В этот же вечер, когда Надежда поднималась к себе по лестнице, внезапно растворилась дверь нижней соседки.

Перед ней оказался Георгий – выпивший и оттого блаженнее обычного.

– Добрый вечер! – сказал он весело. – Так поздно возвращаетесь с работы! А я вас жду!

От неожиданности она отпрянула и, чтобы скрыть испуг, демонстративно прошла мимо.

– Надя? – Он бросился следом. – Простите! Я вас напугал, да? Это случайно, честное слово! Я сегодня утром прилетел из Чечни!

– А здесь что делаете? – не оборачиваясь, холодно бросила она. – В тапочках?

– Живу! Я снял квартиру. И теперь ваш сосед! У меня сегодня праздник!

– Поздравляю, – не глядя, обронила она на ходу.

– Приглашаю вас на новоселье! Стол накрыт, шампанское в ведерке со льдом.

– Спасибо, нет.

– Вот так? Без колебаний? – еще чему-то радовался он. – Надежда, послушайте! Это судьба! Я открываю газету «Из рук в руки». А там объявление и ваш адрес! То есть номер дома... Оказалось, квартира под вами!

Она поднялась на свою площадку, достала ключи.

– Идите к себе, Георгий, – посоветовала устало.

– У вас плохое настроение?

– Не задавайте глупых вопросов...

– А стихи почитать можно? – обескураженно спросил он. – Без шампанского?

– Стихи? – чуть оживилась Надежда.

– Вы же посоветовали писать стихи! – вдохновился Георгий. – И я уже написал... Целых шестнадцать штук! И все посвящены вам. Они из меня просто сыплются! Хотите, почитаю? Они не длинные...

– В следующий раз, – отрезала она.

– Всего одно? Самое лучшее! Спустимся ко мне! На минуту.

– Сейчас ко мне приедут гости, – чуть мягче добавила она. – Извините, Георгий...

– А кто? – наивно спросил он.

Надежда проговорила тоном воспитателя:

– Это неприлично – спрашивать одинокую женщину о ее гостях.

– Я по-соседски спросил, – ничуть не растерялся тот. – Ну и ладно, могу прочитать у вас. Пусть послушают гости! Это же поэзия!

Она развернулась к нему, усмехнулась надменно.

– Я выхожу замуж. И ко мне сейчас приедет жених! Вряд ли он захочет слушать ваши стихи.

– Этот парень вам не жених, – уверенно заявил Георгий. – Он одноклассник, Илюша. Квартирная хозяйка рассказала.

– Разве одноклассник не может быть женихом?

Он и секунды не раздумывал – выдал заготовленное:

– В принципе может. Только не такой. Он вас недостоин!

– Позвольте это решать мне.

Георгий неожиданно рухнул перед ней на колени, схватил за руку:

– Прошу вас, Надя! Умоляю – не делайте этого! Один шаг – и все! Все!

– Что – все? – Она вырвала руку. – Вы что, напились?

– У меня сегодня праздник!

Надежда решительно вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь.

Георгий постоял на коленях перед дверью, затем медленно встал и принялся давить кнопку звонка...

Не открывали.

В это время на лестнице послышался стук каблучков. Скоро появилась Марина в распахнутой шубке. Увидев Георгия, замедлила шаг, осторожно пошла на цыпочках.

– Ты что тут делаешь? – спросила неожиданно за его спиной.

Он резко обернулся, но звонить не перестал.

– Марина? – И без всякого вступления огорошил ее: – Ты должна спасти Надю! Удержать от опрометчивого поступка!

– Какого поступка, Гоша? Ты что мелешь?

– Она выходит замуж!

– Не за тебя ли?

– За одноклассника... Марина, она тебя послушает. Вы же подруги!

– И пусть выходит, тебе-то что?

Георгий не знал, куда девать глаза.

– Это преступление! Так не может быть! Как ты не понимаешь? Она такая прекрасная! Она – чудесная! А этот... сытый издатель!

– Да ты влюбился! – изумленно усмехнулась Марина. – Или пьяный?

– Я?! – Он оставил наконец звонок. – Я просто возмущен! Несправедливостью! Это же неестественно!

– А почему ты раздет? – вдруг спросила Марина. – И в тапочках?

Он спохватился, оглядел себя. И вспомнил.

– Я теперь здесь живу! И у меня новоселье! Стол накрыт! – И чуть не захлебнулся от спасительной догадки, зашептал: – Марина, уговори ее, и приходите ко мне вместе. Это будет восхитительно, я обещаю! Если она не захочет, я принесу все сюда. Зажгу свечи и стану читать вам свои стихи!

– Ты что, еще и стихи сочиняешь?

– Недавно начал... И теперь пишу с упоением!

– А если придет жених?

Георгий с решительной обреченностью помотал головой:

– Не впущу! Не позволю испортить праздник. Если и войдет, то через мой труп!

– Труп у двери любимой – это ужасно, – поморщилась Марина. – Иди хотя бы к подъезду. Встречай соперника на дальних подступах...

– Зачем ты смеешься надо мной? – Сейчас он напоминал обиженного нищего. – Я к тебе так хорошо отношусь!..

Дверь внезапно распахнулась – появилась Надежда.

Георгий отступил.

– Могу и у подъезда! – сказал вдруг с яростью. – Кстати, у меня пистолет есть. Из Чечни привез, ребята подарили...

Марина переступила порог, дверь опять захлопнулась...

Илья сидел в потрепанном «жигуленке».

