18
Взрыв остался «незамеченным» в Красновишерске — официально утверждали, что взорвался газовый баллон, — но глубоко потряс шведскую сторону фирмы «Валькирия». Он оказался такой иллюстрацией к словам и речам Ивана Сергеевича, что ему уже больше не задавали вопросов. Эксперты установили, что в застеклённую нишу над парадными дверями был заложен фугасный артиллерийский снаряд 152-миллиметрового орудия с часовым взрывателем. Двери вырвало и отбросило на противоположную сторону улицы, в соседних домах вылетели стёкла, камнем и осколками повредило три автомобиля, и лишь по счастливой случайности, как принято говорить в таких случаях, никто не пострадал. Швейцар-охранник в этот момент отлучился в комнату дежурных выпить кофе…
Неожиданным образом Савельев помог Ивану Сергеевичу, поднял его авторитет на такую высоту, что с ним начал разговаривать молчаливый швед. Это событие стало признаком полного доверия. Однако как бы ни подкрадывался Иван Сергеевич, как бы ни придумывал и ни обставлял причинные стороны своих вопросов, узнать, кто конкретно финансирует «Валькирию», не удалось. Кто платит деньги и заказывает музыку, являлось тайной, сравнимой разве что с тайной самих «сокровищ Вар-Вар».
Особняк в тот же день обнесли высоким строительным забором, и охрану переместили в образовавшийся широкий двор. А снаружи был выставлен круглосуточный милицейский пост, как возле посольства. Несколько дней после взрыва Иван Сергеевич был предоставлен самому себе, и лишь трижды в день, согласно правилам содержания в «гостинице», к нему входила Августа с сервировочной тележкой; в четвёртый же раз являлась неофициально, вечером, чтобы поплакать в жилетку и поделиться своими сомнениями — стоит ли дальше оставаться в России? Впрочем, эта дилемма стояла перед всей шведской стороной, хотя об этом никто не упоминал в разговорах. Вечером же Иван Сергеевич выходил с Августой на прогулку, при обязательном негласном сопровождении охранника-шведа. Мир перемещался самым невероятным и непредсказуемым образом: русский полковник гулял под ручку с полькой, а присматривал за ними швед. Милицейский сержант на посту возле особняка таращил глаза, неуверенно козырял и делал движение, словно собирался поклониться. Если бы Ивану Сергеевичу сказали об этом несколько лет назад, он просто бы воспринял такую ситуацию как анекдот. За всю жизнь он ни разу не пересекал родной границы — не пускали даже в соцстраны, а самое поразительное состояло в том, что подписка о неразглашении государственных секретов, данная им при увольнении из Института, действовала до сих пор. И по этой причине его не выпускали из России! Когда он собирался покупать машину и узнал, что очень дёшево это можно сделать в Финляндии, ему не дали заграничного паспорта.
Привыкший жить под чьим-нибудь надзором и присмотром, Иван Сергеевич не особенно-то обращал внимание на шведа-«топтуна» и относился к нему брезгливо. У того, конечно, была задача не только охранять «объект» от нападения савельевской команды, но и приглядывать за поведением, и потому, когда к ним на скамеечку в сквере подсел какой-то паренёк с зонтиком, швед немедленно развалился наискосок через дорожку на такой же скамейке. Паренёк понял, что Иван Сергеевич находится под бдительной двойной охраной — нежная Августа сидела слева, прислонившись головой к его плечу, — повертел зонтик, пострелял глазом и ушёл. Вроде бы не касался ни одежды, да и сидел далековато, однако у себя в номере Иван Сергеевич обнаружил в кармане кителя визитную карточку с именем какого-то Юрия Воронова, его рабочим и домашним телефонами. Таким образом, ему предлагали позвонить и установить с кем-то контакт. Иван Сергеевич сразу подумал — уж не от Мамонта ли весточка? Не он ли, узнав обстановку, пытается прорваться к нему?
