Прошел еще месяц. М. И. Курышев в беседе со мной поинтересовался, что нового по Огороднику. Я подробно рассказал ему, что в рабочее время он довольно часто разъезжает на своей «волге» по городу. По-прежнему проживает на Перекопской улице, но часто посещает квартиру отца на Краснопресненской набережной. В коммунальной квартире кроме него проживает одинокая женщина-пенсионерка. Последнее время отец там практически не появлялся, и, возможно. Огородник использует эту квартиру для встреч с любовницей, так как однажды наружное наблюдение уже фиксировало его заход туда с женщиной. Сопроводить ее по выходе тогда не удалось: бригада попала в автомобильную пробку, и все принятые меры оказались безрезультатными. Михаил Иванович дал задание при случае обязательно установить ее и продумать вопрос, нельзя ли заглянуть в окно комнаты с помощью техники с противоположного крыла дома.

Он порекомендовал обсудить этот вопрос с Николаем Петровичем Цуриным из «семерки» (так у нас называют Седьмое управление КГБ, осуществляющее наружное наблюдение), большим специалистом в данной области.

И, кроме того, посоветовал подумать о составлении нового плана по делу, так как прежний уже практически выполнен, а новых обстоятельств, нуждающихся в изучении, накопилось достаточно много. А утвердим его, сказал он, у Вячеслава Ервандовича Кеворкова. Пусть план будет отдельским, а не службы безопасности. Это поможет нам легче выбивать «наружку» и технику.

В процессе подготовки к составлению нового плана я поинтересовался у Володи Гречаева, что он выяснил нового по дому на Краснопресненской набережной. Тот подробно доложил, что на пятом этаже этого многоэтажного дома П-образной формы, построенного в пятидесятые годы, находится двухкомнатная квартира с интересующей нас комнатой около 20 квадратных метров, окно которой выходит во двор. В этой квартире прописан и до недавнего времени проживал отец Огородника. Вторую комнату, как известно, занимает одинокая женщина-пенсионерка, которая намеревается в результате проведения сложного обмена съехаться со своей дочерью, живущей где-то в районе Теплого Стана. Отец Огородника с его матерью, по всей видимости, не живет уже много лет, имеет любовницу, у которой и проживает в настоящее время. Работает он в Архиве Министерства обороны СССР на Большой Пироговской улице. Характеризуется положительно, как скромный, трудолюбивый и непьющий человек. В прошлом капитан второго ранга. В настоящее время в отставке. Когда-то был адъютантом главкома Военно-морским флотом СССР адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова.

Похвалив его за четкий ответ, я сказал, что надо будет только проследить, кто и когда въедет в квартиру после обмена, и срочно их проверить, а также подробнее поинтересоваться, кто проживает там по соседству. Вместе с тем я спросил его, откуда он узнал, что отец Огородника был адъютантом у Николая Герасимовича Кузнецова. Гречаев сначала пошутил, что это секрет фирмы, а затем сказал, что об этом ему рассказала паспортистка ЖЭКа. Она уж очень была разговорчива. Сообщила даже, что на этой лестничной площадке— а он интересовался несколькими этажами — проживает отставной генерал, бывший военный атташе во Вьетнаме и других странах Востока. Его квартира— настоящий филиал Государственного музея искусства народов Востока. Она очень хвалила своего участкового милиционера, полагая, видимо, что Гречаев из одной с ним конторы.

Надо сказать, что подобного рода сообщение меня не особенно удивило, так как очень многие работники домоуправлений, и в их числе паспортистки, всегда оказывают заметную помощь в работе сотрудникам госбезопасности и милиции. Неплохими источниками информации бывают и сидящие летом у подъездов бабушки, которые знают о жильцах своего подъезда буквально все. Надо только расположить их к себе и вызвать доверие.

