Глава 2
– Мне так стало страшно, – вдруг призналась Марина. – Когда эти отморозки на нас навалились.
Она сидела за преподавательским столом. В классе был сумрак, за окном быстро темнело, и светились лишь покрашенные белым бордюры дорожек.
Надежда по-прежнему стояла у окна.
– От страха начала царапаться?
– У меня инстинкт кошки перед собакой. Сразу про Артемку вспомнила. Что ты там высматриваешь?
– Изучаю обстановку. Какие-то люди ходят.
– Надеешься увидеть капитана?
– А что? Бывают же счастливые совпадения.
– Это в кино бывает. – Она поднялась было и тут же со стоном согнулась. – Ты мне всю спину истоптала! Вернусь домой в синяках, больная, истерзанная. Что мне Димка скажет?
Все-таки устроилась рядом.
– Интересно, куда они Тамару увели? – вслух подумала Надежда. – Полчаса прошло...
– На допрос, наверное. Даже если увидишь, и что? Кричать начнешь, звать?
– Нет. Возьму табуретку и выбью окно. Чтобы привлечь внимание.
– Да ты уже голову потеряла, подруга.
– Обидно будет уйти ни с чем.
– Если еще нас отпустят. А то, может, ночевать здесь придется.
– Кажется, мы Тамару подвели, – проговорила Надежда. – Она ведь давала какую-то подписку о неразглашении. А сама нас сюда привела.
– Ей ничего не будет, – уверенно заявила Марина. – Потому что она вдова. Я бы на ее месте устроила им такой скандал!
– Сиди здесь, я в разведку пошла. – Надежда постучала кулаком в двери. – Эй, откройте!
– Ты что придумала?
– Надо Тамару выручать. – Она отбила кулак, поморщилась и, взяв табуретку, опять начала колотить. – Открывайте сейчас же!
По коридору загромыхали ботинки, дверь открывали с опаской – из-за нее показался поцарапанный боец. Раны уже были смазаны йодом.
– Что вы стучите?
– В туалет! – сказала Надежда. – Отведите меня в туалет!
– Не положено! – Он попытался закрыть дверь, но Надежда вставила ногу.
– Я тебе дам, не положено! – крикнула Марина. – Сейчас вторую щеку раскрашу!
– Хочу в туалет! – Надежда втискивалась в щель. – Всех арестованных водят! Имею право!
– Сейчас доложу дежурному, – сдался боец. – Потерпите!
– Через минуту не придете, устроим туалет здесь! – пригрозила Надежда и убрала ногу.
Боец угрозам внял и припустил по коридору бегом.
– Забегали! – удовлетворенно кивнула Марина. – Это правильно, если будем сидеть как мыши, точно до утра просидим.
– Попробую прорваться к начальнику, – сообщила Надежда. – Как только выйду в коридор – стучи!
По коридору загромыхали две пары ботинок, дверь распахнулась.
На сей раз явились двое – поцарапанный и еще один боец, участвовавший в поимке.
– Кому в туалет?
Надежда вышла из комнаты и, игнорируя конвоиров, направилась по коридору.
– Стойте, не туда! – спохватился один. – В другую сторону!
И тут Марина застучала табуреткой в дверь. Бойцы на секунду замешкались, один побежал назад.
Надежда ринулась по лестнице вниз – конвоиры устремились следом, но с опозданием.
На первом этаже она метнулась в одну сторону, дернула какую-то дверь – заперто. Под стеклянным колпаком КПП замельтешил дежурный с повязкой, что-то закричал.
Надежда скользнула за другую, глухую дверь, с оглядкой побежала по освещенному коридору и с разбега угодила в руки белобрысому парню в черной униформе, внезапно вышедшему из кабинета.
– Осторожно!
Бойцы, влетевшие в коридор, замедлили шаг, встали и вытянулись.
– Это что такое? – сердито спросил белобрысый, выпуская Надежду.
– Попросилась в туалет и сбежала! – доложил поцарапанный.
– Мне нужен начальник! – потребовала Надежда.
– Я начальник. Что тебе?
– Где Тамара Корепина? Куда вы ее дели?
– Так. Этих двоих немедленно сдать в комендатуру! – приказал белобрысый.
– Ими занимается контрразведка, товарищ полковник, – возразил поцарапанный.
– Я сказал – в комендатуру! – прорычал тот. – В камеру!
– Есть! – Бойцы попытались схватить Надежду за руки.
Она вырвалась и повисла на белобрысом.
– Где Тамара? Она не виновата! Это все из-за меня!
Он попытался отодрать ее от себя, однако униформа откровенно затрещала. К нему на помощь кинулись бойцы, и тут на шум в дальнем конце коридора появился седоватый мужчина в спортивном костюме с радиостанцией в руке.
– Что тут происходит? – недовольно спросил он.
Все трое обернулись, вытянулись, а Надежда стремглав бросилась к нему.
– Послушайте меня! Они куда-то увели Тамару! А она не виновата!
– Какую Тамару?
– Корепину! Вдову капитана Корепина!
Он осмотрел Надежду, открыл кабинет.
– Прошу.
Белобрысый вздумал разъяснить ситуацию:
– Товарищ генерал! Эти три женщины задержаны при попытке проникнуть на территорию объекта.
– Где Тамара Корепина? – перебил тот.
– В особом отделе.
– Быстро ко мне!
– Есть!
– Понимаете, товарищ генерал, – торопливо объясняла Надежда, – Тамара давно не была на могиле мужа. Но одна ехать боялась. И мы собрались втроем...
У него на столе зазвонили сразу два телефона.
