16
Время близилось к вечеру, и было как раз поездить по клубам, однако шел уже перегруз информации, и надо было все обдумать и подготовиться к встрече с бароном. Хортов добрался на такси до стоянки, где оставил машину, долго изучал подходы к ней, отслеживал, кто въезжает и выезжает, затем, вошел на территорию, издалека понаблюдал за «фордом» и автомобилями, стоящими рядом — все было спокойно. Тогда он сел в машину и тут заметил, что в салоне кто-то побывал.
Он точно помнил, что очки от солнца положил на приборную доску стеклами вперед; сейчас они были чуть повернуты в сторону и одна дужка подогнута. А так больше ни следочка, но вот эта мелочь его насторожила. Андрей тщательно осмотрел салон — воров на охраняемой стоянке не могло быть, и если проникали в машину, то с одной целью — посмотреть, что там есть и сделать закладку подслушивающего устройства.
Или люди Вальдберга, или дражайшей Барбары…
Но зачем это делать на стоянке, рискуя быть замеченным охраной, когда в усадьбе есть Шнайдер и не видимый из дома гараж?
Хортов оставил машину на месте, подошел к служащему в униформе и спросил, кто открывал его машину.
— Была полиция, — охотно сказал тот. — Ваш «форд» осматривали в моем присутствии. Все претензии можно предъявить в полицейский участок.
И назвал адрес.
— Вы уверены, что это полиция?
— Да, они предъявили документы.
— Они не говорили о причине осмотра?
— Не говорили, но вы можете это выяснить в полицейском участке. Или у себя дома.
— Почему у себя дома?
— Полицейские сказали, они едут домой и будут ждать господина Хортова там. Хотели остаться здесь, но одному из детективов нездоровилось. У него была температура.
— Вы предлагаете мне ехать домой?
— Полагаю, да, если это не опасно для вас.
— Нет, я полиции не боюсь, — сказал Андрей. — Моя полиция меня бережет.
Служащий ничего не понял. Но улыбнулся на всякий случай.
Шнайдер встречал у ворот, как в армии встречают командиров, только руку у козырька не держал.
— У вас в доме полиция, — доложил он с оглядкой.
— Что они делают?
— Ждут вас, господин Хортов!
— «Вольво» отогнал в мастерскую? — спросил он, чтобы не выдавать чувств.
— Да, электропроводку починили, был разрыв в цепи.
— Поставь машину в гараж, — распорядился Андрей и вошел в дом.
Полицейские были в гражданском, один лет пятидесяти, сухой и длинноносый, судя по красным глазам, с температурой; второй молодой, но уже с животом. Сидели в зале, не снимая плащей, шляпы на столе, вид самоуверенный и озабоченный.
— Слушаю вас, господа, — сдержанно сказал Хортов.
Молодой детектив наконец-то встал.
— Господин Хортов, разрешите взглянуть на ваши документы?
Он подал паспорт и снял куртку. Полицейский долго изучал документ, и как русский гаишник, не вернул, а оставив в руке, прошелся по залу.
— Прошу объяснить цель вашего визита, — поторопил Андрей.
— Где ваша жена, господин Хортов? — спросил молодой.
— Моя жена?.. Вероятно, в одном из своих офисов.
— Мы проверили все ее офисы. Фрау Хортов нигде нет.
— А офис с названием Аквапарк?
— Такого не значится.
— Но он есть, в подвальном помещении, оборудован аквариумами…
— Вы были там? — быстро спросил простуженный детектив.
— Нет, знаю со слов жены, — уклонился Хортов: в Аквапарке могли быть трупы. — Приглашала съездить и посмотреть коллекцию редкостных рыб.
— Когда она звонила вам в последний раз?
— Она вообще не звонила. Три дня назад уехала и больше не появлялась.
— Мы получили заявление от представителей фирмы, принадлежащей вашей жене, — вступил пожилой. — Об исчезновении их хозяйки Барбары Хортов. Но почему вы, ее муж, до сих пор не сообщили в полицию?
— Я плохо знаю ее образ жизни, — попытался объяснить Андрей. — Мы живем в разных странах и встречаемся редко. Я полагал, она часто уезжает куда-либо, никого не предупредив, и посчитал это нормальным явлением.
Разойдясь с Вальдбергом, скорее всего, Барбара вынуждена была скрываться и от него, и от полиции — то есть перешла на нелегальное положение, потому и спряталась в Аквапарке, никому не известном.
Прямо или косвенно, но полиция работала на барона и могла вывести на него…
— Как вы думаете, где сейчас может быть ваша жена?
— Если ее нет в офисах, значит, в Греции. На острове Лефкас она приобрела виллу.
— Мы проверили, — заявил молодой. — Она на острове не появлялась.
— Других версий у меня нет.
— Зато они есть у нас. — Пожилой встал и снял плащ, собираясь остаться надолго. — Первая версия выглядит так… В день приезда из России фрау Хортов встретила вас в аэропорту и привезла в этот дом. После обеда она уехала в офис, а вы от знаменитой русской скуки решили развлечься и отправились в публичный дом. Нет, не в один; вы посетили их три! И пили очень много коньяка. Но слуга, исполнявший обязанности шофера, рассказал о ваших походах фрау Хортов. В результате между вами возникла ссора. Вы, как человек в прошлом военный, обладающий агрессивным и неуемным характером, и будучи в нетрезвом виде, убили свою жену. А тело закопали в саду.