Позвонить из номера он побоялся, поэтому, улучив момент, когда Августа занималась на кухне, забрался в её комнату в левом крыле особняка и набрал номер телефона. Ответил женский голос.
— Я получил визитную карточку Воронова, — сказал в трубку Иван Сергеевич.
— Нам нужно встретиться, — сказала женщина. — Очень срочно.
— С незнакомыми женщинами не встречаюсь, — ухмыльнулся ленивый кот.
— Вам будет интересно со мной, — многообещающе проговорила она. — У нас есть общие знакомые.
— Как вас зовут?
— Карна!
Он уже почти не сомневался, что это от Мамонта. Про себя отметил, что Русинов делает правильно, не вступая с ним в контакт напрямую.
— Мне это очень трудно сделать. Рядом со мной всегда очаровательная женщина…
— Я знаю, — перебила незнакомка. — Видела на улице. Поэтому приду сама. До встречи.
Иван Сергеевич не успел спросить, куда она придёт и как, а перезванивать было нельзя и задерживаться в комнате Августы — тоже. Лезть к нему в номер через эшелонированную охрану — бессмысленное дело, хотя можно обеспечить алиби: к иностранцам часто лазают девушки и без всяких приглашений. В ожидании этой встречи он волновался, как перед первым свиданием, а не зная его часа, маялся от неведения. Ночью лежал и прислушивался ко всем звукам в здании и за окном. Утром, после завтрака. Августа предупредила, что в его номере сегодня будут делать ремонт — штукатурить трещины, образовавшиеся от разрыва снаряда. Строители на следующий же день после теракта начали устранять его последствия: бытовые дела в фирме шли блестяще.
А безделье уже наскучило Ивану Сергеевичу. Шведы в полном составе два дня консультировались по телефонам, а затем вообще вылетели в Москву. Оставался один переводчик, который ничего не решал, не предпринимал и сидел в особняке как связист. Ну и конечно, усиленная служба безопасности. На очередной прогулке Иван Сергеевич купил в букинистическом магазине книгу Анатолия Буйлова «Тигроловы» и, лёжа на плавающем диване, изучал, как надо отлавливать тигров. Шведы опасались покушения на Афанасьева и советовали до их возвращения из Москвы как можно меньше выходить в город. Да и сам Иван Сергеевич чувствовал, что дело одним предупредительным взрывом не кончится. Савельев мог в любую минуту перейти к более решительным действиям. Фирма «Валькирия», создав из бывшего руководителя и его людей неуправляемого и непредсказуемого монстра, теперь сама не знала, как его укротить. Наверняка московская командировка шведам потребовалась именно для этого. Надо было объявить Савельева вне закона, и лишь после этого российские власти и карательные органы взялись бы за его обезвреживание.
Иван Сергеевич лежал в зале на диване и читал, когда рабочие содрали ковры в спальне и начали стаскивать туда вёдра с раствором, известью, краской, вносить стремянки и инструменты. Он и не заметил, когда все ушли и осталась какая-то баба в заляпанной спецодежде.
— Это я, Иван Сергеевич, — вдруг сказала она. — Вы со мной говорили по телефону.
Для Мамонта такой способ связи, такая операция были бы слишком профессиональными. Иван Сергеевич считал его недотёпой в области конспирации.
— Слушаю вас, — холодновато ответил он.
— Только спокойно, Иван Сергеевич, — предупредила малярша. — Я говорю с вами по поручению Савельева.
Это была дерзость в высшем смысле — взорвать особняк, а потом наняться и ремонтировать его. И спокойно разгуливать по его коридорам и комнатам. Но он тут же отметил, что это работа не самого Савельева, а тех профессионалов — бывших офицеров КГБ и «нелегалов», которые ему служили. И работа прекрасная!
— Как там поживает мой ученик? — спокойно поинтересовался он.
— Он просит с вами встречи, — сообщила малярша. — Встреча очень важная в первую очередь для вас, Иван Сергеевич. Вы должны договориться о некоторых совместных действиях.
