6

Ближе к полудню в лагерь въехали две «Волги». Из первой вышел Курилин в сапогах, в брезентовой куртке, надетой поверх костюма, из второй – Лобов, затянутый в кожу. Смоленский не спеша вышел навстречу, молча поздоровался за руку с обоими и посмотрел в сторону, где полчаса назад стоял «газик» Шарапова. Его не было. Вилор Петрович, отправив геодезистов, вздремнул, сидя за столом, и, выходило, проспал Шарапова. А Смоленскому как раз не хотелось, чтобы тот куда-либо исчезал из лагеря. Опередит, поедет к тому же Курилину, наговорит ему про стычки на трассе, про эти проклятые репера и, по сути, отвлечет от дела, уведет в сторону от принципиального вопроса. Поэтому Смоленский предупреждал его и просил никуда не уезжать, мол, вот-вот сюда приедут Лобов с Курилиным и он нужен будет здесь. Шарапов согласился ждать и опять начал говорить об уничтоженных реперах и вешках. «Не волнуйся, Леопольд, разберемся!» – успокоил его Внлор Петрович, а у самого на душе было неспокойно.

Приехавшие огляделись, удовлетворенно покачали головами, увидев срубы под каждую палатку и порядок в лагере.

Смоленский сел в машину Курилина, туда же забрался vi Боженко. А когда, помахав рукой Смоленскому, туда же направилась и Валентина Сергеевна, Лобов возмутился.

– Вы втроем-то за дорогу его быстро обработаете! Я против. Двое пусть ко мне садятся!

– Меня обрабатывать не надо! – зло бросил Курилин и, сверкнув глазами, приказал трогать. Смоленский понял, что уже сегодня они много говорили, и говорили крупно. Едва машины выехали на магистраль, как Курилин попросил водителя остановить и, высунувшись из кабины, стал смотреть вперед. Навстречу один за другим шли три БелАЗа, груженные бокситовой рудой. Мощно ревели моторы, огромные колеса, как мельничные жернова, рвали серый горячий асфальт, вызывая мелкую дрожь дорожного полотна. Когда БелАЗы прогрохотали мимо, Курилин вышел из кабины, посмотрел им вслед и крикнул Лобову:

– Видел, Прокопий Николаевич? Такая твердь ходором ходит!

– Я двадцать лет вижу! – Лобов хлопнул дверцей и отвернулся.

Несколько километров ехали молча, Курилин задумчиво глядел в окно и время от времени провожал взглядом встречныегрузовики, идущие с рудника на обогатительный комбинат. Смоленский наблюдал за Курилиным, и уверенность в том, что шараповскую трассу прикроют, только росла.

– Впрочем, чтобы оценить, какой проект лучше, не стоило эту экскурсию устраивать, – проговорила Валентина Сергеевна. – Все можно было решить на месте. Достаточно почитать технико-экономическое обоснование и посмотреть на карту.

– Ничего, – уверенно сказал Курилин, не оборачиваясь. – Когда собственными глазами посмотришь – впечатляет больше… Простите, а вы кто?

– Я геолог, – вздохнула Валентина Сергеевна. – Правда, теперь бывший. На пенсии я, но работу еще не забыла.

– Видите как: вы – геолог, Вилор Петрович – геодезист, – заговорил Курилин, – одним словом, вы специалисты, с опытом, со специальными знаниями. А мы с Лобовым – хозяйственники. Вы смотрите на эту дорогу как специалисты. Как же мы должны на нее смотреть?.. Странно как-то мы относимся к изыскателям. Боготворим их: чародеи, маги, волшебники, но, увы, не хозяйственники и не хозяева. А мы же кланяемся вам, просим: ребята, сделайте уж получше, мы за ценой не постоим. Хорошо, вы проложили трассу – пришли строители. Мы опять в ножки падаем: ребята, милые, давай!.. Черт возьми, но мы же хозяева! Мы! Нам по дороге руду возить!.. Помните, Вилор Петрович, что вчера Лобов сказал? «Если я сниму заказ и сорву план Гипроникелю, потом ни к одним проектантам не достучусь!» Он ведь вынужден деликатничать с вами! Но за чей счет и какая цена той деликатности?

– Сто тысяч, – ответил Смоленский. – Но это иена инициативности Лобова. Не нужно путать.