— Я читал об этом в английских переводных романах, — выслушав детектива, заметил Андрей. — От скуки. Судя по тому, что я услышал, вы их тоже читаете. Но там почти в каждой книжке произносится фраза: нет трупа, нет преступления.
— На вашей усадьбе сейчас работают эксперты, — отпарировал детектив. — Версия вторая: вы приехали в Германию с целью завладеть состоянием фрау Хортов, к которому вы имеете весьма далекое отношение. Вам показалось мало подарка — вот этого прекрасного дома. Вы захотели получить половину в судебном порядке. Вы же ехали сюда, чтобы оформить развод в законном порядке?.. Или получить все, если фрау Хортов умрет.
— А это что-то из Агаты Кристи, — уже откровенно издевался Хортов. — Кажется, там юридически необразованный муж убил и закопал свою жену, чтобы получить деньги, но так и не вступил в наследство, потому что судья не установил факта смерти.
— Да, не установил, но выдал ордер на ваш арест, — он положил перед Андреем бумажку. — И еще, потрудитесь объяснить, каким образом вы приехали в Германию? Без билета и отметки на таможне?
— Я пришел пешком!
Молодой ловко защелкнул на руках Хортова наручники, взял под руку и повел на улицу, в полицейскую машину за воротами. Шнайдер изображал недоумение.
— Господин Хортов?.. Куда вас ведут?
— Я скоро вернусь, — пообещал Андрей. — И с тобой буду говорить по-русски. Ты помнишь, как разговаривают по-русски?
— О да, помню!..
Его привезли в тюрьму, заперли в отдельной камере, но спустя час за Хортовым пришли и отвели в адвокатскую комнату, где за столом сидел человек лет под семьдесят, совершенно лысый, с прямым затылком и маленькими ушками. Он смотрел на Андрея участливо, с сожалением, и вместе с тем в старике чувствовалась глубокая внутренняя собранность и решимость.
— Господин Хортов? — на ломанном русском спросил он. — Я ваш адвокат. Меня зовут Томас фон Вальдберг.
Он выждал, оценивая произведенное впечатление, но ничего особенного не заметил.
— Очень приятно, — дежурно ответил Хортов. — Надеюсь, вы опытный адвокат?
— Безусловно. И вытащить вас из тюрьмы могу только я.
— Одной рукой сажаете, другой вытаскиваете?
— По-русски это звучит: своя рука — владыка.
— Я был взбешен, когда узнал о ваших связях с Барбарой! И готов был убить вас, барон!
— Сейчас это желание пропало? — усмехнулся тот. — Я вижу в ваших глазах совершенно иные чувства…
— Кто был инициатором разрыва деловых отношений? Вы или моя жена?
Барон смотрел холодно.
— Я предостерегал ее от необдуманных поступков. Она сделала ошибку, и, поверьте, мне искренне жаль.. Как ни печально, фрау Барбара обречена на гибель. Вам следует подумать о собственной судьбе.
— Разумеется, моя судьба в моих руках?
— Да, все зависит от вашей сговорчивости, — опередил барон. — А говорят, вы очень упрямый человек…
— В последнее время мне предлагают так много сделок, что я уже знаю, как будет развиваться наш диалог, — скучно вздохнул Хортов. — Вам нужен пакет Веймарских акций и я как партнер, на первый случай. Верно?
— Нет, не верно, — невозмутимо произнес Вальдберг. — Вы мне вообще не нужны. Ни на первый, ни на последний случай. Требуются только акции. Но при вашем особом желании партнерство не исключено.
— Что надо понимать под особым желанием?
— Прилежное сотрудничество, — объяснил барон. — Мне известно, вы не дорожите отношениями с женой, намерены развестись с ней, и наверняка, отдадите ее в жертву. Своя собственная судьба вам не так безразлична, однако из принципов и упрямства вы способны пожертвовать ею и лет двадцать пять не выходить из этих стен. Вас осудят и посадят за убийство собственной жены из корыстных побуждений. Согласитесь, постыдная статья…
Он сделал паузу, неслышно перевел дух и покачал блистающим ореолом от лысой головы.
— Продолжайте, — попросил Хортов. — И в самом деле, я слышу что-то новое.
— Есть одно обстоятельство, которым вы ни при каких условиях не сможете пренебречь. И в тюрьме сидеть не захотите!.. Пронский избрал вас наследником и намерен передать в ваше полное распоряжение пакет акций Веймарской республики. Кажется, так называется группа специальных финансовых средств?
Андрей промолчал, хотя Вальдберг сделал паузу, давал ему слово. То, о чем сейчас говорил барон, Хортов старался не думать, предупрежденный Мавром. Мысль имеет материальное воплощение и есть люди, способные считывать эту информацию.
— Хорошо, — заключил барон. — Не отвечайте сейчас. И не отрицайте. Мои люди установили, что встреча с Пронским у вас состоялась. А поскольку вы вернулись из Крыма в целости и сохранности, значит, нашли общий язык.
— Что вы от меня хотите? — будто от берега оттолкнулся он от невеселых мыслей. — Чтобы я вывел вас на Пронского? Может, вы хотите не акций, и я напрасно подозреваю вас в меркантильности? Может, вас обуревают благородные чувства? Хотите отомстить ему за отца? Ведь это же Пронский лично расстрелял его в самолете, как только он оторвался от земли!
