Глава 10. Заминированная республика

Смирнов ворвался в свой номер и с ходу взял за глотку Шеина:

– Ну что, сука, давай начнем рассказывать про склад боеприпасов, где мои ребята полегли!

Холодное бешенство в его глазах обещало мало хорошего в короткий остаток жизни Федора Константиновича. Проще говоря, врач понял, что из него будут долго выбивать всю правду до последней капли, а потом удавят железной рукой – так, что глаза вылезут из орбит и вывалится наружу язык. Поэтому он быстро сказал:

– Твой отец!..

– Что «мой отец»? – зло спросил Сергей, но чуть ослабил хватку.

– Твой отец умер!

Голова Сергея дернулась, глаза быстро потеряли яростный блеск и остекленели. Хватка разжалась.

– Встать! Смирно! – скомандовал Шеин. – Закатай рукав на левой руке для укола.

Повторив всю стандартную операцию для введения в состояние транса, которую сегодня пришлось начать сразу с кодовой фразы, чтобы сохранить здоровье. Шеин, массируя шею, на которой уже проступали красно-синие кровоподтеки, быстро выяснил причины эмоционального поведения пациента.

– С кем ты недавно разговаривал о складе боеприпасов?

– С Мари Кунц.

– Кто это?

– Журналистка Би-би-си.

– Шпионка?

– Скорее всего, да.

– Что она сообщила?

– Ей пришел факс из Лондона, на котором отмечен схрон тротила. Ей сказали, что существует большой склад со времен войны. Склад контролировало ГРУ. Кто-то через Ольховского в Лондоне продает его координаты British Petroleum. Мари сказала, что это, скорее всего, Губаренко. Она предложила вызвать его сюда, чтобы я, Марат и Боб могли по-своему допросить его и выведать координаты.

– Как ты отреагировал на ее предложение?

– Сказал, что это довольно легко, потому что документы предварительного соглашения о выделении концессии готовы и мой отец завтра вылетает в Баку на встречу с министром экономики. Он может настоять на присутствии Губаренко, у которого находится техническая документация на платформы.

– Почему ты накинулся на меня?

– Я догадался, что после минирования буровых платформ в 1995 году было задание расконсервировать этот склад. Значит, там мои ребята и погибли. На карте, которую она показала, пометки сделаны моей рукой – я узнал свою манеру наносить знаки.

– Ты жалеешь погибших?

– Да. Но я выполнял приказ.

– Правильно… – рассеянно подтвердил Шеин, размышляя над полученной информацией.

Он набрал на телефоне номер Губаренко:

– Здравствуй, Степан Гаврилович, когда к нам собираешься?

– Завтра вылетаю. Как у вас дела?

– Пока все под контролем, но очень зыбко. Произошел второй шок, он догадался про склад, хотя и не вспомнил. Я сейчас гашу последствия. К счастью, этот шок послабее первого.

– Продержи его еще немного, а потом он мне не нужен.

– Продашь координаты склада через Ольховского?

– Откуда знаешь про Ольховского?

– Сергей сказал.

– Что?!

Шеин разъяренно ответил:

– Старый дурак! Ты все еще думаешь, что с тобой будут чикаться из уважения к твоим звездам? Ты пенсионер! Смирнову предложили захватить тебя, отвезти в горы и там допрашивать, пока не расскажешь про координаты склада! Хорошо, что он прибежал первым делом меня трясти за глотку! Вся шея в синяках!

– Не кричи на меня, говнюк, – гаркнул генеральским голосом Губаренко. – Я все понял. То-то они сначала прислали письмо с издевательским предложением, а потом пошли на попятную… У меня есть в запасе козырь. Держи там руку на пульсе. Сергея береги, вскоре он может сильно пригодиться.

Губаренко повесил трубку, а Шеин принялся составлять на бумаге текст поведенческих и психологических установок, которые предстояло ввести в сознание пациента прежде, чем освободить.

Перед тем как отпустить дорогих гостей, князь отвел их в оружейную комнату. Оказалось, что он не забыл своего обещания подарить им оружие, «достойное настоящего мужчины», – просто он не торопился его выполнять, пока соглашение не будет достигнуто. Теперь же он с многословными похвалами преподнес им два ствола. Взамен «трофейного» «Макарова», Марат получил отличный израильский «Джерихо-941», запасной магазин и коробку 9-миллиметровых патронов к нему.

– О, «Орленок»! – обрадованно сказал Марат, поглаживая длинный ствол и убеждаясь, что глубокая рукоятка удобно сидит в руке.

– Его так зовут? – удивился князь.

– В Америке он называется «Baby Eagles» – маленький орел. А этот произведен в Израиле и носит марку «Джерихо». Это и есть 45-й калибр – наши девять миллиметров.

Марат извлек коробчатый магазин, убедился, что он рассчитан на максимальное для этой марки количество патронов – 16 штук. Затем сдвинул назад затвор, заглянул в патронник, щелкнул довольно тугим крючком. Отвел затвор и, нажав справа на ось затворной задержки, извлек ее из рамки. Снял затвор со стволом, вытряхнул из него возвратную пружину с направляющим стержнем, извлек ствол и внимательно рассмотрел его изнутри на свет – там сверкали чистотой шесть нарезов. Затем снарядил магазин, вскрыв коробку, собрал пистолет в обратном порядке, загнал патрон в патронник и перевел в безопасное положение флажок предохранителя на затворе-кожухе.

– Боец Суворов к стрельбе готов, – браво доложил он князю. – Спасибо, отличное оружие. Хорошо бы опробовать в гараже.

– Пожалуйста, дорогой мой! – расплылся в радушной улыбке князь.

Боб получил в подарок не такую дорогую импортную «волыну», а новенькую отечественную «Гюрзу», чей массивный кожух полностью скрывал внутри себя ствол.

– О, «Гюрза» – моя любимица, – обрадовался он. – Жаль, патроны у нас разные, мои длиннее на полсантиметра. Постреляем? Спасибо, Давид Луарсабович, уважил, этот пистолет по мне. Из него медведя остановить можно и по бронежилетам хорошо бить – не пробивает, но ребра ломает классно!

Постреляв внизу в импровизированном тире и оставшись весьма довольны личным оружием, они оставили на столе ненужные три «Макарова» сели в машину к Мамуке, у которого был свой непьющий шофер, чтобы вернуться после полуторасуточного отсутствия в гостиницу.

Развалившись на мягких сиденьях новенькой машины «Лексус GS», они переглянулись. Суворов демонстративно крутил в руках свой подарок, который стоил раза в три больше, чем оружие Кочарова.

– Поменяемся? – предложил Марат.

– Ищи дурака! – ответил ему Боб.

Переодевшись в гостинице, они заторопились в популярное туристическое агентство «Иверия», которое разместилось в ряду многочисленных магазинчиков напротив здания оперы. Они проскочили под проспектом Шота Руставели по знаменитому в Тбилиси подземному переходу, где происходил непрерывный джем-сейшен непрофессиональных музыкантов. Стены, залепленные плакатами Джона Леннона, Джимми Хендрикса и «Пинк Флойд», многоцветные граффити, надписи «NOT WAR!», – все это промелькнуло перед глазами, а уши наполнились музыкой трех различных команд, одновременно игравших в переходе. К сожалению, им некогда было глазеть на посторонние забавы.

В турагентстве их немедленно принял директор, с которым они связались еще по дороге:

– Где вы пропадаете? Я ожидал вас еще вчера! – обеспокоенно вскричал он. – Миллер оборвал телефон, в гостинице ничего про вас не знают, телефон вчера целый день не отвечал.

Действительно, свои телефоны они забрали у князя только час назад.

– Ничего, Лев Давидович, зато у нас есть новости и просьбы.

– Сейчас же свяжитесь с Миллером! – закатывая глаза, потребовал старый тбилисец Лев Давидович.

«Интересно, – подумал Марат, – с какого года он завербован МИ-6?»

Боб строго спросил у тбилисского резидента МИ-6 (такое впечатление у него сложилось о должности пожилого грузина во время инструктажа у Миллера):

– Комнату давно проверяли на прослушивание?

– Мы свое дело знаем, – сказал Лев Давидович тоном, в котором читалось: «…в отличие от вас», – проверили два дня назад лучшими сканерами, готовимся к визиту как-никак.

Грузин сам набрал необходимый номер и доложил:

– Господин Миллер, они появились. Да, здесь. У меня в бюро. Даю трубку.

Марат от протянутой трубки отвернулся, поэтому ее взял Боб:

– How do you do, mister British Petroleum? («Как поживаете, господин “Бритиш Петролеум”?») – с ходу огорошил его Богуслав новой кличкой.

Тот поперхнулся от такой фамильярности, но быстро справился с собой:

– Что случилось, почему вы исчезли? Загул, как у Смирнова?

– Вы практически угадали – мы выпили вчера ведра по два их слабого винца и очень утомились.

– Напрасно, вы необходимы здесь. Объявился склад боеприпасов в районе Карабаха. Он представляет собой немалую угрозу, а потому все силы надо сконцентрировать здесь.

– Жаль, а то мы только-только побратались с местными террористами.

