Глава 5
Генерал милиции встретил Ивана на пороге своего кабинета и сразу же повел в комнату отдыха.
– Ну, пресса, с чем пожаловал? Присаживайся. Кофе, чай, коньяк?
– Чай без сахара. – Иван уселся в кресло.
– А что так?
– Пост. Надо воздерживаться от скоромного перед великими событиями.
Пухлый, розовощекий генерал развеселился.
– И что за события грядут?
– А это я у вас хотел спросить, товарищ генерал, – с едкой иронией перевел игру на чужое поле Иван. – Не намечается ли чего-нибудь эдакого на московском горизонте? А я бы там оказался первым и сделал репортаж. И так бы поднял рейтинг своей телекомпании!
– Так, колись, пресса. – Генерал хитровато прищурился. – Информацию получил?
– Как всегда, напился из непроверенных санэпидстанцией источников.
– Что конкретно?
– Да ничего конкретного, одни предчувствия... В общем, отравился.
– И ты явился за подтверждением?
– Нет, товарищ генерал, я работу ищу.
– Что, выгнали из Останкино?
– Сам ухожу, надоело. А вы как-то предлагали мне должность начальника отдела по связям с общественностью. Помните, в Ханкале?
Секретарша принесла чай. Генерал нахмурился:
– Да... Не так-то все просто...
– Место занято?
– Занято – не проблема. Освободим, если надо. Тебе ведь придется погоны надевать.
– А без них никак?
– Теперь никак. Это должность полковника, Ваня. Надо было соглашаться, когда предлагал.
– Зачем журналисту погоны?
– Э-э, Ваня! – Генерал погрозил пальцем. – Это чтобы всякие хитромудрые шелкоперы и папарацци не проникли в наш аппарат. И не начали сливать информацию. Ваш брат-то ведь продажный!
– Ваш тоже, товарищ генерал.
– Одним подлым миром мазаны... А почему тебя смущают погоны? Смотри – всю жизнь ношу, и не жмут.
– Свобода дороже, товарищ генерал.
– Какая свобода, Ваня? Ты что, в Останкино своем свободный? Да ты там хуже раба. Или я не видел, как тобой помыкали? Как трясли с тебя то, что надо, а не то, что есть? Если ты в системе, уже не свободен. Система – это клетка, добровольно-принудительный изолятор. Свобода... Придумали слово и дурят головы.
Иван машинально размешивал чай в чашке. Генерал это заметил.
– Ты зачем мешаешь-то? У тебя же без сахара.
– А чтобы слаще было...
Генерал пригубил чай, отставил чашку.
– Тебе кто скинул информацию?
– Не скажу.
– Видишь... Ты не хочешь говорить, а я не могу из тебя вытрясти. Не имею права.
– Свобода слова, защита информации...
– Ко всему этому еще бы совести немного... А завтра пострадают сотни людей? Тьфу-тьфу-тьфу, пронеси господи. Вот тебе и свобода. А теперь рассуди как журналист, представитель четвертой власти. Стоит ли твое здоровье и даже жизнь... жизней тех, кто безвинно погибнет? А? Что? Нет ответа?
– Пока нет, товарищ генерал.
– Вот когда будет – приходи. Возьму на работу с руками и ногами. Надену погоны по должности, молиться на тебя буду, пылинки сдувать. Потому что не я, прожженный и грубый мент, а ты – образованный и интеллигентный – станешь создавать в сознании граждан представление о государстве. И отвечать за это!
Надежда рассчиталась с таксистом, вышла из машины. Район, где жила Тамара, выглядел убого – обшарпанные панельные «хрущевки», за которыми гремела железная дорога.
Был вечер, холодало, на тополях кричало воронье.
Она отыскала нужный подъезд – на двери домофон. Отошла на детскую площадку и позвонила.
– Тамара? Здравствуйте. Я привезла вам посылку.
Трубку бросили.
Она снова набрала номер, ответил совсем другой голос – старушечий.
– Мне нужна Тамара. Я могу ее услышать?
– Нет тут никакой Тамары, – был ответ. – И не звоните больше.
– Погодите, не вешайте трубку! – заспешила Надежда. – Передайте Тамаре, я была в Головино. И привезла посылку от дяди Паши, от Павла Анисимовича!
На том конце посовещались.
– А ты кто будешь? – спросила старуха.
– Меня зовут Надежда Петрова.
– Откуда ты?
– Я москвичка, работаю на телевидении.
– А где ты сейчас-то?
– Стою возле вашего дома на детской площадке.
– Ладно, стой, – пробубнила старуха. – Сейчас выйду и приму.
Надежда прогулялась возле подъезда, глядя, как кружат над домами и деревьями беспокойные птицы.
В это время, как нельзя кстати, позвонил Илья.
– Ты опять отключаешь телефон, Петрова! Целый день звоню! Ты где? Дома?
– Домой я еще не приехала...
– Мы когда-нибудь пойдем в театр? Или опять билеты пропадут?
– Ты на что взял?
– Сюрприз!
– Мордобоя не будет?
– Это мюзикл! Начало в семь!
– Заезжай за мной в шесть.
Надежда спрятала телефон, потому что появилась старуха. Она сначала выглянула из подъезда, осмотрелась, потом вышла – с палкой, в каком-то бесформенном пальто, седые космы покрашены в яркий желтый цвет, будто костер на голове.
– Ты, что ли, звонила? – спросила она настороженно.
– Я...
Старуха проворно обошла ее, зачем-то осмотрела детскую площадку, позаглядывала в припаркованные машины.