— Нет-нет, ни в коем случае! — оживился и замахал руками барон. — Месть — явление восточное, средневековое. Была война, поединок противников и победил сильнейший. Несмотря ни на что, я до сих пор отношусь к князю с уважением. Судьба непредсказуема. Я пришел к выводу, Пронский сыграл положительную роль в той исторической проблеме. Ценные бумаги ни в Германии, ни где-либо в другой стране не смогли бы так сохраниться, как в СССР. Закрытая страна, социалистическая система, отсутствие жажды наживы… Ни один немецкий ум погибающего Третьего рейха не придумал бы тайника более надежного.
Барон встал и походил по комнате — точь-в-точь по размерам, как камера. Он делал перерыв перед решающим монологом.
— Мир изменил направление своего движения, господин Хортов, — наконец заговорил он. — Но в обратную сторону. Вы человек мыслящий, и понимаете, что его нынешнее демократическое устройство насквозь лживо и существует лишь для манипулирования сознанием народов. Миру внушают идеи свободы личности, уважения прав человека, убеждают его, что вокруг процветает общество равных возможностей. Но вы не найдете фактов, доказывающих справедливость этих постулатов. Чем больше говорят о свободе, тем сильнее закрепощается личность; о правах — значит, человек все больше становится бесправным. Нас ждет феодализм и рабовладельчество, только совершенно под иным, сладким соусом, когда человек будто бы добровольно становится невольником. Разве вас не настораживает тотальный контроль за человечеством? Когда у каждого, независимо от возраста и пола, берут, например, отпечатки пальцев или материал тканей для генетической идентификации? Когда-то рабов клеймили раскаленным железом и надевали цепи — благо, что технический прогресс сегодня позволяет сделать это безболезненно. А если ты сопротивляешься, не хочешь ходить в золотых цепях общечеловеческих ценностей, значит, ты представитель отсталой, ретроградной нации. И это образчик будущего?
— Вы очень убедительны, барон, — воспользовавшись его передышкой, сказал Андрей. — Но пока мне непонятно: вы, оригинально мыслящий о свободе человек, хватаете меня якобы за убийство жены, бросаете в тюрьму и начинаете воспитывать. Разве это не расходится с вашими убеждениями?
— Да, я вынужден был прибегнуть к столь жестким, хирургическим мерам, — признался фон Вальдберг. — Но советую вам не делать необдуманных выводов. У вас будет время осмыслить все услышанное.
— Вы так и не объяснили, во имя чего все это? — вернулся назад Хортов. — Арест, хирургические меры? Не для того же чтобы прочитать мне лекцию о новом рабстве? Полагаю, вас, как и всех остальных, интересует пакет акций Третьего рейха? И его держатель.
— Менее всего держатель. Более всего вы.
— А говорили — не нужен!
— Да, не нужен… И нужен одновременно. Такие же отношения были с вашей женой. Это сложные отношения, но необходимые. Жемчужина рождается в раковине, носящей панцирь.
— Что я должен сделать?
— Ничего. Принять от Пронского наследство и ждать часа.
— Ждать от вас команды? После чего передать пакет и уйти в сторону, если позволите. А нет — на помощь придет хирург.
— О гарантиях безопасности мы поговорим позже, — ушел от ответа барон. — Не сомневайтесь, вы их получите.
— Прежде, чем агитировать и обещать гарантии, я должен был услышать что-нибудь о вашей конечной цели. Перевоспитать человечество — понятно, а при чем тут ценные бумаги?
Рассеянный свет из окна падал на гладкую голову барона и придавал ей пластмассовый блеск…
— Многие материальные вещи, пройдя через особые исторические катаклизмы, приобретают магические свойства, — пустился он в объяснения. — Человек и время так или иначе воздействуют на них, передают свою энергию в виде духовной силы и жажды власти. Веймарские ценные бумаги не раз побывали в таких руках, поэтому имеют мощнейшее воздействие на сознание, обладают магнитным притяжением людей слабых и неуверенных в себе. Я знал, чем занимался мой отец, и на себе испытал все это, когда мальчишкой сидел в крепости с пулеметом. Отец готовил меня на ту роль, которую сейчас играет генерал Пронский и, надеюсь, будете играть вы. Но для этого требовался высокий дух воина. Но война кончилась, и я не успел закалить его. И потом всю жизнь наверстывал.
— В качестве заместителя начальника отдела «Штази»?
— Когда речь идет о магических свойствах определенных вещей, идеология не играет никакой роли, господин Хортов. Вероятно, вы убедились в этом, глядя на Пронского. Суть ценных бумаг не в их ценности, выраженной в денежных единицах. Они принесут положительный результат лишь в том случае, если будут использованы на высокие, изначально определенные для них цели.
— Один результат уже был — Гитлер пришел к власти.
— Как говорят у вас, первый блин комом.
— А вы собираетесь испечь второй?
* * *
Два дня Хортова никто не беспокоил, однако в камеру принесли телевизор и газеты — давали возможность быть в курсе событий. Он же ничего не читал, не смотрел и даже не ел, когда приносили пищу.
Он потерял сон и, стараясь заснуть на узкой, привинченной к полу кровати, зажимал себя в кулак, вспоминал прошлое, чтобы отвлечься от происходящего, но лающая речь за дверью и тюремный запах постели рождали в сознании ассоциацию с концлагерем. За эти два дня, отпущенные на размышления, он так ни разу и не заснул, но довольно быстро переходил в знакомое состояние грез. И уцепившись за них, как утопающий за соломинку, плыл в море мечтаний и видел все, что хотел. И, когда по утрам начиналась побудка и раздача пищи, всплывал на поверхность с ощущением радостной бодрости.