Докладывая позже Курышеву об Ольге Серовой, я сообщил ему, что после возвращения из Колумбии она с мужем рассталась и в данный момент проживает у родителей. Ее отец — главный врач одной из городских больниц. Чаще всего она встречается с Огородником на Краснопресненской набережной, и они там иногда остаются до утра. Сам он мне как-то говорил, что намеревается жениться на Серовой, но она уговорила его не торопиться с браком, так как ее развод может повредить мужу, только что поступившему на учебу в Торгово-промышленную академию. Он был вынужден согласиться с этим доводом. Есть все-таки основания полагать, что при поездках по городу на своей черной «волге» он проверяется, ставя порой бригаду наружного наблюдения просто в затруднительное положение. Так, недавно, проезжая по метромосту, сделал правый поворот в сторону университета и сразу же неожиданно остановился. Находившаяся в машине Ольга Серова вышла из нее, и он принялся ее фотографировать. Наружному наблюдению пришлось проследовать по проспекту Вернадского мимо и оставить его без контроля. Обращает на себя также внимание, что фон, выбранный Огородником для фотографирования Ольги, не представлял никакого интереса. Значительно лучше было это сделать, проехав несколько сотен метров дальше, к смотровой площадке на Воробьевых горах, откуда на фоне утопающей в зелени излучины Москвы-реки и сказочно красивого архитектурного чуда — Новодевичьего монастыря — открывается величественная панорама столицы.

Создалось впечатление, что он сделал это преднамеренно, чтобы автомашина наружного наблюдения, с ходу выскочившая из-за поворота, сразу же попадала в объектив фотоаппарата.

Михаил Иванович сказал, что не считает себя специалистом по фотоделу, но думает, что вопрос здесь есть и за ним что-то кроется.

Забегая вперед, следует отметить, что со стороны Огородника была допущена серьезная ошибка: он действительно пытался провериться, но сделал это слишком грубо и не мог не вызвать подозрения с нашей стороны.

Пригород Вашингтона. Штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли. Кабинет Нилса.

— Рад приветствовать тебя, Нилс! Все мои дела по переезду завершены, я приступил к исполнению своих служебных обязанностей и знакомлюсь с документами.

— Отлично, Рон! Незадолго до твоего приезда я проинструктировал двоих наших ребят, которые уже вылетели в Москву для оказания помощи резидентуре в подготовке и проведении тайниковых операций с Трианоном. Тебя, видимо, уже ознакомили с возможными кандидатами, на которых будет впоследствии возложена эта работа непосредственно в Москве с позиции нашего посольства. Обрати особое внимание на женщину, так как это, по моему мнению, будет наиболее подходящим вариантом и вызовет меньше подозрений. И еще — только для твоего сведения. Дирекция дала согласие на направление Трианону двух спецрезервуаров. Они уже направлены с дипломатической почтой в резидентуру нашего посольства в Москве и будут переданы ему через тайник в одном из лесопарков.

В соответствии с планом мероприятий по делу Огородника во взаимодействии с другими подразделениями КГБ СССР было обращено внимание на материалы Седьмого управления, свидетельствующие об активизации деятельности американцев в Москве, в частности разведчиков-агентуристов, в том числе Дункана, Грюнера Джея и Сержа Карповича:

Дункан — Даунинг Джек, родился 21 октября 1940 года в городе Гонолулу (Гавайские острова), административный сотрудник Управления военной разведки США, помощник военного атташе посольства США в Москве;

Грюнер Джей родился 23 августа 1935 года в городе Сент-Луис (штат Миссури), гражданин США, паспорт номер X 081495, служащий Государственного департамента, дипломат. Цель поездки в СССР— консультации в посольстве США в Москве, посещение города Киева и Генерального консульства США в Ленинграде;

Карпович Серж родился 13 июля 1929 года в городе Ганновере (штат Нью-Гемпшир), гражданин США, паспорт номер X 091562, служащий Государственного департамента, дипломат. Цель поездки в СССР— консультации в посольстве США в Москве, посещение города Киева и Генерального консульства США в Ленинграде.