– Паспорт у тебя есть? Показывай.
Надежда молча достала паспорт. Старуха пролистала его, сверила фотографию.
– Похожа... Ну, давай, что там?
– Здесь деньги. – Надя вынула сверток.
– Дай, посмотрю.
Отобрала и развернула сверток – брови приподнялись.
– И верно, деньги... Да много... – Стала пихать сверток в карман. – Ладно, отдам, как появится. Я соседка ее...
– Простите, но мне их нужно передать лично в руки!
– Сама передам, не бойся.
– Я вас не знаю! – испугалась Надежда. – Там крупная сумма!
– Как хочешь... – Старуха сунула сверток обратно ей в руки и как гусыня, однако шустро засеменила в подъезд. Дверь за ней захлопнулась.
А воронье словно сдурело: носилось и носилось над деревьями с пронзительными тревожными криками.
Надежда снова вынула телефон и набрала номер.
Трубку подняли, но молчали.
– Тамара, пожалуйста, возьмите деньги, – наугад сказала она. – Меня дядя Паша очень просил передать.
И вдруг Тамара отозвалась:
– Откуда вы знаете Павла Анисимовича?
– Мы приезжали к ним прошлой зимой с Сережей, – не давая себе отчета в том, что говорит, призналась Надежда.
Подействовало мгновенно – как пароль.
– Извините! Я сейчас вам открою!
Замок на двери подъезда щелкнул. Надя вошла.
Тамара встречала ее на лестничной площадке – стройная молодая женщина, несколько заторможенная, с печальным взглядом. За ее спиной торчала старуха с палкой.
– Простите, ради бога! – повинилась она, пропуская Надежду в квартиру. – Осторожность необходима... Сами понимаете.
– Да-да...
Тамара проводила ее в свою комнату, поставила стул. Надежда достала деньги.
– Вот, пожалуйста...
– Опять прислали... – обреченно вздохнула Тамара. – Ну что с ними делать, а? Я же теперь работаю.
– Павел Анисимович сказал, им много не надо, а вам они пригодятся.
– Он всегда так говорит... А вы сегодня были в Головино?
– Только сейчас приехала.
– Как там Валентина Васильевна?
– Вроде бы здорова, что-то шьет. Говорит, вам нужно выходить замуж, рожать детей.
Тамара сжалась, как от озноба.
– Поэтому я редко езжу к ним, – призналась она. – Удивительные люди... Им – понимаете – стыдно, что погиб Володя, что они... будто бы обездолили меня. Я думала, таких людей уже нет... А я, знаете, счастлива. Мы с Володей прожили всего год... Вернее, были в официальном браке. Встречались за это время всего несколько раз. А теперь кажется: год – это так долго!
Она замолчала, привычно сдерживая близкие слезы.
– Мы с Сережей тоже... Встречались редко, – зачем-то сказала Надежда. – И тоже чуть больше года... С апреля ничего не знаю о нем.
– Он сейчас в Москве, – бесцветно отозвалась Тамара. – Звонил несколько дней назад.
– Мне не позвонил...
Тамара не услышала, мыслями была в другом месте.
– Это ведь я настояла, чтобы мы зарегистрировались, – вдруг вспомнила она. – Так захотелось стать женой... Представлялось, буду лежать, как кошечка, на диване и ждать своего милого. Когда мы поженились, Володя был такой счастливый! А смерть, она таких любит...
Дверь в комнату распахнулась, и без стука вошла старуха соседка с чайником.
– Попейте-ка, девоньки, чайку! – бодро пригласила она. – С чаем и разговор склеится. Что это вы насухую?
Поставила чайник на стол и тактично удалилась.
Надежда ощутила спазм в горле и, боясь, что не совладает с приступом страшной бездонной тоски, от которой ее уже начала колотить мелкая дрожь, встала.
– Пожалуй, я пойду... Мне пора!
Тамара встрепенулась и вдруг жадно задышала, как из-под волны вынырнула.
– Приходите ко мне, пожалуйста... И простите, что продержала вас на улице. Меня Володя предупреждал. Они могут мстить семьям. И вы будьте осторожны. Он ведь не звонит, потому что боится за вас. У противника ведь тоже аппаратура, она отслеживает связи...
– Кто? – безжизненно спросила Надежда.
– Противник... Ну, боевики. Вычислят связи, возьмут в заложники. И все, Сережа уже не боец...
* * *
Иван взлетел по лестнице, позвонил в свою квартиру – квартира ответила молчанием. Выругавшись, он открыл своим ключом, заглянул во все комнаты.
– Варя! Рита?
И сел в прихожей...
– Домострой... – произнес он вслух. – Какой тут, к черту, домострой...
С квартирного телефона позвонил жене:
– Варя? Ты где?
– У меня сегодня бассейн и фитнес...
– А Рита?
– Рита со мной.
– Ну я же вам сказал! – загремел он. – Сидеть дома, Варвара! Сидеть дома!
– Не кричи, пожалуйста. Ничего не случится...
Он со злостью бросил трубку, попил воды из-под крана, утерся.
Неприкаянно побрел в свою комнату, бросился в кресло, поворошил зачем-то бумаги – душа была не на месте.
Достал из шкафа маленькую цифровую камеру, рывком запихнул в чехол – приготовил взять с собой. Огляделся – что-то надо еще...
Включил компьютер, вставил мини-диск, привалился к спинке кресла.
И опять – вот оно: Баренцево море, военные корабли и Надежда. Вот она идет по отмели, что-то собирает, оборачивается и манит, манит к себе рукой... Минуты тревожного и беззаботного счастья...