Теперь машина стояла сразу же за кучами мусора, среди других таких же стареньких автомобилей, согнанных от ближайших домов и поставленных вкривь и вкось на крохотный заснеженный пустырь.

Илья был в кожаном костюме байкера – том самом, в котором вытаскивал Беспалого из «Норд-Оста».

Возле подъезда элитного дома горел яркий свет, отчего окружающее пространство казалось почти черным, напрямую до него было метров пятнадцать.

Редкие подъезжающие автомобили останавливались за вагончиком, так что их было не видно, зато отлично просматривался весь путь высаживаемых пассажиров. Каждого Илья провожал до подъезда, глядя в бинокль через узкую щель опущенного стекла.

Народ в доме жил состоятельный, степенный и самоуверенный.

Изредка раздавались взрывы хлопушек и петард – близился Новый год...

Илья начинал мерзнуть в остывшем салоне – сидел давно. Снял перчатку, засунул правую руку под меховую куртку – погрел, левой поднял стекло.

Тепла не прибавилось.

Сзади салон осветили фары машины. Он тут же натянул перчатку, опустил стекло и взял бинокль. Появился молодой мужчина в распахнутом длиннополом пальто, нет, неинтересно...

Снова поднял стекло, глянул на часы – 22.41.

Надежда сидела в кресле, забравшись в него с ногами. Марина устроилась напротив – на диване. Между ними – сервировочный столик с чайной посудой, банкой кофе и сахарницей. Уже ничего не хотелось, да и наговорились, поэтому сидели тихо и задумчиво.

– Ну ладно, подруга. – Марина пошевелилась. – Поеду домой. Пробки рассосались... А ты ложись спать. Завтра у тебя сумасшедший день.

– Не оставляй меня одну, – не сразу и неуверенно попросила Надежда.

– А что такое?

– Возьму и передумаю. Мне ведь сегодня не уснуть...

Марина встала, сладко потянулась.

– Эх!.. Давай тогда устроим девичник? Только сейчас Димке позвоню.

– Девичник?

– Как же? Полагается покутить, оторваться в последний раз!

– В крайний...

Марина посмотрела с хитреньким прищуром:

– Можно и в крайний! Тогда мне надо переодеться во что-нибудь домашнее. Брюки так надоели...

– Открой шкаф и выбери, – кивнула Надежда. – Там мамины платья, на любой вкус.

– О, мамины платья! – ностальгически вздохнула подруга и полезла в шкаф. – А красота какая...

– Мама сама шила.

Марина вынула вешалку с голубым платьем, прикинула на себя.

– И как?

– Во!

– Погоди. – Марина стянула брюки. – У тебя есть что выпить?

– Мне нельзя!

– Это тебе нельзя, но мне-то можно!

– Ты что, в одиночку?

– Шампанское можно и в одиночку.

– Шампанского точно нету. – Надежда вскочила, заглянула в буфет. – Есть коньяк, «Наполеон»...

Марина надевала платье.

– «Наполеон»?!

Надежда взяла раскупоренную бутылку – и ее нарочитую веселость как рукой сняло.

– Эй, ты там не уснула? – что-то заподозрила Марина. – Давай коньяк!

А Надежда, не слыша, на мгновение вернулась в прошлое...

Они с Андреем сидели на кухне и праздновали свою встречу – в апреле. На столе стояла эта бутылка, два бокала и ваза с виноградом. Было раннее весеннее утро, и все кругом золотилось – коньяк, светлое окно и глаза...

– Вот так теперь и будет всегда. – Она закрыла буфет. Лицо ее было печальным.

– Что будет?

– Чреда воспоминаний, как говорят поэты...

– Нет уж, подруга! – Марина достала коньяк и водрузила на сервировочный столик. – Мы эту память сейчас выпьем! До дна. И все забудется...

– «Наполеон» в одиночку не пьют! – Надежда убрала бутылку. – Не обессудь...

– Тебе что, для самой близкой подруги жалко?

– В коньяке приворотное средство, – призналась та. – Настоящая колдунья заговорила. Сережа его пил, но почему-то не присох.

– Какой еще Сережа?

– Он же Андрей. И он же Сапсан... Наверное, мало выпил.

– Ты что, привораживала его? Серьезно?

– Как видишь, не приворожила.

– Напрасно ты так, – вдруг пожалела Марина и покрутилась у зеркала. – Все, что связано с прошлым, – выбрось. Коли уж решила... не противиться судьбе. Иначе ничего не получится. У тебя мама модельер!

– Сейчас схожу в ночной магазин, – выслушав ее, спокойно произнесла Надежда. – Гулять так гулять... Эх, а еще бы потанцевать!

– А зачем идти? У нового соседа есть!

Подруга схватила шубку в передней, набросила на плечи.

– Да он же за тобой припрется!

– Вот и потанцуешь! – Она уже повернула ключ. – Какой девичник без мальчишек? Покуролесим ночку!

Было уже совсем поздно, когда фары еще одной подъехавшей машины на секунду осветили салон, и этот свет будто подстегнул Илью. Он немного опустил стекло, надел перчатку на согретую руку и взял бинокль.

Автомобиль остановился где-то за вагончиком. Долго не выходили. Илья не замечал, что дрожит: сказывались медленно ползущие минуты напряженного ожидания, помноженные на озноб, отражались видимой дрожью в теле.

Наконец послышались голоса – Илья вскинул бинокль.

Из-за угла вагончика показалась мужская фигура в кожаном плаще, но не успел он еще узнать, кто это, как увидел еще одну – стройную, женскую.

Он сдернул запотевшие очки, прильнул к окулярам.