Было зафиксировано, что в Москве с 16-е по 19 ноября 1975 года кадровыми разведчиками Джеем Грюнером и Сержем Карповичем, прибывшими в Москву в качестве сотрудников Государственного департамента США, было произведено фотографирование Бережковской набережной, Новодевичьего монастыря и других мест в городе. Аналогичные снимки были сделаны и нашими сотрудниками наружного наблюдения. Позже эти фотографии нам пригодились.

Почти в то же время служба радиоконтрразведки зафиксировала появление нового канала связи Франкфуртского радиоцентра ЦРУ США, передачи которого хорошо прослушиваются на территории Москвы и Московской области.

Исходя из времени проведения так называемых боевых и пустых, то есть беспрестанно повторяющихся одинаковых и коротких, радиопередач, подразделение одного из управлений Второго главка провело интересный анализ и, в частности, отметило, что «адресат холост или разведен, имеет отдельную квартиру или комнату».

Практически это означало, что адресат мог принимать предназначавшиеся ему радиопередачи в любое время суток. Подобное положение дел вполне устраивало бы Огородника.

В процессе изучения связей нашего «подопечного» и его окружения по месту работы было установлено, что в Управлении по планированию внешнеполитических мероприятий МИД СССР работает сотрудник, с которым я длительное время находился в служебной командировке в ГДР, в городе Ростоке. Он тогда работал в Генеральном консульстве, и мы с ним поддерживали дружеские отношения. Мне было известно, что в свое время он по какой-то причине был уволен из Первого главного управления КГБ СССР. В МИД тогда существовало неписаное правило: всех сотрудников внешней разведки, ушедших на пенсию или забракованных по состоянию здоровья, увольняли, а если это было связано с малозначительными прегрешениями, в порядке исключения оставляли. Так случилось и с моим знакомым. О причинах, по которым кадровики не стали его увольнять, нетрудно догадаться. В Ростоке он поддерживал тесные, не связанные со службой, отношения с одним из моих коллег по работе в разведгруппе, С. В. Зукулом, и характеризовался им только с положительной стороны. Они оба были заядлыми рыбаками, часто проводили свободное время вместе, так как их объединяло общее увлечение. Поскольку мы вполне могли положиться на этого человека, было решено установить с ним оперативный контакт и использовать его для изучения Огородника непосредственно по месту работы.

Щукин (назовем его так за фанатичное пристрастие к рыбалке) был обрадован нашей встречей и охотно пошел на контакт. Он рассказал, что Огородник был рекомендован на работу в УпВМ кем-то из старых дипломатов высокого ранга. Таких, как он, в управлении немного. В основном оно укомплектовано бывшими чрезвычайными и полномочными послами, посланниками и советниками. УпВМ — это мозговой центр министерства. Сюда стекается информация со всего мира. Здесь она обрабатывается, и именно тут формируются основы нашей региональной политики. Огородник имеет доступ к информации секретного характера. В период отсутствия сотрудницы секретариата Кудашкиной Огородник замещает ее, получая шифрованные телеграммы для ознакомления с ними того сотрудника управления, которому они адресованы руководством, в специальной ознакомительной комнате. Вход в комнату посторонним воспрещен. Это замещение происходит нередко, так как Кудашкина частенько либо выезжает в загранкомандировки, либо отсутствует по другим причинам.

Щукин обратил внимание на то, что, когда Кудашкиной нет и ее обязанности исполняет Огородник, дверь в ознакомительную комнату зачастую бывает закрыта изнутри. Щукин, не питая к нему особых симпатий и считая его пижоном, полагает, что он или спит там, или читает художественную литературу в рабочее время. В целом же в УпВМ он на хорошем счету и производит впечатление неплохого и довольно активного работника. На проводимых в управлении совещаниях не дремлет, как некоторые «утомленные жизнью», а внимательно слушает и делает в рабочей тетради соответствующие записи. Внешне подтянут и дисциплинирован, если не считать того, что время от времени он, вопреки правилам, уединялся неизвестно зачем в ознакомительной комнате. Близких отношений Огородник ни с кем из управления не поддерживает, разве только с Поздеевым, с которым они иногда ходят вместе обедать в центральное здание министерства.

