13
Алан как увидел слепой дождь на улице и еще музыку расслышал, так вовсе как безумный стал – выбежал на улицу и стал купаться. Прыгает, хохочет, машет длинными руками, и только космы развеваются.
– Радан! Давай сильнее! – кричит. – И включи погромче!
И впрямь, дождик как из ведра хлынул, а в небе-то тучка не более носового платка...
Тут и Родя, света солнечного опасавшийся, впрочем, как и дождя, тоже выбежал из-под навеса и давай вместе с бардом скакать и что-то кричать. Подурачились так, потом ушли в мастерскую и забрались в подземелье да там и пропали на несколько часов.
Потом оба возвращаются, мокрые насквозь, продрогшие, и Софья Ивановна порадовалась: вроде бы впервые внук ожил, перестал дичиться, глаза его белесые засияли. Порадовалась и к шкафу бросилась, чтоб переодеть их в сухое. Ладно, для внука от Глеба много вещей осталось, ничего не выбрасывала, берегла, но для долговязого Алана трудно что-то подобрать, все коротко. Колины старые брюки нашла – покупали, когда на юг отдыхать ездили, рубашку старомодную и брезентовую стройотрядовскую куртку Никиты со значками и надписями, которая барду понравилась.
Он переоделся, в зеркало посмотрелся и говорит:
– Софья Ивановна, а вы стричь умеете?
Она же всех своих мужчин всегда сама стригла, помнив женский наказ матери, которая верила в примету, что если мужа дома стричь и волосы в печь кидать, то он никогда не уйдет и на сторону не посмотрит. Но первого, студенческого, она тоже стригла, и сыновей, пока учиться не поехали, а что толку-то?..
– Не знаю, понравится ли вам, – сказала и открыла ящик комода. – Давно у рук не бывало, разучилась. И машинка у меня ручная, старая...
– Вы же Радана стригли?
– Он же внук, не обидится, если что...
– А меня наголо!
– Да не надо бы вам наголо, – смутилась она. – Вы интеллигентный молодой человек. А будете, как бандит...
– Под нуль, Софья Ивановна!
А внука она подстригла вскорости, как его Никита привел. Точнее, исправляла и выравнивала чью-то неумелую и грубую стрижку. Долго возилась, поскольку волосенки у него тонкие, пушистые, а хотелось молодежную прическу сделать, чтоб от других подростков не отличался.
– Не жалко локонов-то своих? – спросила, расчесывая дареной гребенкой длинные космы барда. – Эх, женщинам бы такие...
– Прощай, прошлая жизнь! – все еще по-ребячьи ликовал Алан. – Да здравствует музыка дождя!
Софья Ивановна разделила волосы на пряди, аккуратно их срезала ножницами и свила в жгут. А они стали подсыхать и вдруг зашевелились, как живые...
– Может, на память возьмешь?
– Нет! И чтобы памяти не осталось. – И засмеялся, подавляя прыщущую, азартную радость: – Сейчас приедет Глеб Николаевич и не узнает!.. Дайте мне вашу гребенку в руках подержать!
Она щелкала машинкой над головой, а он, как дитя новую игрушку, рассматривал подарок чудинки Теи, целовал его, к щеке прикладывал и улыбался.
– Материальное свидетельство... Не бред, не сон спящего разума!.. А какая тонкая работа!..
И вдруг его на откровения потянуло, да такие, что у самой волосы зашевелились.
– Я ведь на Зеленой хотел точку поставить, – признался он легко, весело, словно шутя, и оттого было страшнее. – Последний рекламный ход себе придумал эффектный, яркий... Подняться на Мустаг, забраться на крест и повеситься на перекладине. Уже веревку в ресторане выпросил... А на горе в тот час свет отключился, и такая темнота пала!.. Думаю, и это кстати, но пошел и заблудился! Вроде бы все время в гору шел, вверх, а когда электричество дали, на спуске стою, в зоне Б... Решил, что-то с вестибулярным аппаратом случилось... Но сейчас уверен, отвело!
После стрижки он снова в зеркало посмотрелся и засмеялся:
– Вот и нет больше викинга. Как просто! Как чудно и просто устроен мир! Если снова попаду в милицию, не за что будет меня ухватить.
Они прождали Глеба до сумерек и еще несколько раз звонили ему в офис, но отвечала секретарша, дескать, шеф давно уже выехал в Осинники. Софья Ивановна не убирала со стола и разве что подогревала пироги или, напротив, студила окрошку в холодильнике, да меняла тарелки на чистые. Уже было ясно, не приедет, поскольку когда хотел или по острой нужде, то от Новокузнецка за сорок минут долетал. Переодетый и подстриженный Алан хоть и выглядел без прежнего богемного лоска, но вдруг приобрел вид мужественный и решительный, чего и добивался Глеб, выступая в роли имиджмейкера.