Это был «Будда»! Хорошо выпивший, неустойчивый. И рядом вилась девица...

Они не спешили, перекликались с кем-то в невидимой машине, махали руками.

Илья бросил бинокль, тяжело пыхтя, вытащил из-под сиденья пистолет, завернутый в бумагу, положил на колени и протер очки салфеткой.

«Будда», поддерживаемый девицей, наконец-то двинулся к подъезду, шагал широко и уверенно – свободная пола плаща развевалась...

Палец попрыгал и наконец нащупал предохранитель. Ствол лег на кромку приспущенного стекла...

Салон еще раз осветило – автомобиль разворачивался...

Мушка плясала, ловила обнаженную голову «Будды» – но мешала девица!

А до подъезда оставалось пять шагов.

Илья перевел дух, дыша в сторону, чтобы не потели очки, и снова прицелился.

Перед ступенями «Будда» чуть шатнулся, и девица ухватила его за талию – голова жертвы на секунду попала в перекрестье прицела... Но спутница уже уверенно вела его по ступеням.

Возле двери он оттолкнул девицу и неверной рукой потянулся к щитку домофона. Широкая и ярко освещенная спина оказалась на мушке. Илья зажмурился и надавил спуск.

Пистолет дернулся, гильза ударилась о лобовое стекло.

Он открыл глаза...

«Будда» лежал на ступенях вниз головой, а девица пыталась его поднять и что-то громко говорила...

В следующий миг перед глазами у Ильи поплыла белая пелена – очки запотели...

И, ослепший, он на мгновение замер, а потом резко вытолкнул пистолет за окно и, запустив двигатель, хотел тронуть машину с места. Но непрогретый мотор заглох.

Он снова покрутил стартер, снял очки и тут понял, что ехать невозможно: все стекла затянуло плотной изморозью, выделялась лишь царапина, оставленная гильзой.

Двигатель все же завелся, однако Илья приоткрыл дверь, осмотрелся и выскочил из машины.

Девица у подъезда капризно ругалась – а так все было тихо.

Он бочком выбрался со стоянки к домам, круто повернулся – и побежал по пустынной и гулкой улице старой Москвы...

Марина вернулась с бутылкой шампанского, веселая, но возмущенная.

– Этот дурак и впрямь ходит у подъезда! Представляешь – с пистолетом!

– Да ты что?

– Показывал – настоящий! Он же чокнутый. Еще убьет кого-нибудь...

– Я его позову! – Надежда метнулась к двери.

– Сиди! Сейчас сам прибежит, с закусками.

– Хоть бы Сердюка черти не принесли.

– Ты ему позвони, – посоветовала Марина, по-хозяйски доставая бокалы. – Скажи что-нибудь ласковое и что у меня сегодня ночуешь.

Надежда набрала номер, поднесла трубку к уху – длинные гудки.

– Странно. Не отвечает...

– Ну что? – Марина подняла хрустальный бокал. – Буду пропивать тебя, подруга. Чтоб ты наконец-то обрела покой. В замужестве!

– Спасибо. – Надежда чокнулась с ней и отставила шампанское. – Танцевать хочу. Я танцевать хочу! Да вот нет... партнера.

– Погоди, сейчас появится!

И будто в ответ ей на лестнице загремела битая посуда. Женщины насторожились.

– Гоша идет! – засмеялась Марина. – Лягушонка в коробчонке едет!

Они высунулись в дверь.

На последних ступенях лестницы стоял смущенный Георгий, а вокруг него на полу был разложен салат и осколки. В руках у него еще оставалось по тарелке и по бутылке – шампанское и водка.

– Уронил, – печально сказал он.

– Это к счастью. – Надежда забрала у него тарелки. – А вот хозяйскую посуду разбил, это плохо. Видишь, какие старинные тарелки?

– Я сейчас уберу!

– Не мужское это дело, – подбодрила его Марина. – Салат жалко, наверное, вкусный был...

Она принесла веник и совок, начала подметать, а Надежда и Георгий вошли в квартиру, поставили ношу на кухонный стол.

– Свершилось чудо! – прошептал он, пользуясь отсутствием Марины. – Я еще не верю!

И сделал попытку взять Надежду за руку – она увернулась, но тоже прошептала:

– Георгий... А правда, у вас есть пистолет?

Он обалдел от ее шепота.

– Есть...

– Дайте посмотреть, – терзала она блаженную душу. – Никогда не держала в руках...

Он выдернул из заднего кармана «макаров», благоговейно вложил в руки.

– Прошу вас, осторожнее. Заряжен...

Надежда взяла пистолет и молча удалилась в спальню.

Помедлив, Георгий посеменил к двери, постучал, но тут вернулась Марина.

– Гош, ты чего это в спальню ломишься? – спросила мимоходом. – Ай-ай-ай, нехорошо... Сейчас будем с тобой пьянствовать!

Надежда появилась из спальни веселая, похлопала в ладоши.

– Собираем на стол и гуляем! Георгий, вы умеете танцевать?

– Танцевать? – не поверил он своему счастью и забыл про пистолет. – Разумеется!

– Но сначала пьем и расслабляемся! Чтоб был кураж!

Закуски и вино перетащили на сервировочный столик, включили музыкальный центр – загремели танцевальные ритмы.

Расселись вокруг. Командовала Марина.

– Праздник продолжается! – подала всем бокалы. – С новосельем тебя, Гоша!

Они выпили – Надежда отставила бокал.

– Что же вы не пьете? – Георгий это заметил, попытался пошутить. – За нового соседа. Снизу.