– Не вовремя собрались, – бросил генерал, хватая трубку.
Надежда умолкла – прямо перед ней на полу стоял стенд с фотографиями. Он был перевернут вверх ногами, часть его была закрыта другой наглядной агитацией, однако на одном из портретов она узнала Андрея.
Голос генерала, разговаривающего по телефону, стал отдаленным, как эхо.
На прогулку Игорь Александрович собирался основательно: переоделся в чистую рубашку, сверху натянул старый водолазный свитер и только потом пиджак.
Достал с антресолей солдатский вещмешок, завернул в полотенце и положил в него нетронутый каравай хлеба, затем высыпал соль из солонки в пакетик, тоже убрал в мешок, затянул лямки.
В передней фокстерьер радостно запрыгал возле ног.
– Погоди, лопоухий, сейчас пойдем, – урезонил старик, натягивая сапоги. – Знаю, знаю, тебе пора на волю. Трудно всю жизнь на поводке? Трудно... Да ведь судьба, брат...
Надел дождевик, продел руки в лямки вещмешка, взял на поводок собаку, посох и вышел.
Пес тянул его по лестнице и лаял – скорей, скорей!
Соседка с нижнего этажа уже дежурила за дверью, но все равно открыла ее с опозданием – они уже проскочили на один пролет вниз.
– Игорь Александрович? – Она оказалась в пальто и смешной мерлушковой шапочке. – Возьмите меня с собой? Вы знаете, сколько лет я не гуляла на улице?
– Догоняйте! – отозвался тот.
Соседка принялась суетливо запирать замки, а было их аж четыре...
Игорь Александрович вышел из подъезда – пес упорно потянул за угол дома, на набережную.
– Добро, – согласился он. – Только на сей раз в какую сторону? По течению или против?
Через улицу перевел собаку на поводке, однако у парапета отстегнул карабин.
– Шаг влево, шаг вправо... – предупредил. – Понял, да?
Освобожденный фокс серьезно потрусил впереди, строго соблюдая дистанцию и скорость.
Они пошли против течения реки и против людского потока.
Вскоре высокая фигура старика с посохом затерялась среди прохожих...
Возле первого КПП в ярком луче прожектора стояли Надежда с Мариной в обществе майора Рябышева. Ждали.
Майор пытался разговорить их, но обе оставались молчаливыми и подавленными.
– Вам повезло, девчонки, – утешал он. – Могло быть хуже. На прошлой неделе к нам так же вот проникли две девицы. А потом три дня в комендатуре полы драили. Ничего, да? А вас просто отпустили. Редкий случай.
Марина презрительно смерила его взглядом и отвернулась. Надежда смотрела на железную дверь КПП и явно нервничала.
Майор встал перед Мариной.
– Не обижайтесь, Марина, но к нам обычно проникают такие девушки... В общем, не очень тяжелого поведения. И это естественно, настоящие мужчины остались только в армии.
В это время ворота открылись и показалась черная «Волга». Майор отскочил, встал по стойке «смирно» и отдал честь – сразу ясно: ехало высокое начальство. Однако машина остановилась возле женщин, и из нее выглянула Тамара.
– Садитесь. – Она махнула рукой. – Поехали!
Надежда и Марина забрались на заднее сиденье. За рулем был солдат-контрактник.
– Где ты была? – спросила Надежда у Тамары.
– Потом, – проронила та, глядя перед собой.
Майор с недоуменным видом проводил глазами машину и отдернул руку от козырька.
Они ехали, глядя каждая в свою сторону, и молчали, хотя всех трех переполняли чувства – совсем разные.
«Волга» миновала шлагбаум и вырулила на трассу, смешалась с потоком красных сигнальных фонарей.
А издали, словно объятый пожаром остров, наплывала Москва. Шел дождь со снегом, стекла «плакали», и огни города расплывались, впрочем, как и сами его очертания. И еще казалось, посередине этого пожарища вздымается вверх гигантский, буро-красный протуберанец и тает в низком и плоском небе, подсвечивая тяжелые тучи.
Отблески пожара отражались на лицах и в глазах трех женщин, прижавшихся друг к другу.
* * *
А в этом пожаре, отраженном серой тяжелой водой реки, шел высокий старик с посохом и собакой. Набережная напоминала какой-то бессмысленный конвейер, черная лента которого несла бесконечный поток огней.
По метромосту, нависшему над полыхающей водой, в обе стороны, подобно челнокам, так же бессмысленно сновали электрички. Они выскакивали из подземных нор только для того, чтобы окунуться в красное марево и вновь исчезнуть в недрах земли.
А по багровой реке плыла маленькая лодка, и едва различимый человек в ней боролся с волнами – один среди каменных берегов...
Точно так же, молча и прижавшись друг к другу, они сидели потом в полупустом кафе, и в их глазах отражались огни цветомузыки.
Ждали. Надежда посматривала на часы.
– Вызову Димку, пусть за нами приедет. – Марина достала телефон. – Жена неизвестно где и как, а он хоть бы раз за день позвонил.
Из присутствующих ей никто не ответил, зато трубка в ее руке ожила.
– Дорогой, ты еще помнишь обо мне? – спросила Марина. – Если это правда, то приезжай на Энтузиастов. Ну что какие-то пробки для влюбленного сердца?
Официант принес бутылку коньяка, разлил по бокалам и удалился. Тамара взяла бутылку и наполнила бокалы до краев.