– Я не путаю, – подхватил Курилин, – и если хотите, я Лобова вполне понимаю. Он выполняет государственную задачу…

– А мы играем, – буркнул Смоленский.

– И к этой сумме еще, – продолжал Курилин, не обратив внимания на реплику, – прибавьте непостроенный спорткомплекс, с которого Лобов снял деньги и бросил их на изыскания. Считайте, в этой пятилетке бассейна и спортзала на руднике не будет. А это уже цена другого порядка.

– Хороши же у вас депутаты, – проговорил Смоленский. – Как, интересно, Лобов объясняет это своим избирателям?

– Точно так же, как ты, Вилор, не можешь объяснить своим людям в партии, – в тон ему ответила Валентина Сергеевна, – оттого и разброд у тебя. Оба вы хороши.

Смоленский не ожидал этого. Своим локтем он чувствовал руку Валентины Сергеевны, напряженную и жесткую, непривычно холодную. Он помнил ее руки, пожалуй, больше, чем руки матери… От обиды, как недавно от мощных грузовиков, тоненько зазвенело в ушах. Он хотел посмотреть ей в лицо, но не решился, боясь встретить отчуждение.

Смоленский чувствовал, что сейчас ему нужно что-то говорить, не молчать, ибо это значит соглашаться – да, тоже хорошо, – мысли смешались, проносились в сознании обрывки каких-то фраз, то ли сказанных уже, то ли еще только заготовленных. Спасло то, что впереди мелькнул транспарант, установленный еще в прошлом году на месте начала трассы. «Строим мы города и дорог бесконечные ленты!»

– Здесь, – бросил он. – Отсюда и до двенадцатого километра участок совершенно прямой. Отсыпку полотна можно вести из местного материала. На третьем и седьмом километрах возможно строительство карьерой…

– Погодите, Вилор Петрович, – остановил его Курилин и вышел из машины. Следом же хлопнула дверца задней «Волги», и рядом с Курилиным оказался Лобов. Они встали лицом к просеке и о чем-то тихо заговорили.

– Хозяева, мать их… – выругался Боженко. – А говорить научились. Послушаешь, так дураком себе кажешься. И никто не виноват. Во дела!

Смоленский украдкой глянул на Валентину Сергеевну. Он ждал, что она заметит это и скажет еще что-нибудь обидное я жестокое, но лицо ее, расслабленное, усталое, мирно светилось отраженным от стекла солнечным светом. «Показалось…» – с облегчением решил Смоленский, не находя и намека на отчуждение. Курилин с Лобовым, постояв несколько минут, возвратились в машины.

– Ну, так как же вы, Вилор Петрович, считаете, – спросил Курилин, – какими глазами хозяйственники должны смотреть на свое хозяйство в руках специалистов?

– Я не терплю дилетантства, – отрезал Смоленский.

– Хорошо! – неопределенно сказал Курилин, и машины тронулись дальше. Через полкилометра повернули на проселок: началась трасса Шарапова. «Волги» сразу окутались пылью, захрустело на зубах, и Курилин поспешно поднял боковое стекло. Задняя машина, чтобы не глотать пыль, резко отстала. А через пять минут пути на проселке показалась машина самого Шарапова. «Газик», свернув на обочину, затормозил, подняв столб пыли выше леса, и из кабины вывалился Шарапов в расстегнутой кожанке, без маузера, с лицом в грязных разводьях. Он тяжело поднял руку, и Курилин попросил остановить. Скоро подрулил Лобов.

– Знакомься, Олег Владимирович, – Лобов пихнул кулаком в бок Шарапова, – это и есть мой Шарапов! За два месяца два плана дал!

Курилин деловито пожал Шарапову руку и, сощурившись, посмотрел ему в лицо, будто приценивался.

– Свой парень, доморощенный, – продолжал Лобов, косясь на Смоленского. – По моему совету институт кончил… Если он мне к осени трассу закончит, я его к ордену представлю!

Курилин сел рядом с Шараповым и тихо спросил:

– Сможете до осени закончить изыскания? Смоленский подался вперед. Шарапов не отвечал.

– Сможет! – заверил Лобов. – Он задачу уяснил.