На утро третьего дня, после завтрака в камеру, вошел какой-то тюремный чин в сопровождении надзирателей, не задавая вопросов, осмотрел решетку, стены, дверь, лично проверил замок и удалился. А Хортов снова улегся, расслабился, и мир закачался, как в трюме баржи на сибирской реке. Одновременно он ощущал реальность, слышал гулкие голоса, но все это шло далеким, ничего не значащим фоном, и когда за дверью поднялся переполох — грохот ботинок по железным лестницам, команды и крик, так не хотелось возвращаться в немецкую тюрьму!
А был уже вечер, когда в камеру ворвались четверо надзирателей, кинулись к окну, и только сейчас Хортов увидел, что нет решетки и заходящее солнце высвечивает на противоположной стене ровный, не разлинованный квадрат. Они поставили его лицом к стене и начали доскональный обыск, перевернули все и ничего не нашли.
— Где решетка? — пристал один из стражников с резиновой дубиной. — Каким образом вы сломали решетку? И куда ее спрятали?
Стекла в окне были целыми, а сама решетка была установлена за рамой, с уличной стороны.
Хортова тут же перевели в другую камеру на противоположной стороне коридора с окном из непросвечивающегося зеленого стекла, но шум в тюрьме продолжался. Скоро явился еще какой-то чин, так же тщательно осмотрел узкое, с голыми стенами помещение, подписал бумажку надзирателям и велел Андрею показать руки. Тот протянул ладони, повертел их перед его носом.
— Что еще показать?
Когда все ушли, Хортов завалился на кровать и стал досматривать свой призрачный сон, однако среди ночи он очнулся от звуков концлагеря: на сей раз даже овчарки лаяли. И первое, что увидел, — полуоткрытую дверь камеры, хотя рядом не было ни одного надзирателя — беготня и шум доносились из дальнего конца коридора. Он встал, прихлопнул дверь и хотел снова лечь, но она сама приоткрылась со скрипом. И тотчас к нему прибежали возбужденные стражники.
— Только сейчас из вашей камеры вышла женщина! — тараща глаза, объявил один из них. — Отвечайте! Как к вам попала женщина?!
— Это я у тебя должен спросить, — спокойно отозвался Андрей.
— На выход марш!
Андрея привели в служебное помещение, зачем-то еще раз обыскали и приковали наручниками к специальной стойке. Между тем надзиратели продолжали кого-то ловить, и это продолжалось часа полтора, пока среди ночи не приехал поднятый с постели начальник тюрьмы. И когда ему доложили о случившемся, тут же, в присутствии Хортова, он разгневался и, краснея от напряжения, стал кричать на стражников, что они или пьяны, или сошли с ума. В результате начальник приказал заменить весь караул полностью, арестованного увести в камеру, поставить надзирателя у двери, и уехал.
На восходе солнца, когда зелень стекла засветилась розовым, новая охрана поднялась в ружье. Выставленный у камеры стражник почему-то уснул так, что его не могли разбудить и унесли на руках в караульное помещение, а открытая и снятая с петель железная дверь бесследно исчезла, как и решетка.
У Хортова уже ничего не спрашивали, перевели теперь уже в третью камеру.
А судьба его повисла между небом и землей: фон Вальдберг не являлся, никаких обвинений не предъявляли и вообще началось странное замешательство, что в тюрьме, что на воле. Вдруг явился настоящий (или опять подставной?) адвокат и заявил, что его жена, Барбара Хортов, нашлась — не оповестив никого, уехала в срочную командировку на Филиппины, и теперь этот пункт обвинения автоматически снимается.
— Я очень рад, — пробубнил Андрей. — Пусть навестит меня в неволе.
— Сейчас она находится в больнице, — вдруг заюлил адвокат. — Ничего страшного, легкое недомогание после неприемлемого климата… Я непременно сообщу, и как только будет возможно, фрау Хортов непременно вас навестит.
— Если жена нашлась, меня обязаны выпустить немедленно!
— Остается еще одно обвинение — незаконное пересечение границы, и это весьма серьезное преступление, — заявил адвокат. — Но фрау Хортов сказала, что обязательно похлопочет…
Это был человек Барбары. Андрей тотчас успокоился.
— Передайте ей, хлопотать не нужно. Я готов отбыть положенное наказание и выйти на свободу по решению суда.
— Есть возможность вдвое или даже втрое уменьшить срок!
— Мне здесь хорошо!
Андрей вернулся в камеру и, шагнув через порог, прислонился к стене.
За спиной захлопнулась дверь, щелкнул замок, а он все стоял, не в силах пошевелиться: грезилось уже наяву — Дара спала на его кровати, подложив обе ладони под щеку, увитые бриллиантами волосы раскинулись по тюремной подушке.
Он присел на край постели, спиной к двери — на всякий случай, заслонить глазок, и увидел браслет на ее руке, тот самый, пропавший с его руки у дома с виноградником на стенах.
— Ты вернулся? — сонно спросила она. — И что сказал адвокат?
На этот вопрос отвечать было необязательно.
— Вот так встреча, — сказал Хортов. — Явилась, чтобы вернуть мой браслет?
— Почему — твой? — она потянулась, раскидывая руки. — Это браслет для меня. Тебе дала его цыганка на афганском рынке?
— Да, необычная такая…
— И я тебя узнала по браслету. Ты же видишь, он женский!
— Бог с ним… Как ты здесь очутилась?
— Я уже давно здесь, — Дара смотрела в потолок. — Сижу вместе с тобой. Я должна разделить твой рок.