– Не хочу на такси, Дима, – капризничала Марина. – Хочу на твоем широком плече. Мы здесь пьянствуем с девчонками. По какому случаю, еще не знаю. Я тут уже вся в синяках. Потому что меня хватали мужчины. Вот, ты уже начинаешь понимать. Ничем его не возмутить, – объяснила она с внутренней злостью, пряча телефон. – Изменить ему, что ли?
Но тут же поняла, что ляпнула лишнее и не к месту, – сердито умолкла.
– Я была на могиле мужа, – негромко, но внятно сказала Тамара. – Давайте, девчонки, помянем моего Володю.
Это сообщение мгновенно отрезвило, отвлекло от собственных дум и чувств.
– Тебя пустили? – невпопад начала Надежда и тоже умолкла.
Они выпили не чокаясь, мужественно, однако одолели по полбокала и как-то разом скорбно ссутулились.
Надежда опять посмотрела на часы.
– Мне теперь даже пропуск выписали, – как-то грустно и счастливо похвасталась Тамара. – На целый год. Потом обещали продлить.
– Покажи, – не поверила Надежда.
– На руки не дают. Пропуск остался на КПП, в специальной ячейке.
– Сподобились, – хмуро проговорила Марина, закуривая. – Облагодетельствовали...
– Там все так изменилось, – продолжала самоуглубленно и радостно вспоминать Тамара. – Настоящий мемориал сделали, из красного гранита, и Вечный огонь зажгли.
Марина обернулась к Надежде:
– Тебе тоже пропуск выпишут, потом...
– Типун тебе на язык! – беззлобно огрызнулась та. – Ты что задираешься?
– Надоело глядеть, как ты бегаешь за этим капитаном! Он за полгода не позвонил ни разу, а ты готова через заборы сигать. Посмотри на Тому и подумай, что тебя ждет!
Надежда подняла свой бокал.
– Выпьем за живых мужчин! – весело сказала она.
Тамара вдруг обняла ее, уткнулась головой в грудь.
– Спасибо тебе... Теперь я не одна.
– Ага, теперь вас двое, – не преминула съязвить Марина, однако же тяжело вздохнула. – И я вам даже немного завидую.
Надежда поставила бокал и притянула Марину к себе.
Официант принес горячее, посмотрел на женщин с подозрительной и надменной улыбкой.
– Чего уставился? – грубо спросила Марина.
Того как ветром сдуло.
– Ну ладно, – после паузы проговорила Надежда. – Тост был. Выпьем – и я поехала.
– Куда? – оторопело, чуть ли не в голос спросили обе женщины.
– Сначала за живых!
Они пригубили, замахали руками, торопливо запили соком, клюнули с тарелок.
– За живых хуже идет...
– Пока у генерала в кабинете сидела, он по телефонам разговаривал, – стала рассказывать Надежда. – Я уши, конечно, навострила, но в это время Андрея увидела...
– Андрея? – изумилась Марина.
– На фотографии. Там какой-то стенд стоял. А он в военной форме, с орденами. Такой красивый. Правда, вниз головой...
– Ну и что? Что?
– Тогда я не слушала. В ушах зазвенело. Но потом, когда ехали, вспомнила. Кажется, сегодня ночью, в три, будет тренировка.
– Какая тренировка?
– Не знаю точно. Но вроде бы станут отрабатывать какую-то операцию. На объекте...
– Освобождать заложников?
– Наверное.
– То есть сегодня будут штурмовать «Норд-Ост»?
Надежда беспомощно пожала плечами:
– Непонятно... Скорее, поедут на ночную тренировку. Куда-то на Профсоюзную. По крайней мере генерал называл эту улицу. Я вспомнила... А «Норд-Ост» на углу Мельникова и Дубровки.
– И ты туда поедешь?
– Ну конечно!
– Профсоюзная большая! – отчего-то возмутилась Марина. – Ты знаешь адрес?
– Нет.
– Дежурить будешь? Сразу по всей улице?
– Давайте все вместе подумаем, – с холодной рассудительностью сказала Надежда. – Напряжем мозги... Где они могут устроить тренировку? В похожем здании, правильно? На Профсоюзной есть какой-нибудь клуб, Дом культуры?
– Это у тебя надо спросить, – хмыкнула Марина. – Кто у нас ведет культурный блок?
– У меня все из головы вылетело... Может, есть похожий кинотеатр? Я совсем не знаю этот район!
– Погодите, а где «Меридиан»? – вдруг спросила Тамара. – Я там была на концерте, лет восемь назад.
– Это по какой линии метро?
– Как в Коньково ехать... Кажется.
– Если в Коньково, значит, Профсоюзная!
– А если там несколько ДК? – не отставала Марина.
– Буду искать похожее здание.
– С ума сошла!
– Проеду все станции, поспрашиваю народ. – Надежда встала, сняла с вешалки плащ и сумочку. – До трех ночи время есть...
– Надь, не дури! – запоздало опомнилась Марина. – Я с тобой поехать не могу!
– Я поеду! – вскочила Тамара.
– Девчонки, – она обняла их, – я вас и так втравила, оторвала от дома, от семьи. Теперь поеду одна. Наудачу!
– Угомонись, сегодня не наш день! – Марина вывернулась у нее из-под руки.
– День не наш, – согласилась Надежда. – Ночь будет моя! Пока, девчонки!
Забросила сумочку за плечо и пошла...
Илья метался по пентхаусу в поисках подходящей одежды, но ничего подобрать не мог: в шкафах оказывались лишь дорогие костюмы, смокинги, длиннополые пальто и плащи.
Он что-то примерял, но тут же комкал и швырял обратно – не подходит. Слишком строго, официально и богато...