– Что вы несете? – рассердился господин Миллер. – У вас есть какие-то сведения?

– Вы ведете запись разговора?

– Нет.

– Включите, а то много текста и фамилий, можете не запомнить.

– Не беспокойтесь об этом.

Для начала Боб продиктовал расценки курдских представителей, назвав их имена.

– Это не очень важно, но для отчетности сгодится, – сказал Боб.

Миллер отозвался:

– Это они впрямую вам сказали?

– Да.

– Редкостный цинизм. Это все.

– Это начало. Два боевика – осетин Зураб Гасиев и русский по кличке «майор Кожан» – вчера вечером отбыли в Боржоми, отменив свое участие в теракте, который готовится в Тбилиси. По-видимому, там у них нашлась более интересная работа. С ними можно связаться через некоего массажиста Левана. Только будьте осторожны, пригласительные билеты выписаны только нам с Маратом, а в остальных они имеют обыкновение стрелять без предупреждения. Серьезные ребята…

– Я знаю, кто это, – совсем другим голосом сказал Миллер. – Неужели вы виделись с ними?

– Вчера в двадцать часов.

– Сможете опознать их?

– Да.

– Это очень ценная информация в свете последних событий. Хозяин Боржомской компании связан с делом о схроне взрывчатки. Эти люди могут появиться у нас. Срочно выезжайте в Акстафу!

– Да подожди ты, торопыга, – рассердился Боб, правда, сказав это по-русски. – Я еще не начал о важном, – снова перешел он на английский.

– Ах да, вы сказали об их несостоявшемся участии в каком-то теракте в Тбилиси, – спохватился британец. – У вас есть информация?

– Мы сами разработали план, если вам это интересно, – скромно ответил Богуслав и замолк.

Немного послушав молчащую трубку, Миллер подал голос:

– Я слушаю. Это очень интересно.

Боб спросил со значением:

– А насколько это вам интересно, мистер Миллер?

Тот немного подумал и ответил:

– Я, кажется, понимаю вас. Хочу сообщить, что мы подготовили предварительные документы по концессии, поэтому мистер Смирнов-старший завтра будет уже в Баку для обсуждения и подписания договора. Вы можете связаться со своим руководством и получить их подтверждение.

– Я так и поступлю, мистер Миллер, – вежливо сказал Боб. – Я не прощаюсь.

Он набрал телефон Федорцова и сказал ему:

– Буду краток, Андрей Павлович, как наш президент. У нас есть что продать British Petroleum. Мы вышли на хвост серьезным заговорщикам в Тбилиси. Вопрос: а собираются ли англичане платить?

– Рад вас слышать, – ответил Федорцов. – Марат цел?

– У него голова болит от грузинского вина, ребра ноют – в Баку спецслужбы напинали, – а так ничего, жив. Сидит напротив меня.

– Завтра рано утром мы со Смирновым вылетаем в Баку на подписание. Это еще не дело – но уже полдела. Так что можете работать спокойно – пока они слово держат. Это очень опасно?

– Как обычно.

– Значит – очень.

– В общем-то – да, – подтвердил Боб. – До теракта пять дней, за это время добейтесь решительного результата, потому что мы держим их за горло. Требуйте смело, речь идет о покушении на Бурджанадзе.

– Ого! Вас понял. Примите телеграмму: «Подтверждаю восемь процентов. Удачи. Федорцов».

Они распрощались, а Боб записал на клочке бумаги короткий текст и передал его Марату со словами:

– Срочная телеграмма от Федорцова!

Марат прочитал и понимающе кивнул. А Боб кивнул английскому резиденту или кто он там:

– Набирай Миллера еще раз.

Лев Давидович, который только что услышал слова: «Речь идет о покушении на Бурджанадзе», – сделал это с величайшим почтением.

– Миллер слушает.

– Санкция руководства получена. Готовится диверсия на подкачной станции № 2 во время ее посещения комиссией БТД и председателем парламента Грузии Нино Бурджанадзе. Основные организаторы: коммерсант Давид Луарсабович Лоладзе, коммерсант Мамука Сесиашвили, депутат парламента Ираклий Сакварелидзе, уголовный «авторитет» Рамаз Хоштария. Закладка взрывного устройства поручена нам. Поэтому необходим образец пластида JMP-25 – немного, но настоящего – на случай испытания.

– Какой у вас номер в гостинице?

– Четырнадцать в «Алазани».

– Образец доставят сегодня вечером. Ваш вызов в Акстафу, конечно, отменяется. Дайте мне к телефону Льва Давидовича, я проинструктирую его относительно поддержки вашей операции. В оперативном отношении вы должны тесно сотрудничать с ним, он очень опытный человек, хотя излишне осторожный. Он снабдит вас всем необходимым, включая оружие.

– Вообще-то у нас уже есть.

– А автомобиль?

– Пока не обзавелись.

– Я распоряжусь. Вы, как я понимаю, настроены довести операцию до взятия с поличным?

– Если хотите, но, как говорится, за отдельную плату.

– Я понял вас. Окончательное решение примем позже, у нас есть пять дней. Но пока желательно, чтобы вы продолжали разработку этой группы.

– Хорошо, передаю трубку.

Следующий час они обсуждали с резидентом различные тонкости связи, кодовых сигналов, планирования операции закладки заряда. Старик в целом одобрил их план действий, но сделал множество ценных замечаний. Он выдал им одноразовые ручки-пистолеты с малокалиберным патроном внутри, который выстреливал надпиленную разрывную пулю, если крепко ударить ее ладонью в торец. Затем помог им взять напрокат подержанную, но резвую «девятку».

– Если что, не жалейте ее, – сказал он, – платить не придется.

На прощание Боб не удержался и спросил его:

– Как же вам такое «троцкистское» имя дали, Лев Давидович? Ведь вы еще при Сталине родились?

– В эмиграции, – коротко ответил тот. – Мой отец и был сподвижником Льва Давидовича Троцкого.

Марат улыбнулся:

– Теперь я понимаю, почему и сейчас актуален лозунг Троцкого: «Руби столбы, забор сам упадет!»

– Я вернулся на родину уже во времена «перестройки».

Немного позже, когда Маркус Миллер «висел» на телефоне, консультируясь со Львом Давидовичем и планируя с ним операцию, в комнату снова ворвалась Мари Кунц. По ее виду британец понял, что новости еще хуже, чем в прошлый раз.

– Что случилось? Склад взорвался? – попытался он остудить ее пыл нелепым предположением.

– Не дай нам бог, чтобы он взорвался. Сколько, вы думаете, там взрывчатки?

– Несколько тысяч килограммов.

– Что вы скажете о десятках тонн, которые находятся в пещере над азербайджанскими селами в Нагорном Карабахе?

– Я скажу, что это чревато серьезными жертвами и вспышкой следующего витка войны в этом регионе. Все это будет означать приход к власти крайних националистов – и еще один виток напряженности в зоне нефтепровода. О своей отставке я уж молчу.

– Вы быстро анализируете ситуацию, – саркастически сказала Мари.

– Но зачем партизанам столько динамита?

– Он прислал еще один документ, – и Мари положила на стол Миллера факс.

Докладная записка была датирована 1943 годом и носила гриф «Совершенно секретно». Она содержала перечень боеприпасов и взрывчатки, перемещенных на тайный склад силами батальона НКВД из военного склада в г. Ждановске после налета на него татарских «фашистов», как они именовались в документе. Группа националистов из преимущественно татарской диаспоры предприняла вооруженный налет на склад с целью ограбления. Захватив большое количество стрелкового оружия и боеприпасов, они скрылись в горах. Отмечалось сильное влияние мусульманской антисоветской пропаганды, призывавшей правоверных организовать «пятую колонну» в поддержку наступающих германских войск. 314-й специальный полк НКВД был снят с фронта и вел малоуспешное преследование этого отряда в горной местности. Опасаясь подрыва складов в Ждановске, большая часть взрывчатки была перевезена в тайное горное хранилище и вручную перенесена в пещеру. Цифры говорили о ста двадцати тоннах тротила и многих других боеприпасах.

– Но ведь на складе уже находился значительный запас, – сказала Мари. – Позже могли еще добавить. Сейчас никто не может сказать, сколько там хранится всего.

– Это все сообщение? – спросил Миллер.

– Нет. В сопроводительной записке говорится: «Поскольку неизвестными лицами склад обнаружен и ведется вынос взрывчатых веществ, возможен неосторожный подрыв всего арсенала. Взрывчатка, пролежав более шестидесяти лет, зачастую становится неустойчивой. В зоне возможного обвала находятся села азербайджанцев. Обладатели координат склада требуют за карту два миллиона долларов. Номер счета в банке Буркина-Фасо прилагается». Что скажете?

– Прямой шантаж и угроза.

– Юридически мы ничего не докажем.

Миллер подумал и сказал:

– Мы не будем доказывать. Я сейчас же звоню лорду Джону Брауну. Посмотрим, что на этот раз придумает Губаренко… Между прочим, он отказался ехать со Смирновым. Либо его предупредил Смирнов-младший, либо старый волк почуял капкан.