— Это ты снимала решетки и двери?
— Эх ты, Бродяга! Посмотри на мои руки? — она положила ладони на его щеки. — Неужели у меня хватило бы сил выламывать железо из стен? Чувствуешь, какие они нежные? Нет, надзиратели сами выдирали…
— Зачем?
— Готовила тебе побег, даже подталкивала! Но ты не бежишь…
— Я путешествовал в собственную юность. Мне было хорошо среди трех Тариг, и в голову не пришло, что ты тут, в тюрьме. Думал, вижу в грезах…
— Ты видел меня?
— Мы вместе были на реке Ура, — уклонился он. — Сказка о мертвой царевне и семи богатырях…
— Тогда ты был смешной…
— Погоди! — спохватился Хортов. — Что же мы будем теперь делать?
Дара взяла его руку, подтянула и подложила под свою щеку.
— Я буду делать то, что ты. Таков мой рок — не прислуживать тебе, но исполнять волю.
— Мы можем сейчас же выйти отсюда? Прямо сейчас?.. Если ты спокойно разгуливаешь по тюрьме и заставляешь стражу снимать решетки…
— Можем, — Дара пожала плечами. — Но всю жизнь тебя будет разыскивать Интерпол за незаконный переход границы.
— Предлагаешь отсидеть срок за это?
— Я предлагаю отдохнуть здесь несколько месяцев, — шепотом произнесла она, щекоча губами ухо. — Тебе же нравится здесь? Мне — тоже.
— Есть другой паспорт! Мне дал его Гриф.
— А, это который ты спрятал в кабинете борделя? Кажется, у мулатки, смазливенькой такой?..
— Можно воспользоваться им!
— Нельзя. Там делали ремонт и паспорт нашли, — она опять зашептала. — Соглашайся, когда мы еще выкроим хотя бы месяц свободного времени? А тут целых пять месяцев полной воли!
— Это в тюрьме?
— Я та женщина, с которой можно сидеть в тюрьме!
— Но мне необходимо выйти отсюда и исполнить свой урок! Не могу вернуться назад, пока…
— Не разведешься с женой? — спросила Дара. — Но этого уже не требуется. Барон сам убьет ее.
— Убьет?..
— Да, сегодня ночью.
— Все-таки убьет…
— Кстати, ты не обманул, Барбара действительно похожа на меня. Но как ты мог ошибиться? У нее же разные глаза — левый голубой, а правый зеленый. А теперь посмотри в мои? Ты не дальтоник?
Он посмотрел, но сказал о другом:
— Сегодня в полночь мне нужно быть в одном месте. Адреса не знаю, но найду.
— Ты хочешь спасти ее от смерти?
— Я хочу выполнить свой урок!
— Хорошо, — легко согласилась она. — Но потом мы вернемся сюда.
— Потом хоть куда… И еще, мне надо добыть оружие.
— Я возьму у надзирателя пистолет, на время…
— Не годится… Нужен арбалет и стрелы. Где можно ночью достать арбалет?
— Что-нибудь придумаем, — легкомысленно отмахнулась она. — Когда здесь кормят? Знаешь, я за эти дни так проголодалась… Воровать пищу у заключенных как-то нехорошо, а бегать каждый раз в закусочную — оставлять тебя без присмотра…
* * *
Они выбрались из тюрьмы через служебный вход — охранник за пультом безмолвно нажимал кнопки, отпирая автоматические замки на железных дверях. И когда открыл последнюю, с некоторой тревогой посмотрел в образовавшийся коридор, после чего стал куда-то названивать.
— Спокойно, — уже на улице сказала Дара. — Это вышел тюремный врач, а охранник звонит его жене, чтобы готовила ужин. Они так всегда делают. Самое смешное начнется потом, когда эскулап действительно пойдет домой! Но этот сторожевой пес за вечер выпил уже три банки пива…
Поплутав по соседним улицам, остановились на перекрестке и Хортов, сосредоточившись, попытался выбрать направление.
— Нет, мы пойдем сюда! — опередила Дара, посверкивая в сумерках бриллиантами в волосах, рассыпанных по синему плащу.
Он подчинился. Через четверть часа они оказались у музея, по ночному темного, с мерцающими огоньками охранной сигнализации.
— Подожди меня здесь, — она подошла к высокой двери парадного входа, оставив Андрея на углу. — Я скоро!
Через минуту массивная дверь открылась и послышался возмущенный старушечий голос:
— Послушайте, Клаус! Сколько можно звонить, чтоб вы открыли? Опять спали?..
Дара вошла в музей, и вместе с ней пропал брюзжащий голос.
Хортов встал за угол — смущала тюремная одежда, мимо шли редкие прохожие и оглядывались на него. Стайка угловатых, развинченных подростков и вовсе остановилась возле него, покрутили головами, один приблизился на расстояние вытянутой руки, но вдруг чего-то испугались, вздрогнули разом и одновременно сорвались с места, как вспугнутые галки.
Она появилась через семь долгих минут со старинным арбалетом в руках. Причем человек, сидящий в музее, пожелал ей спокойной ночи.
— Вот тебе оружие, — Дара вручила арбалет. — Только стрела была единственной.
— Больше и не нужно. — Хортов попробовал взвод — механизм работал, стальной лук изгибался мягко и пружинисто.
— Нашла в запасниках, — пояснила она, с любопытством следя за Андреем. — На стендах висят одни точные копии.
— Теперь ты пойдешь за мной, — заявил он. — Не отставай.