Наконец среди летней одежды отыскал кожаные брюки с заклепками, жилет и короткую косушку, в которых обыкновенно катаются байкеры. Долго и с удивлением рассматривал ее – откуда?
Натянул штаны, вогнал живот в жилет, влез в куртку. Заглянул в зеркало – тесновато, но зато вид достаточно агрессивный, что и требовалось.
За этим занятием его и застал начальник службы безопасности. Понаблюдал, как хозяин красуется перед зеркалом, напомнил о своем существовании.
– Илья Николаевич, время двадцать два сорок. Разрешите убыть домой?
Илья спохватился.
– Не разрешаю! Поедете со мной к театральному центру.
Старый чекист поправил фишку в ухе.
– Послушайте моего совета, Илья Николаевич...
– Я уже слушал вас, товарищ полковник.
– Во-первых, вам не удастся проникнуть в здание.
Илья усмехнулся, глядя на него в упор:
– Есть способы, с помощью которых можно проникнуть куда угодно. Хоть в спальню английской королевы.
Полковник не внял и продолжал вразумлять босса:
– Во-вторых, всякая попытка сделать это может быть расценена силовыми структурами как сговор, пособничество террористам. Вы понимаете, на какой риск вы идете?
– Кому-то нужно рисковать.
– Зачем я вам нужен?
Илья засунул руки в карманы брюк, подошел к нему вплотную.
– Затем и нужны, чтоб ваши коллеги не приняли меня за пособника. Будете прикрывать меня от своих.
– А кто прикроет от террористов?
– Всевышний.
Чекист был прозорлив.
– У меня такое ощущение... будто вы хотите кому-то доказать свою смелость.
– Хочу, если вас это устраивает. Достаньте мне белую шапочку и зеленый фонарик, чтоб как светофор.
– Зачем? – тупо спросил тот.
– Затем, – так же ответил Илья.
– Мальчишество, Илья Николаевич. Ребячьи игры. А вы серьезный бизнесмен...
– Слушайте, полковник... Вы когда-нибудь пробовали молоко волчицы?
– Что?
– А говорят, молоко это перестраивает природу травоядных.
Чекист смотрел на него, вытаращив глаза.
Илья бесцеремонно охлопал карманы полковника, выудил сотовый телефон.
– Фишку из уха достаньте сами, – приказал он.
– Зачем?
– Лишаю вас связи. Чтобы не испортили дело. Вынимайте!
Полковник потрогал ухо и сильно смутился:
– Извините, это не связь. Это слуховой аппарат...
Она отыскала ДК на Профсоюзной за минуту до того, как неподалеку появились армейские крытые грузовики. Уличное освещение здесь было отключено, поэтому она не скрываясь обошла темное здание вокруг, потянула входную дверь – заперто...
Отошла в сторонку и затаилась под деревьями.
Надежда видела, как из грузовиков дружной лавиной высыпали солдаты и почти без звука разбежались в разные стороны – выставляли оцепление.
Грузовики тут же уехали куда-то во дворы.
Она оказалась внутри оцепления.
И все замерло на минуту. Надежда, зябнув на ветру, прижималась к дереву. Опять пошел мокрый снег.
Потом послышался ритмичный шум – откуда-то из темноты выбежала плотная группа безоружных людей в камуфляже, пересекла площадь перед ДК и втянулась сквозь распахнутые двери в здание.
Скоро на этажах загорелся свет, включилось уличное освещение. Было полное ощущение, что это «Норд-Ост», только не хватало огромного транспаранта на фронтоне.
Было непонятно, что тут творится. Вошедшие в здание люди помелькали в окнах и исчезли. Совершенно случайно Надежда заметила одинокую фигурку человека на крыше соседнего здания. Ей показалось, что, кроме ветра, не осталось в мире никакого движения. Не стало видно даже солдат, стоящих в оцеплении, – видно, тоже нашли укрытие и затаились.
И вдруг брякнул чугунный люк. Этот звук был совсем глухим, однако Надежда резко обернулась и тотчас присела.
За спиной что-то происходило! Почти незаметное глазу в темноте – скорее уловимое по отдельным, призрачным, движущимся теням.
Она осторожно двинулась к тому месту и вначале увидела бродячих собак, кем-то потревоженных. Они стояли головами в одну сторону и за кем-то внимательно следили.
Надежда оказалась у них позади, посмотрела в ту же сторону и только тогда различила во тьме фигуры людей, которые возникали откуда-то и мгновенно исчезали, проваливаясь сквозь землю.
Она сделала еще несколько мелких шажков, оказавшись среди стайки собак.
Облаченные в защиту, сферические шлемы со стеклянными забралами, и оттого больше похожие на космонавтов, бойцы по-кошачьи проворно и ловко запрыгивали в открытый люк.
Все были одинаковыми и совершенно не различимыми. Наблюдая за ними, Надежда выделила лишь двух, не похожих на остальных, поскольку кроме оружия они несли какой-то груз в матерчатых сумках и тоже спускали его в люк, отчего возникла секундная задержка.
Наконец заскочил последний, двенадцатый по счету, и всякое движение снова замерло. Собаки по одной осторожно вернулись к люку, обнюхали все вокруг и стали ложиться на, видимо, теплый участок асфальта.
Надежда расценила это как сигнал, гусиным шажком приблизилась к люку и заглянула – темное, парное тепло...
Огляделась, спустила ноги и нащупала скобы ступеней.
Спускалась, глядя вверх. Над головой лишь круг светлого пятна.
Встала на что-то мягкое, присела – где-то вдали маячил отблеск призрачного света.