– Она не пьет, – поспешила Марина. – Принципиально.

– Интересно! – усомнился тот. – Работала на телевидении и не пьет? Надя? Это правда?

– Правда. – Надежда взяла сотовый и набрала номер.

– А как же кураж?

– Будет, – пообещала она, слушая длинные гудки – не отвечали.

– Тогда я приглашаю вас! – Георгий вскочил и мотнул головой. – Прошу!

– Сначала потанцуйте с Мариной. – Надежда отключила связь. – А я посмотрю, умеете ли вы... – И добавила уже подруге: – Тамара почему-то вне зоны, а домашний не отвечает.

– Куда-нибудь уехала, – отозвалась та.

– Это плохо, если уехала...

Георгий беспомощно огляделся, но Марина проворно налила ему водки.

– Сейчас выпьем и пойдем, – обволакивающим голосом мурлыкнула она. – Лет пятнадцать с плеч долой, в омут танца с головой... За нашу Надежду, Георгий!

Он хватил полбокала водки, хотел что-то сказать, но Марина вывела его на середину комнаты, откровенно завиляла бедрами.

– Гоша, не отвлекайся! С дамой танцуешь. Смотри мне в глаза...

Надежда снова набрала номер – те же длинные гудки...

Илья бежал по узким улицам. Спохватывался, переходил на скорый шаг, но постепенно набирал темп и снова бежал, часто сворачивая за углы.

В его кармане звонил телефон, но говорить не было времени.

Наконец немного успокоился, пошел пешком. Редкие прохожие вроде бы не обращали внимания. И только тревожно мигали желтым ночные светофоры.

Вырвавшись из лабиринтов, он оказался на Садовом кольце. Огляделся.

Машины шли плотно и в обе стороны. Несмотря на поздний час, везде полно людей, в основном молодежь – гремят хлопушки, взлетают фейерверки: скоро Новый год...

Он шел по Садовому, сдерживая шаг и все-таки озираясь.

В кармане опять зазвенел телефон. Но белая машина была уже близко, поэтому Илья добежал, прыгнул в салон и только тогда вытащил мобильник.

Надежда разговаривала по телефону, Марина и Георгий танцевали танго, но он все крутил головой и упорно не смотрел ей в глаза, а как только музыка кончилась, вовсе бросил партнершу и подкатил кресло поближе к Надежде.

– А давайте на брудершафт? И пойдем танцевать.

– Не пойдем. – Она терзала мобильник. – Вы танцуете отвратительно.

– Согласен, – ничуть не смутился тот. – Вот и научите провинциала. Только сначала выпьем!

Протянул ей бокал с шампанским – Надежда искоса посмотрела, но, занятая телефоном, не взяла.

– Наденька? Соседка сверху? Але!

– Гоша, отстань, – одернула Марина.

– Тогда я выпью один и буду читать ей стихи! – вдруг объявил он. – Они похожи на вино! На крепкое и хмельное!

– Только не это!

– Надя, вы будете слушать стихи, посвященные вам?

Она не обращала внимания, увлеченная кнопками.

Георгий пожал плечами и вскинул руки:

– Можно понять – не пьете вина и не танцуете. Но поэзия!

– Гоша, не приставай к беременной женщине, – вдруг недовольно вмешалась Марина. – Ты что, не понял?

– К беременной? – не сразу переспросил Георгий.

– Слышал, им нельзя? Ничего нельзя. Особенно на первых месяцах.

– И стихи?

– Давай с тобой выпьем, и угомонись.

Он повертел головой, поставил бокал.

– Вы шутите, да? Разыгрываете меня?

– Что, справку показать? – Марина налила ему водки. – И вообще, Надя у нас невеста, а ты на девичник попал. Какой брудершафт, Гоша? Пей и вырубайся.

– Смеетесь надо мной? – спросил Гоша со скрытой угрозой и почему-то прищурил один глаз. – Да, я провинциал и, наверное, скучный, нелепый... И представьте, позволил себе вольность – влюбиться в столичную барышню! Даже стихов не напишешь, про горбуна и красавицу. Все уже было на этом свете...

– Пожалеть тебя? – деловито спросила Марина. – Слезы утереть поэту?

– Ну зачем ты так, Марина? – укорила Надежда, но та вдруг взвилась и заговорила со звоном в голосе:

– А затем! Ему всегда везло! Он везунчик! Привык, чтоб все в шоколаде! И вот впервые не выпало счастье! Не закатился во Францию, да с Надеждой! Не попал из грязи в князи. И уже сломался! Горбун и красавица! Какая трогательная картинка! Теперь будем учиться держать удар, Гоша. Стажировка такая, мальчик!

Георгий будто бы протрезвел – по крайней мере устойчиво выбрался из-за стола и подался к двери с опущенной головой.

Женщины проводили его взглядами, но обеим было не до него.

Дверь захлопнулась.

Марина выключила музыку, выпила шампанского и упала в кресло.

– Тамара уехала в Головино, – сообщила Надежда. – Мне тоже придется учиться... держать удар.

Подруга посидела с закрытыми глазами и вдруг обернулась к ней.

– Теперь я знаю, почему ты сама втрескалась в этого Андрея, – сказала серьезно. – Хочешь, скажу?

– В Сережу...

– Ну, в Сережу... Он один от тебя головы не потерял. И не бегал как сумасшедший...

Не зажигая света, Илья на цыпочках ходил по пентхаусу. Он уже успел принять ванну – волосы были еще мокрыми – и переоделся в твидовый костюм английского стиля.