Мари задумалась.

На следующий день в далеком и цивилизованном Лондоне господин Ольховский был срочно вызван из своего поместья к министру иностранных дел. За ним специально приехала полицейская машина, и высокопоставленный офицер, одетый по всей форме, не захотел слушать никаких возражений, заявив, что уполномочен применить меры принуждения в случае отказа. Игорь Наумович был поражен и с негодованием и недоумением подчинился.

В кабинете министра, куда он был немедленно проведен, его не пригласили присесть, а сразу же предъявили копии факсов, которые он передал МИ-6. Далее министр буквально заявил:

– Господин Ольховский, вы привыкли в России заниматься политическими играми и сотрудничать со спецслужбами. Однако Великобритания – это страна, которая соблюдает законы. Вы позволили себе участвовать в игре, которая граничит с преступлением.

Ольховский попытался тут же вступить в объяснения, но был невежливо прерван.

– Ваш источник в Москве – а это не кто иной, как отставной генерал-майор Главного разведывательного управления Губаренко – в чуть завуалированной форме и не в первый раз шантажирует компанию British Petroleum. На этот раз он переступил всякие границы. Речь идет о возможном взрыве, который погубит несколько мирных селений и приведет к социальным волнениям. В письме предъявлены финансовые требования.

Как лицу, которому предоставлено политическое убежище в нашей стране, вам следует быть благодарным и лояльным правительству. Однако мы в данном случае убеждаемся в обратном.

Говоря открыто, мы предоставляем вам выбор: либо в течение трех суток вы сумеете убедить своего информатора передать все сведения правительству Азербайджана, либо мы будем вынуждены считать вас косвенным соучастником угрозы террористического акта в дружественной державе. Это приведет к немедленной высылке вас из страны.

Министр перевел дух после неприятной речи, а господин Ольховский попробовал возразить:

– Но это с моей стороны всего лишь акт доброй воли – передать спецслужбе Великобритании сообщение, которое я получил от анонимного информатора!

– Не будем прятаться за юридическую недоказуемость вашей вины. Мы вовсе не собираемся предъявлять вам обвинения. Мы только потеряем к вам доверие и предпримем законные меры. Я больше не задерживаю вас.

Через полчаса состоялся телефонный разговор одного из богатейших людей планеты и отставного генерала. Разговор изобиловал нецензурной лексикой и велся на повышенных тонах – со стороны Ольховского. Суть его сводилась к фразе: «Ты перегнул палку, старый дурак!»

Приехав во «дворец» Давида Луарсабовича на своей потрепанной «девятке», Марат застал там в сборе весь «революционный комитет». Нынешнее собрание было кратким и посвящалось испытаниям импортной специальной взрывчатки, которую наконец доставили Суворову. Он сам настоял на том, чтобы произвести этот опыт.

Он потребовал обыкновенное жестяное ведро, которое нашлось в теплице с розами. Марат надел медицинские перчатки, вынул из кейса полиэтиленовый пакет с изрядным комком некой вязкой массы, напоминающей глину. Он оторвал пальцами от нее скромный комочек величиной с крупную вишню и прилепил его на дно ведра. В этот кусочек пластида он воткнул стеклянную трубочку с двумя контактами, от которых протянул длинный двужильный провод в гараж.

– Можно пощупать? – спросил князь.

– Вам не следует иметь на пальцах микроследы этого вещества, – сказал Марат. – Они будут стоить вам свободы до конца жизни.

Хозяин дома испуганно отдернул руку.

Ведро установили на землю в саду – днищем вверх. Затем все укрылись в гараже, осторожно выглядывая, а Марат присоединил проводки к клеммам обыкновенной прямоугольной батарейки. Как только второй провод замкнул электрическую цепь, со стороны сада раздался звучный хлопок. Ведро, мгновенно лопнув по шву и развернувшись в плоскую фигуру, вознеслось метров на тридцать вверх, а затем косо спланировало куда-то за ограду.

Подобным образом Марат развлекался еще в детстве, правда, использовал для этого картонные взрыв-пакеты, а не секретную взрывчатку.

– Надо принести, – сказал Суворов самым серьезным тоном.

– Зачем нам испорченное ведро? – поинтересовался Давид Луарсабович. – Ведь и так ясно, что пластид настоящий.

– Мы ради этого проводили опыт, – убедительно сказал Суворов, и никчемную жестянку вскоре отыскал и принес шофер Мамуки.

Марат вручил бывшее ведро депутату грузинского парламента Ираклию Сакварелидзе и сказал ему:

– Попросите, пожалуйста, пользуясь своими правами, сделать экспертизу этого предмета и выявить следы взрывчатых веществ. Если таковые найдутся, то пусть они установят тип взрывчатки. Это необходимо сделать как можно быстрее.

– Очень толковый шаг, – одобрил мысль Марата Рамаз. – Мы должны иметь гарантии.

Марат договорил его мысль до конца:

– Если на этом куске железа найдут следы применения взрывчатого вещества, то нашу операцию придется отменить, – заявил Марат. – У меня не останется времени, чтобы привезти из Москвы другой образец.

Вслед за этим он попросил прощения и отправился спать в гостевую комнату. Дело в том, что ему предстояло третью ночь подряд провести с мощным ночным биноклем на чердаке дома, стоящего ближе всего к станции подкачки. Днем эту работу выполнял Богуслав.

Давид Луарсабович проводил гостя до комнаты и сказал ему доверительным тоном:

– Мы обсудили вопрос о вашем гонораре и решили предложить вам скромный задаток в двадцать тысяч. Это на расходы, да и стыдно ездить такому человеку на такой машине. Купите себе хороший автомобиль.

– У меня есть хороший автомобиль, но он будет бросаться в глаза в поселке возле станции «Два».

– В случае, если акция удастся в полном объеме, – я имею в виду присутствие Нино Бурджанадзе, – гонорар составит еще восемьдесят тысяч. Если нет, то вдвое меньше. Вы меня понимаете…

– Да, понимаю, – сказал Марат. – Ничего не имею против этой суммы. Вы помните, что сами настояли на оплате. Ну, так где же задаток? – совершенно нелогично закончил он свою речь.

Князь сначала растерялся, затем понимающе рассмеялся и обещал, что принесет деньги к тому моменту, когда надо будет разбудить Марата.

Немного поворочавшись, Суворов позвонил Бобу и сообщил другу, что им отвалилось по десять тысяч. На остальные деньги он, конечно, никак не рассчитывал…

Лев Давидович сообщил друзьям, которые сидели в его офисе, что экспертиза, которую депутат Сакварелидзе заказал, пользуясь мандатом, в криминалистической лаборатории МВД и за которую он заплатил сто долларов взятки – для ускорения процесса – подтвердила: пластид не дает никаких следов присутствия взрывчатых веществ. Официальное свидетельство будет ему вручено через час.

– А на самом деле что вы мне подсунули? – спросил Марат.

– Все честно, – заверил старый разведчик, – в таких делах мелочи решают все.

– Спасибо и на том.

– Нино Бурджанадзе согласилась участвовать в спектакле на станции подкачки. Так что все будет очень достоверно.

– Хорошо.

Боб не согласился:

– Что хорошего, укрепляем власть Саакашвили, позволим ему разгромить всю оппозицию, но они с Ниной – ярые враги Москвы. Что нам за выгода?

– Им предъявлены факты: излишне жесткая позиция порождает экстремизм, некоторые силы из Москвы – это вы имеетесь в виду – готовы спасать самую непримиримую противницу России. Вашей компании это точно пойдет на пользу, – здраво рассудил Лев Давидович. – Вы лучше о себе побеспокойтесь.

– Есть тревожные симптомы?

– А как вы думаете? Сегодня вы всем нужны, потому что закладываете ночью бомбу. Но как только рванет, вас постараются немедленно убрать – вы же главные свидетели. Ни один киллер не идет на политическое покушение за деньги, потому что знает – его немедленно ликвидируют.

– Тоже мне новость.

– Рамаз готовит сюрприз – в виде автобуса с боевиками. Если Нино уцелеет, он совершит обыкновенное покушение, воспользовавшись неразберихой и паникой. Если же все пойдет по плану, то вашу машину будут ожидать на дороге два десятка автоматчиков с двух сторон. От нее и воспоминания не должно остаться.

– Откуда это известно?

– За ним ведется круглосуточное наблюдение, прослушка и съемка с применением всех технических средств. Этот план он изложил твоему знакомцу Гиге. Его легко опознать по забинтованному уху.

– Значит, надо ехать на танке. ПТУРС у них есть?

– Напрасно веселитесь, молодой человек. И не расслабляйтесь сегодня ночью – никто из охраны объекта не предупрежден. Там наверняка есть человек Мамуки Сесиашвили. Так что стрелять по вам будут совершенно реально, если вы допустите неосторожность.

– Я буду осторожен, – заверил его Марат.

– Миллер спрашивал сегодня, допускаете ли вы сговор между младшим Смирновым и Губаренко?

– Допускаю. В его поведении много подозрительного. Однако мне кажется, что это не сговор, а влияние доктора, который сейчас с ним. Он его чем-то обкармливает или гипнотизирует, так что доверять секреты, касающиеся Губаренко, ему не следует.