— Я не хочу иметь с ним никаких дел! — отрезал Иван Сергеевич. — Передайте ему, что он… негодяй.
Он резко сменил формулировку, ибо хотелось сказать: террорист и подонок, однако вспомнил, что взрыв оказал ему, Ивану Сергеевичу, неоценимую услугу.
Малярша профессионально расшивала мастерком трещину на стене.
— Вам придётся с ним встретиться… В противном случае не будет гарантии безопасности Мамонта.
Ну да! Это самый простой способ вынудить Ивана Сергеевича на переговоры. Мамонт в горах действительно савельевский заложник.
— Если тронете Мамонта — Савельева найду под землёй и расстреляю лично, — без эмоций предупредил он.
— Иван Сергеевич, вы недооцениваете своего ученика, — проговорила малярша, занимаясь делом. — Тем более вам необходимо встретиться. Итак, где удобнее будет для вас? Здесь? Или на нейтральной территории?
Он уже не удивлялся тому, что Савельев может набраться наглости и залезть в шведский особняк. Он чувствовал себя хозяином положения и мог сделать это из самоутверждения. Бывший руководитель фирмы замышлял какую-то авантюру и пытался втянуть, использовать в своей игре Афанасьева. Надо было соглашаться на встречу, хотя бы для того, чтобы выяснить, что Савельев затевает.
— На нейтральной территории, — сказал Иван Сергеевич.
— Всё, спасибо, — просто сказала малярша и тихонько запела, сбивая мастерком старую побелку.
Иван Сергеевич вышел из номера и отправился искать Августу. По коридорам шастали рабочие, что-то носили, долбили, скребли и красили. Малярша была наверняка не единственным человеком Савельева в этой бригаде, и можно было представить, каким ремонтом они тут занимаются. Правда, шведские молодцы тоже бродили по коридорам, но были на вид скучны и ленивы. Он разыскал Августу на кухне и попросился к ней на квартиру, пока у него заделывают трещины.
— О да! — воскликнула она. — Я провожу!
Левое крыло никак не пострадало от взрыва, и потому в коридоре было пусто… Здесь жила обслуга и охрана, было тихо и не так роскошно, как в «маленькой гостинице». Здесь можно было спокойно посидеть и подумать. Для отвода глаз Иван Сергеевич прихватил с собой книгу «Тигроловы», но этот сигнал — желание тихого, одинокого чтения — оказался «незамеченным» чуткой и предупредительной Августой. Она прочитала название книги и воскликнула своё торжественное:
— О да! Тигроловы! Когда я была в Индии — принимала участие в охоте на тигра!
Это было неожиданным откровением.
— Ты ездила в Индию на сафари?
— О нет! — смутилась она. — Я находилась в командировке… Хочешь, покажу тебе слайды с этой охоты?
Она решила поразвлекать его, и Иван Сергеевич не нашёл причины отказаться. Августа достала целую коробку слайдов и высыпала их на кровать.
— Смотри! — Она глядела на свет запечатанные в полиэтилен слайды. — Вот! Это я над поверженным тигром!
Качество слайдов было хорошим, но без проектора разглядеть мелкое изображение было мудрено.
— Нет, давай смотреть сначала! — решила она и перебрала слайды. — Здесь мы отправляемся на слонах в джунгли Бенгалии. На втором слоне еду я!
«Куда мне до неё? Она была в Париже…» — пропел про себя Иван Сергеевич. На втором слоне в самом деле сидела Августа в каком-то невероятно пёстром индийском наряде. По крайней мере, была женщина, очень похожая на неё…
— Смотри, тут крупный план! — Она подала ещё один слайд.
Изображение было пёстрым от пятен солнца, пробивающего кроны густых зарослей, на лице Августы лежали пурпурные тени.
— О да! — спохватилась Августа. — Плохо видно! Знаешь, слайды лучше всего смотреть лёжа, на фоне потолка! Попробуй.