От звонка мобильника, лежащего в кармане, он вздрогнул.
– Каналы молчат восемнадцать часов, – сообщил информатор. – К утру надо ждать грозы.
– Понял!
Он вскочил, схватил камеру и выбежал вон.
А на мониторе все еще мелькали кадры того, самого мирного в жизни, счастья.
Надежда брела по московским улицам, не разбирая куда. Ее поникшая фигурка мелькала на фоне реклам, фонарей и витрин, а навстречу ей шли и шли люди. Над головой металось и орало воронье.
Она двигалась одна навстречу потоку...
В кармане бесконечно и тревожно звонил мобильник. Надежда на мгновение остановилась, выключила его и теперь слышала лишь шум города и крики птиц.
Потом сидела на скамеечке в каком-то сквере, где-то на Чистых прудах, и наблюдала за людским праздным столпотворением.
Казалось, черные птицы громадной сетью накрыли небо над всей Москвой.
В то же самое время Илья, одетый как лондонский денди, с бабочкой, подпиравшей второй подбородок, дежурил возле ее подъезда: ходил кругами, звонил, не дождавшись ответа, садился в машину и вновь и вновь врубал музыку.
Часы на панели показывали 18.51.
– Все, Петрова! – даже с облегчением тяжело выдохнул он. – Культурной программы на сегодня не будет.
Вынул сигару, закурил и пошел опять кружить, подметая длинными полами черного плаща мокрый тротуар.
– Домой-то ты все равно придешь!
Надежда отстраненно шла сквозь толпу по улице. Час пик... Она словно не замечала окружающего мира.
А что-то произошло в пространстве мегаполиса...
Надя свернула на набережную и скоро очутилась возле парапета Москвы-реки.
Отблески фонарей высвечивали мутную воду, по которой плыла маленькая лодка под веслами. Человек методично шлепал по воде и оставался на месте – эдакое вечное движение в никуда...
И здесь, по Павелецкой набережной, неслись машины с сиренами и мигалками.
Надежда постояла у парапета, наблюдая, как лодочник бьется с волной, помахала ему рукой и пошла через улицу к дому. Перебежала проезжую часть до середины и вдруг увидела несущуюся пожарную машину с маячками.
Красное марево промчалось мимо, обдав жаром и тревожными отсветами...
Страх быть сбитой этим чудовищем словно пробудил ее ото сна.
Иван вошел к Крикалю и повалился на стул.
– Все знаю, Стас...
– Ты говорил, война кончилась? – Он рубил жестко и торжествующе. – Говорил?
– Все понятно...
– Ничего тебе не понятно!.. Вот теперь иди и снимай войну, у себя дома. Она пришла к нашему порогу... Я не знаю, как ты это сделаешь. В какой форме. Тебе виднее, а мне все равно...
– Сниму.
– Эта война оказалась в столице и по твоей вине! Или скажешь «нет»?
– Скажу «да».
– А что ты говорил? Я пугаю страшилками зрителя? Я утрирую действительность? Требую от вас, чтоб снимали трупы и кровь? Плачущих женщин?
– Стас, не наезжай, мне и так хреново...
Но тот уже ничего не хотел слышать, давил, как асфальтовый раскатчик.
– Ты все время представлял меня монстром. А я все время хотел показать обывателю всю мерзость войны. Выработать у него отвращение! И хотел, чтобы это делали вы.
Иван встал, прихватил сумку.
– Ладно, я пошел снимать войну...
– Вызывай свою группу! Все разъехались по домам.
– Не надо группу, я сам.
– Что значит – сам? – Он выхватил из стола бумажку, бросил ему не глядя. – Вот твое заявление. Порви и выбрось.
– Нет, ты его зарегистрируй. Чтоб вопросов не было.
– Иван?
Он ушел, аккуратно притворив за собой дверь...
* * *
Илья сидел в машине, слушал радио и тянул сигару. Часы показывали 19.30. Вдруг музыка прервалась и начался экстренный выпуск новостей.
«Сегодня в девятнадцать часов двадцать минут мы получили сообщение, что неизвестными вооруженными людьми захвачен театральный центр на Дубровке. Захват произошел во время спектакля „Норд-Ост“, когда в зрительном зале находилось более 800 человек. Террористы пока не выдвинули никаких требований. Силовые структуры немедленно отреагировали на произошедшее, сейчас театральный центр оцеплен подразделениями милиции, внутренних войск и ФСБ. На место событий выехали генеральный прокурор, директор ФСБ, начальник Московской милиции».
Илья все это спокойно выслушал, раскурил сигару – и вдруг замер. Очнувшись, выдернул из внутреннего кармана билеты, включил свет.
На билетах значился театральный центр на Дубровке и спектакль – «Норд-Ост»...
Он потянул ворот, но галстук не давал ослабить его, нечаянно оторвал бабочку, зачем-то аккуратно спрятал ее в визитный карман...
– Мы опоздали...
Не поверил, еще раз взглянул на билеты... и обхватил голову, взъерошив хорошо уложенные, но редкие волосы.
Ему стало дурно. Сигара упала куда-то между сидений. Илья принялся шарить по полу, боясь, что загорится ковровое покрытие, и тут его стошнило.
Входя в свой двор, Надежда еще издали увидела знакомую белую машину, выруливавшую прочь.
Она крикнула, замахала рукой, потом выхватила мобильник, стала звонить – трубку не брали...
– Культурной программы на сегодня не будет... – произнесла она и открыла скрипучую дверь подъезда.