– Понятно. Он сам хотел уже сегодня появиться здесь, но его задержали хлопоты с оружейным складом. Обнаружен схрон со взрывчаткой.

– Так вот это тоже дело Губаренко, информация о складе исходит от него, он пытается продать ее.

– Схрон нашли в северной части Нагорного Карабаха? Где-то на долготе Кюрдамира?

– Да…

– Кажется, я знаю, кто там бывал в 1995 году… – задумчиво сказал Марат. – Но это нам пока не поможет.

Он думал о Сергее.

Закладка «взрывчатки», которую Марат изготовил из обыкновенного пластилина и только с краешка прилепил кусок настоящего пластида, была имитацией только со стороны его самого. Вневедомственная охрана, которая получала на этом объекте твердую зарплату без всяких задержек, работала честно, к тому же за последние дни ее несколько раз проверяли, давали накачки, опасаясь каких-либо проколов. Проникнуть через бетонный забор сверху даже ночью нечего было и думать.

Марату пришлось спускаться за два километра от станции в канализационный люк и все это расстояние идти в густом смраде от протекающих старых труб, по колено в воде. Спасали высокие резиновые сапоги от костюма химзащиты. Под мышкой он нес гигантские кусачки для резки стали с метровыми рукоятками. Они были необходимы, чтобы преодолеть стальную решетку, установленную под уровнем ограды.

Добравшись до нее, Марат смазал толстые прутья, прочно сваренные между собой, по кругу толстым слоем термической смеси и поджег ее. В этих местах за пару минут сталь раскалялась до малинового свечения. После этого Марат перекусил ее своими кусачками. Через двадцать минут преграда сдалась.

Марат поднял крышку четвертого от решетки колодца – она единственная не была заметна с вышек, прячась между подсобными мастерскими. Патруль, чье расписание и привычки были детально изучены, в это время обходил противоположную часть зоны.

Теперь предстояло самое ненадежное – взобраться на виду у часовых на вышках по пожарной лестнице под крышу здания насосной и взломать замок.

Для невыполнимого задания всегда есть невероятно простое решение. Пяток уголовных «пацанов» Рамаза Хоштария, прихватив с собой специально нанятых девиц, резвились на пикнике под деревьями в полукилометре от вышек. Поскольку богатая фирма снабдила часовых на вышках биноклями, то они вовсю использовали эту оптику для того, чтобы наблюдать, как голые «матрешки» скачут вокруг костра. Для надежности «пацаны» в это время запускали десятки шутих, ракет и каких-то «адских свечей». Эта иллюминация просто завораживала часовых, которые не могли оторвать глаз от этого представления.

Марат убедился, что никакая сила не заставит их повернуться спиной к этому зрелищу, и быстрым без суетливости шагом поднялся по лестнице на площадку под самой крышей. Дверь он вскрыл, просто перерезав тончайшей электропилкой фирмы Bosh с напылением, которое позволяло почти бесшумно вгрызаться даже в бутылочное стекло, замочную задвижку. За те две минуты, которые все это заняло, никто из охранников не оглянулся на территорию внутри периметра.

Проникнув в чердачное помещение, Марат уже не испытывал значительных трудностей. Он спустился в машинный зал и спрятал в переплетении труб муляж мины, чтобы операторам из прокуратуры было что снимать в качестве вещественных доказательств преступления.

Затем он сел и в течение пятнадцати минут курил. По графику в это время он должен был забраться под кожухи мощных электромоторов и закоротить некоторые агрегаты, чтобы на короткое время форсировать их мощность.

Это изящное решение, изрядно поломав голову, предложил инженер-электрик, работавший на Мамуку Сесиашвили, когда в результате наблюдений выяснили, что электрическая подстанция совершенно недоступна. Она стояла на открытом месте, ярко освещенная прожекторами.

Однако эту работу выполнять не имело смысла, к тому же Миллер был категорически против порчи имущества. Поскольку делегация должна была появиться с утра, а весь предыдущий день был посвящен проверке работы силовых агрегатов, то никто из заговорщиков не видел опасности в том, что кто-нибудь захочет еще с утра включить моторы для проверки.

Марат поднялся на чердак и подошел к взломанной двери. Предстояло уйти. Он набрал на «мобильнике» номер «пацанов», которые устраивали представление для часовых. По этому сигналу они подожгли «огненную мельницу», обеспечив Марату спокойный спуск.

Приоткрыв дверь, Марат вылил на косяк густой быстросхватывающийся клей. Когда дверь захлопнулась за его спиной, то через несколько минут намертво приклеилась к косяку. Теперь никакая охрана, дернув для проверки ручку – снаружи или изнутри – не обнаружит взлома.

Марат спустился, успев увидеть, пока находился выше уровня забора, фейерверк, устроенный в его честь.

На невысоком холме, откуда открывался вид на скучный индустриальный пейзаж станции подкачки № 2, сегодня утром собралось сотни две народу. Только что от города мимо по дороге возле холма проехали в ворота станции два автобуса и множество автомобилей. Люди, которые встречали делегацию, стоя вдоль дороги, теперь тоже поднимались наверх, чтобы увидеть что-нибудь из происходящего внутри.

Цепко держась за бинокли, в ту же сторону, что и все, вглядывались пятеро из шести заговорщиков. Отсутствовал только депутат Ираклий Сакварелидзе. Он находился сейчас на заседании парламента, чтобы вырваться на трибуну с первым политическим заявлением по поводу трагедии.

В толпе издалека узнали выходящую из машины женщину и загалдели:

– Нино, Нино, Нино Бурджанадзе!

Она постояла некоторое время снаружи в окружении членов комиссии и сопровождающих лиц. Лицо Давида Луарсабовича побелело от еле сдерживаемого волнения и ожидания. Было заметно, что это – лучшая охота в его жизни.

Телефон, который Рамаз держал, не выпуская в руке, зазвонил, он приложил трубку к уху и выслушал доклад.

– Слышно гудение машин, – сообщил он сообщникам.

– Запустили, – пробормотал Мамука. – Скоро все пойдут вовнутрь.

Главный инженер станции размахивал во дворе руками, показывая свое хозяйство. Наконец все двинулись в насосную. Опустевший плац тут же стал поливать из шланга водой бородатый дворник.

Пятеро мужчин переглянулись между собой. Все ощущали волнение.

Прошло минут десять. Никто не решался дать команду. Наконец Марат решил, что пора.

– Я позвоню? – будничным тоном спросил он.

Мамука подтвердил:

– Машины уже набрали мощность. Пора.

Марат набрал номер.

На балконах второго этажа насосной и на чердаке возле всех окон – а они были только на фасадной стороне здания – стояли автоматчики с подствольными гранатометами. Двое техников держали толстую трубу в направлении окон за балконами.

Нино Бурджанадзе попросила всех присутствующих отойти как можно глубже в машинный зал, чтобы осколки стекол случайно никого не поранили.

– Мы проводим внезапные учения служб спасения, проверяя их готовность на случай аварии насосов высокого давления, – уверенным голосом объясняла Нино Бурджанадзе. – Для этого будет разыгран целый спектакль, из-за которого придется позже вставить заново все окна. Однако это совсем небольшие расходы, чтобы проверить реальную способность наших служб реагировать на критическую ситуацию.

Все загомонили, ожидая представления:

– Приоткройте, пожалуйста, рот и сглотните, можно заткнуть уши, чтобы их не заложило. Сейчас будет шумно!

В руке человека в гражданском, который поднял над головой стартовый пистолет, зазвонил телефон – и он тут же нажал на курок, подавая сигнал.

Автоматчики все разом по сигналу выстрелили в переплеты окон шумовыми учебными гранатами. Раздался чудовищной силы хлопок. У тех членов комиссии, которые поленились заткнуть уши, в них звенело еще несколько часов.

Автоматчики бросились врассыпную в обе стороны балкона и кубарем скатились по лестнице вниз.

Тут же взревела широкая труба, извергнув из своей пасти мощную струю пара в направлении прямоугольных дыр, в которых только что были рамы и стекла.

Марат увидел, как выгибаются наружу и вылетают все матовые стекла и рамы высоких окон, расположенных на фасаде здания. Затем донесся оглушительный хлопок взрыва. И уже после этого из оголившихся оконных проемов повалил пар, быстро скрывающий всю эту зрелищную картину от наблюдателей.

– Готово, – небрежно сказал Боб.

Восхищенный Рамаз три раза хлопнул в ладони, глядя на москвичей.

– Я приглашу вас на «быка на вертеле» в тот день, когда мы свалим Саакашвили! – мечтательно проговорил бледный князь.

– А как насчет гонорара? – спросил Боб.

– Подождем заключения врачей, – веско сказал Рамаз.

Давид Луарсабович смягчил его тон:

– Я жду вас вечером, к тому времени все будет известно.

– Поехали в город, – скомандовал Рамаз.

Марат направился вниз по холму в сторону парового вулкана.

– Куда вы? – растерянно крикнул князь.