Она легла на широченную кровать, скинув туфли. Он попробовал — в самом деле, намного лучше. Краски сразу обрели свои цвета, и он увидел Августу, сидящую между слоновьих ушей, потом стреляющую из длинного ружья в невидимую цель. Она подавала ему слайды. Иван Сергеевич брал их, касаясь её пальцев, и всё больше ощущал себя поверженным тигром. В очередной раз он протянул руку и почувствовал под ладонью её лицо…
Ленивому коту, каким он считал себя, нравились инициативные женщины, которые умели взрывать и пробуждать его чувства.
Через мгновение он осознал, что для него создана не только эта привораживающая помада на приоткрытых губах, а вся она, до кончиков волос, до ногтей, то царапающих, то вдруг пропадающих, — всё как в лапах тигрицы…
А вечером, как всегда, они отправились на прогулку. Вечер был тихий, жаркий — земля отдавала тепло, и это состояние природы Ивану Сергеевичу напоминало Индию, хотя он никогда её не видел…
Они вышли на Вишеру, и Августа неожиданно зашептала:
— Хочу покататься на лодке! Пойдём, я знаю, где лодочная станция. Только знаешь, давай отвяжемся от этого?
Она кивнула назад. Ничего не подозревающий швед-«топтун» зорко поглядывал по сторонам и в любой момент готов был, как и положено, защитить своим телом и газовым револьвером 45-го калибра охраняемый «объект».
— Как же мы от него отвяжемся? — усомнился Иван Сергеевич. — Смотри, как зарплату отрабатывает…
— Но не брать же его к нам в лодку! — прошептала Августа, намекая на интимные отношения, которые могут произойти. — Мы сейчас его обманем!
Неизвестно, где её учили уходить от наблюдения, но сделала она это превосходно. Сама натолкнулась на прохожего парня, затем, будто бы падая, закричала. Иван Сергеевич понял её замысел, подыграл — отпихнул парня и подхватил Августу. Телохранитель расслабился от безделья и припоздал подставить свою грудь, а когда ринулся в бой, налетел на кулак парня, видимо посчитавшего весь спектакль обыкновенным нападением. Что было дальше, они не видели, потому что неслись по закоулкам, взявшись за руки.
Иван Сергеевич промолчал по поводу её странного искусства; она же, довольная и счастливая, тянула его по каким-то улицам к лодочной прокатной станции.
Иван Сергеевич сел на вёсла маленькой шлюпки, Августа — к рулю.
— Хочу к берегу! — показала она пальцем куда-то вперёд. Он сбросил китель, фуражку, поплевал на ладони и по старой морской выучке стал грести мощно и размеренно. Ивану Сергеевичу было приятно показывать ей свою силу и удаль, а она, оценивая это, смотрела восхищённо и преданно. Здесь, в лодке, без охраны и всяких условностей, ему показалось, что он впервые видит её настоящую суть. Августе, как всем женщинам мира, хотелось видеть рядом надёжного и сильного мужчину, хотелось быть весёлой, бездумной и свободной от не свойственного её существу двуличия, обмана, ежеминутной игры. И чтобы продлить это её состояние, он готов был гнать шлюпчонку хоть на край света…
Однако же при всём этом она любила править!
Когда лодка уткнулась в берег и он наконец развернулся — сидел лицом к Августе, — то увидел красивый пологий скат к воде, усеянный пенным морем ромашки.
«А нарву-ка я ей цветов! — решил он, заражаясь дурашливой энергией. — Много! Охапку!»
— О, Ваня! — воскликнула Августа. — Посмотри!
— Вижу! — сказал он и выскочил из шлюпки. — Сейчас!
— Нет, посмотри сюда! — Она указывала рукой на ивняк у воды.
Иван Сергеевич на мгновение замер: под кустами сидел Савельев и будто бы загорал, откинувшись назад. В плавках, тёмных очках, с большим золотым крестом на шее — эдакий прохлаждающийся бездельник. Иван Сергеевич медленно перевёл взгляд на Августу. Она сидела как ни в чём не бывало, невинно улыбаясь, словно хотела сказать своё любимое — о да!