– Нет! – хрипло выкрикнул Шарапов и тряхнул головой с ранней проседью. – Вилор Петрович… вы… вы меня на лопатки… Я сдаюсь. Все! Хватит! Я все понял и сдаюсь.

– Чего хватит? – ссутулившись как-то и пригнув голову, спросил Лобов.

– А всего хватит! – закричал Шарапов, вскакивая и взмахивая рукой. – Я… я… вы меня за кого, за шута выставляете?!

Курилин, сохраняя спокойствие, сосредоточенно стряхивал пыль с рукава куртки.

– У добрых людей, – Шарапов кивнул головой в сторону Смоленского, – есть главный инженер проекта и начальник партии! А я за двоих сразу! Между прочим, давно известно, что совмещать административную часть с исполнительской – порочная практика! А вы меня на что толкаете? Орден?! Не-ет! Хватит. Я уже распорядился. Моя партия свернула работы. Сейчас грузятся на машины. Завтра вывезу буровое оборудование.

– Распорядился? – Лобов побагровел и двинулся к Шарапову. – Это с каких пор ты стал на руднике распоряжаться?..

– А с таких! – отрезал Шарапов. – Как понял, что Вилор Петрович прав, а мой проект – халтура в чистом виде!

Смоленский неторопливо подошел к «газику» Шарапова и щелкнул никелированного, запыленного «козла» по носу…

Едва Женя заметила вернувшегося Вадима, как тут же подскочила к нему и, схватив за руку, повлекла за собой. «Идем! Идем!» – монотонно, тяжело дыша, приговаривала она и уводила за лагерь. А сама все оглядывалась, будто ожидая погони. Когда палатки скрылись из виду, Женя резко остановилась и выпустила его руку. Из-под земли выбегал маленький ключик с бурой ржавчиной на дне. Вадим встал на четвереньки, напился и умыл лицо.

– Ты почему не уехал? – резко спросила Женька. – Ты почему торчишь здесь до сих пор? Мы с тобой как договаривались?.. Ты понимаешь, что тебе нельзя здесь оставаться?

– Я хотел посмотреть, что здесь будет… – виновато проговорил Вадим. – А то и в самом деле получается, будто я напакостил и убегаю. Потом… мне стало жаль отца. Я с ним только скандалил, ругался, но никогда не пытался понять. Стоял сегодня на дороге, смотрел ему в спину, а он такой одинокий… Меня же в армию осенью возьмут. А он… я сегодня это понял он меня любит. Он честный человек, только его не понимают…

– Эх, как ты заговорил! – протянула Женька и усмехнулась. – Что с тобой сегодня?

– Ты не сердись, Жень… Ты очень хорошая… Я не знаю, как без тебя жить буду.

– Боже мой! – рассмеялась Женька. – Ты сегодня как котенок…

– Нет, я серьезно, Жень! – вдруг горячо заговорил Вадим. – Ты самая лучшая на свете! Самая верная!.. Знаешь что… выходи за меня замуж!

– Ты что, Вадим… серьезно? – насторожилась Женька и заглянула ему в лицо. – Хватит болтать глупости.

– Серьезно, – решительно сказал Вадим. – Я тебя беречь буду, защищать от всех.

– У меня двое детей, Вадим, – медленно проговорила Женя. – Я не одна. Меня-то что беречь… Андрейка и Славик. Андрейка светленький и весь-весь в колечках, он постарше. А Славик – в папу, черненький и красивый… Они у меня погодки. – Она вдруг спохватилась. – Ты знаешь, что у меня двое детей? Разве тебе не говорили?

– Знаю… – не сразу сказал Вадим. – Я фотографии у тебя в палатке видел. Только я думал, что этот светленький – девочка…

– Его все за девочку принимают. – Она улыбнулась, но тут же грубовато бросила: – Знаешь, а куда суешься?.. Сам еще как девочка… Тебе жениться отец не позволит.

– Отец? – вспыхнул Вадим. – Да я его и спрашивать не стану!

– Не позволит, – подтвердила Женя уверенно. – Потому что он сам ко мне неравнодушен.

– Что?..

– Ребенок все-таки ты, Вадик, – вздохнула она. – Ну как ты не поймешь, с чего бы это вдруг он меня взял к себе в партию? Таких, как я, с «багажом», в поле стараются не брать под любыми предлогами. Маета с нами. Ребенок заболел – надо в Ленинград выезжать. Какой с меня работник?