– Мы – члены комиссии, – сказал, оглянувшись, Боб. – Узнаем состояние здоровья остальных. Подождите нас.

Те растерянно топтались.

Углубившись в клубы пара, они с трудом ориентировались, но все-таки нашли сначала распахнутые ворота, которые сейчас никто не охранял, а затем и двери в насосное отделение.

Внутри пара почти не было, зато стоял рев от трубы, изрыгающей пар в окна. В дальней части стояли, столпившись, члены комиссии, окружив, как цыплята курицу, уверенную Нино Бурджанадзе.

Перед ними полукругом стояли наготове автоматчики. Оставалась опасность нападения.

Марат и Боб подняли руки вверх и замерли, увидев, как разевают рот охранники. Не надо быть глухонемым, чтобы понять по артикуляции, что те кричат: «Стой! Стрелять буду!»

Вскоре их узнали и пропустили. Они попробовали договориться, крича друг другу на ухо, с Миллером.

– Снаружи все выглядело правдоподобно. Вы здесь не оглохнете?

– Куда вы собираетесь сейчас? – спросил Миллер.

– Сообщим заговорщикам, что вы все сварились в лучшем виде.

– Хорошо. Минут через десять мы перекроем пар, а потом машины «Скорой помощи» начнут вывозить «трупы». Снаружи никто не пострадал?

– Нет, дворник начал поливать площадь, чтобы никто не бродил там.

– Это не дворник. А лично сам Снайдер с бородой, – открыл тайну Миллер.

Поднявшись на холм, друзья сообщили, что задание все-таки выполнено и можно приступать к расчету.

Поскольку все здесь были без охраны, то спорить с ними не приходилось.

– Хорошо, поехали, я только депутата нашего предупрежу: можно начинать выступление.

Рамаз на своей БМВ возглавил колонну. Марат и Боб плелись позади на «девятке». Проезжая мимо полосы кустарника через два километра, Рамаз дал длинный-длинный гудок клаксона.

– Это он нам реквием исполняет, – заметил Боб.

Рамаз был поражен в самое сердце – два десятка его автоматчиков, снаряженные и подготовленные, куда-то запропастились, и машина этих головорезов-москвичей следовала, как ни в чем не бывало.

Сцена расчета в доме растерянного Давида Jlyapсабовича была непродолжительной.

Марат и Боб попросту достали дареные пистолеты и сказали:

– Князь, принесите наш гонорар.

Как только выяснилось, что он еще не готов, ребята сказали: «Приготовь к вечеру, мы зайдем. А может быть, ночью, или утром, или еще когда. Но деньги приготовь к вечеру!»

Затем они ушли на выход, не выпуская из рук пистолетов.

– Что случилось, где твои люди? – вскричал князь.

Рамаз, едва не заикаясь от страха и злобы, ответил:

– Заткнись! Я не знаю. Телефоны молчат.

В этот момент со двора послышалась стрельба из двух пистолетов, которую тотчас же перекрыли автоматные очереди. Часть пуль прошила окна, поэтому трем заговорщикам пришлось лечь на пол и дожидаться ОМОНа там.

Они услышали, как входивший капитан докладывал в телефон:

– Двое ушли из дома через сад. Вооружены пистолетами, ведут огонь на поражение. Есть раненые. Трое задержаны: Лоладзе, Хоштария, Сесиашвили…

В парламенте, заседание которого вел заместитель Нино, стоял содом и гоморра. Захвативший трибуну старейший лидер «древней» оппозиции Ираклий Сакварелидзе никому ее не уступал, хотя его уже пытались стащить оттуда при помощи рук. Он уже два часа кричал о том, что пока президент находится в зарубежной поездке, парламент должен принять всю ответственность за положение в стране и принять меры против русских, осетин, курдов и прочих террористов. А когда президент вернется, надо будет подумать, сможет ли он сохранить в стране порядок, если он допустил такую страшную трагедию.

– Надо немедленно идти на площадь, к народу! – кричал он, оставаясь сам на трибуне.

Он просто ждал, пока подтянутся активисты партии на площадь и соберется народ, а главное – автоматчики Рамаза.

Еще через час он, охрипнув, но не сдавшись, дождался того, что в зал стремительной походкой ворвалась Нино Бурджанадзе с охраной.

Она согнала его с трибуны и сказала:

– Я только что пережила покушение. Перед вами два часа выступал его организатор. Я прошу проголосовать по вопросу лишения его депутатской неприкосновенности. Кто «за»?

Марат и Боб, выполнив свое поручение до конца, не теряя времени, отправились на полицейской машине к гостинице Tbilisi Marriott, куда уже доставили всех членов комиссии, неожиданно оказавшихся в кипящем политическими страстями городе.

Их на минуту провели к Миллеру, который пытался разорваться на десять частей, но все успеть.

Они о чем-то говорили с Мари Кунц, причем Мари покрикивала на него – и он это терпел.

– Поздравляю, – с некоторым облегчением вырвался он из общества журналистки. – Ваша операция войдет в учебники спецслужб всего мира!

– Думаю, ее назовут вашим именем, – галантно предположил Боб.

– Или – Мари, – указал глазами Марат на эту раскрасневшуюся от напора энергии женщину.

Миллер оглянулся:

– Ах да, Мари… Я хочу попросить вас выполнить два срочных поручения, хотя вы полностью выполнили свои обязательства по нашему соглашению.

– Увести от вас Мари? – сделал догадку Боб.

Миллер сумел оценить его юмор даже в такой экстремальной ситуации:

– Да, в некотором роде. У нее в распоряжении вертолет, это облегчит проблему перемещений. Во-первых, нам нужно знать, где находятся Зураб Гасиев и «майор Кожан». Мы предполагали, что они отправились к обнаруженному нами схрону, но их там нет как нет. Есть опасение, что они узнали расположение главного склада. Тогда это может закончиться катастрофой. Этот Леван предупрежден относительно вас, и если поторопиться, пока он не узнал о провале покушения, то вполне может вывести вас на эту парочку.

– Это нетрудно, – сказал Боб. – Я согласен. А второе.

– Пропал ваш друг Смирнов. Его не может найти отец. Гостиницу он покинул сутки назад. В Тбилиси он ни с кем не ехал. Телефон не отвечает. Остальное вам объяснит Мари… Вы можете разделиться для скорости!

Мари уже набросилась на свои новые жертвы:

– Куда сначала?

– Боб на машине – в Боржоми. Мы с вами на вертолете – в Акстафу. Сергей ведь остался там?

В легком английском «скауте» было не в пример тише, чем в привычном Марату Ми-8. Можно было даже поговорить или вздремнуть. Марат, которому в последнее время спать приходилось редко, сначала с часок поспал, а уже потом обратил внимание на девушку.

– Давно хотел у вас спросить, – заговорил Марат, – что же вас больше увлекает экология или шпионаж? Вы бываете так убедительны в роли защитницы природы, что я поневоле вам сочувствую. Однако вряд ли экология стоит на первом месте…

Мари сморщила нос и ответила, не пытаясь что-нибудь выдумать для спасения «легенды»:

– Я люблю животных и деревья, и траву, а поэтому защищаю их от людей. Но я христианка и люблю людей не меньше, а потому должна защищать их от зверей – таких, как религиозные фанатики, национальные параноики, просто бандиты. Вот и все. Только времени на все не хватает и сил.

– А где доктор Шеин, который в последнее время был с Сергеем?

Мари спохватилась:

– Я совсем упустила это из виду!

Марат взялся за телефон и набрал номер старшего Смирнова:

– Петр Петрович, Сергей не объявился?

– Нет.

– Вы не скажете мне номер Шеина? Они вместе…

– Он не отвечает. Но – запишите…

Марат позвонил врачу. Телефон был доступен, но трубку никто не брал. Однако Марат, выждав десять гудков, почему-то не отключился, а продолжал гнать в эфир гудок за гудком.

– Вы не умеете искать! – сказал он, когда на сороковой раз кто-то ответил. – Доктор Шеин?

– Да, – раздался слабый голос.

– Где вы?

– Под городом, в овраге. Умираю…

– Далеко от города? В какой стороне?

– Километров пять к Баку…

– Мы на вертолете, сейчас найдем вас. Если вы не станете пока умирать и скажете в трубку: «Вижу!» – когда мы пролетим над дорогой, то все это будет быстро. Мы ведь подлетаем? – спросил он у пилота.

– Город уже виден, – показал он пальцем.

Вертолет на максимальной скорости и минимальной высоте полетел над шоссе в сторону Баку, пока в трубке не раздалось:

– Вижу… Я дожил…

– Пилот вас тоже заметил, разворачивается.

Они нашли доктора на дне оврага, туго связанного по рукам и ногам. Как он умудрился, извиваясь, выкинуть из кармана «мобилу», а потом нажать на нужную кнопку носом в таком состоянии – уму непостижимо. Но звонки тревожили его, и он сумел это сделать.

– Сколько вы уже связаны? – тревожно спросила Мари, увидев состояние конечностей.

– Сутки, – еле слышно ответил живой труп. – Не развязывайте, иначе я потеряю сознание от боли, а потом погибну от заражения…

– Сейчас мы доставим вас в больницу. Кто вас так, Сергей?

