за движением точек в пространстве и не увидели завтрашний день в его полном объеме…

Она поспешно скрылась в глубоком дверном проеме лежбища — пошла докладывать о внезапном появлении гостя.

Долгая жизнь рядом с пророком все-таки не прошла даром; самозванец получил, слизал с него некий провидческий фермент, как пчела из свиты матки слизывает его со своей госпожи и потом обретает способность выкармливать новую матку из обыкновенной личинки. А по сути менять ее физиологию и генетическую структуру. Самозванец, кажется, понял все сразу, или мысленно, подспудно уже приготовился к такому развитию событий и теперь, увидев Самохина, лишь получил подтверждение.

Однако не дрогнул, не испугался, и вообще никак не выразил того состояния, которое, должно быть, испытывал, кроме, пожалуй, единственного — вдруг возникшей жажды. У него явно горела гортань, поскольку крупный кадык передергивался, как затвор винтовки, и чуть склеились сжатые губы.

И это его чувство было заразительным, ибо сухость во рту у Самохина потекла в горло. Мудрить, что-то выторговывать и, тем паче, обманывать его не имело смысла, тем более, самозванец опередил его и как бы продвинул диалог далеко вперед.

— Все-таки это произошло. — Его голос утратил гипнотически низкие тона. — Ну что же, говорите, зачем пришли. Вам теперь можно все…

— Я скажу, — пропуская все заготовленные фразы, сказал Самохин. — Но вначале отпустите девушку, которая пришла в Тартар. Ее зовут Александра Залужная.

— Я никого не держу насильно. И не прогоняю тех, кто пришел сюда сам.

— Где она?

— Вероятно, в стеклянной пирамиде со своим наставником.

— Освободите ее.

— Она свободна. И если захочет, может выйти в любой момент. Достаточно разбить стекло… Вы же не с этим пришли? Хотите, чтобы я открыл пирамиду.

— Да, и вы откроете ее.

— Вам известно, что если я сделаю это, Ящер и Ящерица… уйдут от нас?

Он не хотел называть это трагическими словами — умрут, погибнут, возможно от того, что по уставу Ордена в храмах нельзя было произносить слова смерть.

— Привратник посвятил меня в тайну рождения и смерти пророков.

— Привратник. — Он был не лишен ностальгических чувств. — Близкий мне человек… Он тоже уйдет с ними.

— Я знаю.

— И говорите об этом спокойно?

— Откройте пирамиду и отпустите их. Самозванец встал лицом к стене и оперся руками, будто опасался потерять равновесие.

— Посвятил в тайну… А сейчас послушайте меня. У вас есть несколько минут времени в настоящем?

— Есть…

— Я не держу обиды на Привратника, — медленно заговорил самозванец. — И не один раз пытался вернуть прошлое… Напротив, благодарен, что он подвиг меня к поиску новых решений. Не было бы счастья, да несчастье помогло… Я встретился с ним в пустыне без малого сорок лет назад. Тогда Артемий был благодарен, что я отнял Ящера с Ящерицей у родного брата, который сделал из пророков объект примитивной наживы. Отнял и привез в Горицкий бор и с тех пор жил рядом. Оставил свою семью, дом, театральную карьеру… Все это стало пустым и ненужным!.. Тогда я еще не мыслил стать проводником, просто служил пророкам, защищал и спасал, потому что в те времена, один верил в их существование. И Ящер верил мне!.. Мы начали строить Тартар. Нет, не пирамиды, а храм пророка. У него не было стен, кровли… Это лишь мистический таинственный алтарь. Не было цели возвысить пророка, ибо Возвышенному давно уже никто не верит. На современных олимпах стоят не боги, а президенты, олигархи и прочая тварь в виде звезд поп-культуры. Там уже не протолкнуться от тесноты…

Он сделал паузу, словно отвлекся на какую-то ускользающую мысль или проверял, прочно ли стоит на ногах, поскольку оттолкнулся от стены и приставил сложенные ладони ко лбу.