– Я поеду и привезу его, – заявил он. – Вы не волнуйтесь, думаю, ничего особенного не случилось. Привезу, и мы все отправимся на Зеленую, искать Айдору. И будет счастье в вашем доме, Софья Ивановна.
Это так подбадривал, верно заметив ее тревогу.
– Счастье будет, когда я всю семью соберу, – грустно произнесла она. – Родя вот уверен, скоро все соберутся. И не станет ни ссор, ни зависти, ни глупости...
Бард смущенно попросил денег и в тот же час побежал на автовокзал.
Софья Ивановна некоторое время посидела за накрытым столом, подперевши голову руками, и хотела уж убирать, но в это время под окном всплыл автомобильный свет. Родион предусмотрительно скрылся в мастерской, а она выскочила на улицу, но вместо Глеба увидела женскую фигуру, только не разглядеть, фары слепят.
– Кто это пожаловал? – осторожно спросила от калитки.
– Это я, мама, – послышался голос Вероники. – Не узнала?.. Впрочем, теперь и узнать меня трудно...
Она погасила свет, мигнула сигнализацией и больно резво выкатилась из-за машины, вроде бы в прежнем облике колобка, но оказалось, с двумя сумками. И тащила сама, хотя еще в прошлый приезд одной принести не могла, одышка мучила, отечные ноги не держали...
– Ну вот что ты опять везешь? – заругалась было Софья Ивановна. – Мы с Родей ни в чем не нуждаемся...
И осеклась, разглядев, наконец, дочь: от прежней Вероны половина осталась!..
– Что это с тобой?
– Чудеса, мам! – чмокнула в щеку и мимоходом в дом. – Пойдем на свет, поглядишь!
– Я и так вижу...
– А где Родя? – спросила шепотом, когда оказалась на кухне.
И Вероника не признавала его за племянника, вторя Глебу: мол, самозванец какой-то. А сейчас в голосе вдруг послышалась какая-то сдержанная, однако уже родственная теплота...
– В мастерской скрылся, – сказала Софья Ивановна. – Не привык еще к людям...
– Не знаю уж отчего, мам!.. – она почти гарцевала, показываясь со всех сторон, но говорила опасливым шепотом. – Тридцать два килограмма как не бывало!.. И все после того, как от тебя уехала!
– Не заболела?..
– В том-то и дело!.. Только здоровею и ем, что хочу. Самой чудно!.. Знаешь, я подумала... Потому и прилетела. Хочешь верь, хочешь нет... Но, кажется, твой внук гипнотизер. Или чем-то обладает!..
– Ну уж ты скажешь, – проворчала она, однако не без удовольствия.
– Когда уезжала, он с веранды, из темноты на меня глядел, – сбивчиво шептала Верона. – Взгляд так притягивал... А потом у меня все тело зажгло, будто пластырь перцовый поставили. И всю дорогу жгло. Не то чтобы сильно, а даже как-то приятно. Я еще приехала и в душ залезла, думала, от пота... И как понесло меня на горшок. Всю ночь бегала, и заметь, ни воды, ни чаю не пила. Утром халат надела, а он мне велик! Я на весы – десяти килограммов нет! Мам, на мне теперь кожа складками висит, как на бегемоте...
– Ничего, подтянется, – невозмутимо проговорила Софья Ивановна. – Рассосется...
– Мам, ты что-нибудь знаешь?.. Родя ничего не говорил? Может, он от ожирения лечит? И сам того не знает... Ну, бывает же так?
– Бывает...
– Просто не знаю, как объяснить!.. И сглазить боюсь. Все проанализировала – получается, Родя както воздействовал. Провел коррекцию или что-то другое... Надо, чтобы он повторил сеанс. Процесс остановился. За сегодняшний день ни грамма не сбросила.
– Говорят, сильно-то сразу худеть тоже вредно.
– Да знаю!.. И наплевать, я же себя хорошо чувствую. Только как его просить-то, мам? Может, ты ему скажешь? Вы нашли общий язык...
– Сама-то поговори, – посоветовала Софья Ивановна. – Поблагодари, добрые слова скажи...
– Неловко, мам. Я же прогнать его хотела, а теперь начну перед ним стелиться...
– Ты не стелись, прощения попроси.
Вероника наконец-то присела, взялась было вынимать пакеты из сумок, но бросила руки на колени. Ее пыл, бывший в первые минуты, постепенно угасал.
– Не знаю... Сегодня к отцу Иллариону ходила, рассказала. А он запретил и вообще перепугался за меня. И за тебя. Хочет сюда приехать, дом освятить и на внука твоего посмотреть, побеседовать... Ты не против?