– Да.

Вмешался Марат:

– Он пошел к складу? Все-таки прорвалось в памяти?

– Нет, – сказал Шеин. – Губаренко вызвал его к телефону, сказал кодовое слово и отдал сам команду. Там было и про меня…

– Где склад?

– Покажите карту и водите по ней карандашом, я скажу…

Через несколько минут на летной карте пилота было обозначено точное место входа в пещеру.

– Скажите уж и заветное слово! – потребовал Марат. – Он запрограммирован только на двоих – меня и Губаря… Вам не поможет… А команда выхода его убьет…

Когда они, сев прямо на площади, передали его «скорой», а сами немедленно продолжили полет, Марат сказал Мари:

– Классический случай Франкенштейна! Он управлял им, как куклой, а потом заставлял все забыть. И погиб от руки своего порождения. Он ведь помрет?

– Не обязательно. Ему ампутируют конечности выше веревок, будет шанс выжить.

– Лучше б я его пристрелил…

– Зачем он пошел на склад? – спросила Мари.

– Как зачем? Взорвать, конечно. Что еще мог приказать Губаренко, чтобы спрятать концы и отомстить? Если б он хотел мирно разойтись, то просто отдал бы нам карту и вышел из игры.

– Там многие десятки тонн тола… – сказала Мари.

– Мне хватит и одной шашки.

– Думаете его остановить?

– Конечно, – уверенно сказал Марат.

Мари недоверчиво переспросила:

– И сколько у вас шансов из ста?

– Один! Из ста, из тысячи, из ста тысяч – все равно один. Но мой!..

Позвонил Боб:

– Слушай, Марат, нашел я этого Левана. Он говорит, опоздали мы, он ушел. Больше ничего не говорит. Я ему пообещал руку прострелить, которой он массаж делает. Выстрелил между пальцев в стол. Он побледнел, но все равно упирается. Ты его уговори, если знаешь, как. А то ведь пропадет со мной…

В трубке послышался другой голос:

– Да.

– Я – Марат, мы с Кожаном служили когда-то. Он говорил про меня?

– Да.

– Слушай меня внимательно. Если его послал Роман Хухашвили и он идет туда, куда я думаю, то там засада. Дай мне его телефон, я его только спрошу: «Ты туда идешь?» И все. Его не успеют засечь за такой короткий разговор.

– Поклянись, что правда.

– Чем поклясться?

– Мамой.

– У меня нет никого, кроме друзей. Сирота. Друзьями клянусь!

– Запомни телефон…

Через секунду он говорил с Кожаном:

– Майор? Это Марат.

– Говорю коротко, чтоб не засекли. Ты на схрон идешь, за старым толом?

– Хочешь присоединиться?

– Роман уже сдал это место, там засада. У меня все. К Хачику тоже не надо, там следят.

– Прощай, друг.

Мари не стала мешать Марату, хотя не разделяла его мнение относительно этой пары. Поразмыслив, она сказала:

– Однако одному жадному парню скоро трудно придется… Может, ты и прав. Пусть идут в свою Осетию с миром.

Они подлетали к горному ущелью, указанному на карте…

В два часа ночи в марте 1995 года в небо над лодочной станцией взвилось две зеленые ракеты – знак, что спецназовцы готовы к погрузке в вертолет. Лодочная станция была предварительно разрушена, так чтобы никаких следов деятельности боевой группы не оставалось. Перед посадкой Коробков отрапортовал, что успешно затоплены и лодки, на что Смирнов с досадой заметил, что для рыбалки на гражданке очень бы пригодились.

– Ну что, старлей, все по плану? – обратился к Смирнову командир вертушки.

Смирнов кивнул ему и достал карту, еще раз сверяя координаты нужного квадрата.

– Ты уверен, что там можно сесть? – спросил вертолетчик.

– А что тебя смущает?

– Во-первых, район опасный, там же все напичкано армянскими и азербайджанскими зенитками, а ты предлагаешь доставить ребят прямо на точку. Кроме того, мы перекрываем нормативы полетного времени в два-три раза, и это – в условиях гор и обстрелов.

– А нам ты позавидуешь? – спокойно парировал монолог командира летного экипажа Смирнов. – У меня за четыре месяца дважды сменился состав группы. А знаешь почему? Думаешь на побывку, домой отправили? Это зона боевых действий: риск определенный есть, но у тебя ведь есть координаты огневых точек обеих сторон. Что-то еще? – невозмутимо спросил у вертолетчика Смирнов.

– Местность плохая, не сядем, – после некоторой паузы неуверенно и раздраженно ответил командир Ми-8.

– Мы десантируемся с борта здесь, – Смирнов указал на карте точку, – а ты свою вертушку спокойно посади здесь. – Он ткнул в другую точку. – Мы там долго не задержимся. Жди через три-четыре часа.

Летчик нехотя повиновался приказу.

До места десантирования добрались без приключений. В зоне карабахского конфликта на этот раз было спокойно, так что командир Ми-8 мог спокойно приписать это везению Смирнова.

Бойцы были в каком-то напряжении. Они осмотрели на Смирнова, но, как и в начале операции, он все больше отмалчивался. Странные мысли преследовали его – это становилось чем-то глубоким. С одной стороны – это была бравада – обычная на войне, когда «пуля – дура и штык – молодец», когда не жалеешь себя и других. Но и раньше, в боевых операциях, он ощущал какую-то логику, а сейчас у него было ощущение, что он плывет по течению и это течение затягивает не только его, но и его ребят.

Странное чувство на войне – не знаешь, что будет с тобой через пять, двадцать минут. Каким будет завтрашний день? Сегодня Смирнов не знал ничего. Не только не знал, но и не был уверен в собственных действиях. Перед глазами как из тумана выплывали слова секретного приказа. Слова как слова, но он чувствовал, что в них есть что-то большее, чем он мог представить и что он мог узнать. «Шифр, какой-то код, чепуха! – думал Смирнов. – Я солдат и видел такое не раз, неужели я сдрейфил, испугался».

В этот момент он попытался собраться с мыслями и вспомнил, что спецназовцев в такие моменты учили меньше всего переживать. «Спецназовец должен думать о выполнении задачи, а затем о себе», – чуть ли не вслух повторил слова своих командиров Смирнов.

– Эй, Васильев, ты что, заснул, – неожиданно переключившись на другую тему, спросил Смирнов, двинув в плечо своего радиста. – Так и эфир проспишь.

Молодой спецназовец чуть было не вскочил, как на подъеме по тревоге, а потом сообразил, что его действия могут стать поводом для смеха товарищей, нарочито громко отрапортовал:

– Никак нет, товарищ старший лейтенант.

– Какая обстановка в квадрате? – спросил у радиста Смирнов.

– По данным радиоперехвата, все спокойно. Ближайшие огневые точки азербайджанцев находятся в семи километрах от района десантирования и не готовы к развертыванию. Радиоперехвата каких-либо мобильных групп не обнаружил, – отрапортовал спецназовец.

– Хорошие новости, – сказал Смирнов и приказал приготовиться к выполнению задачи.

Вертушка медленно спускалась к высокогорному ущелью у подножия небольшой по меркам района скальной группы. Когда до земли было метров шесть, Смирнов кивком показал, что пора – бойцы один за другим стали выпрыгивать из машины. Командир шел последним. Вертушка скрылась за поворотом ущелья.

– Итак, у нас почти четыре часа времени. Задача такая – в трехстах метрах отсюда находится склад вооружений времен последней войны. Нам нужно проверить сохранность этого объекта и доложить о его состоянии, на всякий случай заминировать, чтобы не достался воюющим сторонам. Прошу отнестись к этому серьезно. Склад находится в зоне боевых действий бандформирований. Обо всем подозрительном немедленно докладывать. В поле нашего внимания – подозрительные объекты и предметы, сломанные ветки, следы. Все лишнее оставить здесь!

«Карабах – как наркотик», – думал Смирнов, кто однажды пришел сюда с автоматом, тот «заболел» им безнадежно». У Смирнова было много знакомых, которые катались сюда всякий раз, когда им готовы были заплатить противоборствующие стороны. Был среди них и Сергей Сечкин, который успел повоевать и за армян, и за азербайджанцев. И делал он это не столько из-за денег, сколько из-за того, что не мог уже жить без звуков автоматных очередей, запаха пороха и вида человеческой крови. «Жаль, хороший был парень, – подумал Смирнов, – сгинул где-то в этих краях».

Пока все шло как по маслу – и это не могло не насторожить. «Неужели окончание задания пройдет как увеселительная прогулка», – думал Смирнов. Однако за этими размышлениями нельзя было терять бдительности. Смирнов, не зная местности и удивляясь самому себе, приказал группе из девяти человек остановиться. Тишина могла быть и обманчивой.

По дороге ничего подозрительного замечено не было – в поле зрения немногочисленные деревья, росшие купами, и лишь срывающиеся под ногами камни заставляли группу постоянно останавливаться и прислушиваться. Оранжевые кустарники пригибались от ветра и были похожи на размытые очертания кострищ. Одну такую рощицу венчала верхушка на очередном подъеме, за которым было место последнего задания спецназовцев.