«Ну и стерва же!» — подумал он и не нашёл больше слов, чтобы выразить возмущение, недовольство, восторг и разочарование одновременно. Пистолет оставался в кителе, лежащем на сиденье лодки. А на берегу, кажется, больше никого не было, хотя в ромашках можно было положить незаметно целую роту.
— Иван Сергеевич! — воскликнул Савельев и снял очки. — Какая встреча!
Конечно же, они с Августой были знакомы, что Иван Сергеевич совершенно упустил из виду. Возможно, знакомы всяко, коли работали вместе чуть ли не два года…
— А, ученичок, — бросил Иван Сергеевич, резко подтягивая лодку на берег. Августа качнулась и уцепилась за руль. «Эх, утопить бы тебя!..» Она работала и на шведов и на Савельева! Но кому из них была преданна и служила — неизвестно…
«Так тебе и надо, — подумал о себе Иван Сергеевич. — Повязали тебя, как телёнка…»
Он подошёл к Савельеву, сдвинул ногой его одежду, брошенную на траву — лёгкая, без оружия, — и стал собирать ромашки. Нарвал аккуратный, без излишества, букет, всунул в середину ивовую розгу — что-то вроде икебаны! — и поднёс Августе.
— Примите, пани, в знак уважения и признания!
— О да! — восхитилась она. — Дзенкую!
— Я тоже дзенкую! — улыбаясь, проронил он и вернулся к Савельеву. Тот прихватил сигареты и показал рукой, приглашая пройтись по ромашкам.
— Ну, рассказывай, брат Савельев, кого ещё поджёг, подорвал? — со злой иронией начал Иван Сергеевич. — Кого на тот свет отправил?
— Не задирайся, Сергеич, — миролюбиво попросил тот. — Обстановка изменилась… Я приношу свои извинения за некоторые свои… грехи.
— Ни хрена себе грехи! — возмутился Иван Сергеевич. — Ладно, «Черёмуху» в окно запустил, прочихались. Но зачем машину Мамонта спалил? Знал, что не моя машина, и спалил!
— Потому и спалил, что Мамонта, — признался Савельев.
— Ага, значит, двух зайцев сразу? Думал, мы с Мамонтом сейчас лапы вверх и к тебе на поклон?
— Могу тебе сейчас же отдать деньги за машину или завтра новую «Волгу» подгоню, — деловито предложил он, недовольный течением разговора. — Как хочешь. Документы будут оформлены на Мамонта.
— Не мне — Мамонту отдашь! — Иван Сергеевич показал в горы. — Видали, благодетель! Подгонит он…
— Сергеич, ты же не псих. Давай говорить спокойно.
— Да как с тобой говорить спокойно? Скажи спасибо, что я тебе ещё рожу не набил!
— Этого делать не надо, — со скрытой угрозой проговорил Савельев.
— Конечно! У тебя тут под каждой ромашкой пулемёты расставлены!
— Ладно, давай забудем, — Савельев остановился — отошли порядочно. — Я сделал глупость, прости.
— У тебя выше плеч вот этот отросток есть, — Иван Сергеевич постучал пальцем по савельевской голове. — Эта штука, чтобы думать!
Он отвернулся к реке. Августа купалась возле лодки, слышался её радостный, звенящий смех.
— Говори, зачем звал?
— Я знаю, что ты к буржуям ещё не нанялся, — сказал Савельев. — Но уже держишь их в руках. Они на тебя поставили. Не согласишься — начнут выкручивать руки. Ты ещё не испытывал, какие они подонки и сволочи.
— Ну конечно! — ругнулся Иван Сергеевич. — Выперли тебя и сволочами стали. А не выперли бы — пахал на них и радовался.
Савельев пропустил это мимо ушей, лишь паузу сделал, выжидая, когда успокоится собеседник.