– Молчи, – попросил Вадим и, тяжело поднявшись, побрел по дну распадка в глубь леса. Женя махнула ему, хотела что-то крикнуть, но рука ее обмякла и опустилась. Солнце било в глаза, слепило, не давая раскрыть отяжелевших век.

– Хорошо, – согласился Лобов, молниеносно подавив в себе всплеск гнева. – Допустим, наш вариант дороги уступает ленинградскому проекту. Но ты же, Шарапов, молодой парень, комсомолец, черт возьми. Ты должен понимать, как нужна эта дорога руднику! Вот эта, назовем, не очень высокой категории, временная дорога. А когда мы окрепнем, когда освоим месторождение, дадим стране бокситы – тогда и построим хорошую, асфальтированную!.. Я бы сейчас мог, Шарапов, послать тебя подальше, не желаешь работать – не надо, другого исполнителя найду, но я с тобой разговариваю по-человечески, потому что ты парень наш, местный, и ты мне нужен больше, чем кто другой. Я хочу, чтобы ты мыслил немножко поглубже, по-государственному! Представь себе, что от тебя сейчас зависит, с какими темпами будет развиваться экономика целого района! Больше того – области! Верно, Олег Владимирович?

– Мы вас послушаем на исполкоме, как вы будете свою экономику оправдывать, – отрывисто сказал Курилин. – Я, не стесняясь ваших подчиненных, об этом говорю. Более того, на общем собрании рудника, которое вы, Прокопий Николаевич, соберете на этой неделе, я выступлю и расскажу коллективу о вашем стиле работы.

– Круто берешь, Олег Владимирович, – глядя в сторону, сказал Лобов. – И еще попугиваешь… Я своего народа не боюсь. Я перед коллективом отвечу, и мои люди поймут! Потому что, товарищ Курилин, они не первый год со мной работают и лучше нас с тобой знают, как важно ускорить освоение нового месторождения. У меня на руднике только и разговоров, что о новых шахтах и разрезах. Я там буду ставить уникальное оборудование, заграничное, только кнопки нажимай… Ты не волнуйся, Олег Владимирович, – тише добавил он, – я везде отчитаюсь, а дорогу начну строить свою нынче же. Потому что это выгодно… Так что, дорогой мой Шарапов, – он хлопнул его по плечу, – кончай дурить и продолжай работы.

– Не могу, – мрачно и упрямо ответил Шарапов. – Даже если бы захотел.

– Принцип, Шарапов? – увещевающим тоном спросил Лобов. – Перед своими людьми стыдно? А ты не стыдись, покайся. Скажи, виноват, поторопился с выводами. Они тебя должны понять.

Курилин молча ходил взад-вперед, слушая их разговор, и все больше хмурился. Наконец остановился возле Шарапова и взглянул на него с сожалением, сочувственно.

– Продолжай работы, Шарапов, – сказал он. – Дорога нужна… И никуда нам от этого не уйти.

Он развернулся и пошел к своей машине, не оглядываясь, не обращая внимания на провожающие его взгляды.

– Я же сказал – не могу! – повторил ему вслед Шарапов и исподлобья уставился на Смоленского. – Восемьдесят процентов трассы уничтожено.

– То есть как? – Курилин остановился, а Лобов поморщился, видимо стараясь понять, о чем речь.

– Кто-то повыдергал репера, вешки, – хмуро пояснил Шарапов. – Чтобы восстановить, надо снова делать нивелировку трассы, промер, съемку, привязку скважин…

Взгляды скрестились на Смоленском.

– Ваши люди? – Курилин приблизился к Смоленскому и встал напротив, засунув руки в карманы. – Не ожидал, Вилор Петрович, что вы по-партизански тут начнете действовать.

– Да, Вилор Петрович… – протянул Лобов. – И зовут-то пас как хорошо – Вилор…

– Хорошо, я восстановлю вашу трассу, – сквозь зубы проронил Смоленский, – но это кому-то дорого обойдется.

– Только государству, товарищ Смоленский, – отрезал Курилин. – Восстанавливайте трассу и сворачивайте работы. Все. Выбор сделан.