Ленивый кот, ожидавший на крыльце, замешкался, не успел проскочить за ней следом и зацарапался в захлопнувшуюся дверь...
Надежда вошла в свою квартиру и присела у зеркала. Медленно стащила грязные сапоги, скинула плащ и ссутулилась – будто спрятаться хотела от страшной, небывалой усталости. В доме стояла полная тишина, до звона в ушах...
Набрала заветный номер. Выключен. Или вне зоны...
Сгорбившись, как под непосильной ношей, побрела она на кухню, привычно поставила чайник на газ.
Ей уже ничего не хотелось...
Ходики на кухне показывали 19.58.
– Вот и все... – вслух сказала она.
Оглушающий трезвон квартирного телефона разбил тишину, ударил по вискам. Она подождала, нехотя подняла трубку.
– Да...
– Надежда Игоревна?
– Да...
– Приказ по редакции. Вам следует немедленно прибыть на рабочее место в связи с особой обстановкой.
– А что случилось?
– Включите телевизор! – В трубке послышались короткие гудки.
Надежда опустила увесистую трубку на рычаг.
– Никуда не поеду!
Единственное, на что она способна сейчас, – забраться под душ. Надя долго стояла под водяным потоком, подставляя лицо и голову под упругие быстрые хлыстики струек, настойчиво возвращавшие ее к жизни, пока не озябла. Отжав, узлом скрутила волосы, растерлась, завернулась в полотенце.
Немного полегчало...
Потом ушла в комнату, сделала несколько разминочных упражнений, включила музыку, что-то энергичное испанское, попробовала танцевать – не танцуется. Поставила другой диск, но вальс и вовсе не получался – не устраивал воображаемый партнер.
Сквозь громкую музыку она не сразу услышала звонок в передней. Чуть убавила звук, подождала, скинув полотенце, надела халат, на цыпочках, осторожно, подобралась к двери, заглянула в волчок – там маячило что-то мутное, расплывчатое – на площадке не было света...
Звонок дребезжал настойчиво и тревожно...
Улицы Дубровская и Мельникова еще не были перекрыты, поэтому Иван подъехал к театральному центру совсем близко, загнал машину на тротуар.
Дальше перемешались «скорые», милицейские, пожарные, между ними растеклась еще редкая толпа зевак и оцепление.
Он снял и бросил в машину плащ, взял камеру и сначала потолкался в народе, оценивая обстановку. Возле центра уже работало несколько телевизионных камер, над крышей ближней машины торчала передающая тарелка.
Здесь ничего интересного не было: обычный настороженно-выжидательный шумок, чьи-то крики, команды и сосредоточенная суета ОМОНа.
От самого центра не доносилось ни звука, не было заметно и никаких признаков чего-либо экстраординарного.
Он обогнул оцепление стороной, зашел со стороны улицы Мельникова, где до здания было совсем близко, прогулялся до железобетонного забора какого-то предприятия – оцепление довольно плотное, и милиция ощетиненная стоит, прилипнув к еще зеленым кустикам живой изгороди, целит куда-то стволами.
Иван выбрал омоновца поспокойнее, приблизился, показал удостоверение.
– Ребята, пустите со двора поснимать? – попросился по-свойски. – Туда и назад.
Омоновец вернул корочки.
– У нас приказ! Ни туда, ни сюда.
– Ну ладно, – покладисто согласился Иван. – Приказ – это серьезно...
Он вышел на середину улицы, постоял у госпиталя, прикинул, подошел к железобетонному забору, легко заскочил наверх и осторожно спустился вниз. Вокруг оказались густые заросли кустарника – запущенный и замусоренный угол территории. Он продрался через них вдоль забора, выбрал место, подпрыгнул и, подтянувшись, выглянул – нет, не здесь, до пристройки к зданию центра далековато... Прошел еще немного – вот теперь, пожалуй, можно. Легко забрался на стену и уже хотел спрыгнуть в узкий проезд, но тут заметил, как в окне второго этажа показался человек.
Иван моментально включил камеру и «наехал» на окно.
Человек открыл раму, не раздумывая, выскочил на крышу пристройки, сел на край, свесил ноги и, цепляясь за решетку окна первого этажа, легко спустился на асфальт. И побежал к оцеплению, прижимаясь к стене.
Иван проводил его в видоискателе, спрыгнул с забора и в одну короткую перебежку оказался под стеной центра.
Огляделся, скинул ботинки, ухватившись за решетку окна, подтянулся и влез на узкий подоконник. Оттуда забрался на пристройку, заглянул в открытое окно второго этажа.
Закрывая за собой окно, заметил, что омоновцы оцепления его обнаружили – кто-то указывал стволом автомата...
На некоторое время звонок умолк. Надежда вернулась в комнату, на всякий случай выключила свет везде и посмотрела в окно – вроде никого...
Окна без штор – никакой конспирации.
В дверь снова зазвонили.
Она открыла шкафчик с инструментами, взяла молоток и подошла к двери.
– Вам кого?
– Надежда Игоревна, откройте, пожалуйста!
Голос был женский.
Она положила молоток, включила в передней свет и отперла дверь.
На темной площадке стояла совсем незнакомая, несколько располневшая и ухоженная женщина средних лет.
– Можно войти? – спросила она.
– Да-да, входите. – Надя отступила в недоумении и смутном предчувствии.
Нежданная гостья вошла, закрыла дверь и встала у порога, печально рассматривая Надежду.
– Меня зовут Варвара, – произнесла она низким, певучим голосом. – Я жена Ивана Беспалого.