В камине горели байкерские кожаные штаны и зимние ботинки, возле лежали приготовленные куртка и вязаная шапочка. Он заметал следы преступления и делал это по всем правилам детективного жанра. Тряпки и кожа горели плохо, дымно, по залу метались сумрачные тени...

Илья сновал между камином, потайным сейфом и письменным столом английской работы – спешно доставал и листал какие-то бумаги и папки, складывал их в подставку для дров.

Наконец отобрал все предполагаемые улики, пристроился у огня в кресле-качалке, размешал угли щипцами, потом захватил ими куртку и запихнул в каминный зев.

Черный густой дым понесло в трубу. Поджидая, когда займется кожа, Илья подкатил сигарный столик и закурил.

В отсветах огня лицо его выглядело спокойным, движения были размеренными и точными, без суеты.

Но вдруг он что-то вспомнил, вскочил и уронил сигару, быстро поднял, затер ногой искры на полу и побежал в глубь помещения, к книжному шкафу, где стояли образцы продукции, выпускаемой издательством.

Воровато включил торшер, пробежал пальцами по корешкам, выдернул одну – нет, не та. Было темновато, свет лежал лишь на полу. Тогда он включил верхнее освещение, в секунду отыскал нужную книгу и тут же ударил по выключателю.

Илья принес книгу к камину, сел в кресло, неторопливо перелистал, затем вспушил ее и отправил в огонь...

Синий джип таранил сугробы на проселочной дороге от Головино. Близилось утро, за лесом багровело рассветное небо в низких тучах, которые гнал ветер.

Кое-где машина застревала, буксовала и, с трудом вырвавшись назад, разгонялась и, врезаясь в перемет, вздымала тучу снега, который заваливал капот и забивал лобовое стекло.

Андрей со свинцово-спокойным лицом выкручивал руль. Тамара сидела рядом и, напротив, переживала, вцепившись в ручку и оглядываясь то назад, то вперед и изредка на водителя...

А он, несмотря ни на что, рассказывал, делая вынужденные паузы, когда машину опасно заносило.

– ...Через день после «Норд-Оста» я уже был в командировке, под Урус-Мартаном. Как раз в том месте... В общем, где они Володьку взяли. Их, сволочей, два года не могли достать. Федералы с ОМОНом обложат в зеленке, прочешут – никого!.. А они, твари, еще лепестки раскидают вокруг!

– Какие лепестки? – напряженным голосом переспросила Тамара.

– Да мины такие, противопехотные. На жидкой взрывчатке. А мне Игорь Александрович рассказал... Надин отец. Как они «зеленых братьев» из укрытия выкуривали... Нароют нор с ходами и сидят под землей, как барсуки. И ничем не достать! Ну и, короче, опыт пригодился... Мы им такой фейерверк устраивали.

– Это как? – испуганно спросила она.

Он объяснил обыденно:

– В ящик сигнальных ракет тряпку с бензином, спичку и в нору...

На повороте, где дорога была открытой с одной стороны, машина плотно увязла – ни вперед, ни назад...

– Опять здесь же, – ударил по рулю Андрей. – Заколдованное место! Давай вернемся? Пока еще наш след не занесло?

Тамара открыла дверцу и выпрыгнула вон.

– Пойду за трактором! – крикнула она. – Здесь до трассы недалеко.

– Стой! Я сам! – запоздало дернулся Андрей, но Тома захлопнула дверцу и помахала рукой.

Он следил за ней, пока ее фигурка не исчезла за поворотом.

Потом положил голову на руль.

Ветер наметал сугробы возле колес...

Утром Рита вышла из издательства «Фатум-пресс». Провожающий ее охранник что-то говорил и жестикулировал, вежливо распахнул перед ней железную калитку.

Она поправила лямки рюкзачка, подняла меховой воротник пальто – ветер качал деревья бульвара, несло поземку. Важно прогулялась в одну сторону, затем в другую, осмотрелась и перешла улицу.

Скамейки на бульваре были в снегу, однако Рита расчистила перчаткой краешек и села – прямая, строгая, недоступная девушка. Лишь рюкзачок выдавал в ней школьницу...

Редкие прохожие-мужчины обращали на нее внимание. Рите было приятно...

Отсюда виднелся салон для новобрачных, его вывеска и витрина искрились сквозь снежную пелену.

И вдруг она заметила знакомую белую машину, припаркованную напротив салона. Медленно встала, независимо прогулялась мимо – да, без всяких сомнений, это автомобиль Ильи.

Рита перешла улицу, постояла у машины, смела перчаткой снег с капота.

В глаза бросился вход в салон.

Она прошла в автоматические двери – услужливые юноши в униформе встретили у входа, галантно раскланялись.

Внутри салон напоминал храм – повсюду свечи, блеск бижутерии, снежная белизна платьев, уголь мужских костюмов...

И вдруг она увидела, что хотела увидеть, и спряталась за вешалку.

Илья и Надежда брели вдоль длинного ряда пышных нарядов. Их сопровождала дама в униформе – предлагала платья, снимала одно за другим с вешалки, что-то говорила.

Какое-то из них Илья выбрал, хотел подвести Надежду к зеркалу, но той что-то не понравилось – пошла дальше.

Рита отвернулась, поддернула лямки.

Молодой человек склонился к ней, что-то спросил. Но она не удостоила его вниманием, направилась прямо в автоматические двери...

А потом шла по метельной улице и плакала...

Дама провела Надежду и Илью в следующий отдел.