Группа остановилась на небольшой площадке, поросшей кустарником, и, вспомнив лодочный домик с «двойным дном», ожидала действий Смирнова. Однако командир, минут десять ощупывая каменную стену, не мог найти нужную нишу, за которой, по его информации, находилась расщелина, переходящая в пещеру, где и был оборудован потайной склад.

Только по обильно осыпавшейся щебенке он понял, что в этом месте под двухсантиметровых слоем известняка находится стенка-обманка, которую нужно поддеть ножами и отставить в сторону.

Через несколько минут, проделав эту нехитрую операцию и развалив стену прикладами, они обнаружили перед собой путь. Сергей оставил четверых присматривать наверху, а остальные, протиснувшись через расщелину, довольно долго шли по расширявшейся сухой пещере, включив фонари. Наконец начались стеллажи и просто стопки из ящиков. Тротил, гранаты, стрелковое оружие… На стенах укреплены повсюду керосиновые лампы. Видны и бидоны с горючим для них. Заправляй – и живи с ярким светом.

– Зачем это все здесь? – спросил кто-то из бойцов.

– Для партизан готовили, когда немцы были близко. А потом законсервировали за ненадобностью.

– Это как же они в такую пропасть всего сюда затащили? – удивился молодой солдат.

– Пердячьим паром, – солоно ответили ему, – на своих двоих. Людей же не жалко!

– Эти ящики нужно придвинуть ближе к проходу, – сказал Смирнов. – Загородить. Под второй установить мину. Пусть лучше все грохнет в горе, чем по кишлакам растащат. Мину ставьте на полное реагирование – на свет, на звук. Срок – год. Потом – отключается.

– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Смирнову Коробков, – так по всем правилам их нужно осмотреть, хрен его знает, в каком они состоянии.

– Согласен, прапорщик, – официально ответил Смирнов. – На все про все даю двадцать минут. У нас нет времени.

Смирнов ощутил, как его обдало жаром. Капли воды, медленно стекающие с этих стен, казалось, превращались в чьи-то лица, а они в каких-то уродов и вурдалаков. Смирнов попытался закрыть глаза – не помогало. Закрыть уши и не слышать – тоже слабая попытка избавиться от непонятных голосов. Но через минуту его на время отпустило. Он почувствовал облегчение, и показалось, что все, что они здесь делают, – не имеет никакого смысла, – ведь они уже выполнили задание и нужно скорее выбираться отсюда. Он еще раз прокрутил в голове приказ, который был заложен ему в голову накануне вылета. Шеин приказал: «Слушать боевое задание полковника Губаренко!» А тот зачитал по бумажке задание – нет – сверхсекретное задание. Кровь ударила ему в лицо. Он стиснул зубы, но какая-то неведомая сила заставила его снять с плеча автомат.

«А ты не знаешь, что нужно делать в случаях выполнения сверхсекретного задания?» – как будто услышал знакомый голос Смирнов. Он понял, что это был голос полковника Губаренко. «Ты должен ликвидировать свидетелей», – вновь услышал его голос Смирнов. При всей нелепости он ощутил, что может только повиноваться этим словам, а если мысленно сопротивляется, то получает ужасную головную боль, с которой можно справиться лишь при полном повиновении.

– Все в порядке, товарищ старший лейтенант? – обратился к командиру Коробков.

Смирнов ответил не сразу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Смирнов смог осмыслить происшедшее и ответить на вопрос.

– Да, прапорщик, кончайте возиться, – неожиданно приказал Смирнов, – у нас нет времени!

Но прапорщик, как завороженный, продолжал смотреть не него.

– Все в порядке, Коробков, – еще раз ответил Смирнов. – Выведи всех в коридор! Оружие не брать! Там придется тяжести таскать.

– Куда мы идем? – в недоумении, чуть ли не хором спросили несколько спецназовцев.

– Вперед, заходите в ту боковую нишу и спускайтесь! – продолжал командовать Смирнов. В его голосе чувствовались железные нотки. И это не могло не вызвать беспокойства у его подчиненных.

Спускались вниз по длинному коридору, так что можно было держаться за железные перила. Здесь еще больше, чем наверху, стены были отданы во власть влаги. Кое-где вода небольшими струйками спускалась по стенам на бетонный пол, образовав многочисленные лужи. Воздух становился спертым. Когда последние метры спуска были пройдены и группа очутилась в большой комнате, обитой плотными листами железа, Смирнов, идущий позади, спросил:

– Все пришли?

Услышав одобрительный ответ, Смирнов вздернул автомат с предохранителя, так, что лязг железа откликнулся долгим эхом в помещениях военных казематов.

– Что мы здесь делаем, командир? – в недоумении спросил Коробков. Но Смирнов смотрел на лица бойцов стеклянными глазами. Образовалась зловещая тишина.

– Командир, с вами все в порядке? – нарушил тишину Коробков.

– Все будет в порядке, – медленно, чуть ли не по слогам ответил Смирнов.

– Вам, наверное, необходимо отдохнуть, – уже решительно произнес прапорщик и сделал шаг по направлению к своему командиру.

– Да. Конечно, Коробков, ты меня, надеюсь, поймешь…

Смирнов вдруг ощутил, что не может сдерживать внезапное чувство гнева, которое охватило его.

– Заткнитесь и слушайте! – начал он раздраженно, обратив дуло автомата на своих подчиненных. – Это задание совершенно секретное. Я не могу оставить вас в живых, вы понимаете это? Полковник не может доверять вам! Только одному. А его слово – закон! Я должен быть лучшим! – прокричал последние слова Смирнов.

При этом он нажал на курок, и стальная очередь ударила по оказавшимся в железной западне бойцам. Спецназовский командир бил наверняка, в цель, не боясь рикошета.

Он видел, как первого на несколько метров отбросило Коробкова. Несколько бойцов, так и не поняв происходящего, медленно сползли на землю. В этой стрельбе не было слышно ничьих-то криков, ни слов, ни стонов. Через несколько секунд комната наполнилась удушающим дымом, и Смирнов уже не мог разглядеть, куда стреляет. Стрельба продолжалась несколько минут, во время которых Смирнов сумел сменить несколько рожков. Затем все умолкло, но эхо продолжало звучать в коридорах еще несколько минут.

Он опустил автомат. В этом смраде и внезапной тишине Смирнов услышал, как сильно бьется его сердце. Трясущиеся руки не могли больше держать АКМ, а тело обмякло. Он почувствовал, как медленно опускается на бетонный пол комнаты.

Внезапно из-за толщи дыма на него выскочила фигура. Смирнов не был готов к этому. Сознание несколько секунд назад говорило, что никого в живых не осталось. Он почувствовал удар в грудную клетку, а потом в голову.

– Ах ты… – слов из-за захлебывающейся хрипоты нападавшего разобрать было невозможно. Он чувствовал новые удары, но не мог ответить.

В дыму он различил лицо нападавшего. Это был прапорщик Коробков. Перекошенное от боли лицо старого вояки внушало ужас. Смирнов не мог смотреть ему в глаза. Для него он был восставшим из преисподней. Кем угодно, но не человеком. В эти секунды Смирнов был готов отдать все что угодно, лишь бы не видеть лица умирающего прапорщика.

– Ты будешь гореть в аду. За ребят… – Коробков булькал словами, захлебывался. Смирнову в этот момент казалось, что ад уже наступил, и он был готов на все, лишь бы не слышать этих слов, не находиться рядом со своим боевым товарищем. Но к счастью Смирнова, удары Коробкова становились все слабее и слабее. Через несколько секунд какое-то дикое непередаваемое злорадство охватило Смирнова, злорадство спасения. Удары продолжали сыпаться на него, но он уже не чувствовал их. Смех вырвался из его груди. Теперь стены казематов сотрясались от жуткого, звериного хохота. Эта вакханалия зла продолжалась еще несколько минут. Смирнов никак не мог остановиться. И когда голос его начал надсаживаться, Смирнов умолк. Так он лежал до того момента, пока дым от стрельбы не рассеялся и он увидел, что мертвые руки Коробкова лежали рядом с его ногами. Он увидел своих боевых товарищей, которые, как ему показалось ожили. Они были слишком близко. Ему казалось, что сейчас бойцы оживут и протянут к нему свои руки. Смирнова снова охватил дикий ужас. Он не мог больше находиться в этой комнате. Но он не мог подняться. Через несколько минут, собрав последние силы, он сбросил с себя навалившегося на него Коробкова и попытался ползти к выходу, держа в правой руке автомат. Но подъем был слишком крутой и он еще минут пять вскарабкивался и падал вниз, туда, где были его товарищи. Одолев через некоторое время подъем, он по стене начал продвигаться и пошел к выходу. Слезы катились по его щекам.

Смирнов шел в трансе, не видя перед собой ничего. Лица его солдат, истекающих кровью, тела, бьющиеся в конвульсиях. «Что я наделал!» – Смирнов остановился и закрыл лицо руками.