— Соглашайся, Сергеич, — неожиданно предложил он. — Ставь любые свои условия и соглашайся. Они примут всё: доверяют тебе.
— О да! — передразнивая шведов, пропел Иван Сергеевич. — Что я слышу? А ты-то как же? Я ведь твоё место займу! Глядишь, они тебя простили бы и взяли назад. У них ситуация-то безвыходная.
— Мне они больше не нужны, — заявил Савельев, — Я и без них теперь обойдусь. По глупости сначала дёргаться стал, а потом…
«Так, понятно, — подумал Иван Сергеевич. — А потом понял, что сам силён, что Служба у тебя налажена, весь регион под контролем, люди к шведам не убежали. И даже Августу перевербовал!»
— Одним словом, нам шведов в России не надо! Они решили через толстый кошелёк руки погреть. А чего ради? Почему мы должны отдавать им то, что принадлежит нашему народу?
— Смотрите, какой патриот! — заметил Иван Сергеевич.
— Не смейся, Сергеич, — Савельев мотнул головой. — Я их ненавижу! Я им стану тут Александром Невским и Петром Первым! Я им такую Полтаву устрою!
— Ну и устраивай, а я-то тут при чём?
Савельев утихомирился, поняв, что перед своим учителем попусту хорохориться не следует.
— За шведами стоит правительство. У них там мощное лобби… Мне просто не дадут работать.
— А тебе и так не дадут работать, — заявил Иван Сергеевич. — Потому что ты — уголовник. Ты совершил террористический акт в отношении законно существующей фирмы и конкретных личностей. Пригонят сюда ОМОН, прочешут и выловят всех твоих людей.
— Ты же знаешь, что это невозможно, — проговорил Савельев не без гордости. — Мои люди — это призраки, тени. Их руками не пощупаешь, их нет в природе.
«Ну да, всех обеспечили документами прикрытия, у всех — легенда, — согласился Иван Сергеевич. — ОМОНа ты не боишься…»
— Допустим, не выловят… Но как ты собрался работать?
— Это уже мои дела, — уклонился он. — Для меня очень важно, чтобы ты сел в «Валькирию». Ты же старый халтурщик, у тебя получится хорошее руководство. И пока в правительстве есть люди, которым фирма выгодна, от неё всё равно не отвязаться. Шведы будут цепляться за Урал всеми силами. А денег у них!..
— Кстати, о деньгах, — ухватился Иван Сергеевич. — Скажи-ка мне, кто их финансирует?
— Не знаю, — откровенно признался Савельев. — Я сначала не интересовался… А когда пытался выяснить — уходят от ответа.
— А твой… человечек? — Иван Сергеевич кивнул на купающуюся Августу. — Не посмотрела в бумажках?
— В бумажках ничего не увидишь…
— Какой хоть капитал? Частный? Государственный?
— Не знаю, какой-то фонд. — Савельев развернулся, предлагая пойти в обратную сторону, — не хотел, чтобы слышала Августа. — Один раз краем уха слышал… Финансами занимается Джонован Фрич. А он как змея: ног нет, а ходит.
— Это такой молчаливый?
— Молчаливый, тихий, спокойный, как танк…
— Он что, не швед?
— Какой он швед — американец! А может, француз. На всех языках по телефону чешет… — Он обернулся к Ивану Сергеевичу. — Соглашайся, Сергеич, сам всё увидишь. Ты поопытнее меня…
— В результате я должен буду работать на тебя? — в упор спросил Иван Сергеевич. — На твою авантюру?
— Ты будешь работать на Россию!
— Знаешь, Савельев, давай без громких слов, — попросил он. — А то ты, как всякий неофит, святее папы римского.
— Ну, если хочешь — будем работать на одну идею, — поправился тот. — Каждый на своём месте.
— А на какую идею? Найти золотишко и поделить пополам?
— Ну что ты так примитивно обо мне судишь? — обиделся Савельев.
— Потому что ты примитивно поступаешь!