Под ногами почему-то очутились железнодорожные шпалы, а Дара совсем не умела ходить по ним, семенила или шагала широко, через одну, и скоро выдохлась. Сначала Андрей взял ее за руку и поставил на рельс, но высокие, стальные каблучки скользили по металлу. Тогда он взял Дару на руки и понес вместе с арбалетом, но через несколько минут сзади забренчала электричка, пришлось сойти с самой короткой дороги и напрямую, через пакгаузы, Хортов вынес ее в город и поставил на землю.
— Отсюда недалеко… Только бы не опоздать!
Запоздалые прохожие, все встречные-поперечные, отчего-то махали им руками, выкликивали приветствия и радовались, а назойливое такси уже несколько минут катило за ними вдоль тротуара и не отставало на поворотах, пока Дара не забросила в машину горсть палых листьев. Таксист обрадовался, прокричал вслед что-то благодарное на арабском языке и отстал.
Потом они очутились возле Бранденбургских ворот, и Дара неожиданно засмеялась, встала перед ними на площади с стала махать руками, изображая знаменитую регулировщицу движения военного времени. И на мгновение преобразилась — плащ превратился в солдатскую брезентовую накидку, на голове пилотка и в руках — флажки. Только в волосах остались бриллианты… Хортов сморгнул видение, подхватил ее под руку и повлек дальше. Это ее баловство сбило с толку, Андрей ощутил, как исчезает чувство пути, рвется ниточка, за которую он держался. Покрутившись на месте, будто стрелка компаса, он наконец выбрал направление и побежал. Куда-то исчезли с улиц люди, хотя не было еще двенадцати, не стало машин, и вдруг погасло уличное освещение и реклама.
— Это знак! — обрадовался он. — Еще немного!
Миновав несколько кварталов, Андрей резко повернул вправо и остановился перед высоким, готическим зданием, зажатым современными домами. В узких окнах брезжил зеленоватый свет.
— Это же костел, — сказала спутница.
— Он здесь, — Хортов взвел тетиву арбалета и вложил стрелу. — Открой, пожалуйста, дверь.
Дара взошла по ступеням, потянулась рукой к медной ручке и вдруг отдернулась и отступила. Андрей тотчас оказался рядом.
— В этом храме готовится черная месса, — проговорила она. — Там есть жертва… Кажется, мальчик… Или женщина!
— Открывай!
Она обернулась на восток, постояла несколько секунд, вскинув руки, затем резко рванула ручку двери…
В глубине храма горели две свечи, заслоненные широкой спиной, так что виделся лишь их отблеск на стенах и распятии. Андрей медленно шел по проходу между скамьями, и человек у алтаря так же медленно разворачивался. Теперь его лысый череп освещался с затылка, над головой возник желтоватый нимб, зато лицо стало темным и неразличимым.
— Я ждал тебя, — сказан он шелестящим от хорошей акустики голосом. — Знал, что придешь.
Хортов остановился в пяти шагах, держа арбалет у бедра.
— Вот я и пришел. Где жертва?
— Жертва — это я, — показалось, он усмехнулся. — Впрочем, и ты тоже.
— Здесь должен быть мальчик. Где он?
— Нет никакого мальчика… Это меня приводили сюда, чтобы принести в жертву. И я жалею теперь, что отец не совершил обряда заклания.
— Тебя однажды пощадили. Сейчас тебе не избежать рока.
— Ты вошел в храм с оружием.
— Но и у тебя на поясе нож.
— Убивать меня сейчас нет никакого смысла, — вдруг засмеялся он, и нимб задрожал, закачался над головой. — Ты еще не знаешь!.. Ты ничего не знаешь, хотя по моему распоряжению тебе приносят газеты!.. Об этом никогда не напишут!.. Все останется тайной… Пронский сдал акции государству! Да! Его взяли в оборот и вырвали пакет Третьего рейха! Ты остался без наследства!
Его гомерический хохот бился под куполом и падал оттуда, словно расплавленный металл. Еще мгновение, и сердце не выдержало бы такой пытки. Тем более невидимая Дара, а вернее, ее изнеможденный голос оказался возле уха.
— Он принес жертву… Это Барбара на алтаре, и много крови…
— Ты… остался… без наследства, наследник! — в лицо смеялся он, а будто толкал столб огня. — Да, я воздал! Не успел мой отец — я сделал это! Грядет катастрофа этому миру!
Тетива арбалета щелкнула, словно пастуший кнут, железная стрела скользнула в темноту; в тот же миг хохот оборвался, и, кажется, под сводом костела послышался облегченный вздох.
* * *
В немецкой тюрьме они отдыхали шесть месяцев определенного судом срока, от звонка до звонка, и вернулись в Россию лишь в начале мая. Весна была дождливая, сумеречная, люди ждали тепла, а становилось все холоднее, как осенью. С прошлым было покончено навсегда, но все равно, едва оказавшись в накопителе перед таможней, он купил газету, поискал рубрику «Тайны империи» — она существовала, только под ней была опубликована статья о неком институте, который существовал еще несколько лет назад и занимался созданием психотронного оружия — разведцентр продолжал работу…
Чтобы не томиться в очередях и не испытывать унижающих проверок, они прошли через «зеленую зону», вместе с туристической группой, и как только Хортов «въехал» в страну, так сразу же ощутил беспокойство. Двое в гражданском подлетели к пограничникам на выручку, но Дара вовремя прикрыла его плащом. Сыщики покрутились возле турникета, сигнал пошел дальше и выше, через минуту весь аэропорт был под незримым оцеплением.