Достала зажигалку-фонарик, посветила – бетон, трубы в теплоизоляции, низкий потолок. Выключила фонарь.
Пригнувшись, она медленно пошла вперед, на свет, но не успела миновать и десяток метров, как он погас. Надежда двинулась на ощупь, но скоро под руками оказалась стена.
Она снова включила фонарик – тепловой коллектор, изогнутые трубы, задвижки. Где-то капает вода, и жарко. Темный зев лаза уходил под углом вправо и был совсем низким.
И там, впереди, опять свет.
Надежда накинула ремень сумочки на шею, встала на четвереньки. Еще метров десять она одолела за минуту, прислушалась – откуда-то доносился ровный гул, а свет впереди стал ярче.
Последние метры она двигалась осторожно. Возле открытой решетчатой двери замерла, выждав момент, выглянула – ярко освещенная бойлерная, все чисто, покрашено и никого...
Надежда выбралась из теплотрассы, машинально отряхнулась, взглянула на грязные коленки с продранными колготками, запахнула полы плаща.
На цыпочках подошла к двери, вытянула шею...
Подвальные полуосвещенные коридоры, двери в комнаты технических служб и подсобок, какие-то щиты у стен, доски. Под потолком вентиляционные короба...
И опять никого...
Скользнула вдоль стены в коридор – каблуки стучат! Сняла туфли и пошла босой.
Все двери заперты, но в замках торчат ключи. Одна, с надписью «Вентиляционная», оказалась приоткрытой.
Заглянула...
Два бойца стояли к ней спинами. Один колдовал в электрощите, другой, будто слесарь, орудовал ключами и развинчивал «улитку» вентиляции.
Рядом, в сумках, стояли два ярко-желтых баллона.
Со спин, одинаково затянутых бронежилетами, не узнать.
Она на миг вспомнила апрельский солнечный день и Андрея, уходящего от дачи к машине с лопатой на плече...
Нет, ни один не похож...
Прижимаясь к стене, Надежда проследовала по длинному, почти темному коридору и внезапно уткнулась в лестницу, чуть подсвеченную откуда-то сверху.
И в тот же миг услышала звук шагов – кто-то спускался вниз...
Она спряталась под лестницу.
Три «космонавта» сбежали вниз друг за другом и скорым шагом пошли по коридору к бойлерной.
А в памяти ярким пятном опять вспыхнула картинка – уходящий по весеннему полю Андрей.
Никто из них и близко не походил...
Через несколько секунд на лестнице появилась еще одна тройка. Бегут мягко, почти бесшумно. Оружие в опущенных руках, расслабленные и какие-то мирные.
То же видение трижды озарило сознание.
И эти не похожи.
Или не узнать, не отличить из-за облачения и амуниции?!
Она выдвинулась немного вперед, прильнула к лестнице.
Сверху послышался шорох многих подошв и тихий, приглушенный, оттого неразборчивый голос в микрофон.
Надежда сложила руки, немо взмолилась в темное пространство коридора.
На сей раз спускались пятеро, в затылок друг другу. Последний отставал на три ступени и что-то бормотал в микрофон.
И из этих она не смогла никого узнать, но подалась вперед и прошептала страстно:
– Сережа!
И вдруг один из пятерки – направляющий – резко остановился и обернулся назад. Цепочка замедлила шаг, но он махнул рукой...
– Сережа, Сережа, Сережа... – прошептала Надежда.
«Космонавт» отбросил забрало – на лице была маска противогаза. И всего лишь на мгновение включил яркий фонарик.
Свет ослепил ее.
Перед глазами был солнечный апрельский день...
Набережная давно осталась позади. Игорь Александрович мерил посохом какую-то по-ночному малолюдную улицу. Впереди, соблюдая дистанцию, трусил фокс.
Внимание привлек освещенный магазин и несколько киосков возле него. Некоторые еще работали. Игорь Александрович, невзирая на машины, пересек улицу, остановился возле газетного киоска. Обошел его кругом, разглядывая печатную продукцию, что-то узрел, склонился к окошку.
– Дайте мне атлас дорог.
– Каких дорог? – грубовато спросила сонная киоскерша.
– Автомобильных.
Она дотянулась до верхней полки, подала схему.
Игорь Александрович полистал атлас под светом, падавшим из киоска, вернул назад.
– Не подходит.
– Иди домой, дед, – буркнула киоскерша. – Дороги ему потребовались среди ночи...
– А карты у вас есть?
– Игральные?
– Географические.
– Таких нет.
– Прощайте, – сказал он в окошко. – Вы очень добрый человек. – И пошел вдоль освещенного магазина.
Киоскерша покрутила пальцем у виска.
Ослепленная, Надя не успела ничего разглядеть, но ощутила запах его дыхания, и вмиг у нее закружилась голова.
– Сережа...
Он ни на мгновение не усомнился, не удивился, не сказал ни слова и вообще никак не выразил своих чувств. Грубовато схватил ее на руки, метнулся по коридору в одну сторону – вслед за ушедшими бойцами, но тут же повернул назад. Открыл какую-то дверь, занес ее во мрак.
– Сиди здесь! – глухо крикнул через противогаз и потому чужим голосом.
– А ты куда?
– На исходный. Я тебя запру!
И исчез за дверью.
Дважды повернулся ключ...
Надежда заглянула в скважину – в коридоре было пусто.
Она помедлила, прислушиваясь, после чего посветила фонариком и отыскала выключатель. Неоновые лампы поморгали и зажглись, высветив склад, скорее всего ненужной мебели – пирамида кресел из зрительного зала, стулья, столы, старинные диванчики на гнутых ножках занимали почти все его пространство.