– Никаких гвоздей! – закричал Лобов и потряс кулаком. – Пусть за вредительство отвечает, а мы сами ее восстановим! Он ли, его люди – все равно пусть отвечает! Я сообщу в прокуратуру.

– А на тебя, Прокопий Николаевич, в какую прокуратуру сообщать? – прервал его Курилин, – Ты тоже народные деньги разбазариваешь!

– Меня за это судить не будут, – отмахнулся Лобов. – Я не себе в карман… А дорога окупится.

– В этом и беда, что ни одного из вас судить нельзя, – вздохнул Курилин и направился к машине, – то-то вы и храбритесь.

Он сел в «Волгу», однако уезжать не спешил, о чем-то раздумывал, упершись подбородком в кулаки стоящих на коленях рук. Лобов тихо разговаривал с Шараповым, хлопал его по пыльной куртке, увещевал, а тот, стирая грязь с лица, все отворачивался, чтобы не видеть никого, иногда согласно кивал головой.

– Ну что же, все ясно, – проговорил Смоленский и взял Валентину Сергеевну под локоть, – нам тоже пора.

– А мне, Вилор, ничего не ясно, – сказала Валентина Сергеевна, когда они возвращались назад. ГАЗ-66 трясся на просечке, бренчали забытые кем-то топоры в кузове, скрипели деревянные скамейки.

– Что ты, например, собираешься делать сейчас? – продолжала она, глядя на пляшущие по обочинам сосны. – Сворачивать работы? Или…

– Продолжать, Валентина Сергеевна, – сказал Смоленский. – У меня всегда были сомнения, что на месте такого вопроса не решить. Ты же видишь, Курилин слова против Лобова сказать не может. Все остались на прежних позициях.

– Нет, не все. – Валентина Сергеевна глянула на него в упор. – Я не на прежних позициях. Так нельзя, Вилор. Если ты помнишь своего отца и память о нем дорога тебе, ты должен отказаться.

– Не трогай моего отца, – хрипло выдохнул Смоленский. – Тогда было другое время… Отец бы тоже не вынес, что какой-то полуграмотный инженеришка, наивный мечтатель взялся на его глазах делать халтуру.

– Плохо ты знаешь отца, Вилор… Я хочу, вернее, пытаюсь тебе помочь.

– Ничего, я сам справлюсь, – заверил Смоленский, – ничего страшного не произошло… В конце концов, хватит. Отец пострадал – достаточно. Тогда время другое было. Но неужели сейчас нельзя строить хорошо и навечно?.. Можно. И хватит пороть горячку.

Машина поднимала тучу пыли, тянула ее за собой, развевая по горячему воздуху. Боженко сидел в дальнем углу кузова и меланхолично поигрывал тесемками брезента – слушал…

– За тебя боюсь, Вилор, – продолжала Валентина Сергеевна. – Всю ночь думала, думала… Хотела письмо написать Михаилу Александровичу, да вижу, письмо – это долго и поздно…

Смоленский насторожился, во рту мгновенно пересохло и заломило виски: то отчуждение, которое ему почудилось, когда они ехали в «Волге» Курилина, вдруг проявилось в голосе Валентины Сергеевны с новой силой, и сомнений теперь уже не было.

– Дай мне машину, Вилор, я съезжу в город и позвоню ему, – говорила она. – Сейчас в Москве только утро, понедельник. Он должен быть на месте…

– И ты против меня, тетя Валя, – сквозь зубы произнес Смоленский, наливаясь гневом. – Все летит к черту! Какое-то одновременное предательство. Что вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы ты образумился! – четко сказала Валентина Сергеевна. – Тебе ясно дали понять: твоя дорога руднику не нужна. Ты о Вадиме подумай, он не слепой, он прекрасно видит, чем ты тут занимаешься. Подумай хорошенько, Вилор, остановись. Если ты станешь продолжать работы – Вадим уедет.

– Если сюда приедет Михаил Александрович, в институте будет большой скандал, – Смоленский глядел в одну точку, опущенные плечи его вяло подрагивали от тряски, – а я могу оказаться козлом отпущения…

Машина вырулила на магистраль, и тряска прекратилась. Ветер захлопал брезентовой крышей, зашуршал, срывая с нее густо осевшую пыль…