Надежда перевела взгляд на молоток...
– Я слушаю вас, – сказала она холодно.
– Можно, я присяду? – попросила Варвара.
– Зачем вы пришли ко мне? – спросила Надежда.
Варвара расстегнула пальто и присела у зеркала. Выкатился круглый живот – месяцев семь беременности...
– Мы с вами долго делили мужа, Надежда, – не меняя тона, произнесла она. – Теперь разделим горе.
– Что-то случилось?
– Иван в театральном центре на Дубровке. – Варвара внезапно заплакала. – Он позвонил Стасу... Он ранен!
– Ничего не понимаю... Кто ранен?
– А я теперь звоню ему... – всхлипывала Варвара, – отвечает какой-то нерусский. И мерзко ругается... Наверное, отняли телефон...
У нее не было платочка, и она вытирала слезы руками, размазывая макияж.
Надежда принесла воды и платок.
– Успокойтесь, Варвара... И расскажите толком. Я ничего не понимаю.
Она с трудом сделала глоток, вытерла лицо.
– Спасибо...
– Что произошло?
– Как вы не понимаете?.. Ваня на Дубровке! В этом проклятом «Норд-Осте»!
– Ну и что? Он пошел на спектакль?
– Он не собирался туда! Я знаю! Сам предупреждал, чтоб сидели дома, а сам пошел... Искать смерти. Я чувствовала...
– Почему смерти?! Что вы говорите, Варвара?
– Он ранен... Сказал Стасу, прострелили ногу...
– Какому Стасу?
– Крикалю... Стас мне позвонил и сказал, он там, в здании. Он может истечь кровью! Кто ему поможет?
– Кто прострелил?
Варвара отняла платок от лица, что-то сообразив, подняла покрасневшее и распухшее лицо.
– Вы, наверное, ничего не знаете?..
– Да что я должна знать? – уже в отчаянии воскликнула Надежда.
– Театральный центр захватили террористы... Во время спектакля.
– Что?
– Включите телевизор. Все время показывают... Вышли на сцену, стрелять начали.
Надежда побежала в комнату, включила телевизор.
Шел прямой репортаж с места событий – театральный центр с рекламой мюзикла «Норд-Ост», машины вокруг и за оцеплением люди, военные, милиция...
И что-то еще комментировали, но оцепеневшая Надежда уже не слышала...
Крик из прихожей словно током пробил ее.
Она бросилась в переднюю.
Тимофей вел репортаж. Возбужденный, волосы взлохмачены – счастливый... Пытаясь пробиться сквозь оцепление, он что-то доказывал омоновцам и лез напролом.
Оператору удалось прорваться, но он с разбега упал, камера ударилась об асфальт. Омоновцы схватили его, утащили за оцепление.
Тимофей ввязался в потасовку с милицией. Дрался старательно, в том числе и ногами, однако его скрутили, нагнули и хотели увести, но тут граждане с активной позицией бросились на защиту журналиста, отняли и увели за машины...
Варвару скрутило, начинались первые схватки...
Перепуганная Надежда кое-как отвела ее в комнату, сняла с нее пальто и уложила на кушетку.
– Все, это конец... Не выдержала... Кажется, воды отходят...
– Что это значит? Что?! – Наде показалось, ее гостья умирает.
– Ты не рожала, не знаешь. Воды отходят, буду рожать. До срока... Принеси мне полотенце... большое. Чтоб кушетку не испортить...
Надежда подала ей полотенце.
– Ничего, не бойся, – успокоила Варвара. – Это не смертельно... Я и Риту семи месяцев родила...
– Я вызову «скорую»!
– Погоди... – застонала Варвара. – На улице Рита... Позови ее... Наверное, замерзла...
– Что же вы сразу не сказали?
– Не знала, как встретишь... Не хотела показывать. Вдруг бы ты меня выгнала? А дочка бы увидела.
Надежда вылетела на улицу в тапочках, огляделась, позвала:
– Рита?
– Я здесь. – Легкая тень отделилась от стены. – Здравствуйте, Надежда. Я вас видела по телевизору.
– Идем, там маме плохо.
Рита в страхе отступила.
– Что вы с ней сделали?
– Я ничего не сделала... Она же беременная. – Надежда растерялась. – Говорит, воды отходят...
Рита бросилась в подъезд.
Надежда вошла в квартиру, когда девочка уже ухаживала за матерью – поила водой.
– Вызывайте «скорую»! – приказала она.
Надежда послушно схватилась за трубку, набрала «03».
– Женщина рожает, нужен врач! – выпалила она, как только ответил диспетчер.
– Назовите данные роженицы. – Голос в трубке казался отвратительно спокойным. – Адрес местожительства, где наблюдалась.
Надежда возмутилась:
– Какие данные? У нее воды отходят!
– Фамилия, имя, отчество, год рождения! – завибрировала трубка.
– Дайте, я сама! – Рита выхватила трубку. – Беспалая Варвара Алексеевна, одна тысяча девятьсот семидесятого года рождения. Записали? Вторая беременность, срок – двадцать девять недель. Наблюдалась в триста третьей поликлинике... Да, роды преждевременные... Это обычный стресс! Будто вы не знаете, что происходит в Москве! Мой папа там, на Дубровке! Что случилось... Записывайте адрес!
Варвара подозвала рукой Надежду, показала, чтобы та села рядом. Заговорила громким шепотом:
– Я ведь все эти годы ничего не знала... Даже не подозревала. Ваня же по «горячим точкам». Так за него боялась, что интуиция притупилась, женская... Никогда и не спрашивала, почему поздно приходит. Не поест, сразу спать.