— Что, теперь мне всю жизнь ходить под твоим плащом? — спросил он хмуро. — Или сдаться да отдохнуть в родной тюрьме?
— Тебе плохо под моим покровом?
— Хотелось бы пройти с гордо поднятой головой.
— Кому-то ты еще интересен, — определила Дара. — Это же совсем неплохо, значит, еще не забыли о тебе.
— Давай полетим на юг, — предложил Андрей. — Там меня никто не знает, да и тепло, и можно купаться в море.
— Мы должны ехать в Великий Новгород, — напомнила она.
— Зачем?
— Я представлю тебя Стратигу.
— Такое чувство, будто меня обокрали, — признался Хортов.
— Ты еще не успокоился?
— Нет, и не успокоюсь.
— Но ты же выполнил свой урок?
— Я только спрошу, зачем Пронский сделал это. Его вряд ли можно взять в оборот и заставить отказаться от своих замыслов. Он держал в руках мощнейшее оружие. Вот это было настоящее психотронное оружие… И вдруг сдался без боя?..
— Кощей мог обмануть тебя, чтоб спасти свою жизнь.
— Нет… На сей раз он говорил правду. Потому и пришел в этот костел. Все члены его рода приходили туда, если кто-то терпел поражение.
— Ладно, я не против искупаться в море, — согласилась Дара. — Только на один день.
Они сели в рейсовый автобус и переехали во Внуково. И там сыщики кого-то искали, немногие пассажиры томились на лавках, поскольку билетов не было: один из кандидатов в президенты откупил все рейсы, чтобы свезти бесплатно защитников Севастополя на День Победы — близились выборы. Сами защитники и защитницы находились в зале для богатых и почетных пассажиров, с портретами кандидата в руках и выглядели почему-то очень молодо. Дара завела Хортова в этот зал, и скоро веселая компания участников обороны ринулась по полю к самолету. Весь полет стюардессы по очереди пересчитывали пассажиров, проходя между кресел и стреляя глазами, и получалось, что двое лишних или, напротив, двоих не хватает.
В Симферополе ветеранов встречали с оркестром, повсюду разливалось беззаботное настроение, радостные люди с цветами, украинскими флагами и счастливыми улыбками, громкая музыка из динамиков, как на субботнике — одним словом, веселый праздник, — до Дня Победы оставалось два дня.
То же самое было по всему крымскому побережью и в Соленой Бухте. По дороге Хортов спросил у таксиста, по какому случаю торжество, и тот подумал, пожал плечами.
— А никто не знает, шо за праздник. Одни говорят, нефть нашли на Украине, вся страна как в море плавает. Другие, мол, газ, а третьи и вовсе: дескать, президенты договорились и теперь мы пятьдесят первый штат Америки. Со всеми полномочиями… В общем, гуляем.
Вновь прибывшим незваным гостям калитку открыл Курбатов, и хотел уж отшить, чтоб не стучали, однако появился Мавр, отпихнул его и чуть ли не втащил во двор.
И у него было застолье, прямо в саду, поскольку беседка всех не вместила бы. Сам хозяин был в мундире генерал-полковника, при всех орденах и медалях, еще добавился какой-то крест, на указательном пальце появилась огромная золотая печатка, а во дворе, от ворот до крайних яблонь — белый «линкольн», поставленный на колодки.
Гостями были в основном женщины, по виду и поведению — отдыхающие, а среди четырех мужчин выделялся один по фамилии Радобуд, с круглым животом, в банальном малиновом пиджаке и в фуражке военно-морских сил — пестрый, как попугай, но, видно, богатый и чванливый. И еще один молодой, сильно пьяный начальник республиканского уровня, кавказского вида, но говорящий на украинском.
Сидели давно и уже притомились…
Хортова с Дарой усадили за стол напротив них, налили казенного вина в бокалы, однако начальник взял со стола рог, вылил туда две бутылки и подал Андрею.
— Це по нашему!
А сам уставился на Дару, потом начал открыто делать завлекающие знаки — подманивал рукой, подмигивал, посылал нечто вроде воздушных поцелуев. Мавр пытливо поглядывал на Хортова с противоположного конца стола, а женщина, сидящая по левую руку, верно, жена, что-то шептала ему на ухо и улыбалась. С другой стороны сидел старик со спрятанными под брови, почти невидимыми глазами, и как еще выяснилось позже, инвалид. И тоже что-то бухтел Мавру.
— По какому случаю праздник, господа? — Хортов встал с рогом в руках, глянул на хозяина. — Скажи, дорогой Виктор Сергеевич, уж не орден ли обмываем? А может, очередное звание?
— Не ошибся ли ты, братец? — усмехнулся тот, вальяжно откидываясь на спинку стула. — Меня зовут Александр Романович. Отстал ты от жизни…
— Мне простительно. Я в тюрьме сидел.
Старик справа от Мавра чуть оживился, приподнял брови и обнажил глаза. Женщины за столом прыснули отчего-то и сразу притихли, только Радобуд суеверно замахал руками:
— Хватит, хватит! Про тюрьму ни слова! Я как старый подводник не переношу замкнутого пространства!
— От тюрьмы и от сумы не зарекайся! — строго заметил инвалид.
— Так за что пьем, князь? — они давили друг друга глазами, будто на руках тягались.
— За освобождение, — Мавр после зимы был белокожий и плохо узнаваемый. — Я тоже, брат, недавно оттуда.
— Это похоже, — сказал Хортов. — В таком случае, за волю!