— Иногда это надо делать, Сергеич, — выразительно проговорил он. — А то мы вокруг да около, когда требуется проявить волю и совершить определённые, конкретные действия. Если бы я им о себе не напомнил, они бы долго тебя щупали, принюхивались: верить, не верить…
— Ну спасибо! — хмыкнул Иван Сергеевич. — Эх, Савельев, Савельев! Учил, учил тебя, да вижу, что зря. Ты самый обыкновенный авантюрист.
— Иван Сергеевич! — прищурился Савельев. — Признайся, ведь ты же меня халтурить учил? Я же не слепой, всё видел. Ты же нашёл библиотеку Ивана Грозного? Нашёл! Я когда пришёл в «Опричнину» и стал смотреть твои материалы, всё понял. На хрен искать её, на хрен целый сектор держать…
«Ах ты, стервец! — изумился про себя Иван Сергеевич. — Библиотеку вспомнил…»
— Ничего я не нашёл. Это всё домыслы!
— Да ладно, можешь не говорить, — отмахнулся Савельев. — Я ведь не об этом… А о том, что ты нашёл её самым авантюрным образом. Ты же ведь теорией не занимался в «Опричнине». Ты покопал архивы немного, с лозоходцами по Вологде походил, анализом позанимался — это что в отчётах есть. А на самом деле ты искал в другом месте и другими способами. Почему теперь меня заставляешь заниматься теорией? Пусть ею Мамонт занимается!
— Мамонт пусть занимается тем, чем занимается, — отчеканил Иван Сергеевич. — Я знаю, на что ты рассчитываешь. Ты хочешь чужими руками жар загрести. И шведы на то же ориентируются! Как всегда: один с сошкой — семеро с ложкой.
— Сергеич, давай так. Моя метода — это моя метода. А вы с Мамонтом делайте что хотите. — Савельев сорвал три ромашки, сложил вместе. — Только давайте все вместе, в одну дуду, в один букет. Без шведов, американцев, французов и всех прочих.
— Это ты меня взялся агитировать?
— Я хочу дело делать.
— Без специалистов, с одними кагэбэшниками и «нелегалами» ты на Урале ничего не сделаешь, — заключил Иван Сергеевич. — Служба у тебя хорошая, но кончатся деньги — и разбежится по другим авантюрам.
— Пусть это тебя не волнует, — поморщился Савельев. — Эти мои проблемы.
— Запомни, Савельев: арийские сокровища — это символ. Их может не существовать вообще.
— Нет уж, Сергеич, — усмехнулся тот. — Если за это дело взялся большой капитал — они существуют. Реально! В тоннах, в каратах! Они всю историю ждали горбачевской перестройки. И Наполеон собирался идти до Урала, и Гитлер.
— Ну что, желаю тебе успеха, — проговорил Иван Сергеевич. — Только есть две просьбы: убери своих людей от Мамонта — «тёлок» особенно, и не трогай его.
— Я смотрю, тебе мои «тёлки» нравятся, — ухмыльнулся Савельев. — А для друга пожалел!
Иван Сергеевич подошёл к нему вплотную:
— Эти твои… барышни работают на два фронта.
— И пусть работают, — легкомысленно согласился он. — Профессионалки, им надо на хлеб зарабатывать. А если выгодно для всех фронтов — пусть трудятся. Сейчас, Сергеич, ни одного шпиона не найдёшь, чтоб только на тебя работал. Но они все чётко представляют, по какой грани ходят, и великолепно знают конъюнктуру. Ты за Августу не беспокойся.
«Гад! — вдруг с ревностью подумал он. — Поди, и тебе слайды показывала…»
Савельев подмигнул и признался:
— Моя слабость. Люблю работать с женщинами. Они не предают.
— Работай, — проронил Иван Сергеевич и направился к лодке. Августа вышла из воды и теперь обсыхала под заходящим солнцем.
— Погоди, Сергеич… Ты же мне ничего не сказал. Ни да ни нет.
— Я, брат Савельев, никогда сразу не говорю.