– Простите меня. – Надежда отвернулась. – Если можете...
– Не проси... Я сама теперь прошу, потому что виновата. Я тоже воровала. За это мне и наказание. Через день в церковь ходила. Утоляла свои печали...
– Что же ты воровала?
– А чего мне не хватало – любовь... Убежала от Стаса к Ивану через полгода после студенческой свадьбы. Что ты хочешь, это же был четвертый курс.
– От какого Стаса?
– От Крикаля. Из-за картошки с «глазками» и сосисок в обертке.
Надежду словно подрубили – осела, опустились плечи.
– Ты была... женой Крикаля?
– Мы как с ума сошли... – Она сдерживалась, чтобы не выдать боли. – Иван был свидетелем. Раньше не знали друг друга. Стас будто чуял и скрывал меня. А когда мы с Ваней танцевали, на свадьбе... Он и говорит: «Ты зачем за него выходишь? Ты же создана для меня!» Я ему чуть пощечину не влепила. На следующий день после свадьбы мы со Стасом поссорились. Из-за картошки с «глазками»... Я заплакала и побежала в свою комнату. Мы же в общежитии жили... Бегу, ничего не вижу. И в коридоре попала в объятия к Ивану. Не знаю, что со мной случилось...
Варвара вдруг засмеялась сквозь боль, и Надежде показалось, что ее гостья сходит с ума.
– Что с тобой? – Надя потрясла ее за плечо. – Тебе очень больно?
– Все нормально, – качнула головой Варвара. – Это как солнечный удар. Такое началось... Я от Стаса ушла беременной, на третьем месяце... Убежала, когда он на преддипломной практике был, в Сибири. Мы с Иваном на чужих дачах несколько месяцев прятались. Однажды Крикаль нас вычислил, пришел меня забирать. Поэтому и Риту родила недоношенной. Аукнулось в первый раз...
Надежда смотрела изумленно и растерянно.
– Да-да, – подтвердила Варвара, – Рита – дочь Стаса. Только он об этом не знает. Посмотри, так похожи...
– А сама Рита... знает?
– Мы скрывали. Она Крикаля никогда не видела. Увидит, боюсь, поймет... девочка ранняя, сообразительная, начнет вопросы задавать. Еще бы год-два выдержать. И вот во второй раз аукнулось. Когда узнала про тебя... Иван сам признался, рассказал. Ведь ты появилась как возмездие божье. Поэтому сразу смирилась и зла на тебя не было. Иван так сильно переживал, что скрыть этого не мог. Думала, как он выкарабкается? Просила... чтобы ушел к тебе и не мучился, не разрывался. Но оказывается, вы уже расстались... И он не любовь переживал – разлуку...
Она выгнулась, лицо ее исказилось от сильной схватки.
– Ой! Не бойся, – закусила Варвара губу. – Это первые схватки, еще слабые... Когда услышала про этот «Норд-Ост», мне дурно стало. Потом Стас позвонил, подтвердил... Не могу я у него помощи просить. Но если вдруг умру, а Иван не вернется... Ты скажи Стасу. Пусть он Риту возьмет...
– Ну что ты говоришь? – Надежде стало зябко и страшно. – Ты не умрешь! И Иван вернется! Все будет хорошо. Сейчас приедет «скорая»!
– Предчувствие у меня... Дважды уже Бог наказал – надо ждать третьего...
В это время в комнату заглянула Рита, и Варвара сразу умолкла.
– Может, Риту отправить в другую комнату? – шепотом спросила Надежда.
– Нет... На схватки пусть смотрит... – сквозь зубы процедила, корчась от боли, Варвара. – Я тебе даже благодарна... Что ты смогла порвать... Теперь прошу: спаси Ваню. Помоги ему выбраться из этого проклятого... Я бы сама пошла и вынесла его... Если бы не это... Помоги мне, Надя...
Игорь Александрович стоял на платформе и ждал электричку. Он был налегке, без сумок, в дождевике, сапогах и с высокой палкой, напоминающей посох. Возле ног вился Граф на поводке, лаял и тянул назад, к дому.
– Нет, ушастый, нам надо в Москву, – уговаривал он собаку. – Ты же умный пес, все понимаешь. Там вон что творится...
Мимо промчался грузовой состав, обдал ветром. Пес прибился к ногам.
– Видишь, тебе страшно. И мне страшно. А как там мамочке твоей, Надежде? Одной-то?
Он поднял собаку на руки, прикрыл полой плаща. Граф принялся вылизывать ему бороду.
– Ну, хватит, не люблю слюнтяйства. Мы же с тобой мужики. Ну, будет, будет...
Наконец подошла их электричка. Игорь Александрович вошел в сумрак тамбура. Двери захлопнулись...
Надежда звонила из спальни по сотовому.
– Сэр Дюк?
– Надя?! Наконец-то! Ты понимаешь, куда мы опоздали?!
– Сердюк, есть шанс отличиться...
– Я до конца своих дней буду помнить! Нет, иногда твое разгильдяйство, Петрова, приносит реальную пользу!
– Ты что, пьян?
– Нет, я просто счастлив, Надя!
– Немедленно приезжай ко мне!
– Я к тебе?! Ночью?
– Да, мне нужна твоя помощь.
– Только скажи, я все сделаю!
– Мне нужны твои связи!
– Поясни. Связи сексуальные?
– Что ты несешь! Быстро сюда!
Она выключила телефон, села и провела руками по лицу, пытаясь сосредоточиться.