— Нет, будем пить за победу! — куражливо встрял Радобуд. — За нашу победу на полях сражений! Я — счастливый из людей, говорю вам это!
— Видишь, одного человека я уже сделал счастливым, — глядя на Хортова, проговорил Мавр. — Значит, это успех!
Андрей ничего не сказал, выпил рог до дна, и только положил его, как протрезвевший начальник налил снова.
— За твою гарну жинку!
Дара опередила, кокетливо взяла у него рог.
— Давай с тобой напополам? — сказала проникновенно.
— Та ж я из твоих рук и яд приму!
Она лишь пригубила, а он осадил его до дна, блеснул взором.
— Це по нашему!
— А нет ли у тебя коньяка, товарищ генерал-полковник? — спросил Андрей. — Помнишь, в прошлом году пили, из старых бутылок?
— Я его под виноградник вылил, — отмахнулся Мавр, звеня наградами. — Теперь буду ждать урожая.
— Может, на руках потягаемся? — предложил Хортов, сдвигая посуду. — Как в былые времена?
— А что? Тряхнем стариной!..
Жена прошептала что-то, и Мавр просветлел.
— Есть предложение сразу сделать заплыв!
Утомленное застолье встрепенулось, и тут же, у стола, началось массовое раздевание. Женщины сделали это быстрее, помчались вереницей к морю, разуваясь на ходу, за ними двинулся счастливый морской волк Радобуд, а следом шел его приятель, подбирая на ходу разбросанную одежду и деньги, сыплющиеся из карманов. Только начальник республиканского уровня почему-то не разделся, а встал на четвереньки и вывалил язык.
— К ноге! — скомандовала хозяйка.
Мавр же, не спеша, снял мундир и брюки, вручив все жене, сделал нечто вроде зарядки и в сопровождении старика на протезе направился к берегу.
Хортов догнал его, пошел рядом, плечо в плечо. И так же вошли в море, белое от медуз, оставив инвалида на берегу — тот замахал руками, как наседка.
— Глядите, вода еще холодная, далеко не плавайте! Доставай вас потом!
Радобуд прыгнул в море с мола, занырял на одном месте, как поплавок, пытаясь создать движение вперед, но счастливого человека вода выталкивала, хоть пешком по ней иди…
Плыли рядом, оставляя за собой взбитую пену — был полный штиль.
— Я приехал лишь спросить, зачем ты это сделал? — спросил Хортов, когда удалились от берега.
— Это кто с алмазами в волосах? Жена твоя? — вместо ответа спросил Пронский.
Андрей хотел оторваться от Мавра, прибавил скорости — тот не отставал.
— Барон мне смеялся в лицо… Лишили наследства!..
— Читал про барона, читал. Железная стрела торчала из области сердца. Писали, ритуальное убийство, которое никогда не раскроют.
— Как с акциями распорядились?.. Немцам вернули? За шиш с маслом?
— Да нет… Передали Украине.
— Почему Украине? С какой стати?
— Не знаю… Их дело теперь… Вроде, в обмен на какие-то бомбардировщики или военные корабли… Всякое болтают. А мне уже не интересно, Мавр сделал свое дело.
— Сделал… За крест? За «линкольн»?
— Еще генерал-полковника дали, пенсию министерскую… А самое главное, я себе имя вернул. Значит, и достоинство княжеское, и, главное, родовую усадьбу в Черниговской области. Сейчас оттуда банк выселяют, освобождают помещение. Велел реставрацию сделать, чтоб как было… Так что зиму буду там, лето — здесь…
— Не могу поверить! — Хортов схватил его за руку, пытался остановить и развернуть к себе, Пронский вырвался и, будто крейсер, пошел в открытое море.
— Не можешь?.. А почему? Даже барон поверил!
— Нет логики… Хранить столько лет… А потом отдать… Ты должен был сжечь их!.. Или я тебя плохо знаю.
— Плохо знаешь… Так хочется пожить спокойно… У меня жена беременная, жду наследника… Ну зачем мне эта петля?
Мавр вдруг перестал грести, перевернулся на спину и раскинул руки — в небе кружили чайки.
— И будешь жить с чистой совестью? — Хортов поставил его торчком.
— Вон видишь, инвалид стоит на берегу? — Мавр указал рукой. — Мой тесть.
— Ну и что?!
— Он настоящий художник. Истинный!.. Правда, копиист, но какая рука!.. Надо же, свела судьба в критический момент, — он снова перевернулся на спину. — Еще один комплект копий заказал, для тебя.
— Зачем — для меня?.. Зачем мне копии?!
— Да мало ли… Вдруг прижмет? Где еще такого художника взять? А когда на руках готовые — провел операцию прикрытия и живи спокойно. Я наследство хорошо прикрыл и надолго, так что все в порядке.
— Да где оно — наследство? Ничего не понимаю… На Украине?
— Нет, в России, на старом месте…
— Так это что, была операция прикрытия?..
Мавр промолчал.
Хортов тоже лег на спину и стал смотреть в небо.
— А если Украина предъявит копии немцам? Ты представляешь, что будет?
— Это уже тебя не касается! Пусть бодаются. Лет на тридцать разговоров, переговоров, экспертиз… Будет чем мировые умы занять.
— Погоди, но мне-то что теперь делать?
— Завтра поедем в один провинциальный городок, там примешь бумаги по описи… И делай, что хочешь…
Среди плавающих в воздухе чаек вдруг появилась и затрещала сорока…
Назад: 15
На главную: Предисловие