– Пусть приезжает, мне и самой интересно. Родя, он же ангел...
– Это тебе кажется. Мы в духовных делах слепые, мам... Он хоть крещеный?
Софья Ивановна недоуменно пожала плечами:
– Не спрашивала... Да вряд ли.
– Вот видишь, ничего о нем не знаем... – вымолвила она и чуть оживилась. – Но ведь реально помогает! Я столько практик всяких прошла, кучу денег потратила. А тут за три дня – конкретных два пуда... Мам, а как Никита спасся?
– Чудом.
– Ну, они тоже бывают разные, чудеса. Бесы такие показывают!..
– Верон, ты как старуха стала, – проворчала Софья Ивановна. – Платные практики твои всякие не от бесов. А если Родион помогает, между прочим, племянник, ты уже сомневаешься...
– Откуда у его матери такая гребенка?
– Видно, по наследству досталась...
– А сама она кто?
– Говорила же тебе в прошлый раз – чудинка, – терпеливо и как-то безнадежно сказала она. – Есть такой народ. Под землю когда-то давно ушел и живет. Иногда шахтерам помогает, спасает их...
– Ты опять за свое... Это же все мифы, мам! Я сутки в Интернете просидела, всю информацию собрала. Эльфы, тролли, чудь твоя – все сказочные образы. Фольклор сплошной...
– Если так, то чего же ты боишься?
Вероника поежилась, прислушалась и вымолвила неуверенно:
– Я и не боюсь...
И тут увидела на комоде толстый жгут волос, стянутый резинкой. И враз преобразилась.
– Мам, что это? Откуда такая прелесть?
– Гитариста одного подстригла, – мимоходом проговорила она.
– Я уж подумала, чудина...
– Да он тоже как чудин...
– Нет, натуральный блондин, – Вероника растрепала жгут. – И какие пышные!..
– Сжечь надо бы...
– Ты что, такую красоту?
После развода и ее увлечения церковью, монастырями и батюшками, она вообще перестала следить за собой, не употребляла косметики, не делала причесок, и волосы ее под неснимаемыми бабьими косынками и платочками поблекли и увяли, как осенняя трава. Тут же Верона подошла к зеркалу, примерила себе локоны Алана.
– Если я возьму и закажу парик? – спросила она. – Ты не против?
– Возьми, – радуясь таким переменам, разрешила Софья Ивановна.
Вероника завернула жгут в пакет, спрятала в свою сумочку и вместе с волосами упрятала свой восторг: в голосе опять послышалось нравоучение.
– Нельзя жить в мире суеверий и сказок, мам. Это не украшение старости, это прямая дорога впасть в детство.
– Чудские копи-то не сказки, – слабо возразила она. – Коля с Никитой ездили и даже спускались. Чудь там золото добывала.
– Читала и про копи, и про панские клады... И про Беловодье много чего написано! Только где оно, мам? Одни легенды, а все ищут, ищут... Нет его ни на этом свете, ни на том, прости господи! И наукой ничего не доказано. Еще пишут, чудские жрицы были все колдуньями и чародейками...
– Где пишут-то?
– В Интернете... Как можно жить под землей, сама подумай? Нет, люди все равно верят в сказки. В Бога не верят – в какое-то подземное Беловодье верят!
– А Родя говорит, можно жить, – вдруг мечтательно произнесла Софья Ивановна. – У них там скот есть, овцы, коровы и даже домашняя птица. Только трава не зеленая, а красная растет и желтая, как у нас осенью. Они там хлеб сеют, вместо фруктов какие-то сладкие коренья и грибы. У нас ведь тоже стали грибы выращивать в старых выработках. У чуди это первая пища...
– Мам, а свет? Какой хлеб, если солнца нет? И значит, фотосинтеза! Ты же химик, и понимаешь!
– Есть у них свет! – сказала она так, словно сама видела. – Только не солнечный, а искусственный, от свечения камня, с золотым отражателем. Родя говорит, зеленоватый получается, как лунный на земле, и нашему глазу почти невидимый. А для них яркий, потому что у них глаза светлые. От него же и трава другого цвета, хлорофилла нет...
– Не бывает таких самоцветов, мам!..
– У нас не бывает. А чудь где-то их добывает. И всюду фонари устанавливает, светочи называются. Так ни включать, ни гасить не надо, они вечно горят...
Вероника вдруг снова встрепенулась и замерла, словно прислушивалась. Затем расстегнула сорочку, посмотрела на свой живот, кожу ощупала.
– Опять начинается, мам! Жжение! По всему телу растекается...