К ней вошла Рита.
– Как там мама? – спросила Надежда.
– Ей чуть полегче, воды отошли, – сообщила она. – Но надо ждать новых схваток... А почему вы так смотрите на меня?
– Как? – испугалась Надежда. – Обыкновенно смотрю...
– Будто изучаете...
– Где эта чертова «неотложка»?! – возмущенно воскликнула Надежда, чтобы не отвечать. И опять схватилась за телефон.
– В городе такие события, вы же понимаете. – Рита достала из кармана мини-диск и положила Надежде на колени.
– Что это? – спросила та, не прикасаясь.
– Пусть это будет у вас. Папа забыл в компьютере и убежал. Не хочу, чтобы увидела мама. Ей и так плохо.
– Но что здесь?
– Вы там гуляете по берегу моря. Наверное, в Североморске... Если папа вернется, ему лучше больше не смотреть это. Зачем бередить душу прошлым?
– Да, и правда. Ты в самом деле взрослая...
Рита заговорила, отбивая такт рукой:
– Надежда, ответьте мне честно: вы можете помочь папе? Если у вас таких возможностей нет, то скажите сразу.
– Сделаю все, что смогу, – не сразу отозвалась Надежда. – Сначала нужно выяснить обстановку. Узнать, что хотят террористы, отдают ли они раненых. Если отдают, я пойду и возьму его.
– Надежда... Извините, вы наивный человек, – совсем не по-детски возразила Рита. – Сейчас вам ничего не скажут. Вы видите, какая бестолковщина? Даже «скорой» не дождешься. Никто ничего не знает! Разберутся разве что завтра к вечеру. А папу надо забрать как можно скорее, пока он не истек кровью. Наверное, он вам еще дорог.
– Кто? – невпопад спросила Надежда.
– Мой папа.
– Я постараюсь его вытащить, – беспомощно развела она руками. – Сейчас приедет человек, у которого есть связи.
– С кем? С террористами?
– С террористами скорее всего у него нет связей.
– Кроме них, нам сейчас никто не поможет, – с горечью сказала Рита. – Я сейчас думаю, как можно на них подействовать. И ничего не могу придумать. Ни имя брату – чтоб маме понравилось, ни – как образумить террористов. Но я придумаю!
Она убежала к матери. Надежда набрала заветный номер – выключен...
На экране телевизора, как наваждение, маячила картинка театрального центра...
Ивана заперли в какой-то гримерке. Кругом – зеркальные столики, вороха костюмов на вешалках и просто на стульях. Сдвоенное окно забрано решеткой.
Нога была перетянута ремнем выше колена, рана кое-как замотана белой рубашкой.
Хватаясь за стены и мебель, он проскакал на одной ноге к окну, осмотрелся – на улице темень, мелькают сполохи от проблесковых маячков, высвечивая деревья и стены домов.
В это время где-то в комнате запиликал сотовый. Иван прислушался, определил место, подковылял и стал, торопясь, искать в барахле, валявшемся на стуле.
Перерыл – нет...
Телефон оказался в кармане висевшего на спинке пиджака.
Вынул, откликнулся тихо:
– Слушаю...
– Вадик, а спектакль уже закончился? – спросил ленивый женский голос.
– Нет еще, – ответил Иван. – Второе отделение началось.
Выключил, подождал настороженно – все тихо. Набрал номер, заговорил шепотом:
– Стас? Это я. Значит, слушай. Их человек двадцать – тридцать. Точно я сосчитать не мог, Стас! Есть женщины в черном. Говорят на чеченском, все мужики в камуфляже, автоматы, пистолеты. Есть даже гранатометы вроде «Мухи» – не разобрал. Кто командует, не знаю. Меня допрашивали двое, но они не командиры. Решили, я шпион... Нет, не били, разговаривали культурно... Куда-то звонили и спрашивали, есть ли такой журналист. Пока агрессию не проявляют, бегают по всему зданию, всех сгоняют в зал. Стас, у них свои люди перед зданием, в толпе. Они все время слушают их доклады, говорят на русском...
За дверью раздался шорох, быстрые шаги. Иван сложил телефон, спрятал в свой карман и лег на пол...
Надежда встречала Илью на улице.
На сей раз у Сердюка оказалась другая машина – громоздкий черный джип, который не въехал – ввалился во двор и остановился у подъезда. За рулем возвышался водитель, а сам Илья выбрался с пассажирского места и кинулся к Надежде. Выходной костюм он уже успел сменить на свитер и кожаную куртку.
Он был пьян, но старался держаться ровно, отчего его неустойчивость бросалась в глаза еще сильнее.
– Надя, что тут произошло? – Он явно слегка перепугался.
– Ты зачем напился, Илья? – тоном сварливой жены приступила Надежда.
– Потому что мы с тобой опоздали на концерт. – Он вынул билеты. – Надя! Я же взял билеты на мюзикл. Этот самый «Норд-Ост»! А туда ворвались террористы.
– Ладно, я тебе не жена, чтоб отчитывать. – Она по-хозяйски заглянула в машину: – У тебя сиденья раскладываются?
– Раскладываются, – кивнул угрюмый, жлобоватый водитель.
– Раскладывай! Сейчас женщину в роддом повезем.
– Какую женщину? – ошалел Илья.
– Которая рожает. Ты поможешь мне перенести ее из квартиры в машину. «Скорой» нет уже полчаса!
– Где рожает?
– У меня в квартире, Сердюк! За мной! – Надя дернула за рукав водителя, послушно раскладывавшего сиденья. – И вы тоже.