— Да, — проговорил наконец, соглашаясь со своими внутренними мыслями. — Я думал, если создать вокруг непреодолимое поле таинства существования пророка и перекрыть к нему все видимые пути, появится любопытство, искренний интерес. А чем еще пробудить толпу, лишенную религиозности? Чем заставить ее любить живых, а не мертвых?.. В общем, намеревался сделать то, что сейчас называют пиаром, полагая, что народ сам потянется и начнет искать своего пророка. Я убрал из архивов документы, все прямые упоминания о Ящере. В том числе, и пророчества, написанные в сталинской шарашке. Я завалил, закрыл дорогу к алтарю храма и оставил лишь тайные, но узнаваемые тропы. По одной из которых вы и пришли сюда… И еще сделал очень многое, чтобы соединить несоединимое — народ и живого пророка. Никогда не думал, что все мои устремления можно истолковать как-то иначе, заподозрить в корысти. Оказалось, можно… Привратник обвинил меня, будто я хочу стереть память о пророке, спрятать его от народа, и наоборот, возвысится самому. Скажите мне, сейчас он раскаивается в своих словах?

— Нет, — отозвался Самохин. — Напротив, подтверждает их.

— Что он говорит?

— Брат Никитка требовал от Ящера открыть ему клады, а вы — тайные знания. И это одно и то же…

— Значит, вы тоже так считаете?

— Я не стану отвечать на этот вопрос.

— Да, теперь вы имеете на это право. — Он снова оперся на стену. — Но поверьте мне, вы столкнетесь с тем же, с чем столкнулся я. И любой смертный, кто прикоснется к пророчествам… Еще год назад все было готово, чтобы начать диалог с властью. Конечно, у меня были сомнения… Это парадокс, однако точнейший прогноз, откровение, может останется невостребованным. Поскольку начнется бесконечная дискуссия, верить или нет. Конечно, сторонники найдутся… Но больше окажется оппонентов, потому как все немного пророки. И в результате никто не поверит. Будущее открывается единицам и раз в сто лет… Оно никогда не может стать достоянием огромных масс и оно никогда не достается легко. О нем нельзя кричать на площади, поскольку еще со времен Кассандры существует стереотип, непреложная истина — не верить кричащему… Да, Сталин держал Ящера в шарашке, и не раздумывая, пользовался его прогнозами. Потому что получил духовное образование и знал, что подобные явления имеют место быть.

Кто из нынешних вождей владеет таким образованием и мироощущением?.. Вы столкнетесь с поиском новой формы и вам придется объявить пророком себя. Воспользоваться знаниями будущего практически невозможно лишь потому, что всякий раз повторяется ошибка из прошлого… Я хотел разорвать замкнутый круг… Когда Привратник ушел вместе с верными, мы остались втроем, и я начал все сначала. Прежде всего решил больше никогда не пользоваться стихийным притоком людей, народной полуграмотной массой, которая окружала Привратника. Увлеченная толпа быстро размывает идею и из сухого остатка строит что-то вроде бесформенного сектантского термитника. Она может вознести пророка, а потом с такой же легкостью свергнуть его и растоптать. Толпа любит выбирать и назначать пророков из своей вязкой среды… Поэтому я начал собирать только одаренных, талантливых подвижников и создал элитарный Орден Молчащих. Наш народ стал слишком говорливой нацией, а его элита — словоблудной и продажной… Но принимал и тех, кто сам приходил к пророку тайными тропами. Потом я воссоздал Тартар на земле по точному образу и подобию того древнего, погребенного пустыней. Ящер сам нарисовал, как он выглядит и какие там храмы, так что это не мое творение и фантазия… Да, в этом много сценической игры, но вспомните, как появлялись религии, храмы, изображение богов, которые мы называем иконами, распятьями, изваяниями? Ведь когда-то и это считалось не святынями, а театральными декорациями…

Самозванец оттолкнулся от стены и медленно обернулся…

Из сытого и самодовольного человека, из всемогущего повелителя будущего, коим предстал при первой встрече, он на глазах превратился в изможденного, перхающего от вечной жажды старика…

— Но мне ничего не жаль… Примите от меня Орден Молчащих и ведите его в будущее. Передам эту ношу с великим удовольствием и облегчением. А сам уйду вместе с пророками. Только при этом условии я сам открою пирамиду.

— Не приму, — подавленно обронил Самохин. — Это не мое… детище. И мне не известна тайна зелья просветления. Власти готовы сотрудничать с вами и Орденом.

Он горько усмехнулся.

— Теперь они будут готовы сотрудничать с вами. Потому, что любая власть готова использовать будущее только для своего настоящего. И вы с этим тоже столкнетесь.