– Хорошо, жир сгорает, – спокойно прокомментировала Софья Ивановна. – И какое колдовство ты тут увидела? Родя даже не показался, не посмотрел на тебя...
– Мне почему-то и правда страшно. – Она поозиралась, но взгляд ни за что не зацепился. – Может, у тебя в доме что-то есть такое? Какая-нибудь энергия, аномальная зона?
– Голова у тебя аномальная, Верона! – засмеялась и приобняла дочь. – Пугливые какие-то вы все, ужасы себе придумываете. Недавно Глеб прибежал, всего трясет...
– А что с ним-то?
– Счастье привалило, суженую встретил!
– Да ладно тебе, знаю я его суженых-ряженых...
– Видно, на сей раз повезло. Такая девица в горах попалась, что ни о чем и думать теперь не может.
– Ну, дня на три его хватит. Будто я своего братца не знаю. Подарков надарит, переспит и выпрет...
– Теперь у него не получится! По горло влип, я же сразу увидела...
– Ага, понятно! – о чем-то догадалась она. – Хочешь сказать, тоже из этих? Как внук твой?
– По поведению, так чудинка. Глеб рассказывал... И зовут Айдора. Зельем его напоила и повела за собой...
– И что, совсем увела? – с боязливым, недоверчивым смешком спросила Вероника. – Нашего Глеба увела?..
– Увела бы, да он потерял ее, балда. – Софья Ивановна вздохнула. – Непутевый какой-то... А потерял, потому что испугался – кто-то смотрит! Ну и отвел взгляд. Айдора тут и пропала. Сморгнул ее, дурак. Теперь близко локоть, да не укусишь... Испытания не прошел. У чуди такое испытание есть – не отведи очей. Как у нас примерно, кто кого переглядит. Мы все с Колей играли...
– Прямо нашествие какое-то. Ворота ада растворились...
– Срок их жизни в недрах земных к концу приходит, – уверенно заключила Софья Ивановна. – На свет готовятся выйти. Значит, будет светопреставление...
Дочь отмахнулась и перекрестилась:
– Спаси и сохрани!.. Ты что говоришь, мама? Я тебя просто не узнаю в последнее время!
– А мне не жалко этого света. Ну что в нем осталось хорошего? Все друг с другом на ножах, брат с сестрой грызутся... И все деньги, капиталы, золото! Когда-нибудь и должно лопнуть, прорвать. Такой свет давно конца заслужил...
– Мама, прекрати!
– У чуди древняя заповедь есть, – продолжала она. – Выйти из земли в тот час, когда золото блестеть перестанет. Люди будут попирать его ногами, потому что солнце увидят. И научатся друг другу в глаза смотреть и взгляда не отводить. Это и будет светопреставление...
– Не пугай меня, мам! – взмолилась Вероника. – Ну что ты несешь?
– Переступи через свои страхи, и совсем иной мир увидишь, – Софья Ивановна заговорила чужим, звенящим голосом. – Вы же сразу судить начинаете: чистая сила, нечистая... Средневековье какое-то, ейбогу! Всю жизнь люди чуда ждут, только о нем и толкуют, но когда столкнутся с чудесным, не узнают. И сразу – ворота ада... Почему не рая? Ты вот пойди к Роде и спроси, отчего чудь в земные недра ушла? А он тебе скажет – не пожелала зло множить. У них из серебра делают сосуды, чтоб за водой ходить, котлы, чтоб пищу готовить. Из золота и драгоценных камней светильники ставят, чтоб светло было, и женщин украшают, чтоб красиво. Еще покойников хоронят в золотых личинах, но это чтоб мертвым на лицо землю не сыпать. Потому и сохранились такими, как были от сотворения мира. Но пришли люди, для которых все эти металлы и камни – добыча, деньги, богатство. Мародеры пришли, ушкуйники новгородские! Теперь и посуди, кто из них чистая сила, а кто нечистая...
Слушая ее, Вероника сжалась, съежилась и будто бы на глазах еще больше похудела. И вдруг ни с того ни с сего засобиралась.
– Ой, мне пора, мам, поеду я. – И засуетилась, пряча глаза: – Поздно уже...
А это значит, какие-то свои тайные мысли скрывала.
– Куда ты на ночь глядя?
– Мне с утра к доктору, – соврала. – Я это, мам... Посмотрю в шкафу одежду какую. На мне теперь все болтается, а свои наряды в комиссионку сдала... Глеб тебе платья привозил, юбки, сорочки. Они сейчас как раз будут... Новое покупать не на что... И туфли, мам. Эти спадывают...
– Подбирай, что хочешь, все равно не ношу.
Вероника ушла в девичью и вернулась оттуда уже переодетая, накрашенная и с чемоданом.
– И денег дай, – попросила. – Если есть...