С учетом полученной от Щукина информации было обращено внимание на изучение Поздеева как возможного источника информации по объекту нашего оперативного интереса. Поздеев — потомственный дипломат, кандидат наук, добросовестный работник. В период пребывания в загранкомандировках зарекомендовал себя только с положительной стороны. По характеру человек общительный и открытый, с аналитическим складом ума. Хороший семьянин, обладает чувством юмора.

Руководством отдела было санкционировано установление с ним оперативного контакта, что также было поручено мне.

Контакт подтвердил наши надежды. Поздеев охотно пошел на него и подробно информировал меня по всем интересующим вопросам об обстановке в управлении и американском отделе, а также о его сотрудниках.

Во время одной из нескольких последующих встреч, характеризуя в числе других Огородника, Поздеев отметил:

«Если повнимательней присмотреться к Огороднику, то не может не обратить на себя внимание тот факт, что конкретно привлекает к работе мидовского чиновника. По складу характера ему больше импонируют образ жизни и работа чиновника научного учреждения или академического института, творческая работа, свободное расписание и посещение, чтение научной литературы. Он неодобрительно относится к бюрократической иерархии, ежедневному хождению на службу. Должностное положение — второй секретарь — это отнюдь не блестяще для его возраста и мало соответствует его честолюбию.

В то же время по возвращении из Колумбии ему предлагали хорошие места и должности в научном мире, в частности в Институте Латинской Америки АН СССР, где у него хорошие отношения с директором Вольским. Речь шла о том, чтобы дать ему сектор, что при наличии ученой степени обеспечивает хороший оклад и творческую самостоятельность.

Он же предпочел пойти в МИД, несмотря на очевидную разницу в окладе: там бы он получал примерно 320–350 рублей, тогда как у нас — 230–240.

Решение Огородника продиктовано каким-то расчетом».

И в этом Поздеев был, как показало время, весьма близок к истине.

В декабре 1975 года генерал-майор Вячеслав Ервандович Кеворков, вернувшись из очередной загранкомандировки, вызвал нас с М. И. Курышевым к себе и сказал, что рассмотрел представленный нами план по разработке Огородника. Он подчеркнул, что в деле есть целый ряд новых заслуживающих оперативного внимания обстоятельств, которые нуждаются в серьезном исследовании. В этой связи представляют интерес размышления Поздеева о том, почему Огородник избрал местом работы именно Министерство иностранных дел. Это любопытно.

Я ответил, что размышления Поздеева могут в какой-то степени подтвердить наши подозрения, но есть обстоятельства, которые высвечивают объект разработки совершенно в другом плане. Так, буквально вчера, как я уже докладывал Михаилу Ивановичу, Поздеев поведал мне одно интересное обстоятельство. В конце ноября он обратился к работавшему в ознакомительной комнате УпВМ Огороднику, который в то время замещал Кудашкину, с просьбой позволить ему ознакомиться с одной из шифротелеграмм, без которой он не смог бы составить срочного документа в инстанции (ЦК КПСС). Начальник, который должен был дать разрешение на это, отлучился на доклад к одному из заместителей министра. Поэтому он обратился к Огороднику напрямую, но тот ответил, что, несмотря на их добрые отношения, он вынужден ему отказать, сославшись на необходимость соблюдения инструкции по работе с секретными документами. Эта информация практически ложится на противоположную чашу весов. Огородник, пожалуй, выглядит как добросовестный работник, беспокоящийся о сохранении наших секретов.

Вячеслав Ервандович заметил, что это не должно нас расхолаживать, так как нельзя забывать, что все подозреваемые в процессе проверки отпали за отсутствием каких бы то ни было улик, а Огородник остался в центре этой спирали, и наш долг — самым тщательным образом разобраться. В противном случае надо будет все начинать сначала. Лично меня это очень огорчило, когда я представил себе, что на это снова уйдет около года напряженной работы. Необходимо отметить, что В. Е. Кеворков, несмотря на то что работа на «тайном канале» отнимала у него много времени, постоянно уделял внимание разработке Огородника и был в курсе всего происходящего.