Шаркающей стариковской походкой он побрел в свое лежбище.

— Я вынужден взломать пирамиду, — вслед ему сказал Самохин.

— С сумой пророка, — покашливая, выговорил он, — я бы сделал то же самое…

Трехсантиметровые плиты облицовочного таганаита разбили кувалдами за несколько минут, обнажив серый квадрат крепчайшего бетона, от которого отскакивали со звоном ломы. Оперативники прошли по стройке и снесли к пирамиде весь инструмент, от топоров до зубил и дрелей, и все равно лишь сковыряли корку не толще хлебной.

Самохин сидел в машине на сиденье, под которым был инструментальный ящик, изображал спящего и сам наблюдал за стараниями бойцов сквозь ресницы. После визита к самозванцу он выпил три бутылки минералки, но жажда не проходила, и было понятно, что водой этот огонь не потушить. Космический телефон несколько раз принимался настойчиво сигналить, и его звук казался отвратительным, как те немногие звуки, что выворачивают душу, например, как пальцем по стеклу. Плюхач суетился возле пирамиды, отдавал команды, что-то показывал, кого-то отчитывал и изредка сам хватался за лом или кувалду.

За два часа не приученные к монотонной и специфической работе бойцы спецназа, оперативники и эксперты углубили квадрат не более, чем на вершок. Они больше мешали друг другу, поскольку одновременно долбить могли лишь два человека, однако Плюхач подгонял и тем самым создавал суету. А между тем солнце уже садилось за озеро, отчего тени разлиновали песочные газоны города — вот поднимутся плиты в пирамидах и залежавшиеся в будущем монахи выйдут в настоящее на прогулку.

Плюхач подвел к машине кого-то из своей группы и осторожно приоткрыл дверь.

— Что ты хочешь? — спросил Самохин, не поднимая век.

— Геофизики говорят, накладным зарядом можно, — сказал тот шепотом.

— Нельзя…

— Надо, чтобы появились хотя бы микротрещины. Да они сами объяснят!..

— А что будет в замкнутом пространстве?

— Ничего особенного. — Вмешался один из экспертов. — Стены должны погасить все отрицательные воздействия.

— Сейчас я тебя посажу в железную бочку, — медленно проговорил Самохин. — И стану бить кувалдой.

— Ну и что особенного?

— Выйдешь оттуда контуженным…

— Ведь это железная бочка! Бетон совсем иное!

— Но и кувалда — не двести граммов тротила…

— Можно уменьшить заряд…

— Взрывать запрещаю, идите…

Геофизики ушли, а Плюхач сел в дверях, достал бутылку с водой и стал пить. Козонки на пальцах были сбиты до крови, серая пыль на лице и в волосах делала его каменным.

— Думаешь, там есть… что-нибудь живое? — он тряхнул головой

Этот вопрос побежал по косому лучу света вместе с пылью.

— Что бы такое придумать? — вслух поразмыслил он. — Люди устают, целый день без пищи… Хотя бы один перфоратор, дырку просверлить…

— Придумывай. — обронил Самохин. — У нас мало времени…

Плюхач снова ушел на стройку, однако вместо перфоратора пригнал рабов. Бойцы воспряли и улеглись на песке рядом с пирамидой. Маленькие, на вид слабосильные азиаты оказались проворнее, и дело пошло быстрее, поскольку напуганные захватом города и появлением вооруженных представителей власти, они готовы были разрушить все, что построили, только бы их насильно не возвратили на родину. Они умудрялись работать сразу вчетвером, над головой друг друга, без тяжелых ломов и кувалд, а всего лишь с молотками и зубилами.

И все равно до всеобщего подъема в Ордене было не успеть.

Из машины Самохин не мог видеть берега озера, где обычно прогуливались добровольные затворники, и понял, что они вышли из своих лежбищ лишь потому, что бойцы вскочили и встали в цепочку, отрезав таганаитовую пирамиду от Тартара. Саша возникла в поле зрения неожиданно, появившись откуда-то из леса. С испуганным изумлением она посмотрела, как долбят бетон, покрутила головой и точно направилась к УАЗу.

Самохин не сумел даже сделать вид, что удивлен или рад: диалог с самозванцем спалил всякие чувства, оставив лишь жажду. Он молча взирал на нее сквозь щелку прикрытых век с каменным спокойствием.