Надежда повалилась на диванчик и несколько секунд сидела, тупо уставившись в пол, потом, будто придя в себя, потрясла головой:
– Сережа! – и засмеялась.
Ей было жарко. Она скинула плащ, подула под воротник вязаной кофты, затем решительно стащила ее и осталась в тонкой майке.
Села, раскинув руки по спинке диванчика.
– Я тебя нашла...
По коридору послышались торопливые шаги. Она подскочила к двери, выключила свет и заглянула в скважину.
Узкий сектор перед лестницей был пуст.
Встала на колени и смотрела неотрывно.
На лестницу промелькнула тень, по ступеням простучали ботинки, и все стихло.
Надежда хотела уже подняться, но услышала шум. В тот же миг густо и вразнобой послышались негромкие хлопки, словно ладонью по воде. Она вновь прильнула к скважине...
И в этот момент совсем рядом громыхнуло и одновременно ослепило. Она отпрянула и зажала глаз ладонью. В ушах пронзительно звенело, так что вмиг пропали все иные звуки.
Надежда ощупью добрела до диванчика, присела и попыталась проморгаться, прочистила уши.
Перед глазами плыли пятна в виде замочной скважины, в ушах будто железнодорожные колеса стучали.
– Ну и пусть! – прошептала она и легла на диванчик, положив голову на свернутый плащ с расстеленной сверху кофтой...
Незримый, звенящий состав стал медленно удаляться, но перед глазами все еще плясала замочная скважина.
Все прилегающие улицы были в эту ночь оцеплены, поэтому Илья оставил машину с водителем в каком-то дворике и вместе со своим чекистом пошел пешком.
Очень скоро их остановила милиция.
– Проход запрещен! – Они встали на пути. – Отойдите, граждане!
Чекист подозвал одного, показал удостоверение.
Милиционер козырнул.
– Это со мной. – Он указал на Илью.
Они подошли к театральному центру со стороны улицы Мельникова. Народу у решетки на сей раз было мало, в основном женщины. Зато плотно стоял ОМОН, какие-то люди в гражданском уговаривали женщин выйти за оцепление.
– Как специалист, объясните. – Илья говорил на ходу. – Как лучше пройти сквозь оцепление? Взгляните опытным глазом. Где тут у нас брешь в обороне?
– Я вам вот что скажу, – строго проговорил чекист. – Как опытный и поживший на этом свете человек... Не валяйте дурака.
Илья резко остановился, оказавшись к нему вплотную.
– А вы пойдите и заявите на меня. Ну, или шепните своим коллегам, как у вас это принято. Дескать, мой несознательный работодатель хочет спасти человека. Вытащить раненого с поля боя. Сделать то, на что вы не способны, опытный человек. Ну, идите!
Пенсионер обидчиво засопел:
– Это вы напрасно... Я против самодеятельности. Нельзя вторгаться в действия профессионалов. Вы можете повредить им и заложникам.
– А если вы, профессионалы, бездействуете? Причем преступно!
– Вас могут убить, Илья Николаевич!
Илья посмотрел в сторону театрального центра и смерил расстояние до него, пробежав мысленно путь от решетки забора по дороге, мимо припаркованных машин – к центральному подъезду.
– Я пойду здесь, – сказал он. – Потрудитесь обеспечить прикрытие. От своих.
Надежда спала, хотя хлопки выстрелов и взрывы в коридоре, где-то на лестнице и в самом здании почти не стихали. Волосы и рука свалились с узкого диванчика, давно затекли неудобно подвернутые ноги, но на лице, чуть подсвеченном из-под двери, было полное блаженство.
Снаружи вставили ключ в скважину, дважды довольно громко повернули – она не проснулась.
В дверь вошел объемистый «космонавт» в противогазе, поглядел на спящую, после чего запер дверь и включил свет.
Она не проснулась...
Андрей расстегнул ремешок, громко отодрал липучку, стащил сферу, затем противогаз и оказался с радиогарнитурой на подстриженной под нуль голове.
Почти неузнаваемый...
Вылил пот, скопившийся в резиновой маске, вывернул, встряхнул и присел возле спящей, посмотрел в лицо – не проснулась...
Тогда он положил пистолет-пулемет и каску на стол, после чего снял разгрузку, набитую боеприпасами и оружием, разодрал липучки и сбросил с себя бронежилет.
Но все равно было жарко, пот струился по лысой голове и лицу.
Он стащил тонкий свитер – белая армейская рубашка под ним прилипла к телу.
Он снял и ее и стал выжимать – закапало по полу...
И вот от этого звука она вздрогнула, мгновенно села и вжалась в спинку – не узнала! Да еще яркий свет так резал глаза, привыкшие к темноте, что навернулись слезы.
– Сережа? – спросила с надеждой и страхом.
Он встряхнул рубашку.
– Ну ты и спать здорова!
Она вмиг ослабла и только сейчас ощутила, как затекли ноги и рука.
– Ты что здесь делаешь? – от пережитого испуга невпопад спросила она.
– Я-то в войну играю, – усмехнулся Андрей, пряча взгляд. – А вот ты как здесь очутилась?
– Искала тебя...
– Кто сказал про «Меридиан»?
– Сама вычислила... А ты совсем пришел?
– Нет, перекур тридцать минут. Пока отцы-командиры совещаются.
– И снова уйдешь?
Он сел рядом, но так, чтобы даже не касаться ее, – и от этого повеяло холодом. Стрижка под нуль, совсем не улыбчивые, настороженные глаза и особенная, профессиональная сосредоточенность делали его чужим...