Через несколько дней я доложил М. И. Курышеву, что, как мы с ним и договаривались, я повстречался с бывшим советником из посольства в Боготе Максимовым. Он сообщил, что в свое время искал по просьбе посла некоего колумбийского корреспондента из газеты «Тьемпо» Фернандеса Нуньеса, сообщившего в 1974 году о том, что один из старших дипломатов советского посольства якобы намеревается просить у местных властей политического убежища. Как развивались события дальше, ему неизвестно, поскольку посол к этому разговору больше не возвращался. Но он полагает, судя по заданному вопросу, что тот информировал о случившемся резидента КГБ в посольстве.

Характеризуя сотрудников посольства в Колумбии того периода, Максимов в числе других рассказал и об Огороднике. По его мнению, это человек, который превыше всего ставит свои личные интересы. За время пребывания в загранкомандировке завел многочисленные связи, которые больше содействовали его личным целям, чем служебным. С коллегами по работе дружеских отношений практически не поддерживал, к себе в гости никого не приглашал, а если и приглашал, то это сразу же вызывало вопрос: а что Огородник хотел бы получить от этого человека?

Был известен также факт, когда он взял десять песо с одного из сотрудников посольства за то, что подвез его заболевшую жену к врачу: «Все равно пришлось бы платить таксисту!».

Советник произвел на меня хорошее впечатление. Общителен, в меру разговорчив. Участник Великой Отечественной войны. Под Волховом получил тяжелое ранение и был демобилизован. Награжден орденом Отечественной войны II степени. После демобилизации поступил на учебу на тогдашний факультет международных отношений МГУ имени М. В. Ломоносова, а после его реорганизации окончил Московский государственный институт международных отношений. Много лет работал за границей, в частности на острове Шпицберген. Об этих краях мы с ним, конечно, побеседовали, так как в годы войны, участвуя в сопровождении караванов союзников, я бывал примерно в тех же местах.

Очень жаль, что этот замечательный человек несколько лет спустя умер от инфаркта в одной из африканских стран.

Михаил Иванович напомнил: я говорил ему, что в системе МИД или где-то еще работает некий Володя, с которым Огородник в прошлом учился в Нахимовском училище, — и попросил его установить, так как этот Володя может быть полезен хотя бы для его характеристики.

Еще через несколько дней я сообщил Михаилу Ивановичу Курышеву по телефону оперативной связи неожиданную и неприятную весть: скоропостижно скончалась Ольга Серова. Об этом я узнал от самого Огородника. Он рассказал, что неделю тому назад он заболел гриппом легочной формы, который свирепствовал в Москве. По всей вероятности, она заразилась от него, так как ежедневно навещала его. У Ольги поднялась высокая температура, она осталась у него на квартире и стала принимать лекарство в таблетках, которое было выписано ему врачом в поликлинике. Через пару дней ей стало хуже. По просьбе Ольги он позвонил ее отцу, главному врачу одной из городских больниц. Приехала «скорая помощь» и увезла ее. Спасти Ольгу, несмотря на принятые меры, не удалось, и через два дня она умерла. Судя по всему, Огородник в отчаянии. Похороны состоятся на Троекуровском кладбище — филиале Новодевичьего. После похорон Огородник обещал позвонить. Я выразил ему соболезнование.

Михаил Иванович был удивлен не меньше, чем я, нелепой смертью молодой женщины. Но тут же спросил, не нахожу ли я это несколько странным и что показало вскрытие. Я ответил, что вскрытие не проводилось, так как не разрешил отец, это в его власти. Почему? На это нашелся вполне правдоподобный ответ: видимо, боялся, что она была беременна, и не хотел себя еще больше травмировать.

Через три-четыре дня в присутствии Курышева я докладывал Кеворкову о результатах встречи с Огородником, который позвонил мне накануне. Мы беседовали с ним на конспиративной квартире.