Потом наступило забытье. Он лежал без движения несколько минут. Открыв глаза, спросил:

– Где я? – сначала тихо, а затем несколько раз громко: – Где я и что со мной?! – уже не сдерживаясь, во все глотку, прокричал Смирнов.

Вокруг звезды и горы, ветер качал редкие деревья на крутых, отвесных скалах. Он заметил свою тень и испугался, вскинул оружие и нажал на курок. Но автомат не отвечал – закончились патроны. Потом через несколько минут окончательно придя в себя, осмотрелся, искал, нет ли дополнительного рожка, и, пока искал, услышал движение внизу. По издаваемым звукам Смирнов понял, что к нему приближаются два человека. Бежали на его крик. Он судорожно искал патроны в карманах, везде, где только можно, но не находил.

– Сволочи! – прокричал он истошно. – Ублюдки, ненавижу, всех ненавижу!

– Товарищ старший лейтенант, что случилось? – спросил первый из подбежавших. – Вы в прядке?

Смирнов молчал. Только через несколько секунд он сообразил, что перед ним его боец Петров – салага, всего четыре месяца в его взводе. Хороший боец, но слишком обязательный, дотошный, исполнительный и, как оказывается, невезучий.

– А, это ты, Петров? – ответил склонившемуся над ним бойцу. – Ты, чего прибежал, оставил пост? – спокойно спросил Смирнов.

– Услышал ваш крик, пришел на помощь, товарищ старший лейтенант.

В этот момент из кустов выбежал еще один спецназовец, старшина Кухта. И, чуть отдышавшись, спросил:

– С вам все в порядке, товарищ старший лейтенант?

– Боец, дай автомат? – приказал Смирнов старшине.

Кухта, не задумываясь, протянул оружие Смирнову.

– Так что случилось? – переспросил Петров.

– При выполнении ответственного задания правительства Российской Федерации, – начал торжественно Смирнов, – погибли ваши товарищи. Смерть почетна для спецназовца, – продолжил Смирнов, но при этом вздернул затвор автомата и дважды выстрелил.

Бойцы, прибежавшие на помощь, не успели произнести ни единого слова.

– Наиболее опасная вещь, которую может сделать солдат спецназа, – это довериться своему товарищу, – цинично отметил Смирнов, склонившись над убитыми.

Обезумев, он вышел на место встречи неточно, расстрелял все сигнальные ракеты, крича: «Заберите меня скорее отсюда!»

Его подобрал экипаж Ми-8. Командир вертолета пытался расспросить Смирнова, что случилось с его группой. Но тот твердил, что их нет в живых, что они все до одного погибли при выполнении секретного задания. Командир Ми-8 не решился организовать поиски тел и ограничился только тем, что передал начальству координаты места трагедии.

Марат наконец нашел вход в расщелину и без особого труда протиснулся в нее. Мари следовала за ним, хотя Суворов возражал. Тогда он потребовал, чтобы она держала дистанцию, пряталась за поворотом – словом, страховала и в случае гибели смогла бы предпринять что-то разумное.

Когда началась пещера, они включили фонарик, но Марат строго следил, чтобы его лучик не был виден с того места, где шел он. Марат вообще больше полагался здесь на слух.

Увидев за поворотом показавшийся ярким свет, он вернулся к Мари и сказал:

– Вижу искусственный свет. Он здесь. Постарайся приблизиться на расстояние слышимости. Я попытаюсь поговорить с ним. Если он совсем уже не человек, то застрелю его. Мне нужно твое свидетельство.

– Хорошо, – согласилась Мари.

Марат продвинулся осторожно вперед, еще, еще… Он увидел Сергея.

Смирнов сидел перед стопкой ящиков, загораживающих проход. Присмотревшись, он понял, что Сергей колдует над миной МЭСУ-40. Что-то у него не получалось, потому что он бормотал себе под нос, при этом жестикулируя:

– Чепуха!.. Как я могу поставить пять минут? Тогда я не смогу доложить о выполненном задании! Я проявляю инициативу, я ставлю шесть часов… Но теперь я не могу доложить о выполненном задании, потому что я нарушил приказ! – Он снова перещелкнул кнопки. – Я поставил пять минут…

Дальше все пошло по кольцу. Марат понял, что Сергей пришел к тупиковой ситуации. «Чем же она закончилась бы, не приди я?» – подумал Марат.

– Привет, Серега! – окликнул он.

– А, Марат, – отозвался Сергей. – Нашел меня. Наверное, Шеина нашел? Я его связал, как барана, и бросил в овраг, – так сказано в приказе. А ты нашел. И меня нашел. Я не могу выполнить приказ!

Он беспомощно посмотрел на Марата.

– А ты его уточни. Выйдем наверх – и позвонишь Губаренко, уточнишь.

– Нельзя. Приказ: исполнять. Точка. По исполнении доложить.

Марат воспользовался услышанным:

– Прояви инициативу.

– Инициатива, товарищ солдат, заключается в том, чтобы выполнить приказ, а не в том, чтобы уклониться от его выполнения, – назидательно сказал Сергей.

– Генерал Губаренко разговаривал с твоим отцом и решил изменить приказ. Ты должен выйти отсюда и связаться с ним. Он просил меня найти тебя и передать это.

– Нельзя никого слушать, кто говорит – не выполняй приказ. Это обман. Я – безупречный воин.

– Что же делать? – задумался Марат. – Я протяну провод от вертолета – и у тебя будет антенна, чтобы связаться. Генерал сам хочет говорить с тобой. Я помогу тебе.

Сергей встрепенулся, услышав новые ключевые слова:

– Всех помощников – ликвидировать после…

Он рванулся в сторону Марата с такой скоростью, что тот не успел толком среагировать, только переносицу чуть переместил, поэтому не был убит на месте, а получил здоровенный удар в лоб и отлетел к дальней стене.

Нечего было и думать сражаться врукопашную с этой машиной смерти. Марат выхватил пистолет… но Сергей уже был рядом – и не слева, как увидел и выстрелил Марат, а справа – и выбил оружие из рук.

– Да ты что… – непроизвольно вырвалось у Марата, который воочию увидел смерть.

Но тут движения Сергея кардинально замедлились. Он реагировал на звук голоса!

– Какой же я помощник, если я еще не помог. Помощников надо ликвидировать тогда, когда они выполнили свои функции. А я еще не успел! – Марат с радостью заметил, что Смирнов застыл.

Если разговаривать и драться, то он не опаснее инвалида-тугодума. Внезапно Марат, который стал в последнее время что-то понимать в компьютерах, понял, что мозг Сергея просто не может справиться с нагрузками. Большая его часть парализована логической противоречивостью приказа. Когда он вступает в бой, то логический блок отключается совсем, иначе нельзя победить. А когда он пытается хоть чуть-чуть анализировать слова, которые могут оказаться важными для исхода боя, наступает сбой и перегрузка, потому что мозг тут же «зависает» от главной проблемы.

– Хорошо, – сказал Сергей, – сначала помоги мне. Ты ведь друг.

– Давай я тебе как друг прикажу плюнуть на это! – просто так сказал Марат, чтобы «загрузить» Серегу.

– Друг не приказывает.

– А кто приказывает? Враг?

– Приказывает начальник.

– Я твой начальник!

– Ложь. Мой начальник Шеин сказал, ты – разжалованный рядовой, не надо тебя слушаться и уважать.

– А сам себе ты не можешь приказать?

– Что?

– Выполнять только свои приказы.

– Я – безупречный воин по складу души, а не анархист.

– Дурак ты.

– Неправда, ты меня любишь, ты мой друг, ты мне поможешь.

– А тогда ты меня ликвидируешь.

– Приказ, – объяснил Сергей, как что-то само собой разумеющееся.

– Ты здесь ребят потерял?

– Здесь, убил как помощников, которые выполнили задачу.

– Жалко?

– Да. Я безупречный воин, – тут же добавил он.

– А приказ хоть вспомнил, который читал в вертолете?

Сергея вдруг страшно перекривило – он снова видел в руках эту бумажку:

– Твой… отец… умер…

– Да что ты, Серега… твой отец жив, здоров, я сегодня с ним разго…

Марата потрясло выражение лица, которое появилось у Сергея. То, что называется – человек увидел ад.

Сергей отошел к стене, сел, привалясь к ней спиной, и зарыдал. Навзрыд.

Марат присел рядом и обнял за плечо. Серега привалился к нему, все так же сотрясаясь от рыданий.

– Пришел в себя?

– Пришел, – ответил Смирнов, и это был голос нормального человека, только убитого горем. – Это пароль выхода: «Твой отец жив». Но на этот раз не было никаких установок – забыть, не слушать, не верить, и наоборот…

– Разряди мину.

– Сейчас, – Сергей поднялся и пощелкал кнопками, вскрыл крышку и выбросил ампулу.

– Застрелишься?

– Сначала – Губаренко. – Сергей помолчал и подумал. – Нас судить надо. Надо ребят похоронить, они же, как собаки, здесь валяются! Высохшие…

Он снова заплакал навзрыд – от бессмысленности и отчаянности их смерти.

Молча подошла Мари, присела на ящик.

– Что же теперь делать?..

– Теперь будешь решать сам.