– Здесь у нас эксклюзив, – бархатным голоском объяснила она, показывая небольшую вешалку. – Прошу вас. Это из салона Версаче. Вот, пожалуйста, Дольче и Габбана...

Надежда потрепала подол одного платья.

– Это уже носили...

– Простите, такого не может быть, – нахмурилась дама. – Мы никогда не даем подобные изделия напрокат. Это исключено.

– Мне не нравится, – состроила Надежда капризную гримасу. – Пойдем отсюда.

И застучала каблучками по плиточному полу.

Илья извинился перед дамой и поплелся следом.

Дама глядела им в спины с ненавистью...

Они вышли на метельную улицу.

– Ну, не знаю, Петрова! – весело заругался Илья. – Если бы я знал, что ты такая капризная!

– Может, ты передумаешь, Сердюк? – спросила она, внимательно глядя ему в лицо. – Пока не поздно?

– Не дождешься! Поехали на Тверскую!

– А ты можешь заказать платье в Англии? У тебя же там швейное производство! Оригинальное? По моему рисунку?

– Конечно, могу! Но это будет не скоро!

– Ничего, я подожду. – Она направилась к машине.

– Мне кажется, Петрова, ты сама не знаешь, что хочешь, – заворчал он. – Ей уже от Версаче не нравится...

– У беременных женщин это бывает, – на ходу бросила она. – Привыкай.

– Ладно, тогда рисуй сама...

В это время на улице показалась милицейская машина с мигалкой. Илья в тот же миг повернулся к дороге спиной и на секунду словно забыл о спутнице.

Надежда посмотрела недоуменно, зашла сбоку.

– Что с тобой? – спросила тревожно.

– Ничего. – Он обернулся, и в глазах его она увидела отражение синего маячка.

– Отвези меня домой, – холодно попросила она.

Милицейская машина на малой скорости проехала мимо и скрылась. Илья схватил Надежду за плечи, как-то неестественно возбужденно потряс.

– Что тебе домой? Сегодня суббота! Одна в четырех стенах?

Надежда высвободилась.

– Тебе плохо?

– Конечно, мне плохо! Без тебя! Давай уедем отсюда!

– Мне нужно домой, Сердюк.

– Зачем?

– Буду рисовать платье.

– Я с тобой! Теперь на минуту тебя не оставлю! Как тень буду...

– Нельзя как тень, Сердюк. Свадебное платье – это великое таинство. И требует уединения.

На заснеженном капоте машины было написано слово «Прощай!».

Надежда села в машину. Надпись отчетливо читалась и отсюда.

Илья достал щетку и хладнокровно принялся счищать снег...

Тамара пригнала трактор «Кировец» с лопатой, когда было уже совсем светло. Выскочила из кабины и села в машину.

– Не заскучал? – спросила она весело. – Теперь мы проедем куда хочешь!

Трактор развернулся перед носом джипа, двинулся впереди, легко разгребая сугробы.

Андрей запустил мотор и тронул машину по расчищенной дороге.

– Ну, и что дальше? – напомнила Тамара о прерванном рассказе.

Он был мрачен. Не сразу отозвался:

– Может, все это напрасно? Я тут посидел, подумал... Давай вернемся?

– Посмотри, какой я трактор пригнала! А дорога? Как по асфальту!

– После обеда на рыбалку бы пошли.

– Тебе нравится рыбалка?

– Ничего, понравится... Дядя Паша говорит, в метель клюет хорошо. А скоро можно будет ловить налимов. На багорики...

– Это как? – спросила она.

– Шест такой длинный, с крючками на конце, – с удовольствием объяснил Андрей. – Опускаешь его до дна и пошевеливаешь так... Самцы думают, это самка о песок трется, икру мечет. Ну и начинают сами тереться о шест. А ты их подсекаешь... Я, правда, сам не рыбачил, но видел, в позапрошлом году.

– Неужели рыбы думают? – удивилась Тамара.

– Наверное, нет, – не сразу ответил он. – У них ведь мозг желеобразный. Извилин нет, а значит, нет памяти. Одни инстинкты...

– А когда возникает память?

Андрей взглянул на нее с мрачной усмешкой:

– Жить лучше, когда мозги жидкие...

Надежда бродила по квартире, одна в четырех стенах.

В комнате на столе лежала папка с рассыпанными рисунками. На них были изображены платья, которые обычно рисуют девочки в школе, ибо все проходят период, когда им хочется стать модельерами. Хотя бы одного платья...

А более – от природного стремления к красоте...

Она перебрала старые рисунки, бросила россыпью – все не то. Подняла тяжелую трубку телефона, набрала номер, подождала, глядя в окно, – не отвечают...

За окном вьюга крутила снежные вихри.

Надя включила телевизор, устроилась в кресле – время новостей, давняя привычка отсматривать свои передачи...

Блок новостей традиционно начался со страшилок: ночь, возле подъезда точечного дома – труп на снегу, возле головы кровавое пятно, вокруг полосатая лента...

На экране возникло знакомое лицо – Тимофей, волосы треплет ветер, вид, как всегда, восторженный.

– «Сегодня ночью около половины первого у подъезда своего дома был застрелен депутат Государственной Думы Вартанян. По версии правоохранительных органов, это явно заказное убийство. Выстрел из пистолета произведен в голову, чуть выше правого уха и с расстояния в пятнадцать метров, что говорит о высоком профессионализме киллера. Однако вызывает сомнения тип оружия – пистолет „беретта“, весьма ненадежный и редко применяемый наемными убийцами. На месте преступления остался также автомобиль марки „Жигули“ третьей модели, из которого, как установлено, и был произведен выстрел. Причем с работающим двигателем. По непроверенным данным, Вартанян пять лет назад получил российское гражданство...»