— Знаю, ты старый темнила. Но всё-таки?
— О моём решении узнаешь, тебе есть через кого, — обронил он на ходу. — «Волгу» утром я найду возле будки милиционера. Желательно уже зарегистрированную, с номерами и без бомбы. На моё имя.
— Нет проблем, — заверил Савельев. — Но как ты объяснишь шведам?
— Как-нибудь…
Не останавливаясь, он разбежался и со всей силы вытолкнул лодку на стремнину. Августа уже сидела за рулём. Савельев скакал на одной ноге, натягивая брюки.
Иван Сергеевич сел за греби, но не притронулся к вёслам — смотрел на кормчую. И вдруг увидел перед собой ту, которую обрисовывал когда-то Савельеву, выдавая собственные вкусы за вкусы Мамонта.
«Почему ты такая стерва? — думал он, улыбаясь. — Что у тебя, денег не хватает, семья большая? Провалишься — разорвут на две части! И защитить некому будет, дура…»
— Греби, Ваня, — сказала Августа. — Не думай ни о чём.
Он молча взялся за вёсла и плескал ими без всякого напора и интереса до лодочной станции. Надо было бы обдумать и прокрутить в памяти весь разговор с Савельевым, проанализировать, связать несвязываемые детали, но ничего не хотелось, глядя на Августу. Он чувствовал себя трижды обманутым, и если это возможно уже проделывать с ним, значит, всё кончено. Голова не варит, нюх потерян, душа не чувствует — ленивый, старый кот, одним словом…
С тем же настроением он вернулся в особняк и оживился, лишь когда у дверей их встретил швед-переводчик, обеспокоенный долгим отсутствием Афанасьева, гуляющего без охраны. Иван Сергеевич с удовольствием обматерил телохранителя и попросил, чтобы его больше не давали. И если шведская охрана не может обеспечить ему безопасность, то он воспользуется своей собственной, но тогда придётся покинуть особняк. Переводчик заверил, что охранник будет сурово наказан и что подобных инцидентов больше не повторится.
Охранник же и так был наказан: суровые фингалы синели под каждым глазом, что бывает от хорошего удара в переносицу либо при сотрясении головного мозга. Если бы Савельев захотел убрать Ивана Сергеевича, то сделал бы это давно и совсем несложно…
Он вошёл в свой номер, где всё уже было отремонтировано, побелено, заклеено, словно и не было ни трещин, ни выпавшей штукатурки. Сразу же закрыл дверь на ключ и лёг в постель. Но и поуспокоившись, не мог собраться с мыслями. Лежал и тупо думал, что, когда в государстве беспредел, хочешь не хочешь, придётся идти работать к шведам, связываться с авантюристами, со шпионками, работающими сразу на двух хозяев, ибо в искажённом мире и разрушенном обществе не может существовать ни одна стройная система, отлаженная правилами, принципами и законами. И что ему самому теперь придётся чувствовать конъюнктуру и лавировать меж двух огней. Или стукнуть себя в грудь, наполненную чувством чести русского офицера, и уехать к себе в деревню во Владимирской области, чтобы копать грядки и подновлять быстро дряхлеющий дом.
Он опасался, что Августа может прийти к нему под предлогом обязательного стакана тёплого молока на ночь и что он, не готовый ещё лавировать там, где проявляются обыкновенные человеческие чувства, может взорваться, выставить её и тем самым навредить делу. Августа же чувствовала его состояние, и в эту ночь он уснул без молока, которое в тёплом виде терпеть не мог.
Но утром она принесла обязательный кофе в постель. И открыла помер своим ключом. Иван Сергеевич прикинулся спящим. Августа поставила маленький никелированный поднос на ночной столик и вдруг поцеловала ему руку, лежащую поверх одеяла. Он инстинктивно отдёрнул её, вытаращив глаза.
— Варберг приехал, — тихо сообщила она. — Доброе утро!
И так же тихо выскользнула из номера.