Я рассказал, что вид у него был довольно удрученный: он, видимо, действительно переживает смерть Ольги. Похороны, как и намечалось, состоялись на Троекуровском кладбище. Рассказывая о подробностях. Огородник отметил, что счел своим долгом уже в гробу при прощании надеть на безымянный палец правой руки Ольги обручальное кольцо, которое заранее было приобретено для их предстоящей свадьбы. Выступая на поминках в родительском доме, он сказал, к немалому изумлению многих присутствующих, что в лице Ольги потерял горячо любимого им человека и гражданскую жену.

По моему мнению, поведение Огородника несколько не соответствует тому, что он в действительности собой представляет как личность. То, что он эгоист, сомнений не вызывает, а тут такие яркие эмоции…

Курышев поддержал меня, сказав, что здесь есть над чем задуматься. Видимо, чтобы внести ясность в причину смерти, надо будет восполнить то, чего не сделал отец Серовой, и прибегнуть к эксгумации. Руководство главка, как он полагает, согласится с этим, тем более что нам необходимо четко ответить на вопрос, что же случилось на самом деле.

В. Е. Кеворков поддержал эту мысль и предложил, пока вопрос решается в руководстве главка, поручить мне и Гречаеву найти по крайней мере могилу Серовой на кладбище и заблаговременно разведать там обстановку. При этом он посоветовал действовать осторожно и в администрацию кладбища постараться не обращаться.

На следующий день рано утром мы с Володей Гречаевым направились на Троекуровское кладбище. Искать могилу пришлось, не прибегая к помощи ни администрации, ни могильщиков. Накрапывал дождь. Дорожки на вновь осваиваемых участках покрылись липкой грязью. Да и сама кладбищенская обстановка, особенно в пасмурный день, положительных эмоций не вызывала. Случилось так, что некоторых контактов все же избежать не удалось. Могилу с большим трудом нашли по надписи на траурной ленте на одном из венков. Табличка с фамилией и фотография на могиле отсутствовали. В непосредственной близости был погребен и один из могильщиков, принимавший участие в ритуале захоронения. Погиб, как сказала одна словоохотливая старушка, кладбищенский завсегдатай «от вина» и язвы желудка. Обстановка благоприятствовала производству эксгумации, так как могила располагалась в сравнительной близости от бетонной ограды кладбища, из соседних домов не просматривалась и была окружена довольно высокими деревьями и густым кустарником.

О результатах проведенной работы было доложено начальнику отдела В. Е. Кеворкову, который в свою очередь сообщил, что в принципе руководство главка не возражает против эксгумации, но по этому поводу надо получить санкцию прокурора. Решение этого вопроса он поручил своему заместителю полковнику В. И. Костыре.

И все же в дальнейшем от проведения эксгумации пришлось отказаться, поскольку предвиделась малая вероятность обнаружения в организме ничтожного количества неизвестного нам яда, что и подтвердилось несколько позже.

Пригород Вашингтона. Штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли. В одном из холлов после ленча в удобных креслах сидят Нилс и Рональд.

— Ты знаешь, Рон, я тоже вполне удовлетворен результатами поездки наших ребят в Москву, Ленинград и Киев. Они действительно неплохо поработали, надо отдать им должное. Правда, это не может быть стопроцентной гарантией того, что они не попали в поле зрения чекистов и те не взяли на заметку все подозрительные, на их взгляд, моменты в поведении «американских дипломатов». И еще, подумай над вопросом: кто, когда и где конкретно проведет личную встречу с Трианоном? С учетом хорошо известных тебе его качеств, о которых нам никогда не следует забывать, это представляется мне исключительно важным не только в оперативном, но и в психологическом плане.

— Хорошо, Нилс. Я подумаю и над этим.

— И никогда не забывай, что его повышенная забота о своем здоровье должна быть всегда в центре нашего внимания. Кстати, проверь еще раз, передала ли ему резидентура заключение наших медиков по результатам представленных им анализов, а также предназначенные для него лекарства и витаминные препараты.