— Что вы здесь делаете? — воскликнула она, заскакивая в салон. — Зачем они ломают храм?

Должно быть, и у нее в этот миг не было простых земных чувств, притягивающих людей друг к другу.

— Они не ломают, — отозвался Самохин. — Они делают вход.

— Зачем?..

— Если это храм, в него должен быть вход. Она чуть успокоилась, но все еще озиралась на рабов, копошащихся в пыльном облаке.

— Почему ты молчишь? — спохватилась Саша. — И не спрашиваешь, как я тебя нашла?

— Как ты меня нашла?

— Это целая история. Потрясающе…

— Что ты делаешь у молчунов? — перебил ее Самохин. — Новое увлечение?

— Понимаешь, это судьба, — с какой-то растущей страстью заговорила она. — Все сходится, все совпадает. Учение Наседкина и Тартар Ящера. Потому что здесь совсем рядом… Знаешь, что находится? Канал!.. Я пришла по пути, который указал Николай Васильевич… И встретила здесь пророка!

— Тише, — попытался урезонить он девушку. — Здесь не принято говорить громко. И говорить вообще…

— Я еще не дала обета, поэтому могу. Хочу выговориться перед тобой на всю оставшуюся жизнь. Сережа, как здорово, что все так получилось!.. Он — пророк!..

— Стоп, молчи, — прервал он. — Закрой дверцу и сядь ко мне поближе.

Она послушалась, но села напротив.

— Ты опять изменился… Что с тобой? Ты не рад мне?

— Пожалуйста, уезжай отсюда…

— Мешаю тебе, да? — задиристо спросила она. — Все скрываешь от меня истину? Считаешь, я не могу ничего понять? Но я сама пришла сюда и все для себя открыла!

— Сама? Это ты напрасно так думаешь! Тебя привели сюда.

— Как привели?..

— Это целая наука. Иезуитская, мерзкая… Человек даже не подозревает, куда его ведут и зачем. И радуется при этом, думая, что идет сам. Тебя заманили сюда, чтоб связать мне руки.

— Я не стану связывать тебе руки! Я пришла сюда сама!

— Саша, уезжай, — почти взмолился он. — Послушайся меня хотя бы один раз! Тебе нельзя здесь находиться.

— Почему? Меня так хорошо встретили в Ордене Молчащих!..

— А ты хоть знаешь, что это за Орден?

— Молчащие созидатели будущего!

— Они не молчащие, они лежащие.

— Ну что ты судишь о чужих традициях? Сережа, здесь твориться то, что скоро станет основой нового мира! Новой философии, психологии… И вообще всего устройства жизни!

— Мира молчунов?

— Мира пророков!

— Когда их много, молчащих пророков, то согласись, это странно…

— Ну зачем же ты так? Они прекрасно общаются и без слов! Это совершенно иной образ мышления и поведения. И я научусь этому! А мы все время растрачиваем свою хару! Вот сейчас с тобой говорим и не понимаем друг друга! А скоро люди вообще перестанут слышать, и тем более — понимать…

Похоже, она уже прошла полный курс ликбеза…

— То есть, решила остаться здесь?

— Да ты понимаешь, как мне повезло? Я шла к этому всю жизнь! Это мой путь, Сережа! И ты его предсказал, когда мы стояли в очереди к Наседкину.

— Зачем же пришла ко мне?

— Хотела порадовать. Ты же мой покровитель, мой талисман. Как только ты появился в моей жизни, так все изменилось.

— А выдержишь испытания?

— Молчанием пирамид?

— Разочарованием!

— Что ты мне предсказываешь? — возмутилась она. — Как ты может это говорить? Неужели тебе совсем не интересна моя жизнь?

— Нет, мне интересно… Хотелось бы узнать, куда понесет тебя после этого Ордена. А ведь дальше пути нет. Тебе все будет казаться пустым…

— Я не уйду отсюда! — она поспешно выскочила из машины. — И ты меня не остановишь! Мое место здесь, рядом с пророком!

Ее фигурка еще несколько раз мелькнула среди пирамид и исчезла вместе со стремительно закатившимся солнцем.