Но тем же был обнаженный торс – знакомый, горячий, тем же – манящий родной запах, которым она бредила во сне и наяву...
Она чуть опустила взгляд и заметила – рана на боку зарубцевалась, превратилась в шрам и лишь чуть отличалась по цвету.
Андрей встал, выключил свет и сел точно на прежнее место.
Он молчал и ждал объяснений, а Надежда с ужасом вдруг поняла, что забыла, зачем его искала.
Она протянула ладонь к его плечу, но притронуться не посмела – отдернула руку. И от этого, а еще от сиюминутного ощущения собственной нелепости вдруг защемила обида.
Он что-то заметил.
– Ты что, плачешь? – Но спросил безучастно.
– Нет... Это от вспышки. – Она прикрыла ладонью глаза. – Я в скважину смотрела... А там что-то взорвалось...
– Не надо подглядывать.
– А что взорвалось?
– Светошумовая граната.
И вдруг слезы покатились сами.
– Почему ты мне не позвонил? – с остервенелостью брошенной жены спросила она. – Всем позвонил, а мне – нет!
– Потому что война не кончилась, – жестко отозвался Андрей. – И я еще не вернулся...
От этих слов она вздрогнула.
– Сережа, я вспомнила! – Слезы у нее мгновенно высохли. – Я тебя искала! Мне нужна твоя помощь. В «Норд-Осте» находится наш журналист! Военный корреспондент. Он ранен, Сережа! Его нужно спасти. У него родился сын...
– Он убит, – как-то отстраненно обронил Андрей.
– Кто убит?
– Военный корреспондент, Беспалый...
– Нет, не может быть... Откуда ты знаешь?
– Знаю.
Это было сказано так, что Надежда поверила.
– Что же я... скажу Варваре?
– Это кто?
– Жена Ивана... Она вчера родила сына.
– Скажи, погиб как нормальный мужик, – ответил он. – Весело...
Что-то хотел сказать еще, но она вдруг вцепилась в его плечо, уткнулась лицом – неподвижный, безучастный, он напрягся до каменной твердости.
– А мы пока играем в войну, – процедил он сипло и зло. – И не можем ее задавить...
Надежда беспомощно шмыгнула носом.
– Туда надо газ пустить... Чтоб все мгновенно уснули. Войти потом и перестрелять террористов...
Он медленно повернулся, спросил глухо:
– Сама... придумала?
– Это не я, это Рита придумала. У вас же есть какой-нибудь усыпляющий газ? Или нервно-паралитический?
– Какая Рита?
– Дочь Ивана Беспалого.
– А кто она?
– Девочка, двенадцать лет... Хотела, чтоб я сказала об этом президенту.
Он тряхнул головой и вскочил.
– Уже дети догадались! Кто еще знает про газ?
– Никто, это наш секрет.
Андрей вытер пот со лба.
– Теперь я не могу тебя отпустить... До конца операции.
– Не отпускай меня, Сережа! – Она тоже вскочила и повисла у него на шее. – Пожалуйста, не отпускай.
Он как-то обреченно обнял ее.
– И что мне с тобой делать?
– Танцевать... У нас целых полчаса!
Андрей поцеловал ее, снял маечку...
Игорь Александрович шел по железнодорожным путям. Впереди бежал фокс.
Грузовые и пассажирские поезда с грохотом проносились взад-вперед, обдавая ветром. Он уверенно шел по шпалам, время от времени уступая составам дорогу.
На стрелке остановился: слева горел красный семафор, справа – зеленый.
Мимо прошли путевые рабочие с фонарями.
Он двинулся на зеленый свет...
И в тот же миг его заслонил грохочущий состав.
Когда последний вагон проскочил стрелку, старик с посохом был уже далеко...
Они спали, обнявшись, на узком диванчике.
Смутно видны были лишь очертания их сомкнутых, свитых фигур. И только безвольно упавшие, с переплетенными пальцами руки да рассыпавшиеся до пола ее волосы были подсвечены ярким веером лучей, падавших из-под двери.
На изогнутом подлокотнике висели наушники и микрофон.
И вдруг из наушников, словно будильник, послышались короткие, прерывистые и назойливые сигналы. После чего искаженный, равнодушно-механический голос произнес:
– Сапсан – через две минуты на исходный.
Рука Андрея подтянула микрофон.
– Понял...
– У тебя есть еще одно имя? – спросила Надежда, оставаясь неподвижной. – Сапсан – это что? Птица?
Он сел, удерживая ее на руках.
– Это позывной... Мне пора!
Андрей поцеловал ее в лоб, стремительно натянул брюки, вбил ноги в тяжелые ботинки.
Надежда встала на колени и начала их шнуровать, пока он натягивал свитер.
Он успел одеться и вооружиться, пока она завязывала шнурки.
Надя, стоя на коленях, обняла его ноги...
– Все, я пошел, – сказал Андрей, однако был не в силах двинуться с места и разорвать ее объятия.
– Не улетай от меня, сапсан!
– Через два часа мы закончим тренировки, – успокоил он. – Здесь никого не будет. Уйдешь через центральный выход. А теперь отпусти меня.
– Отпущу, если вернешься.
Андрей молчал, и она разжала руки.
– Тебя ничем не удержать...
Он смотрел сверху, в самом деле напоминая большую ловчую птицу, и не двигался.
– Закройся изнутри!
Дверь открылась – в образовавшуюся щель упал сноп света из коридора – и закрылась.