Надежда тупо выслушала это и переключила канал.

Там было то же самое, и все сначала...

Она выключила телевизор и вспомнила, вынула из шкафа бутылку «Наполеона», ушла на кухню и там стала выливать его в раковину.

Золотистая струя была густой и текла толчками с бульканьем.

Всполоснула бутылку под краном, решительно спустила в мусорное ведро. Потом прошла в спальню, достала из-под подушки форменную рубашку, прислонила ее к лицу, вдохнула запах и невольно опустилась на кровать.

Сколько так просидела, Надя и сама не знала. Наконец нехотя свернула рубашку в тугой жгут, с сожалением ушла на кухню, открыла мусорное ведро...

Но вспомнила пронзительную картину: склад ненужной мебели в ДК «Меридиан», тесный диванчик с гнутыми ножками и два обнаженных, сплетенных тела – их танец в неверном свете, падавшем из-под двери и все делавшем призрачным, почти нереальным...

Передумала. Нашла пакет, убрала в него рубашку и снова вернулась в спальню.

За задней стенкой зеркального столика было что-то вроде тайника, там уже лежал пистолет, отнятый у Георгия. Спрятала туда рубашку, придвинула столик к стенке и обессиленно села на пуф.

В зеркале отражалось усталое от маеты лицо...

Во дворе дома Надежды, за «ракушками», удачно вписавшись между сугробов и почти сливаясь с ними, стояла белая, полузаметенная машина.

Илья дремал, откинув спинку сиденья, на панели лежал бинокль и сотовый телефон. Из динамиков доносился заунывный голос флейты. Стекла уже покрылись изморозью.

Он встряхнулся от озноба, запустил двигатель, взял с пассажирского сиденья термос, налил горячего кофе. Однако пить сразу не стал, приспустил стекло и с минуту рыскал биноклем по окнам квартиры Надежды.

Разглядел ее в окне – смутная фигура, кажется, перебирала бумаги на столе.

Успокоился, закурил сигару и начал маленькими глотками пить, но тут кто-то появился на ступенях подъезда – он резко поставил стаканчик, расплескав кофе, схватил бинокль, но помешала сигара...

Кое-как приловчился – какой-то старик с палочкой набирал код домофона...

Она все-таки села рисовать платье.

На столе теперь лежала кипа журналов моды, стопка листков, карандаши и фломастеры.

Надежда листала журналы – все не нравилось...

Попробовала пофантазировать: тонкий силуэт в одну линию... И смяла листок, бросила в угол...

Открыла шкаф с мамиными платьями по моде семидесятых – вырезы, рюшечки, штапель, ситец. Понравилось одно, белое вечернее. А может, и свадебное...

Тут же сбросила халатик, примерила перед зеркалом...

А ничего! Даже хорошо! Элегантные и завлекательные разрезы по бедрам – подол не мешает танцевать.

Только чуть широковато в талии.

Достала свои белые туфли, надела, покрасовалась – чего-то не хватает. Порылась в шкафу, но не нашла ничего подходящего. Огляделась по сторонам – и сдернула узорчатую накидку со швейной машинки, стоящей в переднем углу на табурете как памятник.

Накинула на голову, подобрала кромки, сотворив некое подобие фаты.

Погляделась...

И понравилась себе!

Прошлась взад-вперед важно и торжественно...

И внезапно заметила в зеркале какие-то синие сполохи!

Остановилась, подождала – сполохи не исчезали: методичные, равномерные, они заставляли зеркало на мгновение вспыхивать голубым отраженным светом.

Наконец спохватилась, осторожно подошла к окну и, раздвинув тюль, выглянула...

Прямо у подъезда стоял темно-синий джип, и мигалка на его крыше вращалась немо, озаряя двор синим светом...

За спиной задребезжал пронзительный звонок черного массивного аппарата...

Илья заметил синие сполохи с некоторым опозданием: замерзшие стекла были подняты. И когда он опустил одно, было уже поздно: трехдверный джип с мигалкой на скорости въезжал во двор, забитый машинами.

Он сразу же хладнокровно запустил двигатель, потер запотевшее лобовое стекло, включил печку на полную мощность и подал машину назад.

Однако джип остановился прямо напротив подъезда и тем самым перекрыл выезд.

Синий «попугай» в тот миг вызывал совершенно однозначную реакцию. Илья вышел из машины, не выключив двигателя, пригибаясь, но удерживая мигалку в поле зрения, прокрался вдоль редко стоящих «ракушек» ближе к углу дома и замер.

Из джипа никто не выходил...

Укрываясь за сугробом, он перебежал к дому и спрятался за углом, откуда открывался путь к отступлению: на улице было довольно людно...

Маячок слепил, очки запотевали, но Илья ждал за углом, прилипнув к стене дома.

Джип так и оставался у подъезда и белел, медленно засыпаемый снегом.

Телефон замолкал и снова звенел, а она металась по квартире в полном замешательстве.

Журналы и бумага, случайно задетые, слетели со стола и устелили пол – она ничего не замечала.

Не снимая маминого вечернего платья, надела шубку, схватила шарфик и бросилась к двери, но тут сообразила, что на ногах модельные туфли...

Вернулась, скинула их и, уже натягивая сапоги, увидела на себе платье – как в таком виде?

И в этот миг слишком надолго замолчал назойливый телефон – наступила минутная, страшная пауза.