И в тот же час молчание пирамид нарушил хриплый и страстный голос молящегося человека. Слов было не разобрать, какие-то бессвязные, стонущие звуки, напоминающие шаманские выклики. Самохин чуть приоткрыл глаза: два матерых бойца в оцеплении едва удерживали с силой рвущегося из рук мужчину. Через некоторое время к ним подошел Плюхач и нарушитель спокойствия вдруг пал перед ним на колени и что-то забормотал, цепляясь за куртку.

Скоро он подвел к машине взъерошенного и возбужденного человека.

— С этим что делать, Сергей Николаевич?

— Кто это? — перед глазами у Самохина все еще стояла убегающая к пирамидам Саша.

— Камнерез, Власов…

— Спасите меня! — тот на четвереньках полез в салон. — Не оставляйте здесь! Я больше не хочу!..

Плюхач стянул его со ступеней и встряхнул.

— Не ори!

— Ты добыл зерна из жемчуга? — спросил Самохин.

— Нет еще!.. Только половину… Прошу вас, возьмите меня с собой! Я больше не могу молчать! Я скоро сойду с ума…

— Сергей Николаевич, может изъять оставшийся жемчуг? — предложил Плюхач. — Пирамида открыта, есть доступ…

— Я вам помогу! — Голос камнереза зазвенел от надежды. — Все покажу! Там еще много… Я оставлял самый дорогой по окраске! И сверлил только тот, что подешевле…

— А какой подешевле?

— Обыкновенный… Цвета пасмурного неба…

— Может, возьмем? — напомнил о себе майор. — Я пошлю оперов…

— Жемчуг принадлежит Ордену, — проговорил Самохин и прикрыл глаза, чтобы досмотреть сон с бегущей Сашей. — Не бери чужого…

— А с камнерезом что? — после паузы спросил Плюхач. — Он ведь заложник здесь…

— Я заложник! — ухватился за слово Власов. — И работаю тут как раб!

— Как раб?..

— Конечно! Против своей воли!

— Пойдешь долбить стену?

— Пойду! Буду делать, что прикажите. Бетон — это тоже камень, я умею!..

— Дай ему инструмент, — распорядился Самохин. — Пусть работает…

Рабы трудились еще часа четыре, уже при электрическом свете, прежде чем в грани пирамиды образовалась воронкообразная пробоина и Плюхач сообщил, что осталась лишь тонкая и уже растрескавшаяся внутренняя отделка. Только тогда Самохин вышел из УАЗа, заперев дверь, и приказал выключить свет, убрать инструменты, провода и всем отойти от таганаитовой пирамиды. Азиаты растворились мгновенно, бойцы отдалились на несколько десятков шагов, однако их лица все еще белели в темноте, Плюхач крутился за спиной лишь чуть поодаль.

— Отведи людей, — шепотом сказал ему Самохин. — И сам исчезни.

Тот схватил его руку, потряс.

— Сергей Николаевич?.. Товарищ полковник?.. Ну, ты же меня понимаешь?

— Уйди. — Он вырвал руку. — Не мешай. Майор цокнул языком и все-таки исчез в темноте.

В полной темноте Самохин потрогал неровные стенки пробоины, осторожно вошел в нее, низко пригнув голову, и нащупал шевелящуюся под ладонями, дышащую корку. Однако вытолкнуть ее руками не удалось, крепкий цементный клей еще держал плотно пригнанные друг к другу торцы плит. Тогда он развернулся в тесном проеме, навалился плечом и коротким рывком выдавил их внутрь.

Послышался гулкий и протяжный грохот, как если бы за стеной был колодец.

Он вышел из пробоины, встал рядом на хрустящий под ногами щебень, освободив таким образом выход, и замер. Из пирамиды потянуло теплом, может от того, что на улице похолодало, и в это время послышался шорох — вроде бы сорвался камешек или кусок клея. Негромкий звук походил на звук капли, упавшей в воду, и в тот же миг Самохин ощутил, как в горле и во рту стало влажно, солоно, и пропала жажда.

Он опустился тут же на щебень и откинулся спиной на грань пирамиды — перед глазами светилось яркое звездное небо.

Через минуту крадущейся походкой приблизился Плюхач, молча постоял, и полез в пробоину. Слышались его гулкие шаркающие шаги, мелькали отсветы фонаря, а в это время к пирамиде, медленно и бесшумно, словно на исходную позицию, подтягивались бойцы…

— Там пусто, — сказал Плюхач, появляясь из темного провала. — Но какое-то странное чувство… Будто кто-то там был…