Надежда стояла на коленях, будто молилась...
В четвертом часу утра ОМОН притомился и притупил бдительность. Народ практически удалили за вторую линию оцепления, и по темной улице бродили милиционеры, какие-то люди в гражданском, телеоператоры пытались взять у кого-то интервью.
Илья со старым чекистом стояли совсем близко от оцепления, укрывшись за машиной «скорой».
Три омоновца сошлись вместе – курили, разговаривали, и образовалась неширокая брешь: путь к театральному центру заслоняло лишь переносное ограждение с полосатой лентой.
Илья достал фляжку, сделал несколько глотков, сунул ее чекисту в руки и надел на голову белую шапочку.
– Илья Николаевич? – тоскливым громким шепотом позвал тот.
Сердюк махнул рукой и двинулся к ограждению неторопким шагом, вразвалку.
Два омоновца стояли к нему спиной, но третий все видел.
На его глазах Илья приблизился к ограждению и облокотился. Омоновец сказал что-то своим товарищам, и те обернулись...
В этот момент он перескочил преграду и пошел по асфальту, на ходу доставая фонарик.
– Куда? Стоять! – запоздало и негромко воскликнул омоновец, но остался на месте.
Илья включил фонарик и шел уже скорым шагом.
За его спиной у ограждения вмиг сбилась группа человек в десять милиционеров и гражданских. Но Илья уже был далековато, чтобы догнать и вернуть его...
Чекист выглядывал из-за машины...
Театральный центр наплывал как корабль.
Илья шел, чуть втянув голову в плечи и ожидая выстрелов с обеих сторон, и едва удерживался, чтобы не оглянуться.
До заветных дверей оставалось совсем немного, когда он споткнулся на выбоине в асфальте и, удерживая равновесие, с маху оперся рукой о багажник машины.
Завыла сигнализация, замигали тревожные желтые огни.
Он отпрянул в сторону и на секунду остановился – ничего страшного не произошло.
Из освещенного фойе, спрятавшись за колонну, за Ильей наблюдал боевик в камуфляже и маске.
Автомат был наготове, и палец на спусковом крючке...
Он увидел белую шапочку, хорошо различимую в темноте, и зеленое пятно фонарика.
Поднес радиостанцию к уху, сказал что-то на чеченском...
Илья не мог его видеть, и потому ему казалось, что в фойе никого нет. Он приблизился к стеклянной двери, потянул за ручку – открыто...
Помедлив, распахнул дверь, и сразу в живот ему уперся автоматный ствол.
Он снял и протер очки...
Надя стояла у двери и долго прислушивалась – в коридоре все стихло, и можно было уходить.
Она открыла замок, осторожно выглянула: яркий свет резал глаза и вплывал в комнату вместе с дымом...
Ей не хотелось покидать этого места. Полуосвещенный старинный диванчик притягивал взгляд и мысли.
Надежда вернулась, присела на край, погладила рукой полосатую обшивку и тут заметила солдатскую рубашку, повешенную на ножках перевернутого стула.
Вскочила, схватила ее – еще влажная, знакомо пахнущая ткань...
Быстро и аккуратно свернула, с трудом затолкала в сумочку, еще раз огляделась и вышла в задымленный коридор.
Каблуки застучали по лестнице...
В фойе стояло десятка полтора молоденьких солдат с вениками и швабрами – готовились к уборке помещения. Камуфляж на них новенький, необмятый, но глазами уже стригут – увидели Надежду, проводили взглядами стройную фигуру.
Ни на мгновение не отвлекаясь, она целеустремленно пересекла фойе, открыла дверь.
Предутренний холодный ветер мел листву. Надежда подняла воротник, засунула руки в карманы и гордо пошла через темный, пустынный двор.
* * *
Илья стоял в фойе один и озирался. У него потели очки, и он протирал стекла пальцами.
Мир вокруг был мутный и нереальный...
Два боевика в масках тащили тело Ивана за ноги – одежда задралась, руки откинуты назад.
Труп бросили возле Ильи.
У одного боевика на голове была зеленая повязка с арабской вязью, у другого бросалась в глаза эмблема на рукаве: на зеленом поле, вскинув голову, сидел поджарый волк.
– Возьми, – сказал тот, что с волком. – И уходи.
Илья протер очки, склонился над телом.
– Он же... мертвый!
– Ты хотел взять брата – возьми!
– Я хотел взять живого! – возмутился Илья. – Зачем вы убили его? Вы что сделали?
Волк на эмблеме ощерился.
– Твой брат сам виноват. – Глаза у боевика были стеклянными, движения заторможенными. – Сам захотел смерти. Бери и иди.
– Мне сказали, он живой! И только ранен! Почему его убили? За что? Вы что натворили?! Я заплатил деньги!..
Боевик меланхолично поднял автомат, наставил в живот.
– Как человека прошу, возьми и уходи.
Илья отвел ствол в сторону.
– Он мертвый! Какого черта? Как я понесу?
– На спину бери!
– Носилки давай! У вас есть носилки? Вот берите и несите теперь сами!
Боевик словно проснулся, в глазах возникло недоумение.
– Ты что, совсем дурной? Не понимаешь? Сейчас и ты будешь мертвый!
Другой, с повязкой, приподнял тело Ивана за руки.
– Бери!
Они вдвоем завалили труп на спину Илье, посоветовали:
– За руки держи. И нагнись – нести легче.
Илья согнулся и понес. Боевики открыли и подержали ему двери. Эмблема с волком накатилась и мазнула по лицу.
Он вышел на улицу – ноша давила и пригибала к земле...