Стараясь не спугнуть тишину, Надежда осторожно застегнула замки – телефон молчал.

Она села на табурет возле зеркала, стянула шарфик.

Черный аппарат в сумерках передней напоминал мертвый камень.

Дотянувшись, она сняла трубку – громкий, вибрирующий гудок. Опустила трубку на рычаги, ссутулилась.

Вялая рука нащупала «молнию» на одном сапоге, расстегнула и потянулась к другому...

Звонок подбросил ее. На ходу застегивая замок и прыгая на одной ноге, она добралась до двери, распахнула ее и вылетела на площадку.

Телефон дребезжал в полной тишине...

А Надежда неслась по лестнице.

Из соседской квартиры выглянул Георгий и отпрянул, прикрыв дверь.

Надежда пробежала мимо.

Георгий вышел на площадку, спустился к пыльному лестничному окну, в котором играли синие сполохи...

Илья стоял, прислонившись к углу дома. Ветер трепал полы длинного черного пальто и лохматил волосы.

Он увидел, как из подъезда вышла Надежда – спустилась по ступеням, и в тот же миг распахнулась пассажирская дверца.

Из-под ее длинной шубы торчало что-то еще более длинное и белое...

Она неподвижно и молча стояла перед открытой дверцей, запахивая полы, и ветер вырывал из ее рук белый вязаный шарф. По лицу, словно отблески далекой грозы, скользили голубоватые сполохи.

К джипу сзади подъехала «газель», постояла минутку, затем скромно и несмело посигналила – просила освободить дорогу...

– Садитесь, девушка! – Андрей смотрел с печальной улыбкой. – Мы перекрыли дорогу...

Не сразу, однако решительно она подобрала полы шубы и села рядом, захлопнув дверцу.

– Теперь можно расслабиться, – проговорил он. – Куда поедем?

Она сидела, опустив голову и глядя себе под ноги. Вспененные ветром волосы рассыпались по плечам и скрыли лицо.

Он убрал прядь – Надежда не шелохнулась.

– Мы давно с тобой не танцевали... Поедем в наш клуб, на Садовом?

– Тебя Тамара нашла? – спросила, не поднимая головы.

– Прости, – как-то легкомысленно повинился он. – Я не знал...

– Теперь знаешь. – Она открыла дверцу. – И это хорошо, прощай!

Андрей взял ее за плечи, притянул к себе.

– Не «прощай», а «здравствуй».

– Пусти меня... – попросила она, но не сразу и не делая попытки избавиться от его рук.

Сзади посигналили настойчивее.

– Ты же хочешь танцевать? – Он пытался заглянуть в лицо – она отворачивалась.

– Поздно, Сапсан...

– Надо же, запомнила позывной! Только я уже не Сапсан! – сказал он со злостью. – Цапля болотная!

Надежда с беспокойством подняла голову.

Из задней машины кто-то выглянул, послышался голос:

– Братан, дай дорогу!

Андрей выпустил ее и тронул джип вперед.

В зимних снежных сумерках двора забился синий свет. Машина свернула за угол, вырвалась на простор улицы и понеслась по встречной полосе с тревожным, будто птичьим криком...

Когда джип пронесся мимо, Илья отделился от стены. Постоял на проезжей части, посмотрел в одну сторону, в другую, словно выбирая путь, затем добрел до своей машины.

Двигатель урчал, за тонированными стеклами было тепло и уютно, а он стоял рядом, оглядывался по сторонам, сутулился и зяб на ветру.

Наконец сел за руль, тщательно протер запотевшие очки, после чего достал визитку, поковырялся, вынул две книжки авиабилетов на международный рейс. Одну пролистал и положил обратно, а вторую пустил на волю за опущенное стекло и решительно нажал на педаль...

Белая машина, напоминающая сугроб, выкатилась со двора, а ветер еще долго играл книжкой билета. То просто листал, а то поднимал в воздух и кружил, как самолетик...

Синий джип с мигалкой молнией пронзил метельное пространство запруженной машинами Москвы и, словно уставшая птица, сбавил скорость на Садовом, выискивая место, куда бы сесть.

Такое место нашлось только на тротуаре в переулке, примыкающем к Садовому, достаточно далеко от ночного клуба со скромной и невзрачной рекламой.

Надежда вышла из машины и, придерживая полы шубки, пошла против ветра, не дожидаясь спутника. А тот почему-то задерживался, хотя водительская дверца была открыта.

Она остановилась на середине пути между машиной и клубом, повернулась к ветру спиной.

Андрей достал костыли из-за передних сидений, неумело выбрался из машины и встал на трех точках: левой ноги не было.

Ниже колена – пустота...

Закрыл дверцу, обошел капот машины и, взбивая костылями снег, пошел к Надежде.

Было скользко, под снегом лежал лед.

Андрей шагал широко, размашисто, хотя еще и неумело ставил костыли и они предательски скользили.

– Это ничего! – издалека и весело закричал он, не обращая внимания на прохожих. – Зато война кончилась!

Надежда стояла неподвижно, ветер обнимал узкую, беззащитную спину и будто подталкивал навстречу Андрею.

А тот поднял костыли, потряс:

– И теперь у меня три точки опоры! Гляди! А скоро будет еще одна! Устоим!

Она побежала к нему, обняла, уткнулась лицом в грудь и замерла.

А Андрей взял ее руку, отвел в сторону, как в вальсе, и, не сходя с места, словно покружил.

– У нас получится! Ну, давай. «Ночь коротка, спят облака... И лежит у меня на ладони незнакомая ваша рука...»

Ветер закручивал вихри...