– Кто эта женщина? – продолжал врубаться Илья, семеня следом.
– Варвара...
– Мне это ничего не говорит.
Надежда резко остановилась – он отшатнулся.
– Это жена Ивана Беспалого.
– Ивана?! – Илья туго соображал, тряс головой. – А почему она у тебя в квартире? И рожает?
– Так получилось, – уже на ходу бросила она.
– Но ты же не акушерка!
– Раньше ты соображал быстрее, Сердюк!
При виде потной, измученной Варвары Илья вроде бы даже протрезвел.
– Заворачиваем в простыню и одеяло, – распоряжалась Надежда. – Приподнимите ее!
– Я сама дойду, – слабо воспротивилась Варвара.
– Мама, тебе же нельзя принимать вертикальное положение, – вмешалась Рита. – Мы тебя понесем.
Мужчины приподняли роженицу, Надежда с Ритой подстелили под нее одеяло с простыней.
– Теперь берем за уголки и несем, – скомандовала Надежда.
– Я сам, – вдруг отстранил их водитель и легко, как дитя, поднял роженицу. – Открывайте двери.
Варвару посадили в машину, сели сами.
– Сигнал на крышу! – приказал Илья.
Водитель молча выставил на крышу синюю мигалку, включил: двор озарился синими сполохами.
– Откуда это у тебя? – изумилась Надежда.
Вдобавок ко всему водитель невозмутимо включил крякалку.
– Мы что, рыжие? – гордо задрал нос Илья. – Вперед по встречной!
Джип помчался по московским улицам.
* * *
В театральном центре, в отдельной комнате стояло три включенных телевизора. Примерно одну и ту же картинку показывали на разных каналах.
На одном экране Крикаль пытался взять интервью у генерала.
Он догонял полного розовощекого генерала в окружении людей в гражданском. Оператор с камерой тенью следовал за ним.
Крикаль протянул генералу микрофон.
– Товарищ генерал! Вам известно, что сейчас происходит внутри здания театрального центра?
Мрачный генерал оттолкнул его руку, направляясь к машине.
– Мы слышали там выстрелы, – яростно наседал Крикаль. – Как вы можете это объяснить? Террористы убивают заложников?
Его будто не слышали. Генерал залез в машину, Крикаль не давал захлопнуть дверцу.
– Известно ли, какие требования выдвигают террористы?
И на это не последовало ответа. Гражданские оттеснили Крикаля, машина включила мигалку, сирену и укатила.
Два вооруженных человека в камуфляже отсматривали передачи.
Один заинтересовался генералом, показал пальцем, что-то проговорил на чеченском.
Обстановка в комнате аналитиков была спокойная. С портрета на стене взирал на них такой же спокойный и мужественный президент...
Они вышли из роддома.
– Сейчас я отвезу тебя домой, – сказала Надежда Рите. – Останешься на связи.
– Я буду думать.
– Думай. – Надежда посадила ее рядом с водителем, а сама с Ильей села сзади. Машина тронулась. – Выключи мигалку! – нервно попросила она.
– Почему? Так интересней. Уступают дорогу!
Однако ткнул водителя в спину. Сполохи на улице погасли.
– Слушай внимательно, Сердюк. – Голос Надежды был стальным. – Ты человек известный, бываешь на всяких тусовках... Кого ты знаешь из сильных мира сего?
– Кого? – Тот был уже трезв, но в легком шоке после роддома, поэтому мозгами работал все еще медленно. – Знаю... Некоторых сильных... Тебе зачем?
– Кого, например?
– Допустим, Жириновского.
– Отпадает... Еще кого?
– Петрова, я не могу вот так сразу вспомнить...
– Вспоминай! Может, кого-нибудь издавал?
– О! Издавал! Сейчас все перед выборами книжки пишут.
– Кого конкретно?
– Генерального прокурора, например.
– Умница, сэр Дюк. – Надежда погладила его по голове. – Он тебя лично знает?
– Конечно! Это наш уважаемый автор.
– Какие еще есть уважаемые авторы?
– Да их в общем-то... достаточно. Депутаты Госдумы, например. Министр иностранных дел...
– Министр нам не нужен. Можешь поговорить с ними сейчас? С прокурором, депутатами?
– А где они? – Илья почему-то начал озираться.
– Точно не знаю. Наверное, возле театрального центра.
– Какого... центра?
– Куда мы не попали на спектакль.
Он отпрянул.
– Туда я не поеду.
– Почему?
– Меня тошнит... Ну правда, Петрова! От одной только мысли...
– Сейчас двигай к центру. Ты меня хорошо понимаешь? Найдем кого-нибудь из начальства. Нужно выяснить обстановку внутри здания.
– Зачем? Зачем тебе обстановка?
– Надо вытащить оттуда одного человека. Раненого. Любым способом.
– И что это за человек?
– Иван Беспалый.
– Иван? Ну, ты... ты даешь! Ты что, шефство взяла? Жену – в роддом...
– Это обсуждению не подлежит, Сердюк, – отчеканила Надежда. – От тебя требуется найти общий язык с прокурором или с влиятельным депутатом.
– Но как ты его вытащишь?
– Мне нужно попасть в группу переговорщиков. Если нет – пойду одна.
– Ты с ума сошла, Петрова! Там боевики, террористы. Они же звери!
Рита обернулась к Сердюку и молча на него уставилась.
Илья замолчал.
– Я хочу тобой гордиться, сэр Дюк, – будто сама себе сказала Надежда. – Исполни мое желание. Или я сама попробую на вкус... молоко волчицы.
